Проснувшись, я обнаружил, что лежу на спине, неудобно скрючившись на плюшевом ложе. Рубашка каким-то образом перекочевала обратно на мое тело – весьма кстати, потому что в алькове было прохладно.
Я с размаху сел и тут же пожалел, что так резко принял вертикальное положение. В висках застучало; схватившись за голову и поджидая, пока комната перестанет вращаться, я попытался сообразить, почему я один, – ибо никаких признаков, что Дживс рядом, не наблюдалось. Но мозг мой, казалось, превратился в туманный сгусток боли, и потребовалось немало времени, чтобы он пришел в более-менее рабочее состояние.
Итак, рассудил я, начнем с начала. Неужели Дживс и вправду исчез, не оставив никаких следов? На мгновение я запаниковал, вообразив, что весь прошлый вечер мне только приснился; но нет – коленки ломило просто дьявольски. Я осмотрел себя – костюм мой находился в плачевном состоянии; тем не менее, пусть одет я был довольно небрежно и застегнут далеко не на все пуговицы, мой вид все же не выходил за грань пристойности. Очевидно, Дживс (а кто еще сделал бы это для меня?) даже попытался стереть остатки липкой влаги с моей руки и брюк – пятна на них оказались не так ужасны, как можно было ожидать.
Взглянув себе под ноги, я увидел смятый носовой платок. Я не решился прикоснуться к нему, тем более что он весь слипся – понятно от чего. Похлопав по нагрудному карману, я обнаружил, что мой платок все еще при мне.
Так, кое-что у нас есть, заверил я себя. Попробуем теперь воспользоваться методом Шерлока Холмса – как это обычно делает Дживс. Поищем улики, которые могут пролить свет на то, чтó именно Дживс делал перед уходом – и, может, даже где он сейчас находится.
Я внимательно осмотрел пепельницу на маленьком столике. Она была полна окурков сигарет – очень похожих на те, что иногда курит Дживс. Так значит, после всего, что произошло, Дживс еще пробыл здесь какое-то время? А может, пепельница уже была грязной, когда мы завалились в альков? Пытаясь вспомнить хоть что-то, я принялся тереть ноющие виски. Господи, ну ни черта не соображаю!
Тут в мой поток мыслей нырнула надежда и намекнула, что Дживс мог подняться, чтобы воспользоваться наконец туалетом, – а значит, скоро вернется. Да, наверное, так и есть, обрадовался я. Он вернется буквально через минутку.
Между прочим, сколько времени? Я полез в карман за часами.
– Семь тридцать чертова утра?! – возопил несчастный Вустер. Пока я пялился на циферблат, длинная стрелка успела сдвинуться на несколько делений – однако цифры местами так и не поменялись. Так я проспал здесь всю ночь!
Я высунул нос из-за занавеса и на неверных ногах выполз в коридор. Вокруг стояла мертвая тишина. Я дотащился до туалета, где также не было ни души, ополоснул руки и побрызгал холодной водой в лицо. Бросив взгляд в запотевшее зеркало, я увидел, что идиотская маска до сих пор на мне, воротничок безнадежно погнут, а на макушке – форменное крысиное гнездо. Но до всего этого Бертраму было мало дела, ибо в голове у него в тот момент циркулярные пилы состязались в громкости с медными колоколами.
В конце концов я сумел добрести до главного зала и убедиться, что и там чертовски пустынно – лишь пожилой служитель подметает пол от остатков вчерашней гулянки. Заслышав меня, он поднял голову и сказал:
– А, мистер Бентон. Позвольте принести вам пальто и шляпу, сэр. – Отставив швабру в сторону, он направился к двери в вестибюль.
Я плелся за ним из последних сил, стараясь не натыкаться на перевернутые стулья и сдвинутую мебель.
– А Виктор...?
– Мистер Ларсон покинул здание несколько часов назад, – сообщил мне служитель. – Разрешите, сэр, я вызову вам такси.
Я вывалился из автомобиля на Беркли-сквер, все еще пребывая в недоумении, какого дьявола случилось с Дживсом. Впрочем, для его ухода имелась масса причин; скорее всего, учитывая колоссальную Дживсову чистоплотность, ему до смерти захотелось принять душ. Этим жалким предположением я тешил себя, взбираясь по лестнице и ковыряясь ключом в замке.
– Джи-ивс? – окликнул я, войдя в квартиру. Ответа не последовало, так что пришлось повесить шляпу и пальто самому и затем – с некоторым затруднением – двинуться на кухню. Голова у меня трещала от боли; я всерьез нуждался в одном из чудодейственных эликсиров, которые Дживс всегда для меня готовит, – причем нуждался незамедлительно.
– Дживс, ты здесь? – снова позвал я.
На кухне его не оказалось; однако, стоя там, я заметил, что дверь в его личную берлогу – редчайший случай! – приотворена.
Я осторожно приблизился к ней.
– Дживс? – спросил я снова, открывая дверь пошире.
