Сквозь затихающий шум гаснущего огня неожиданно донеслись издалека странные, протяжные звуки. Гарри застыл на месте – ничего подобного он никогда не слышал. Из дома, вслед за выскочившей Гермионой, неторопливо вышел Марк.
- Что это за вой? – тревожно спросил Гарри.
- Римляне, - мрачно ответил Марк. – Вечно трубят в свои тубы. Напоминают о себе.
Он презрительно сплюнул и бросил ненавидящий взгляд куда-то вдаль. Гермиона тихо попросила его о чём-то на латыни, и Марк с достоинством удалился.
- Они вырезали всю его семью, даже младенцев не пожалели, - она горестно покачала головой. – Марк – беженец из Энны.
Вот как! Значит, сицилиец вызывает у неё жалость! Гермиона как раз из тех, кто способен привязаться к предмету своего сочувствия. А если учесть, что этот парень такой видный, то…
- Ты любишь его? – прямо спросил Гарри, не в силах сдержаться.
Гермиона замялась и вдруг заметила пепел на кушетке.
- Ты что, спалил матрас?
- А тебе жалко? Наверное, не раз развлекалась на нём с Марком? – Гарри сам не понял, как мог такое брякнуть, но было поздно.
Гермиона тяжело вздохнула и с каменным лицом, не глядя на Гарри, отчеканила:
- Мы с ним многое пережили вместе. Он такой же храбрый, как ты, Гарри. И временами – такой же дурак!
Она резко развернулась и решительно направилась в дом. Гарри растерянно посмотрел ей вслед. Ну, и как понимать её слова? Женщины никогда не говорят «да» или «нет», как будто этому их обучают на специальных курсах «Как довести мужчину до бешенства»!
- Ты мне не ответила!
Дверь громко захлопнулась. Если бы только Гермиона сразу сказала правду! Он бы не стал мешать! Такое ощущение, что она уже не доверяет Гарри, как прежде. Словно эти два года отдалили их друг от друга! Осознавать себя чужим было намного хуже, чем услышать честное признание в любви к другому.
«Такой же дурак» - и что это значит? Такой же… доверчивый? Наивный? Гермиона, конечно, умна, иногда даже слишком. Способна ли она обвести вокруг пальца старого друга? Может быть, их взаимоотношения в последние две недели были иллюзией, которую Гарри сам себе придумал? Ведь он никогда бы не узнал о её якобы великой любви, если бы не Волдеморт. А доверять словам врага не следует, ох, не следует… Стало быть, не было никаких чувств? А что было? Да, сначала она сделала всё, чтобы вытащить их обоих из Азкабана. Но это объяснимо: другого выхода на тот момент не существовало. Гермиона просто была уверена, что Гарри не оставит её в тюрьме, придёт спасать. Знала эту его черту – не бросать друзей.
Потом… Потом сказала, что любит. Но, может быть, она просто поступила так из жалости? Там, в министерстве, он действительно был жалок, растерян; не знал, куда приложить силы. И Гермиона, видимо, решила таким образом его воодушевить. Потому что… любовь – великая сила.
Гарри горько усмехнулся – нелепое воспоминание из детства. Дамблдор был хитёр, очень хитёр. Умело нажимал на нужные кнопки, а Гарри плясал под его дудку. Гермиона, видимо, брала пример со старого директора – она ведь была прекрасной ученицей, и гораздо лучше и быстрее остальных схватывала любые знания, в том числе науку управления им, Гарри.
Неужели так и было? Не верится...
Гарри вдруг словно очнулся от навязчивого кошмара. Между Гермионой и этой холодной, расчётливой особой, которую он представил, нет ничего общего! Его Гермиона не может быть такой! Однако прошло целых два года… Сколько всего ей довелось пережить? Он ведь сам здорово изменился, когда обстоятельства вышли из под контроля: стал жестким, даже жестоким и убивал… А на долю Гермионы выпала война и невероятное одиночество. Кто угодно волком взвоет. Ей стоит посочувствовать, а не подозревать во всех грехах. В конце концов, кто он такой, чтобы осуждать Гермиону? Она имеет полное право любить кого угодно, хоть самого чёрта, а Гарри Поттеру надо бы успокоиться и не слушать свою ревность.
Но как объяснить тот факт, что Гермиона была такой податливой и нежной минувшей ночью? Будто действительно всё это время ждала только его!
Гарри почувствовал, что голова сейчас взорвётся от разных мыслей. Пора прекратить копаться в чужих чувствах – есть дела поважнее!
***
Гарри шагнул к дому с намерением смиренно принять всё, что касается взаимоотношений Гермионы и Марка. Он даже хотел увидеть, как они, например, целуются, чтобы показать своё благородство, а самое главное – перестать мучить себя сомнениями. Но, прикоснувшись к двери, Гарри вдруг подумал, что, наверное, потеряет над собой контроль и наделает глупостей. Тогда он спрятал волшебную палочку в дальний карман, чтобы не было соблазна остановить любовный экстаз этой парочки, скажем, «Конфундусом».
