Прежде чем вы возразите, профессор

-Гарри!

Ко мне спешил Вуд. Я не был рад его видеть, но это и не удивительно. Я вообще никого не хотел бы сейчас видеть.

— Да постой же!

Я останавливаюсь. Наш капитан, в общем-то, не такой уж и плохой парень, и совершенно не заслуживает того, чтобы я срывал на нем злость.

— Привет, Оливер.

Может быть, я был груб, но, надеюсь, он меня простит в будущем.

— Гарри, мне нужно с тобой поговорить.

Он серьезен, и это пробуждает во мне интерес. Я не так хорошо знал его, но таким его видел впервые.

День стоит довольно теплый и солнечный. Это кажется особенно жестоким по отношению ко мне, ведь именно сейчас мне причинили боль. Мы были в открытом дворе, что рядом с тропинкой, ведущей к озеру. Учебный день был в самом разгаре, и хотя в той части замка у меня не было уроков, я все равно отправился сюда.

Мы заходим за угол длинной галереи, меж колоннами которой шумят и трепыхаются ярко-зеленые листья. Я люблю этот цвет, но от их жажды жизни мне становиться нехорошо. Поэтому я перевожу взгляд на самого Оливера, который как никогда раньше выглядит крайне растрепанным и взволнованным.

— Гарри, я знаю, это никоим образом тебя не должно касаться…

Я молча смотрю на него. У меня много проблем: давление касаемо сумасшедшего крестного, особо противное отношение ко мне Снейпа и, в том числе, непонимание друзей.

— Словом, ты мне нужен, — с трудом находит слова Оливер. Обычно он куда разговорчивее.

— В каком смысле? — устало переспрашиваю я. Нам не о чем разговаривать, а жизнь мне кажется абсолютно бессмысленной. Думаю, я в полной мере показал свое состояние.

— Я… — осекается он, и тут же всматривается в мое лицо. Понятия не имею, что он там нашел. — Гарри, с тобой все в порядке?

Нет, черт возьми. Я просто в шоколаде катаюсь! Я чертов спаситель мира, вся жизнь которого концентрируется на том, чтобы сделать всю грязную работу за взрослых. Мне всего тринадцать, а я уже чувствую себя безмерно уставшим. К тому же, мои лучшие друзья для меня — словно далекая вселенная. Ах да, а еще я ношу чертовы обноски и не смею снять мантию даже в такой жаркий день.

— Да нет, все нормально, — безмятежно отвечаю я.

Оливер подозрительно щурит глаза. Никогда не замечал того, что они отличаются от привычных. Разрез совсем в другую сторону, прямо противоположно девушке из Райвенкло, которую я каждый день вижу за завтраком. Рон прожужжал мне все уши о том, какая она красивая и все такое. Только мне вот абсолютно без разницы. А еще нашего капитана можно назвать красивым. Наверное. Так девушки и считают. Может, я даже завидую ему в чем-то.

И тут Вуд широко улыбается.

— Знаешь, Гарри, нам обоим не помешает съесть по мороженому.

И я понимаю, что мне действительно хочется сейчас мороженого. Скорее всего, черносмородинового. Поэтому послушно следую за капитаном, который идет совершенно беззаботно, словно мое присутствие сняло с него всю ту нервозность и волнение. Он кивал однокурсникам, здоровался с однокурсницами, вел себя так, как и должен любой нормальный, обыкновенный пятикурсник. Я завидую ему. Его… обычности.

Снейп всегда говорит о том, насколько я подвержен чувству собственной особенности. Прав. Он действительно прав, я подвержен, но не в том смысле, который Зельевар в это вкладывает. Хотел бы я быть обычным. И уже даже не говоря о том одиночестве, которое преследует меня всю жизнь, после того, как ушли родители.

Я не их помню. Поэтому не люблю, когда взрослые заговаривают о них. Они обычно не понимают и десятой доли того, что я чувствую. Хотя, на самом деле, в детстве, чтобы заснуть, я часто мечтал о том, как жил бы в доме с родителями, и у нас были бы друзья семьи… Этот сумасшедший крестный, он напомнил мне о тех мечтаниях. Сириус Блек. Вероятно, его тоже совершенно не понимают. Не так тяжело казаться сумасшедшим, достаточно просто отличаться от других. Как много раз я слышал в коридорах шепотки о том, что Снейп сошел с ума, и, хоть он и не мой любимый учитель, я злюсь за него. Никто не имеет права судить личную жизнь других людей.

Мы шли по залитому солнечным светом двору, шагая по теплым каменным плитам. Миновали входные двери, свернули в боковой коридор, и нашли картину с хихикающей грушей, ведущую на кухню.


* * *



— Наверное, я тебе покажусь сумасшедшим, однако я хотел бы, побольше общаться с тобой, — Вуд безмятежно улыбается, хотя и поглядывает на меня. Его мороженое — персиковое.