Дживс в самом деле пребывал в стенах своей комнаты: одетый, как обычно, в полосатые брюки и фрак, он сидел на краешке узкой кровати. В руках он держал крохотное черное домино и не оторвался от созерцания этого предмета даже при звуке моего голоса. Я уже было приготовился в очередной раз обратиться к нему, как вдруг Дживс заговорил сам.
– Я так больше не могу, – произнес он мягко.
Растерявшись окончательно, я переступил порог и шагнул в комнату.
– Ты о чем, Дживс?
– Я не могу больше принимать участие в этой... – он сделал паузу и покачал головой, будто заранее стыдясь слов, что намеревался произнести, – в этой... charade. Все зашло слишком далеко, сэр.
Я облизал сухие, потрескавшиеся губы.
– Согласен, – сказал я. – Дживс, пора мне кое-что тебе сказать. Раскрыть, некоторым образом, карты. – Я сделал еще один шаг, протянул руку и слегка дотронулся до благородного плеча Дживса. Однако головы он так и не поднял. – Дживс, может быть, ты все-таки посмотришь на меня?
В конце концов, он все же повернулся лицом к Бертраму. Не стану говорить, что Дживс показался мне изможденным, ибо он в жизни не опустился бы до подобной слабости. Но круги у него под глазами были такие, что никаким гримом не спрячешь. И все же после вчерашней попойки он выглядел заметно лучше, чем ваш покорный слуга.
У меня екнуло в груди при мысли о том, насколько во всех отношениях лучше казался он мне теперь. Лучше всех людей на свете. И очертя голову Вустер ринулся в атаку.
– Я... – я сглотнул комок в горле. – Я теряю от тебя голову, старина.
Не знаю, на что я рассчитывал, произнося эти слова. Что Дживс растает, точно пломбир на солнце, и ответит молодому господину таким же признанием? Что он заключит меня в объятия, давая этим понять, как правильно я поступил, рассказав о своих чувствах? Что в квартиру вломится африканский носорог? Бог знает, чего я ожидал в тот момент.
Но, разумеется, я никак не мог предположить, что Дживс рывком встанет с места и его маска полетит на пол, словно ненужный мусор. Сжав руки в кулаки и источая гнев каждой клеткой своего тела, мой слуга принялся мерить шагами тесную комнатушку. Наконец, фыркнув, будто разъяренный кот, он прошипел:
– Сэр, это неправда.
– Нет, правда, Дживс, – я беспомощно уставился на него. – Я люблю...
– Вы влюблены в Виктора Ларсона! – зарычал Дживс, резко поворачиваясь ко мне. – Вы любите человека, которого не существует!
– Н-нет, – запротестовал я. Мой мозг, туго соображавший из-за ночных возлияний, никак не мог принять данного поворота событий. Раньше я никогда не видел Дживса таким взбешенным. Да черт меня возьми, если я вообще когда-нибудь видел на его лице что-то мало-мальски похожее на гнев! – Тебя, Дживс. Я тебя...
– Два с половиной года, сэр! – Это самое «сэр» Дживс выплюнул, словно ругательство. – Два с половиной года я нахожусь у вас на службе! И вы ни разу ни единым намеком не дали понять, что питаете ко мне какие-то особые чувства!
– Но послушай!... – попытался я было вынырнуть из этого потока беспощадной логики, однако Дживс стоял на своем:
– Вы встречаете Виктора Ларсона в клубе для инвертов и спустя считанные дни – всего лишь дни! – заявляете, что любите?... Простите меня, сэр, – рявкнул он, – если я отнесусь к вашим словам с долей скептицизма!
Я смочил языком пересохшее нёбо и открыл рот, словно пойманная рыба:
– Вы не можете требовать от меня и дальше участвовать в этом фарсе. Я не позволю вам... – Он вдруг умолк, словно разговор со мной причинял ему физическую боль. Последовала короткая пауза, а затем я вновь услышал его голос.
– Сэр, не предлагайте мне пародию на любовь, – со злостью проговорил Дживс.
Жгучие слезы навернулись мне на глаза, и я едва сдержался, чтобы не дать им волю. Сразу вспомнилась прошлая ночь – как мы с Дживсом переплетались в судорожных объятиях и как я встал перед ним на колени и удовлетворил своим ртом. Ноги мои, и без того нетвердо стоявшие на земле из-за чудовищной головной боли, вконец подломились, и я тяжело опустился на кровать.
– А прошлая ночь, Дживс? – спросил я его севшим голосом. – Тоже... чертова пародия?
Дживс пересек комнату и принялся выдвигать ящики комода, кипами вынимая оттуда одежду.
– Прошлая ночь была и моей, и вашей ошибкой, – сказал он, не отрываясь от своего занятия. – Я нарушил свой добровольный целибат, поскольку имел несчастье думать... надеяться... что случившееся станет для нас началом чего-то совершенно нового – но в итоге все обернулось пустым и эфемерным маскарадом. – Он извлек откуда-то чемодан и принялся складывать туда вещи. Я помертвело наблюдал за этими сборами, не в силах ему помешать.
