Однако все повернулось так, что мне не пришлось ничего говорить. Дживс опередил меня почти на милю и встретил в дверях квартиры, уже переоблаченный в свое камердинерское одеяние. Он принял мои джентльменские атрибуты и, прежде чем я успел открыть рот, заговорил:
– Во время вашего отсутствия, сэр, я произвел учет хозяйственных принадлежностей и обнаружил, что вы почти не используете новое мыло для ванн. Если вас не устраивает его качество, я постараюсь найти подходящую замену.
– Что? Э... нет, Дживс. Мыло вполне приличное.
– Очень хорошо, сэр.
– Дживс?...
– Да, сэр?
– Мне... мне следует за что-то извиниться? Перед тобой, я имею в виду, – я озадаченно поскреб в затылке.
Дживс же являл собой полную противоположность озадаченности. Я бы сказал, слово «неозадаченный» наилучшим образом описывало его вид.
– Нет, сэр, – ответил он спокойно. – Я не припоминаю с вашей стороны никаких действий, выходящих за границы допустимого. Это все, cэр?
– Да, Дживс, это все.
Но чтоб мне провалиться, если это было все!
В течение последующих нескольких дней в атмосфере вустеровского жилища ощущалось заметное напряжение. Дживс исполнял камердинерские обязанности с обычной сноровкой и грацией, но как бы потерял к ним вкус, – если вы понимаете, о чем я. Может статься, я воспринимал происходящее чересчур серьезно; однако, верите ли, мне казалось, что Дживс стал еще более чопорен, чем раньше. Например, у нас был каждодневный ритуал – проснувшись и попивая утренний чай, я спрашивал: «Что за день сегодня, Дживс?» И Дживс выдавал мне подробный отчет о погоде за окном, включая степень пушистости облаков, если на небе были облака, и шансы на дождь, если накануне обещали дождь. Казалось, ему нравится рассказывать мне о том, что может принести с собой день, – иначе к чему такая детальность?
Однако наутро после того, как мы танцевали в «Черной Маске», я проснулся, сделал глоток чая, принесенного Дживсом, и спросил:
– Что за день сегодня, Дживс?
На что тот ответил:
– Понедельник, сэр. – Очевидно, он был слишком занят, доставая мои ботинки из шкафа, чтобы распространяться на эту тему дальше.
Я попытался надавить на него:
– Дождь будет, как думаешь?
– Не могу сказать, сэр. У меня не было возможности свериться с показаниями барометра этим утром. – Он снял с вешалки мой костюм и смахнул с рукавов невидимые пылинки.
Я нахмурился. Не знал, что у нас есть барометр. Но, полагаю, это имело смысл – не мог же Дживс выдавать свои прогнозы, просто окинув взором небесный свод. Тогда, спрашивается, какое дело настолько озаботило его, что он даже не взглянул на этот чертов барометр, хотя привык делать это каждое утро?
Только я вознамерился спросить его об этом, как Дживс отошел от шкафа к окну, чтобы раздвинуть занавески. Утренний свет залил его лицо, и, признаюсь, я соскочил с кровати даже резвее, чем в тот раз, когда мне подложили туда злого китовраса.
– Сэр? – спросил Дживс, когда я уставился на его осиянный солнцем лик. – Что-то случилось, сэр?
Поспешно опустив глаза, я выдохнул:
– Извини, Дживс. Мне показалось, я увидел... э... паука. – Я начал отступать к ванной. – Дживс, я бы не против сгрызть ломтик ветчины на завтрак – если она у нас есть, конечно.
– Да, сэр. Очень хорошо, сэр. – И Дживс вытек из комнаты сооружать утреннюю трапезу.
Я не отрываясь смотрел, как он уходит. И недоумевал, какого черта он замаскировал сценическим гримом темные круги под умнейшими глазами.
Конечно, такую вещь не каждый заметит; но у меня есть друзья в театральных кругах, вроде того же Сирила, и я знаю, как выглядит на щеках актера толстый слой пудры или румян. Все утро я следил за Дживсом, словно ястреб, надеясь, что выражение его лица хоть чуть-чуть подскажет мне, что, прах побери, происходит. Меня охватило беспокойство – неужели он потерял сон? Что же с ним стряслось, и как это исправить?
