Шатаюсь по квартире в любимом своем шелковом халате и размышляю о вечном. То есть, о гражданине Воронцове, который в данный конкретный момент изволит бессовестно дрыхнуть. Еще и храпит, мент несчастный. Развалился, нахал такой, поперек кровати, стащил с меня одеяло – и привет. Мерзни, Николенька, любовь моя, а я тут посплю.
Ладно, я немножечко неправ, Макс не просто так храпит, он двое суток боролся с преступностью и не показывался дома. И не звонил даже.
Самое обидное – все двое суток я вел себя, как примерный мальчик. Работа – ужин – телевизор. А мог бы неплохо развлечься в клубе. Но мысль об этом изволила родиться только полчаса назад. Когда этот псих татуированный начал лягаться, вертеться и совершать действия, несовместимые с гордым званием работника правоохранительных органов.
Семь утра, господа и дамы, семь! Воскресенье, между прочим. Один скромный архитектор так мечтал выспаться! Но когда это суровая реальность соответствовала нашим скромным планам…
Надоело бродить здесь, как привидение. Кофе и кусок белого хлеба с маслом. Да. И, пожалуй, две шоколадные конфеты. Или три? Нет, лучше четыре – у меня стресс, вызванный жестоким обращением Макса с моей теплолюбивой тушкой.
На третьей конфете наше со сладким уединение было грубо нарушено.
Макс, грозный мент Воронцов, ревнивец и собственник, немножко маньяк и лучший в мире любовник, материализовался в дверном проеме и бодро пошлепал к холодильнику.
С закрытыми глазами, между прочим.
- Доброе утро, - информировал я, стараясь, чтобы в голосе моем было побольше яду.
Макс не отреагировал. Открыл холодильник, выпил залпом полбутылки минеральной воды и потопал прочь, повернувшись ко мне голым задом.
Этот маньяк спит совсем без одежды. Даже зимой. Предпочитает не тратить время на лишние телодвижения – так он это объясняет. И очень не любит обнаруживать на мне плавки с утра пораньше. Не любит до такой степени, что я скоро вынужден буду ходить вообще без нижнего белья. Или разорюсь на трусах.
Нет, как вам нравится эта наглость?! Снова он храпит, лежа на животе и обнимая подушку. Мою подушку, между прочим. Одеяло сброшено на пол, и я имею удовольствие лицезреть крепкую ментовскую задницу. И пошлейшую тату на левой ягодице. Сердечко, пробитое стрелой. Я все пытаюсь добраться до этой безвкусицы – очень уж хочется обвести языком гнусное сердечко. А Макс не дает. У него, видите ли, принципы. А я, между прочим, и сверху быть люблю! Иногда.
Ох уж это сердечко! Ох уж эти принципы!
Стоп, а ведь кое-кто все еще дрыхнет! А наручники спокойно лежат в прихожей, на той жуткой тумбочке…