– Вы сами себя одурачили, сэр, вообразив, что испытываете ко мне эмоции, которых нет и в помине. Похоть вашу разжег облик мужчины в приличном костюме и с сигарой в зубах. Что ж, сэр, в Лондоне таких мужчин сотни; вам не придется долго искать. – Дживс щелкнул замками на чемодане. – Со временем вы поймете, что я был прав. А теперь я вынужден уйти.
– Дживс, пожалуйста!... – Я вскочил с кровати, чтобы прикоснуться к нему, задержать возле себя, заставить как-то поверить мне. Но мы ведь говорим о Дживсе. Он исчез, прежде чем я успел шагнуть за порог комнаты. Я кинулся к двери, пронесся вниз по лестнице, даже выбежал на улицу – однако он растворился в воздухе, словно мираж.
Менее стойкий парень в таких обстоятельствах свернулся бы в углу и заплакал. Я подумал, что в этом случае менее стойкий парень мог быть и прав, и, вернувшись домой, ненадолго последовал его примеру. Потом вытер слезы – пора было разгребать историю с географией, в которую меня угораздило влететь.
Я ни капли не сомневался, что Дживс разделяет мои чувства; в противном случае он не взорвался бы таким негодованием. Будь я ему безразличен, он лишь приподнял бы бровь на одну восьмую дюйма и произнес: «Влюблены в меня, сэр? Очень хорошо, сэр. Завтрак будет подан через пятнадцать минут». Ох, если бы только удалось доказать Дживсу, что я люблю его самого, а не персонажа, которого он изображает!...
Моя любовь не была пустой блажью – это я знал твердо; и прошлой ночью меня толкнуло к Дживсу что-то посерьезнее банального плотского порыва. И уж в отношениях с Дживсом я искал только железного постоянства! Плевал я на сигары, костюмы и прочую ерунду – я и без этой мишуры готов был вручить ему свое сердце.
И, черт возьми, Дживс получит мое сердце – даже если мне придется навязать его силой!
Я выполз из угла и начал соображать, что делать дальше. Для начала требовалось, сцепив зубы, вернуть себя в мир живых – это означало горячую ванну и завтрак без малейшей помощи преданного камердинера. Из яиц и бекона я сотворил какое-то месиво, но тост оказался годен в пищу. Забравшись в ванну, я грыз его, не обращая внимания на падающие в воду крошки.
Грыз и думал.
И тут мне в голову пришла идея. Да-да, знаю, я сам удивился. Раз Дживс не догадывается о глубине моих чувств – значит, необходимо найти его и разжевать все от начала до конца. Оставалось только надеяться, что время для объяснений еще не совсем упущено.
Бросив недоеденный тост плавать в ванне, я вылез из воды и влез в свежий костюм. Пока ваш покорный слуга приводил себя в цивилизованный вид, время уже перевалило за полдень. Я вышел из дома, вооружившись зонтиком, ибо цвет неба навевал самые безрадостные мысли – хотя, боюсь, именно уход Дживса был виной того, что мир для меня окрасился в оттенки серого.
Разумеется, вначале я двинулся в «Юный Ганимед». Мне пришло в голову, что после нашей ссоры Дживс мог отправиться именно туда – перекусить, выслушать слова сочувствия от собратьев по профессии и, вероятно, составить план поиска новой работы. Однако, когда я спросил у швейцара, в клубе ли Дживс, тот ответил отрицательно. Я попытался улестить этого субъекта; на случай, если Дживс просил его не беспокоить, я выдумал дело чрезвычайной важности, которое требовало немедленного Дживсова вмешательства. Тем не менее швейцар продолжал уверять, что в «Ганимед» Дживс сегодня не заходил. Я вынул хрустящую двадцатку. Малый взял ее и сказал еще раз, что мистер Дживс не показывался в клубе с прошлого четверга, но коль скоро я буду так любезен оставить свой телефонный номер, он непременно уведомит меня, если мистер Дживс вдруг объявится.
На этом переговоры зашли в тупик. Так ничего и не добившись, я дал швейцару свой номер и отбыл восвояси.
Следующим делом я посетил Агентство. До этого я был там всего лишь однажды – когда справлялся по поводу найма личного слуги. Мне подкинули Медоуза – негодяя, который воровал мои носки и при любой возможности прикладывался к джину из буфета. Должен сказать, по этому поводу я высказал в адрес Агентства немало теплых слов. И тогда мне прислали Дживса – за что я буду благодарен этим ребятам до конца моих дней.
Я рассудил, что если Дживс станет искать нового хозяина, то первым делом отправится в Агентство, верно? Но секретарша на стойке регистрации сообщила, что Дживс уже сто лет как не заглядывал к ним. Записи Агентства гласили, что два с половиной года назад он значился в списках претендентов на должность камердинера, однако с тех пор и по настоящий момент числится на службе у меня. Я одарил секретаршу некоторой суммой и попросил связаться со мной, если Дживс явится к ним и попытается как-то изменить данное положение дел.
– Вас перестало устраивать качество исполняемых мистером Дживсом обязанностей? – осведомилась секретарша, снова потянувшись к тяжелым гроссбухам. – В таком случае, я могу подобрать для вас новую кандидатуру.
Я буркнул: «Не надо» – и вышел прочь.