Больше всего меня удручал тот факт, что я не мог так просто заговорить со своим слугой на эту тему. Когда в прошлый вечер я осмелился коснуться данного предмета, Дживс заткнул меня, точно распоясавшийся фонтан. Стало ясно, что придется дожидаться разговора с единственным человеком, который мог мне помочь, – с Виктором.
В образе Виктора Дживс держался куда более свободно, и мы поговорили бы на равных, ибо ему не пришлось бы прятаться за своим профессиональным фасадом. Я очень надеялся, что Сирил снова нагрянет ко мне домой и настоит на визите в «Черную Маску», но он так и не явился. Тогда я сам позвонил ему, чтобы уговорить пойти, – однако он не желал и слышать об этом.
– Я туда и носа больше не покажу, Берти, – простонал он в трубку. – Ты представляешь, что этот скотина Жоффрэ со мной сделал?
– Право же, понятия не имею, – скривился я.
– После того как мы позанимались любовью, я попросил его проводить меня домой, и знаешь, что он на это сказал? – Сирил передразнил округлый йоркширский говор своего воздыхателя: – «Ой, Себастья-ян, боюсь, это невозможно. Пойми, я только повстречал тебя, мой милый мальчик, и пока не могу снять перед тобой маску». Что это за бред, спрашивается?!
– Может быть, он очень известен, – предположил я.
– Да ни черта он не известен! Просто жалкий старикашка, который думает, что эта дурацкая маска придает его физиономии загадочность. Отвратительно! И он мне отвратителен. Больше в жизни не пойду в эту дыру.
– Ну... м-м... Сирил... – Я оглянулся – Дживса в поле зрения не наблюдалось – и вернулся к трубке: – Я все же не прочь как-нибудь туда завернуть. Может быть, в следующие выходные? Мне бы хотелось еще разок поболтать с этим парнем... Виктором.
– Что-о?! Ты-ы?! – прыснул Сирил. Я отнял трубку от уха, чтобы не слушать его визг.
– Да, я.
– ...И тот длинный брюнет?...
– Ну...
– По-моему, слишком крепкий орешек для тебя. Как друг говорю, Берти. Может, найдешь кого-нибудь попроще?
Я зажал пальцами переносицу:
– Сирил, я хочу поговорить с человеком – только и всего. Ты будешь так любезен пойти со мной?
– Извини, старина, но я ни за какие коврижки не встречусь теперь с Жоффрэ. После всего, что он мне наговорил...
– Я дам тебе пять фунтов и заплачу за всю выпивку.
– ...А вечер субботы подойдет?
Остаток недели я провел большей частью в «Трутнях», вдыхая знакомую атмосферу места, битком набитого старыми друзьями. Поучаствовал в нескольких матчах в дартс и булочковый крикет и, в общем, наслаждался жизнью. Но меня не переставала изводить мысль о том, что никто из ребят, кроме Сирила, не в курсе одной маленькой детали обо мне – детали, которую я до недавних пор считал сущим пустяком. А теперь не мог поделиться этим ни с одной живой душой.
Субботний день пролетел незаметно, и Дживс, не проронив ни слова, нарядил меня для вечернего выхода. По завершении процесса я представлял собой весьма привлекательное зрелище. Натянув белые перчатки из телячьей кожи, я оглядел себя в полный рост в зеркале.
– Впечатляет, Дживс, – вынес я свой вердикт.
– Благодарю, сэр.
– Сегодня я опять рискну высунуть нос наружу вместе с мистером Бассингтон-Бассингтоном. Только вряд ли мы снова потащимся в «Трутни». Мы... мы пойдем в другое место. – Это была довольно жалкая попытка оповестить его о моих намерениях. В конечном итоге, если этим вечером он не появится в «Маске», все мои надежды пойдут прахом. – И скорее всего, я приду домой поздно.
– Очень хорошо, сэр.
– Сегодня у тебя свободный вечер, так ведь? Не собираешься на какую-нибудь веселую пирушку, Дживс?
– Не могу сказать, сэр. – Он отступил назад и в последний раз провел щеточкой по вустеровским плечам. – У меня нет определенных планов на этот вечер.
Тогда я собрал в кулак весь вустеровский задор и произнес, как мне показалось, беспечным тоном:
– А классно было бы, если б ты сегодня вышел прошвырнуться, Дживс. Как думаешь?
Дживс посмотрел в зеркало поверх моего плеча. Встретившись со мной взглядом, он отвел глаза.