Как только за Гарри закрылась дверь, над портиком закружился чёрный, как смоль, ворон со странными серыми глазами. Сделав пару кругов, он опустился на кушетку и наклонил к пеплу гладкую лоснящуюся голову. Казалось, он с большим интересом изучает то, что осталось от матраса, и даже пробует на вкус, ловко управляясь крепким клювом. Удовлетворив своё любопытство, ворон расправил крылья и взмыл в небо. Тут же, непонятно откуда, налетел легкий ветер и, закружившись вихрем, уничтожил все оставленные птицей следы.
***
К большому облегчению Гарри, Марка в доме не оказалось. Гермиона сидела за столом и рассматривала кусок пергамента с греческими письменами.
- Что пишут? – Гарри присел на лавку.
Гермиона не удостоила его ответом.
- Я думаю, мне стоит самому отправиться на корабль и прощупать этого Марцелла.
Гермиона с тревогой уставилась на него.
- Нужно достать лодку, - добавил Гарри. – Поможешь?
- Я пойду с тобой.
- Нет, - твердо сказал он.
- Гарри…
- Извини, но… нет.
- Это же глупо! Тебя могут схватить!
- Ты всё время забываешь, что я – опытный аврор, и встреча с парой сотен вооружённых мечами магглов – это не самое страшное, что я видел в жизни, - возразил Гарри с сарказмом. – Так поможешь с лодкой? Или я сам найду.
Гермиона скорбно помолчала. Гарри был настроен решительно, и, похоже, не желал больше обсуждать эту тему.
- Хорошо, я помогу.
***
Узкий песчаный берег был усыпан деревянными обломками – следами неудавшегося штурма. Тут же валялись искорёженные доспехи, до которых пока не дошли руки запасливых сиракузян. Над берегом крепким монолитом возвышалась городская стена, кое-где изрытая выщербинами, оставленными римской артиллерией. На самом её верху грозно выделялись причудливые сооружения – архимедовы машины, смахивающие на гибрид подъёмного крана и динозавра.
Утлую лодочку удалось раздобыть у местных контрабандистов – смелых парней, доставляющих так необходимую сейчас провизию в осаждённый город.
Гарри чувствовал себя неловко в римской одежде, а сандалии после кроссовок показались ему просто веригами.
- Будь осторожен. Если что – сразу посылай сигнал через динарий.
Гермиона загодя снабдила его серебряной монетой, которая так же, как галеон в бытность ОД, нагревалась в случае тревоги.
Гарри сухо кивнул и взялся за корму лодки.
- Подожди! – Гермиона сделала нерешительный шаг, и её ноги окатило морской волной.
- Что? - нетерпеливо спросил он.
- Обещай, что вернёшься.
Это была очень странная просьба. Гарри вовсе не собирался задерживаться надолго. Он надеялся завершить дело до вечера и не представлял, что могло бы ему помешать. В конце концов, у них есть заботы посерьёзнее, чем спасение никому не нужного городка, известного лишь благодаря Архимеду. Впереди ждёт возвращение домой, к родным и близким.
- Обещаю, - с усмешкой проговорил он.
Хотя Гермионе, наверное, теперь трудно понять, что можно просто бросить всё и уехать. Привязанности, как правило, не отпускают. А романтические привязанности – самые крепкие. Вспомнив про Марка, Гарри стиснул зубы и зло посмотрел в карие глаза. Сколько в них притворства! Он с силой притянул к себе Гермиону и грубо, по-варварски стал целовать в губы, словно действительно расставался навсегда и хотел напоследок напиться ею, зная, что уже не надо будет просить прощения за причинённую боль. Гермиона со стоном вырвалась и испуганно отступила назад.
Гарри молча отогнал лодку подальше от берега и запрыгнул внутрь. Гермиона смотрела ему вслед, смаргивая слёзы, пока лодка не исчезла с поля зрения, укутанная чарами невидимости.
***
Чёрный ворон, покружившись над римским флагманом, сел на палубу, потоптался и… залетел в световое оконце командирской каюты. Спустя миг из каюты вышел человек, несмотря на жару, укутанный в пенулу 1 так, что не было видно лица. Стряхивая с себя чёрное перо, он неторопливо проследовал к носовой части. Там стоял, осматривая окрестности, статный центурион 2. Пехотинцы прятались от горячего южного солнца на внутренней палубе, и никто не мог помешать предстоящему разговору. Некому было заметить, как человек в капюшоне почтительно склонил перед центурионом голову и прошептал приветствие.
- Что нового? – небрежно спросил воин, не глядя на своего визави.