В тот день я измерил Лондон в длину и ширину примерно дюжину раз. Покинув Агентство, я двинулся на Хеймаркет, где, насколько мне было известно, Дживс часто делал покупки. Не найдя его там, я зашел в чайную, которую он часто посещал, когда местная официантка сходила по нему с ума. Безрезультатно. Я завернул в кинотеатр, куда Дживс мог отправиться на утренний сеанс, но и там все было глухо. Библиотека, музей, Гайд-парк, набережная – я обошел все места, что так нравились Дживсу и куда он мог пойти, чтобы побыть наедине со своими мыслями. С каждой новой неудачей мне становилось все тревожнее. Он мог сесть на первый попавшийся поезд и уехать из Лондона; мог скрыться в любом направлении. Город был слишком велик, а я вовсе не так умен, чтобы точно проследить путь Дживса по метрополии.
Я сел на деревянную скамейку на набережной Темзы и обхватил голову руками. Солнце уже клонилось к горизонту, закапал мелкий противный дождь. В воздухе повеяло холодом, а я был без пальто; про пальто мне всегда напоминал Дживс. Я потер ладонью усталое лицо, чувствуя себя потрепанным, точно пара футбольных шорт в конце сезона.
Да, оставалось еще место, где можно было найти Дживса, – но здесь меня подстерегали трудности. Я собирался объясниться с ним предельно серьезно; маскарадная же атмосфера «Черной Маски» к этому совершенно не располагала. Мне хотелось бы поговорить с Дживсом как с Дживсом, а не с Дживсом в роли Виктора. Но прах побери, раз все прочие усилия оказались напрасны, я просто обязан был попытаться.
Кроме того, отыскать Дживса в «Маске» было все же лучше, чем не отыскать его вовсе.
Словом, я отправился в клуб и пришел туда к семи часам вечера. Когда я устало ввалился в вестибюль и пожилой служитель вопрошающе (есть такое слово?) посмотрел в мою сторону, я запоздало осознал, что одет отнюдь не по-вечернему.
– Мистер Бентон... – начал старик с ноткой неудовольствия в голосе.
– Да-да, я сам знаю, что выгляжу неподобающе. Но мне нужно зайти всего лишь на минутку, – взмолился я.
Служитель покачал головой, смахивавшей на печеное яблоко:
– Боюсь, это невозможно, сэр.
– Ну, – я начал терять терпение, – можете вы мне хотя бы сказать, здесь ли сегодня Виктор Ларсон?
Несговорчивый дед упрямо сжал губы.
– Прошу вас, – голос мой ломался самым причудливым образом, – это вопрос жизни и смерти.
Обычно, когда в романах детективы произносят ерунду наподобие этой, остальные персонажи ахают и тут же, как по команде, начинают шевелиться. Но служитель, очевидно, был крепким орешком. Вместо того чтобы ахнуть, он принял еще более суровый вид – хотя, казалось бы, куда уж суровее.
– Сэр, это против правил клуба...
– Сколько? – я вытащил бумажник. – Двадцать? Пятьдесят?
– Мистер Бентон!
– Сотню? – Я сосчитал банкноты и протянул ему. – Это все, что у меня есть с собой. Пожалуйста, возьмите. Пустите меня хотя бы на десять минут!
Он испытующе поглядел на меня и затем, так и не взяв у меня деньги, со вздохом вручил мне домино.
– Проходите, – сказал он. – Только на десять минут.
– Спасибо, спасибо огромное, дружище! – Я бросился бы ему на шею, но руки у меня были заняты заталкиванием денег обратно в бумажник и надеванием маски. Он открыл мне дверь в главный зал, и я вошел туда.
Из-за того что вечер только начинался, в клубе было немноголюдно, и я с легкостью сумел разглядеть всех присутствующих. Самая большая группа посетителей собралась в центре зала за круглым столом. Среди них я узнал Хортона, что завел со мной разговор у пианино, когда я впервые явился сюда, Питера, Саймона, Кристофера и нескольких других парней, которых мне не представили толком. Во главе стола, точно премьер-министр, восседал Дживс, и на шее у него красовалась безукоризненно белая бабочка. Мне сразу вспомнился один вечер в Тотли-Тауэрс, когда я умудрился влипнуть в такие неприятности, что едва не плакал, и Дживс уговорил меня надеть белый галстук вместо черного – чтобы настроение хоть чуточку улучшилось. Мысль о том, что, вероятно, Дживс нуждается сейчас в ободрении не меньше меня, согрела мне душу.
Я поспешил к ним и успел застать обрывок разговора – Дживс, по-видимому, давал кому-то один из своих прославленных советов:
– ...именно поэтому, Хортон, тебе следует поместить объявление после того, как изыщется возможность...
Я приблизился к столу; взгляд Дживса упал на меня, и глаза его потемнели.
– Николас, – произнес он с ледяным высокомерием.
– Салют, – и все собравшиеся за столом тут же с любопытством на меня уставились. Ясное дело, в такой обстановке ни о каких сердечных излияниях не могло идти и речи. – Э-э... Виктор, можно тебя на пару слов?