Мне хотелось развернуться, схватить его за руки, трясти и кричать: «Это безумие! Зачем так разговаривать друг с другом, когда мы вместе смеялись, пили, делились сигаретами и зажигалками? Почему сейчас-то так нельзя?!» Но было совершенно ясно – почему. Он был Дживсом, а я Вустером.
– Ну тогда пока-пока, Дживс, – промямлил я и, понурившись, вышел прочь.
На улице я встретил Сирила, и мы в очередной раз направились в «Черную Маску». Мой приятель жизнерадостно щебетал всю дорогу, однако меня грызла мысль, что Дживс сегодня в клуб не придет – а значит, нет никакого шанса извиниться за допущенную мной вольность; и я уже стал терять надежду, что все когда-нибудь вернется в свою колею.
В конце концов, Сирил все-таки обратил внимание на мою унылую физиономию и, когда мы пришли в клуб и нацепили домино, объявил, что мы сегодня (цитирую) «нарежемся, как сапожники» (конец цитаты).
– Я в самом деле не могу, – сказал я, по-журавлиному выворачивая шею и отчаянно вглядываясь в толпу. – Сначала мне нужно поговорить с Виктором.
– Ты видишь здесь Виктора? – спросил Сирил.
– Нет...
– А бар видишь?
– Да...
– Ну и?...
Что ж, мысль показалась мне здравой.
Я заказал нам обоим по крепкому б. и с., за которым последовали несколько бокалов мартини. Я уже почти начал получать удовольствие от вечера, как вдруг Сирил замолк в середине анекдота и уставился на кого-то поверх моего плеча.
Однако Сирил в первую очередь плевал на вашего покорного слугу.
– Пойдем-ка, Берти, подсядем к этим ребятам. – Он показал на стол, за которым умопомрачительно элегантная компания парней распивала нечто, похожее на чистейший зеленый неон.
– Э... я не уверен...
– Ничего, это послужит Жоффрэ уроком. Себастьян Крофт никому не позволит играть с собой. – Сирил подвел меня к кружку любителей зелени и дружески поприветствовал их. Да уж, Бассингтон-Бассингтон бывает порой форменной занозой в филейных частях, но в чем ему не откажешь, так это в таланте гармонично вливаться в теплую компанию. Буквально через считанные минуты он обеспечил нам места за столом, а сосед справа принялся оделять меня содержимым бутылки. Делал он это, надо сказать, чертовски странным способом. Сперва налил немного зеленой штуки в бокал, затем поместил на него крохотную резную ложечку с куском сахара и, в довершение всего, аккуратно залил этот натюрморт ледяной водой. Когда сахар растаял и зеленая жидкость в бокале помутнела, он изящным жестом убрал ложечку и велел мне пить залпом.
– Эта красотка приехала со мной из Парижа, – сказал он, чтобы подбодрить меня.
– Премного благодарен, – откликнулся я, подозрительно принюхиваясь к молочно-белой жидкости. Но Сирил одарил меня взглядом, недвусмысленно намекавшим, что я обязан это выпить. И я выпил.
Не знаю, вы пробовали когда-нибудь абсент? Дьявольское пойло, доложу я вам. На вкус – чистейший анис пополам с сахаром. Сочетание малоприятное – по крайней мере для вашего покорного слуги – однако едва я проглотил эту смесь, меня заполнило ощущение, которого не доводилось испытывать ни от джина, ни от бренди. Я был пьян, как сапожник, это уж точно; но мысли странным образом и не думали путаться у меня в голове. Это смахивало на сон, когда ты словно раздваиваешься – если вы понимаете, что я хочу сказать, – и отчетливо видишь со стороны все свои поступки.
Должен сказать, эта штука еще и здорово развязала Бертраму язык.
Перегнувшись через своего нового приятеля, Сирил обратился ко мне:
– Берт... в смысле, Николас... я опять забыл... Еще раз, зачем мы сюда пришли? Ты вроде хотел что-то сделать? Что-то важное, так ведь? – Гляделки у Сирила были до жути красные – как обычно, налились кровью, стоило их владельцу перебрать.
Я в свою очередь перегнулся через парня, сидевшего между нами, чтобы Сирил мог меня расслышать:
– Мне нужно найти Виктора, – сказал я. – Я по уши втрескался в него, но, боюсь, в тот раз испортил все к чертовой бабушке. – Слова еще не соскочили с моих губ, а сущность, наблюдавшая за мной со стороны, хлопнула себя рукой по лбу и застонала, сокрушаясь о состоянии вустеровского мозга. Втрескался? Я? В Дживса?!