— Да, это странное желание, — соглашаюсь я.

Мне нравится сидеть на подоконнике у огромного окна и смотреть на сочетание голубого и зеленого за окном. Я, кажется, даже верю в то, что жизнь еще не кончена.

— Из всех своих однокурсников я вряд ли кому-то могу рассказать о том, что меня мучает, — он пожимает плечами и набирает в чайную ложку огромный шарик мороженого.

— Я не подхожу для хранителя сердечных тайн, — усмехаюсь я. Мне своих хватает.

— Но ты сможешь мне помочь, я думаю, — прямолинейно отвечает Вуд, и в его взгляде я вижу волнение.

— Был бы рад… — начинаю я.

— Гарри, из-за чего ты поссорился с Роном и Гермионой?

— Я не ссорился.

— Я не слепой. Не считай за намек, — спешит поправиться он, поглядывая на мои очки.

— Мы действительно не ссорились. Просто… Не сошлись во мнениях, — уклончиво отвечаю я.

Наше окно чуть дальше кухонного портрета, и шум с той стороны заставляет нас выглянуть из-за каменной стены.

А у портрета растерянно стоит профессор Люпин, не зная, как с занятыми подносом руками закрыть портрет. Вуд с секунду смотрит, а затем спрыгивает с подоконника и помогает закрыть картину.

— Спасибо, Оливер, — улыбается ему профессор и спешит в сторону лестницы.

Вуд не двигается, и я решаю подойти к нему.

— Так с чем тебе я должен помочь, Оливер? — с интересом спрашиваю я.

— С вот этим, — и он кивает в спину уходящему профессору.


* * *


Я размышлял над словами капитана весь вечер. Оливер ушел почти сразу же, сославшись на тренировку. А я остался один на один с его странными словами.

Не будет лишним сказать, что я не сошелся во мнениях с Роном и Гермионой в обычном вопросе — моем отношении к Джинни. Я понимаю, что не должен ранить чувства девочки, не должен… Я всегда кому-то что-то должен или же наоборот. Это надоедает. Я не виноват в том, что эта тоска рыжеволосой меня выводит из себя, ведь я сносил бы это все благополучно, не будь она столь настойчива. Она не знает меня!

Я думал о том, в чем же заключается моя помощь Оливеру относительно профессора Люпина, все то время, пока шел в подземелья к Снейпу. Сегодня на его занятиях я был особенно рассеян, и это повлекло за собой отработку. Но почему-то я не жду ничего плохого от этого вечера.

Постучал, зашел в открывшуюся дверь, послушно встал в ожидании профессора. Который не замедлил появиться, смерив меня презрительным взглядом. Зельевар указал мне вглубь кабинета, на чан с флоббер-червями. Как страшно. Я с такими каждое лето живу в одном доме.

Наверное, что-то во мне переменилось. Гермиона называла такое слово… «стереотипы». Верно. Почему-то то, что меня раздражало, теперь не вызывало ничего. Полное равнодушие. Вот я и решил поинтересоваться, рискнув своим здоровьем, у профессора:

— Сэр, почему вы так ненавидите меня?

Снейп молчал, склонившись над своими свитками. Хотя это у обычных людей называется «склониться». У него это выражается лишь наклоном головы. Которую он, кстати, поднял только что.

— Вы что-то сказали, Поттер? — устало и раздраженно спросил профессор Снейп. Но все это я услышал лишь в голосе. Удивительно, как я привык в нем различать хоть что-то.

— Я просто хотел узнать, почему вы так меня не любите, сэр.

Слово — не воробей, и от выражения «любите» меня самого скривило.

— Извините, сэр, я подобрал неправильное слово.

Если бы я знал, что эффект равнодушия так кратковременен! Но об этом, пожалуй, чуть позже.

— Я способен понять общий смысл, Поттер, — он действительно выглядит усталым. А еще у него напряжены глаза. — А что Вы сделали такого, за что я должен Вас, как Вы выразились, «любить»? Это был риторический вопрос, если Вы знаете, что это такое.

И он опять опустил голову. Зельевар снова прав — я не сделал ничего, за что должен получить особое отношение. Но, с другой стороны…

— Но я ведь не делал ничего для того, чтобы заслужить и Ваше негативное отношение ко мне, — совсем обнаглел я. Но, честно говоря, вся ситуация казалась мне правильной.

— Я не думаю, что Вы тот человек, который имеет право обсуждать мой стиль преподавания.

— А я не говорю о Вашем стиле преподавания.

— Сэр.

-Я не говорю о Вашем стиле преподавания, сэр. Разве Вы ненавидите так кого-либо еще?

— Поттер, вы перешли все границы, — он поднимается из-за стола и, не смотря на часы, прекрасно знает, что уже ровно семь часов вечера, а, значит, моя отработка подошла к концу.