Дживс стряхнул пепел с сигары в пепельницу рядом с собой и каким-то образом умудрился, сидя на стуле, посмотреть на меня свысока.
– Я предпочел бы остаться здесь, – отрезал он. – Если хотите что-то мне сказать, вам придется говорить перед этими господами.
Хортон, видимо, почуяв напряжение в воздухе, смущенно заулыбался:
– Виктор только что дал мне отличный совет по поводу аренды дома, – пояснил он. – У вас тоже есть дело, которое требует его внимания?
– Расскажите ему о своих передрягах, Николас, – поддакнул Саймон. – Не надо нас стесняться.
Я дико воззрился на Дживса, но тот даже бровью не повел, чтобы как-то помочь, – лишь насмешливо глядел на меня поверх бокала с шампанским. Проглотив свою гордость, я начал дрожащим голосом:
– Понимаете, дело в том... – я обвел взглядом сидящих за столом, и все ободряюще закивали – исключая Дживса, разумеется, – дело в том, – продолжил я, – что я влюбился. Но парень, которого я люблю, не желает и слышать об этом.
Это сообщение исторгло у аудитории возгласы сочувствия:
– Он что, женат?
– Может быть, он не инверт?
– А вы предлагали ему чертовски обалденный...?
– Питер! – утихомирил его и всех остальных Хортон. – Дайте ему договорить! – Он повернулся обратно ко мне: – Почему же он не принимает ваших чувств, мой мальчик?
Я облизал пересохшие губы и встретил тяжелый взгляд Дживса, словно предупреждавший, чтобы я не смел касаться опасного предмета.
– Он думает, что я люблю другого парня. Понимаете, этот другой... он совсем не такой, как первый парень, и первый парень считает, что...
– У меня была похожая история, – снова раздался с дальней кочки голос Саймона, – и когда я обратился к Виктору, он предложил назвать действующих лиц А и Б. Почему бы вам не поступить так же? Парня, которого вы любите, назовем А, а второго парня – Б. Так будет гораздо понятнее.
– Да-да. Простите. – Я переступил с ноги на ногу, не в силах совладать с нервами. – В общем, А считает, что я люблю Б, но это вовсе не так. И я не знаю, как убедить в этом А.
Все словно по команде повернули головы к Дживсу, приготовившись ловить бесценные перлы его мудрости. Дживс положил сигару в пепельницу, сплел пальцы перед собой на столе и слегка наклонился вперед – словно издеваясь надо мной. В этот момент он напоминал банковского управляющего, который отказывает клиенту в выдаче кредита.
– Полагаю, Николас, вам следует уважать желания А и прекратить свои преследования, – веско произнес он.
Эта отповедь совершенно не понравилась окружающим. Со всех сторон посыпались возмущенные восклицания:
– Но Виктор, как мальчик может сдаться?!
– Разве ты не видишь, как он мучается?
– Должно быть, Николас, вы натворили дел, раз ваш возлюбленный подумал такое? – томно спросил Питер.
– Ничего я не натворил! Во всяком случае, ничего обидного для него, уверяю вас, – с жаром ответил я.
– Вот как? – осведомился Дживс, снова глядя на меня поверх бокала с шампанским. – То есть, к примеру, вы не занимались любовью с Б, совершенно не вспоминая при этом об А?
– Конечно, нет! – вскипел я. – А если ты так думаешь, то ты полный идиот!
Среди собравшихся за столом воцарилось неуютное молчание. Какое-то время Дживс и я пытались испепелить друг друга взглядами, затем я шагнул вперед к нему, уже не заботясь о том, что наши разборки проходят на глазах всего клуба.
– Прошлую ночь я провел с тобой, а не с Виктором. – Я постарался не обращать внимания на то, как оживилась аудитория после этой реплики. – Других имен у меня и в мыслях не было!
Я услышал, как Питер шепчет Хортону:
– Да он знает Виктора и помимо клуба. Похоже, они вдвоем...
Глаза Дживса подернулись зловещей дымкой; гнев смешался в них со страхом и паникой.
– Еще хоть слово... – чуть слышно произнес он.
– Не беспокойся, я тебя не выдам, – обещал я, – это твоя и только твоя тайна. Просто скажи – как мне доказать, что когда я смотрю на тебя, – я осторожно протянул руку и кончиками пальцев повторил контуры его черного домино, – то вижу того, кто прячется за этим.
Сидящие за столом дружно затаили дыхание, и я вместе с ними. Наконец Дживс поднял руку и – плавно, медленно, вдребезги разбивая мне сердце – отстранил мою ладонь от своего лица.
– Вы не понимаете, чтó вы видите, – сказал он хрипло. – Вы заблуждаетесь, Николас.
Я как ужаленный отпрянул от него, едва он назвал меня фальшивым именем. Затем огляделся вокруг – присутствующие отводили взгляды, но явно мне сочувствовали.
– Ну что ж, прекрасно, – сказал я. – Чудненько.
Я отступил назад, и тут на меня снизошло божественное озарение. Значит, он собирается и дальше звать меня Николасом? Так я отдам ему последнее, что у меня осталось, и покончу с этим.