Внезапно шестеренки в моем мозгу завертелись со скоростью тысяча миль в час. Ну да, я. Втрескался в Дживса. А собственно, что здесь ненормального? Разве я не был очарован им с того самого момента, как он переступил мой порог? Я благоговел перед ним, перед его манерой двигаться, перед умными словами, что он говорил. Прах побери, да я целую кучу романов посвятил его бесконечному великолепию! Нечего удивляться, Вустер (констатировал мой протухший мозг), что ты в. по у. в светлый разум своего камердинера. Но с тех пор как мы повстречались в «Черной Маске», я обнаружил в Дживсе доселе незнакомую мне сторону – и эта сторона нравилась мне не меньше первой. Меня вдруг осенило, что, возможно, у Дживса еще миллион незнакомых мне сторон – как и должно быть у глубоко интеллектуальных людей вроде него. И я отнюдь не возражал бы, если бы передо мной встала задача грань за гранью изучить природу такого бриллианта, как Дживс, – пусть бы это заняло хоть сотню лет.
Короче говоря, получите и распишитесь – Бертрам У. Вустер наконец-то влюбился. При этой мысли я закрыл глаза от счастья, и все мое существо вознеслось к небесам на пуховом облачке.
Но тут раздалось кудахтанье:
– Ви-иктор? – Это был субъект, что сидел между мной и Сирилом, и глаза мои распахнулись от недоумения. – Виктор этими делами больше не занимается. Ушел на покой, знаете ли. Так что советую найти кого-нибудь не с таким каменным сердцем. – Он по-свойски положил руку мне на колено.
Я перевел на него осоловелый взгляд:
– Как вас зовут?
– Саймон.
– Ну вот что, Саймон. Спешу сообщить вам, что я не нуждаюсь в доброхотах, у которых, видите ли, сердце не каменное, – кстати, у Виктора оно тоже таковым не является. А еще от вас несет пчелиным воском, и меня это совсем не привлекает. Кроме того, – я подтолкнул к нему свой пустой бокал, – сейчас ваша очередь наливать, так что займитесь делом.
Я редко бываю так чудовищно груб, тем более в присутствии новых знакомых, но спиртное добавило мне развязности, а тот факт, что нужный мне до зарезу Дживс все не появлялся, взвинтил меня донельзя. В общем, картина вышла довольно неприглядная. Однако собравшиеся за столом, похоже, сочли ее забавной и оглушительно расхохотались – в том числе и Саймон. Примирительным жестом он убрал руку с моего колена и принялся разливать абсент по бокалам.
Я опрокинул еще парочку зеленых коктейлей, одновременно пересмеиваясь и перешучиваясь с новыми приятелями Сирила. Эти ребята оказались на редкость славной компашкой, и скоро мы вместе распевали песенку из нового шоу... как там, бишь, ее... Забыл. Как бы там ни было, мы уже добрались до второго куплета, когда я почувствовал у себя на плече чью-то тяжелую ладонь.
Оторвавшись от бокала с абсентом, я увидел, что надо мной маячит Дживс. Вид у него был не слишком довольный, что не могла скрыть даже маска – я имею в виду настоящую маску, а не метафорическую, которую он нацепляет, исполняя роль камердинера. Но все равно в своем смокинге и воротничке «Эрроу» он выглядел просто сногсшибательно.
Я вскочил с места, с трудом припоминая, где нахожусь и как мне к нему обращаться.
– О... Виктор, я так рад, что вы здесь... – начал я.
– Точно, Виктор, выпей с нами! – встрял Саймон.
Сирил и все остальные наперебой присоединились к этому приглашению, однако Дживс наклонил голову:
– Прошу прощения, но, боюсь, я не любитель алкоголя с анисовым привкусом.
– А вы пробовали? С первого захода, конечно, продирает, но потом идет как по маслу, – заметил Сирил. – Вот что, мы вам нальем рюмашку, и вы потолкуете с Бер... в смысле, с Николасом. Он хотел обсудить с вами что-то жутко важное.
Меня аж передернуло от вида Сирила, старательно заливавшего водой ложку с сахаром. Кой черт все время тянет этого придурка за язык?
Дживс включил свой пробирающий до костей взгляд на полную мощность.
