Как-то Снейп уехал, а зельеделие вместо него стал преподавать доктор Хаус. Через месяц все ученики "Хогвартса" могли без запинки перечислить 10 основных отличий волчанки от саркоидоза, быстро сварить "Викодин" из подручных ингридиентов и абсолютно никому не верили.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
И даже если бы он выполнил все, что от него хотела его мать - он бы все погиб. Некоторые вещи просто - Предназначены.
Комментарии:
Ахтунг!
Это АУ. Возможен ООС...Хотя по-моему ООС везде, кроме самих книг Роулинг.
Мнение персонажей не совпадает с мнением автора, а сам автор тоже с собой не согласен.
Eins
Hier kommt die Sonne
Zwei
Hier kommt die Sonne
Drei
Sie ist der hellste Stern von allen
Vier
Und wird nie vom Himmel fallen
Funf
Hier kommt die Sonne
Sechs
Hier kommt die Sonne
Sieben
Sie ist der hellste Stern von allen
Acht, neun
Hier kommt die Sonne
Rammstein, "Sonne"
Сырость камер сводила с ума. Легкие рвались от кашля. Кровь. Кровь. Кровь…
Даже благороднейший и древнейший род Блэков ничем не мог помочь своему наследнику, заключенному в темноте Азкабана.
Но и в этой помойной яме Сириус был аристократом: прямая спина, холод взгляда, упрямо поджатые губы – несмотря на страх. Где-то там, в глубине своей души. Унылое, душное заточение скрашивали воспоминания. Не важно какие. В Азкабане будешь рад всему, кроме… Сириус ненавидел рассветы. Отчего именно в этот момент, зыбкой смены ночи и дня, на границе между прошлым и настоящим, накатывали ненужные воспоминания. Которые, наверное, должны быть запрятаны глубоко-глубоко…
Кажется, это был четвертый курс. Тогда он в первый раз уловил едва заметный аромат – фиалки и мяты. Определить источник запаха не представлялось возможным – слишком много людей. Но он возникал всегда, когда рядом находились гриффиндорцы. «До ужаса не гриффиндорский запах», - думал Сириус и оправлял идеально завязанный, серебристо-зеленый галстук.
Впрочем, через пару недель «источник» столь тонкого аромата был найден. Сириус столкнулся с ним в одном из коридоров школы. Изношенная, но удивительно ухоженная одежда, светлые ничем не примечательные волосы, бледная кожа с легкими росчерками шрамов и… удивительные, невозможные и нечеловеческие глаза светло-карего? ...янтарного? ...неопределенного цвета. И запах – фиалка и мята.
Молодые люди застыли в коридоре, глядя друг на друга. Алые лучи закатного солнца, алый с золотом на шевроне факультета, золотые блики в глубине этих невозможных глаз. О, эти глаза могли быть разными. Темно-янтарными в грусти, карими в азартном споре и … почти золотыми в порыве страсти… Но страсти ли?
Имя обладателя тех глаз горчило, как темный эль. Ремус Люпин. Невзрачное имя, неизвестная фамилия, явный полукровка. Но глаза, эти глаза… К концу года Сириус знал о Ремусе фактически все. В это емкое «все» укладывалось даже такое, на первый взгляд, неукладываемое понятие, как «оборотень».
Начало треклятого пятого курса ознаменовалось пощечиной и пониманием, что в гневе эти глаза становятся едва ли не алыми.
Сначала это было всего лишь развлечением слизерница и отчаянной необходимостью для выживания гриффиндорца. Но чем дольше все это продолжалось, тем меньше Блэку хотелось останавливаться. Ему хотелось совершенно иного. И желательно без глупого привкуса обреченности.
-Ну, и, что?
-Можешь все и всем рассказывать. Мне все равно. – Глухо и в подушку.
- Да? – Равнодушно-показным тоном. А внутри все зашлось от… страха?...боли?...Боязни потерять возможность видеть кусочек рассветного солнца в этих удивительных глазах? Боль. Тупая и ноющая. Тяжко быть Блэком.
-Да. – Все так же глухо. А на спине шрамы, словно память прошлого.
- Рем. – На мгновенье слизеринцу показалось, что его невольный любовник перестал дышать.
-Чего тебе? – Легкий поворот русой головы и эти удивительные, янтарно-карие, глаза смотрят прямо на Сириуса. Прямо в его душу.
-Я. Люблю. Тебя.
-Да ну? – Светлые брови гнутся в удивлении, смущении. – Тебе самому-то не противно? – Неожиданно ехидно спрашивает Люпин. Блэк в ответ лишь пожимает плечами. Блэки вообще констатируют только факты, неоспоримые аксиомы, знаете ли. Конечно же, яснее ничего стало. Но оказалось неожиданно легче, проще и…честнее?... Да, честнее.
Даже спустя и год, и два, и три Сириус никак мог понять, почему он тогда так просто выдохнул эти три проклятых слова. Я. Тебя. Люблю.
Черт бы побрал эту невыносимую Беллу! Эта мысль выдернула Сириуса из воспоминаний – резко, грубо. Какой черт потянул ее к Лонгботтомам? ...Восходящее солнце медленно красило небо в праздничные цвета.