Я посмотрел направо и увидел еще один круглый столик, за которым сидела пара бородатых парней. Пробормотав какие-то извинения, я забрался на него и навис над соседним столом. Бородачи пробовали было возмутиться из-за того, что я смахнул ногой их пепельницу, но чихать я на них хотел.
– Прошу прощения! Эй, минутку внимания, пожалуйста! – Я хлопнул в ладоши, привлекая к себе интерес, и вскоре весь клуб смотрел на вашего покорного слугу, на редкость по-дурацки маячившего на столе. Я продолжил:
– Разрешите сделать маленькое объявление. Вот этот человек, – я показал на Дживса, – которого вы знаете как Виктора – хотя я называю его совсем по-другому – на мой взгляд, самый невероятный, самый потрясающий парень на всем белом свете. Тех, кто со мной не согласен, прошу оставить личное мнение при себе; на то оно и личное, в конце концов. Заявляю все это не как Николас Бентон, а как...
И под всплеск изумленных возгласов я сорвал с себя домино:
– ...Бертрам Уилберфорс Ву...
Разумеется, я собирался договорить до конца, но тут Дживс одним прыжком подскочил к импровизированной трибуне и стащил меня с нее, прежде чем последний слог вустеровской фамилии слетел с моих губ.
Дживс набросил маску мне на лицо и прошипел сквозь зубы:
– Во имя господа бога, что вы творите?!
В мгновение ока он выволок меня из зала, где все начали уже откровенно пялиться и показывать на нас пальцем. Как только мы укрылись за алым занавесом в относительно безлюдном коридоре, Дживс немедленно окатил мою персону яростным потоком красноречия.
– Вы тронулись рассудком, сэр? – кричал он, пытаясь силой надеть на меня маску.
Но я опять сорвал ее:
– Да не тронутый я, Дживс! Просто хотел объявить о своих чувствах открыто и честно – и плевать мне, кто об этом узнает!
– В этом клубе маски – необходимость, а не прихоть правления, – изрек он менторским тоном. – В зале могли находиться шантажисты – у нас уже были неприятные случаи в прошлом. Сэр, если бы на вас донесли в полицию...
– ...ты бы непременно выручил меня каким-нибудь хитрым способом, – закончил я, пожав плечами.
Дживс мрачно на меня уставился:
– А если бы я не пришел вам на помощь, сэр?
Я опустил глаза.
– Тогда какая, к черту, разница? Жизнь без тебя ничем не лучше тюрьмы. – В этот момент усталость от беспокойно проведенной ночи и целого дня лихорадочной беготни взяла надо мной верх. Я сполз по стене, словно набитый подковами воздушный шарик, и принялся тереть кулаками воспаленные глаза, пытаясь справиться с приступом острой жалости к самому себе. Подумать только, даже тюрьма сейчас казалась мне раем по сравнению с кашей, в которой я обретался!
– Сэр, – произнес Дживс, внезапно притихнув, но все еще держась на расстоянии протянутой руки от меня. Я протянул руку – и снял с него домино, чтобы видеть его лицо во время разговора. Однако даже без маски Дживс оставался непроницаем.
– Пожалуйста, поверь мне, Дживс, – прошептал я. – Когда я говорю, что при мысли о тебе у меня переворачивается сердце, – это чистая правда. Виктор Ларсон был хорош со всех сторон, и, не будь его, я никогда бы не узнал, что ты тоже инверт, и никогда бы не осмелился заговорить с тобой как с другом. И да, я полюбил его, но только потому, что он – часть тебя. – Я взглянул на маску в своих руках и удивленно подумал, какая же это, в сущности, мелочь. – Дживс, я не могу заставить тебя принять мои слова, но умоляю хотя бы попытаться. Пожалуйста.
Большая теплая ладонь обхватила мой подбородок и приподняла голову так, чтобы я мог снова посмотреть Дживсу в глаза. Эти глаза, к слову, были удивительно синими – и удивительно грустными.
– Как я могу отказать вам, сэр? – тихо промолвил он.
Я криво усмехнулся – даже после всего случившегося Дживс способен был вызвать улыбку на моем лице.
– Еще как можешь. Сегодня утром у тебя это получилось чертовски убедительно, да и сейчас...
– Я люблю вас уже очень давно, – прервал меня Дживс, и его слова меня как громом поразили. – Практически с первого дня моей службы у вас я понял, что значит любить без надежды на взаимность. Вы не должны питать ко мне обиду, сэр, из-за того, что... – Он остановился, и мне стало ясно, какая боль давно сжигала его изнутри.
– Из-за того, что ты не сразу поверил признаниям молодого господина? Особенно когда указанный м. г. так нестерпимо легкомыслен, да и умом не блещет? – Я накрыл ладонью ладонь Дживса на моей щеке и придержал ее там.