– Что именно вы хотели обсудить, Николас? – спросил он, и мне почудилось, что язык у меня во рту набух до состояния губки в ванне.
– Я только хотел... Ну... э-э-э... дело в том... – замычал я. И пока слабоумная моя сущность тянула бессвязную канитель, другая сущность, что наблюдала за первой, в отчаянии воздевала руки к небу.
«Скажи ему, что просишь прощения, мямля несчастный!» – долбила она в мой хилый мозг.
– Я хочу попросить прощения, – наконец выдал я, – насчет того вечера. Ну, когда мы танцевали.
Дживс только смотрел на меня, ничего не говоря в ответ, и я затараторил, пытаясь обратить все в шутку:
– Боюсь, танцевальный партнер из меня вышел – хуже не придумаешь. Судя по тому, как стремительно вы убежали от меня сразу после вальса... Ужасно извиняюсь, старина. Наверное, в следующий раз мне не стоит брать на себя роль леди – так в итоге все перепуталось...
Наш разговор был прерван Саймоном и Сирилом, которые откопали где-то еще один стул и чуть не силком заставили Дживса присоединиться к компании. Меня толкнули обратно на мое собственное сиденье, оказавшееся по соседству с Дживсовым, и Саймон по второму кругу налил всем абсента. С гримасой величайшего отвращения Дживс взял свой бокал, а я между тем пристал к нему, делая последнюю попытку извиниться.
– Пожалуйста, не злитесь на меня, – прошептал я так, чтобы этого никто больше не слышал. – Это невыносимо. Правда.
– Я и не думал сердиться на вас, – мягко возразил он, изучая мутно-белую смесь в своем бокале. – Мой внезапный уход тем вечером был вызван досадной необходимостью. Поверьте, вам абсолютно не в чем себя винить.
Я испустил вздох облегчения:
– Тогда сигаретку? – и предложил ему свой раскрытый портсигар. Сигарету он взял – значит, в самом деле был настроен дружелюбно.
В этот момент Сирил хлопнул ладонью по столу и высоко поднял свой бокал.
– Ваше здоровье, джентльмены! – провозгласил он, и все опрокинули содержимое кубков. Я с готовностью последовал за остальными, бросив взгляд на Дживса поверх бокала. Он одарил меня этой своей странной полуулыбкой и тоже выпил до дна.
Как хорошо, что все опять вернулось на круги своя, думал я в расслабленно-пьяной истоме, которая порой накатывает в самый разгар вечеринки. Мы с Дживсом снова были добрыми приятелями, и, вероятно, во время какой-нибудь из следующих встреч я смогу деликатно коснуться предмета моей tendre к нему – когда мы немножко попривыкнем к нашей дружбе и я почувствую, в состоянии ли он ответить мне взаимностью. Надо только набраться терпения и подождать.
Поэтому я несказанно удивился, несколько часов спустя обнаружив, что вовсю целую Дживса.
Привяжите меня к стулу в помещении для допросов и пригрозите, что полная лодка котят пойдет ко дну, если я не соберусь с мыслями, – я все равно не смогу объяснить вам, как именно это произошло. Помню, в деле были замешаны еще несколько порций абсента, которые я отлакировал парой других коктейлей; при этом я подначивал Дживса, чтобы не отставал от меня, хоть он и дал понять, что не увлекается спиртным. «Алкоголь туманит разум – мне не нравится это ощущение», – так он сказал, но я фыркнул на это заявление и заставил его пропустить еще бокальчик. В общем, за нашим столиком царил самый что ни на есть компанейский дух, и время летело будто на крыльях. Один раз я взглянул на карманные часы: было без двадцати двенадцать. Спустя буквально несколько секунд те же самые часы известили меня, что уже четверть третьего. Блаженство, которое я вкушал, сидя рядом с Дживсом и веселясь на всю катушку, незаметно поглотило это время без остатка.
В какой-то момент я почувствовал, что мне нужно кое-куда отлучиться, и поднялся на дрожащие ходули, чтобы направить стопы в нужную сторону. В какую именно, я попытался выяснить у Сирила – который к этому моменту уже не отличал право от лева, – но тут Дживс предложил сопроводить меня в указанное место.
– Я тоже хотел бы воспользоваться имеющимися здесь удобствами, – вот его доподлинные слова.