— Я просто не хочу жить так, как жил раньше, — выдаю я и краснею. Ну какое ему до этого дело?

— А как Вы жили раньше? — равнодушно и скучающе переспрашивает Снейп и, облокотившись о свой стол, разглядывая меня как книжную полку без книг.

— Так, как от меня ждали, — уклончиво отвечаю я. Ему неинтересно, но мне-то очень. Я и сам не знаю.

Кажется, он не ожидал такого ответа.

— А как это касается меня, Поттер? — почти заинтересованно спрашивает он.

— Я хотел бы объективности с вашей стороны…

У меня появляется время, когда я мою руки, и это время я трачу на то, чтобы успокоиться. Неизвестно отчего, но я волнуюсь.

— А стоит ли тратить объективность на то, что вскоре оправдает субъективность? — загадкой спрашивает Снейп.

Я усиленно думаю. Не знаю почему (что-то я вообще многого не знаю), но мне кажется, что если я сейчас отвечу правильно, то коренным образом поменяю свою жизнь.

— Ваша субъективность никогда не будет оправдана, ибо мое детство не соответствует Вашему мнению, — решаюсь я. Ему же нет дела до моего детства.

— Причем тут Ваше детство, Поттер, — кривится он, и я сам на себя зол. — Я считаю, что я объективен относительно Вас, и каждый раз Вы мне это доказываете.

— Если Вы имеете в виду правила, то их нарушают все, — взрываюсь я и тут же понимаю собственную ошибку.

— Вы совершенно не хотите думать, — заключает Снейп и обращается к двери:

— Люпин, будь добр, не стой за дверью и не понижай моего настроения еще больше, не съел я твоего щенка.

И профессор скрывается в дальней двери своего кабинета. А второй профессор нерешительно заглядывает в кабинет, оглядывает его и натыкается на меня.

— Гарри, ты опаздываешь на ужин, и тебя обыскался мистер Вуд, — улыбается он и ждет меня за дверью. А я ухожу из кабинета с чувством того, что только что получил какую-то важную информацию, которую нужно срочно переварить.

— Профессор Люпин, а что случилось с профессором Снейпом? — я сама учтивость. И самоуверенность. А еще он сейчас скажет, что все нормально, и это не мое дело.

— Гарри, тяжело соответствовать общепринятому мнению, — тихо отвечает он.

Кажется (и это тоже слишком часто), я жил раньше не иначе, как в танке. Я вижу ясно, что и Ремус, и Снейп еще совсем молоды, но, видимо, это соответствие мнению выматывает их действительно сильно. Но это для меня много непонятнее. Нежели было до этого.

А еще мороженое Оливера напоминает мне общим впечатлением профессора Люпина.

— Почему ему нужно соответствовать?

— Потому что это дает иллюзию спокойствия и гармонии с собой тогда, когда вся остальная жизнь — хаос, бесконечный и мрачный, — он грустно улыбается, а затем подталкивает меня вперед. — Вот твоя потеряшка, Оливер.

— Благодарю, профессор, — а вот Вуд много грустнее, нежели был до тренировки. И закончил раньше.

Люпин извиняется и уходит, а мы стоим друг против друга, и я не знаю, что ему сказать.

— Гарри, какой я? — спрашивает он, и в темноте кажется, что он утомленно щуриться, хотя я знаю, что это из-за особенностей его глаз.

— Какой — понятие растяжимое. Как капитан, как человек?

— Как человек и как парень, пожалуй.

— Спроси лучше девчонку какую-нибудь, — ошарашено отвечаю я. В самом деле, не мне судить его как парня. Я и девочек то судить не могу.

— Это не то, чего мне надо. Хорошо, я буду просто задавать вопросы. Я красивый?

Как отвечать? Согласно общепринятым стандартам — нет. И глаза косоватые (я знаю, что слишком часто их упоминаю), и цвет кожи темнее, и лохматый весь, но… милый? Обаятельный? Я ж даже слов таких не знаю.

— Да, наверное… то есть, с точки зрения девчонок.

— Я не тупой?

Откуда мне знать, я не учусь с тобой на одном курсе. Я вообще о тебе ничего не знаю.

— Помоги мне, Гарри. Мне кажется, что я чем-то болен.

— С чего ты взял?

— Потому что я влюблен.

— И почему это так пугает тебя?

— Потому что я влюблен в профессора Люпина.

И мы стоим в молчании посередине темного коридора. Оливер смотрит в пол, а я на него. А над нами в канделябре колеблется огонек свечи, и где-то далеко обычные люди, вот только нас от них отделяют толстые стены. Толстые каменные стены непонимания.

— Знаешь, было бы хуже, если бы ты влюбился в Плаксу Миртл.

И Вуд облегченно улыбается. Надеюсь, он не собирается дарить мне в благодарность весь мир.