Дживс яростно потряс головой:
– Нет. Причиной моих колебаний были не ваши недостатки, а мои собственные. – Его большой палец нежно провел по моей нижней губе. – Откуда мне было знать, что вы способны увлечься таким консервативным и бесцветным человеком, как я, – при том, что сами настолько полны жизни? Я не сомневался, что лишь мое альтер-эго, которое я выдумал, чтобы стать полноправным членом этого мужского сообщества, привлекло ваше внимание. Пожалуйста, простите меня, сэр, но я должен задать вам этот вопрос: вы действительно питали ко мне нежные чувства еще до того, как встретили меня здесь?
– Скажу тебе честно, Дживс, – сказал я. – Правда в том, что, оставив присущие юности увлечения парнями и безнадежно провалив все попытки с девушками, Вустер пришел к выводу: ему лучше отсиживаться в стороне, пока все вокруг разыгрывают карту любви. Дело не в том, что до сих пор я не считал тебя гениальным и потрясающим, – совсем наоборот. Просто не понимал, как мне быть с этим багажом, – поскольку представить не мог, что ты сделан из того же теста. – Я склонился к нему и уткнулся лбом в надежное плечо. – Прости, что так долго морочил нам обоим голову, Дживс. Но теперь-то, старина, я знаю точно – никого дороже тебя у меня нет и не будет.
– Прошу вас, не извиняйтесь, сэр. – Руки Дживса обвились вокруг меня, и я наконец-то смог расслабиться у него на груди, закрыв глаза и наслаждаясь благословенным теплом, которое излучало его тело. Его ладонь пробежалась вверх-вниз по моей спине. – Это мне следует просить у вас прощения.
Я крепко стиснул его бедра:
– Давай-ка лучше пропустим эту сцену с извинениями; я и без того порядком устал. Как думаешь, Дживс, не пора ли нам двинуться домой?
Домой. Мое жилище безвозвратно потеряло бы это гордое звание, если бы Дживс не вернулся; и на миг я испугался, как бы он не сказал, что теперь это вряд ли возможно. Однако его гнев, который поначалу казался безграничным, похоже, окончательно сдался на милость привязанности ко мне. Напряжение в мышцах Дживса спало, глубоко в груди зародился и вылетел наружу тихий вздох – и, чуть-чуть высвободившись из наших объятий, Дживс запечатлел легкий поцелуй на моих губах.
– Да, сэр. Пойдемте домой.
Нам пришлось снова надеть маски для краткого прохода по главному залу, где всю дорогу нас преследовали любопытные взгляды. Затем наступила тишина, и Дживс, выпрямившись во весь свой внушительный рост, обратился к присутствующим:
– Сегодня ни одна душа ничего здесь не видела и не слышала. Всем понятен мой намек?
В воздух посыпались разноголосые «конечно!» и «о чем речь!»; Дживс вложил свою руку в мою и повел к выходу. Я даже зарделся под маской – такую радость доставил мне этот нехитрый жест. Мы прошли в вестибюль, где Дживс забрал из гардероба свой бессменный чемодан, – и отправились обратно на Беркли-сквер.
Полагаю, во всех байронических историях (правильно ведь – байронических? Надо у Дживса спросить) на этом месте все сюжетные хитросплетения распутываются окончательно и читатель облегченно вздыхает, точно зная, что с этих пор герои заживут долго и счастливо. Я не стану кормить вас баснями, что у нас с Дживсом все так и случилось; ничего подобного. Нужно было сгладить еще тьму шероховатостей, которые неизбежно появляются, когда отношения господина и слуги выходят за официальные рамки. В конце концов, нам еще предстояло обсудить, будет ли Дживс и дальше получать жалованье за свои камердинерские услуги; и возьму ли я, как примерный муж, на себя часть повседневных хлопот; и как избежать скользких вопросов, если мы в своих завещаниях назовем друг друга в качестве наследников. Пройдет еще немало времени, прежде чем я наберусь храбрости раскрыть Дживсу все свои самые темные секреты – вроде того, с кем именно из одноклассников я валял дурака в школьной спальне; а Дживсу понадобится еще больший срок для того, чтобы в деталях поведать мне о своих незаконных увлечениях юности и как он решил отказаться от них после встречи с небезызвестным Б. У. Вустером.
Мы еще поспорим по поводу того, стоит ли нам дальше посещать «Черную Маску», где, как я знал, Дживс завел широкий круг друзей, чья судьба была ему небезразлична; хотя Дживс и объявил, что не питает большого интереса к возвращению в клуб. (Представьте себе, я победил в этом споре, и нам доставило немало удовольствия выходить в свет рука, так сказать, об умелую руку. А еще у меня просто камень с души свалился, когда я обнаружил, что Сирил нашел себе нового кавалера в лице Питера, – избавив тем самым всех остальных лондонских инвертов от опасности, которую эти двое представляли собой в бесхозном состоянии.)
Да, предстояло сделать еще очень многое, прежде чем мы с Дживсом смогли окончательно уйти в закат, как говорят мои американские друзья.
Но в тот вечер мы были настолько вымотаны и измучены нашими любовными перипетиями, что смогли лишь рухнуть вдвоем в мою кровать и выбросить из головы все неотложные дела. Дживс избавил меня от костюма; мои руки тоже не остались без дела; и в конце концов мы скользнули под одеяло и свернулись клубком, тесно прижавшись друг к другу. Спрятав лицо на груди Дживса, я заснул почти немедленно, совершенно опьяненный ощущением его теплой кожи, прильнувшей к моей.