Мы пробрались сквозь толпу – я покачивался в такт музыке, доносившейся из граммофона, Дживс степенно шел рядом, поддерживая меня под локоть. Полагаю, он опасался, что я в любой момент могу кувырнуться носом; я же, напротив, чувствовал себя свежим, точно майская роза. Пока он вел меня по тихому коридору в сторону помещения, которое, очевидно, было туалетом, я несколько раз пытался довести до его сведения, что и сам преотлично держусь на ногах. По пути мы миновали череду альковов, и у меня запылало лицо при воспоминании о коротеньких мгновениях, проведенных в одном из них.
Я украдкой поглядел на Дживса. За исключением слабого румянца на щеках, он совсем не изменился с начала вечера, словно выпивка не оказала на него никакого воздействия. Его голова все так же выдавалась назад под тяжестью внушительного мозга, а зеркала души смотрели на мир все тем же ясным взором.
Этот взор обратился ко мне, и Дживс заметил, что я не свожу с него глаз.
– Что-то не так, Николас? – спросил он.
Да, внезапно понял я. Что-то действительно было не так, и пора было это исправить. Я ухватился за кончики воротничка Дживса и толкнул его к стене, применив тактику, которая в народе зовется «выстрел наугад». И прежде чем он успел воспротивиться такому беспардонному обращению, я поцеловал его.
Сейчас можно было бы очень легко списать все на действие паров абсента. И, разумеется, другие напитки, которые я употребил этим вечером, также не способствовали принятию мозгом Вустера взвешенных решений. Но уверяю вас, дорогие читатели, – целовал я Дживса с разумом столь же чистым и ясным, с каким хожу, говорю и делаю сотни других естественных вещей. Я твердо знал, что хочу, желаю, жажду ощутить его вкус на своем языке – пусть с налетом сигаретного дыма и приторного алкоголя. Целовал я его всего лишь один короткий миг, недостаточный для того, чтобы он успел ответить мне (даже если бы и захотел). По коридору шагала компания хохочущих гуляк, и я отстранился от Дживса, пока они не прошли мимо и не оставили нас одних в темноте.
Мы уставились друг на друга.
– Это неправильно, – пробормотал Дживс. И в то же самое время я выпалил:
– Давай займемся любовью.
Мои руки потянулись было к его лицу, но Дживс резко перехватил их. Не стану говорить, что его классический фасад исказился в шоке – потому что ничего подобного не случилось. Заметить, насколько он потрясен, мог лишь тот, кто знал его так хорошо, как ваш покорный слуга, – и по его мгновенно распахнувшимся глазам и чуть приоткрытым губам я понял все.
– Что? – прошептал он. – Нет. Нет, мы оба слишком много выпили и...
– Пожалуйста... – Мои руки, обретя наконец свободу, вцепились в безупречную Дживсову манишку. – Господи, если б ты только знал, что ты делаешь со мной... – Собственная кожа в этот момент казалась мне чересчур тесной, горячая кровь ударила в голову. Я напирал так безудержно, словно от этого зависела моя жизнь. Губы мои терлись о его бледную стройную шею. – Если б ты только знал... ты не отказал бы мне.
Всякие там поэты часто используют выражения вроде «дальнейшее было как в тумане», и я никогда толком не понимал, что они под этим имеют в виду. Я хочу сказать, если уж взялся писать ключевую сцену, то будь любезен изобразить ее во всех подробностях. Однако, боюсь, сам Вустер не в состоянии на сей раз последовать этому принципу – потому что все действительно было как в тумане. Только я прижимал Дживса к стене в темном коридоре, метафорически бросаясь к его ногам, и вдруг мы уже точно угорелые вваливаемся в пустой альков, слившись в поцелуе и срывая друг с друга одежду, как будто она пропитана смертельным ядом и мы всерьез опасаемся за здоровье друг друга.
На одно только мгновение Дживс оторвался от меня, чтобы глухо простонать:
– Как я могу отказать вам?...
Ослепительно улыбнувшись, я поцеловал его снова. Дживс протянул руку мне за спину и рывком запахнул занавес, чуть не сдернув его с колец. Я смутно помню, как неловко мы распластались на плюшевом ложе – Дживс подо мной; я в его объятиях; его руки гладят меня по спине. Пальцы мои, словно по собственной своей воле, принялись срывать с него запонки, а он тем временем развязывал мою идеальную бабочку. Мной снова овладело диковинное чувство, будто я наблюдаю за собой со стороны, и я уже не сомневался, что это галлюцинация, вызванная изрядным количеством потребленных градусов. Я слыхал, что от этой зеленой чертовщины и не такое бывает, – но твердо вознамерился послать все к черту и продолжить начатое.