Сириус прекрасно помнил, как получил свою Метку – равнодушно и холодно, как и положено настоящему Блэку, в отличие от того же Регулуса. Лишь невольно задел немой и болезненный выдох Рема, случайного увидевшего ее на руке любовника. Сколько бы потом Блэк не спрашивал у оборотня, в чем была причина такой реакции, Люпин предпочитал отмалчиваться или переводить разговор на другие, более приятные темы. Впрочем, все это перестало иметь значение, как только Ремус сам принял Метку. Оборотень…
- Ты так и не ответил на мой вопрос. – Из одежды на гриффиндорце лишь брюки.
- Какой из? – Прядь длинных черных волос была небрежно и лениво откинута за спину.
- Тебе самому-то не противно? Мало того, что полукровка, так еще и оборотень. М? – Любопытно склоненная голова, хитро прищуренные глаза. Люпину с его вопросами, учиться бы в Равэйнкло. Слишком умный. Допрыгается когда-нибудь.
- Нет. – Отмахнулся Блэк и…исчез, оставив после себя черного грима.
- Анимаг.
- Он самый.
- Это…?
- Семейное. О, да…Семейное. Как и многое другое. Улыбка криво легла на губы Сириуса. Безумие Блэков, о котором разве что легенды не слагали. Отрубленные головы домашних эльфов, замученные в припадке психоза соседи-магглы. Древнейшему и благороднейшему дому Блэков было чем «похвастаться». И это совершенно не хотелось рассказывать гриффиндорцу с удивительными глазами. Впрочем, Рем и не спрашивал. Наверное, он сам все видел.
После окончания Хогвартса, они еще какое-то время жили вместе, мотаясь по съемным квартирам. А потом их раскидала судьба в лице железной воли Волдеморта. Люпина отправили в Восточную Европу, а Сириус… Сириус остался гнить в туманах Лондона.
- Херня какая. – Тихо возмутился Блэк, глядя на пакующего вещи любовника. Слова «возлюбленный» или даже «любимый», казались неприемлемыми. Ну, какие там возлюбленные и любимые у Пожирателей Смерти? Смех один.
- Сириус… - Болезненно поморщился оборотень. – Ведь ты – аристократ, а выражаешься, иногда, хуже портового грузчика.
- Зануда. – Мрачно ответствовал Сириус. В комнате горела одна-единственная лампа, отбрасывая странные тени на лицо и фигуру Рема. Последний неожиданно замер и чуть повернул голову, словно в первый раз увидел Блэка.
- Не нарывайся. – Горло аристократа сдавила боль. Слово прозвучало, как «Я не хочу тебя терять, потому, что я тебя люблю».
- Я постараюсь. – «Возвращайся скорее. Без тебя будет плохо». Но все это так и осталось несказанным. Сириус резко выдохнул. «Не нарывайся», а сам-то?! Да… Иногда почта приходит даже в Азкабан, особенно, если за нее хорошо заплатить. А уж Блэк знал, кому надо дать на лапу…
Растрепанное и порядком измятое письмо швырнули в камеру. Скупые строчки, выведенные чужой рукой и повествующие о последних минутах жизни некого Ремуса Дж. Люпина, а в качестве приложения медальон и тонкое кольцо на цепочке. Вот и все, что осталось от… Даже думать не хотелось о том, что могло быть такого в лесах Албании. Да, и какое теперь, в общем-то, есть до этого дело?..
Ах, Белла, Белла. Такая хорошая девочка была. А сидит теперь в соседней камере полусумасшедшая истеричка, бездумно шепчущая в темноту: «Мой лорд, мой лорд!...» Потащило же ее тогда к Лонгботтомам…
Светило медленно поднималось над водой, разливая по небу в яркие, радостные оттенки алого, желтого. Не то, чтобы из окна в камере был шикарный вид… Его даже окном нельзя было назвать, так, оконце. Но Сириус кожей чувствовал восход, кожей видел его цвета и переливы.
Такое же солнце было на следующий день после проигрыша Слизерина Гриффиндору в борьбе, нет, бойне, за Кубок Школы по Квиддичу. В то утро Сириус в первый раз произнес свое первое Непростительное. Нет, направленно было не на человека, но… все равно – незабываемо.
Чертов очкарик с Гриффиндора! Снитч был фактически у Рега в руках, а…Злость давила старшего Блэка, а еще было чертовски обидно за некоторую трусость собственного брата. Настоящий Блэк ничего не боится, а тут…
- Джеймс, я так рад за себя. – Тихий знакомый голос звучит совсем рядом. «Ах, рад?! Ну, это мы потом выясним – рад ты или нет…» Времени подумать не было, а даже не хотелось? Палочка сама оказалась в руках и…
- Авада Кедавра. – Рядом с Джейсом Поттером падает вне всякого сомнения дохлый таракан. Рем потом долго допытывался, было ли это именно из-за квиддича или Сириуса Блэка скрутил очередной приступ параноидальной ревности? Впрочем, сейчас Сириус уже даже и не мог вспомнить почему он тогда кинул Аваду…Но какое это имеет сейчас значение.
Утром его, Долохова и еще парочку Пожирателей Смерти отправят на Поцелуй к дементору. В сущности, Сириус был даже рад, и, наверное, готов сказать: «Спасибо» своей кузине. Не потащись она тогда к Лонгботтомам…
Блэк подходит к стене, на которой виден падающий солнечный свет и тихо шепчет:
- Heir kommt die Sonne…
В маленьком, едва виднеющемся в окне осколочке неба – теплого, удивительно янтарного цвета, он видит Рема и чувствует опьяняющий запах – фиалки и мяты. И сухие, истрескавшиеся губы растягиваются в улыбке.