Однако, к восторженному изумлению вашего покорного слуги, среди ночи я проснулся оттого, что руки Дживса поглаживали мою спину и бока. Хотя мозги у нас отключились напрочь, тела, по-видимому, были настроены весьма энергично, выказывая самое твердое и непреклонное желание; и пока я пытался стряхнуть с себя сонные грезы, Дживс молча устроил нас обоих под одеялом. То, что произошло дальше, в корне отличалось от безумной любовной эскапады, которую мы позволили себе в «Черной Маске», – но мне абсолютно не на что было жаловаться. Долгие часы мы провели в тихих ласках; губы мои изучали очертания широких плеч Дживса, его пальцы блуждали по моей спине. Мы целовались, принимая в себя тяжелое дыхание и бессвязные возгласы страсти, переполнявшие нас обоих; лежа в темноте, мы знакомились друг с другом, шепотом обмениваясь заветными словами любви.
Когда наконец взошло солнце и в щель между занавесками полился яркий свет, я представлял собой дважды – а то и трижды – ублаготворенный комок желе в объятиях Дживса. Очевидно, парень мучился угрызениями совести из-за того, что во время эпизода в «Черной Маске» лишь принимал мои ласки, и теперь постарался возместить мне недополученное несколькими интересными способами. Я все еще переводил дух, а Дживс протянул руку к ночному столику и достал мою зажигалку и две сигареты. Раскурив обе сразу, он затем вынул одну изо рта и подал мне.
Я принял ее с признательностью:
– Спасибо, Дживс. Как раз то, что нужно.
– Не стоит благодарности, сэр, – произнес он с легкой поуулыбкой.
Я немного покурил, а затем сказал:
– Дживс, как думаешь, может, тебе было бы удобнее не называть меня «сэр», когда мы одни? Я хочу сказать, ты же делал это, когда изображал Виктора.
– А вы бы хотели этого, сэр?
Разнежившись подле него, я постарался обмозговать вопрос.
– Не знаю. Когда ты пропускал «сэр» в разговоре, это звучало как-то не по-дживсовски. Но я хотел бы знать, действительно ли «сэр» – это по-дживсовски или суть лишь в камердинерских приличиях, без которых теперь можно обойтись, раз уж ты проделал со мной нечто куда более неприличное?
– Из ваших слов, сэр, следует понимать, что вас устраивает привычное обращение, но вам не хотелось бы обременять меня его постоянным использованием?
– Вот именно. Все в твоих руках, в общем.
Дживс стряхнул пепел с сигареты в пепельницу на ночном столике и задумчиво хмыкнул.
– Как же мне называть вас, – спросил он, – если не «сэр»?
– Как тебе будет угодно, старина. – Я протянул ему окурок своей сигареты, и он затушил его. – Хотя, знаешь что... Я никогда не слышал, чтобы ты называл меня по имени.
– В таком случае, разрешите попробовать, сэр? – спросил Дживс, и в его глазах вспыхнули знакомые искорки. Я кивнул, и Дживс, докурив сигарету, нагнулся и крепко поцеловал меня. Наконец, отпустив мои губы, он прошептал: – Бертрам...
Никогда прежде мое имя не произносили таким чудесным образом. У меня аж волоски на руках встали дыбом. Я поежился от удовольствия под Дживсом и потребовал:
– Ну-ка, еще разок, Дживс.
Он провел своим прилежным языком по моей чувствительной шее и произнес, словно магическое заклинание:
– О, Бертрам...
– Дживс... – охнул я в ответ и тут же запнулся. – М-м... Дживс, а можно мне тоже называть тебя по имени? Когда мы наедине, само собой.
Дживс растянулся на животе рядом со мной и, положив свою бесценную голову на скрещенные руки, взглянул на меня из-под взлохмаченной челки. Не знай я его лучше, сказал бы, что он сконфужен.
– Сомневаюсь, что мое имя так подходит для этого, как ваше.
– Радость моя, – я положил руку на щеку Дживса, растроганный его легкой неловкостью, – да я наизнанку вывернусь, чтобы оно прозвучало так же здорово, как мое собственное. – Я потянулся поцеловать его в ухо – которое, как я знал теперь, было чем-то вроде его ахиллесовой пяты, – и прошептал прямо в идеальную раковину: – Реджинальд...
Это подействовало так, словно я произнес верный пароль у входа в пещеру Али-Бабы. Дживс зарылся пальцами мне в волосы и привлек к себе в неистовом, долгом поцелуе. Другой рукой он подтолкнул мои бедра к своим, и, хоть я и не думал, что это возможно, мое тело затрепетало от возрождающегося желания.
Когда мы наконец разорвали поцелуй, чтобы глотнуть свежего воздуха, он спросил меня:
– Ну что, еще разок, Бертрам?
– Конечно, – сказал я, обвивая его руками. – Cколько захочешь, Реджинальд.