Дальнейшее происходило в каком-то неистовом угаре. Напряженные и тут же ослабевшие мускулы, треск рвущейся ткани, остервенелые щипки и покусывания – все это по большей части заменило поцелуи. Я старался коснуться Дживса повсюду, куда только мог дотянуться руками и ртом, – и, должно быть, мой запал передался и ему, ибо он отвечал мне тем же. Прежде чем я успел опомниться, Дживс стащил с меня пиджак, жилет и рубашку и сбросил подтяжки с плеч; и я попытался проделать то же самое с ним. Конечно, ему пришлось сесть, чтобы я мог избавить его от оскорбляющей мой взор одежды, и я очутился у него на коленях – что ничуть не сказалось на сочности очередного нашего поцелуя. Я изогнулся и лизнул его левый сосок, который был темным, словно ириска, – как мне всегда и представлялось; Дживс зарылся пальцами в мои волосы и вжался в меня со стоном, который иначе как непристойным было не назвать.
Странные, не побоюсь этого слова, ощущения я испытывал в тот момент. Время зависло над нами прозрачно-бесплотной дымкой, и неясно было, сколько мы уже вместе – часы или лишь секунды. Мне хотелось только одного – чтобы это длилось как можно дольше.
И тут Дживс поднял руку, желая погладить меня по лицу, и его пальцы провели по моему домино. Я окаменел. Вустеровский мозг, в котором еще не все цилиндры перегорели, завопил, что ни к чему хорошему это не приведет. Под чужой личиной я наконец-то мог наслаждаться объятиями Дживса; но если он снимет с меня маску, убеждал мой воспаленный рассудок, чары развеются. Он вновь увидит перед собой недалекого молодого хозяина, которому складывает носки и утюжит брюки, – то есть, ничего примечательного – и уйдет, как ушел после нашего совместного вальса. Я не мог этого допустить.
– Нет! Прошу тебя! – Мои руки подлетели к вискам и удержали маску на месте. – Пусть останется на мне. Пожалуйста.
Эта неожиданная вспышка с моей стороны вынудила «Дживс-экспресс» затормозить на полном ходу. Его руки сначала прекратили свои изыскания, а затем он убрал их вовсе. Взгляд его, до этого прикованный к моему лицу и исполненный решимости идущего в бой полководца, внезапно потускнел, и Дживс промолвил тихим и, верите ли, даже каким-то тонким голосом:
– Как хотите.
Я не ожидал, что его так смутит моя маска, – в конце концов, он не хуже меня знал о необходимости этих аксессуаров здесь. Однако я сразу нашел подходящий способ загладить свой промах.
– Кажется, я знаю, как убрать эту кислую мину, – сказал я и прикусил изящную мочку уха Дживса. – Посиди-ка смирно и дай мне сделать тебе приятное.
Довольно неловким манером я наполовину сполз, наполовину рухнул на пол, с размаху треснувшись коленями о паркет. Менее стойкий парень захныкал бы, но только не Вустер – хотя, полагаю, в тот момент я вообще не задумывался ни о боли, ни о грядущих синяках. Сгорая от желания поскорее, что называется, прибрать Дживса к рукам, я потянулся к его ширинке; очертания его члена явственно вырисовывались под тканью брюк, так что мой нехитрый замысел был весьма уместной приправой к основному блюду вечера.
До этого я упоминал, что в обществе джентльменов о подобных вещах не говорят; однако, не называя имен, замечу, что уже пробовал данный метод на практике. В юные годы я весьма поднаторел в этой науке вместе с некоторыми ребятами (назовем их Линго Биттл и Пинджер Гактвейт), ну и... если честно, до чего-то большего в своих незаконных экспериментах так и не дошел. Несмотря на это, я был твердо настроен приложить все свое умение, чтобы угодить Дживсу.
Хотя сам он отнесся к моим действиям без энтузиазма. Его руки переплелись с моими и решительно пресекли все попытки добраться до застежки его брюк. Я глухо заворчал, выказывая недовольство, и он наклонился и запечатал мои губы поцелуем – не менее обжигающим, чем все предыдущие.
– Что именно, по-вашему, вы делаете? – выдохнул он мне в шею, когда мы наконец разъединились. В голосе Дживса не слышалось ни капли издевки, как можно было бы подумать, исходя из его слов, – напротив, его тон выражал одну только неприкрытую тревогу.
Я отодвинулся и посмотрел ему в глаза. Это так важно для него, напомнил я себе, и главное здесь – осторожность. Осторожность и чуткость.
– Знаю, что какое-то время ты провел в цел... В целлофане?...
– Думаю, вы имеете в виду слово «целибат»...
– Точно, спасибо... Так вот, я знаю, что какое-то время ты провел в целибате... но, может, пора с этим покончить, а? – Я провел подушечкой пальца по выпуклости на его брюках; Дживс охнул, прежде чем с усилием обрести привычное хладнокровие. Поражаясь собственной дерзости, я продолжал наступать: – Ничто не длится вечно, знаешь ли.
Очевидно, логичность аргумента произвела на Дживса впечатление, потому что он весь как-то подобрался, будто летучий ночной грызун, и его руки оставили бесплодные попытки помешать мне, а обрамленные домино глаза закрылись.
– Ничто, – еле слышно согласился он.
Такая податливость окрылила меня, и я в два счета расстегнул брюки Дживса и обхватил ладонью его член. Словно усталый путник с викторианского гобелена, я оперся щекой о его крепкое бедро и проследил, как моя рука заскользила вверх-вниз по его стержню. После пары-тройки пробных движений я поднял глаза и увидел, что Дживс смотрит на меня с самым загадочным выражением лица. Полагаю, в тот момент он думал (только в более сдержанной и солидной манере) о том же, что и я – о том, что заставляло сердце выбивать звонкий барабанный ритм в груди Бертрама.
Немыслимо. В голове не укладывается.
Меня охватила необычайная легкость; в нашем маленьком алькове царила такая тишина, а воздух был столь вязок, что, казалось, все происходит на дне морском. Не сводя глаз с лица Дживса, я слегка наклонил голову и коснулся языком его возбужденного члена. Дживс зажал рот рукой, подавляя вскрик, а другая его рука опустилась мне на плечо – словно в знак поощрения. Мне так хотелось, чтобы ему понравилось, – особенно если вспомнить, сколько времени он провел без простой человеческой ласки, – и восторг, испытанный мной при мысли, что именно я дарю ему сейчас эту п. ч. л., не поддавался описанию. На моих губах заиграла самодовольная улыбка; я сел прямее и принялся за дело уже всерьез.
Я немногое помню из того, что делал, – только темноту и мускусный, восхитительно-животный аромат Дживса. Желание доставить ему удовольствие настолько поглотило меня, что я лизал и сосал, словно одержимый, совершенно не заботясь о том, как выгляжу со стороны. Взяв в рот его член, я немедленно высвободил из брюк собственный, иначе меня просто разорвало бы на месте. Я не входил в такой раж со школьных лет, когда одного лишь порыва ветра хватало, чтобы привести корпус Вустера в боевую готовность.
Должно быть, Дживс ощутил мою настойчивую похоть, ибо когда я лениво приоткрыл глаза, то увидел, что он пристально смотрит на меня – на мой рот, ублажавший его член, и руку, которой я ублажал себя. Я ответил ему полным нежности взглядом, надеясь, что Дживс сумеет прочесть в моих глазах, как я восхищаюсь им и как он мне дорог. Дороже, чем кто-либо на этом свете.
Рука Дживса скользнула мне в волосы, и пальцы его мягко зарылись в мои встрепанные кудри. Я все ждал, когда хватка усилится, но этого не произошло.
– Д-довольно, – неожиданно прохрипел он. – Пожалуйста, не надо...
Он был уже совсем на пределе – судя по тому, как подались навстречу мне его бедра и напряглись мускулы ляжек. Я чуть отстранился – только чтобы сказать:
– Все хорошо... можешь кончить.
Пальцы Дживса дрогнули в моих волосах.
– Не могу, – мягко выдохнул он.
– Давай... для меня, – прошептал я во влажную кожу его члена.
И как только я снова взял его в рот, Дживс сделал это. Через пару секунд я последовал за ним, нещадно забрызгав семенем кулак и переднюю часть брюк. Кончилось тем, что я осел на пол и, задыхаясь, свернулся у ног Дживса. Глаза мои закрылись, но помню, что его рука так и осталась на моих волосах и я бессознательно ткнулся в его божественное тепло. А потом все погрузилось в темноту.
