- В чем дело? – останавливаясь рядом с Эйден, спросила Стелла. – Пытаешься загипнотизировать компьютер?
- Что-то вроде, - усмехнулась Эйден. Тут же нахмурилась, поджала губы и покачала головой. – Нет, черт возьми, я решительно не понимаю… - пробормотала она, будто и забыв про стоящую рядом Стеллу и пристально вглядываясь в экран монитора.
- Джефф Сальвано, 1963 года рождения, приговорен к смертной казни на электрическом стуле, 12 апреля 1992 года приговор приведен в исполнение, - Стелла пробежала глазами открытый файл и вздернула брови. – И что тебя не устраивает?
- Что не устраивает?! – возмутилась Эйден. – Да все! Первое, - отогнула мизинец она, - база затребовала у меня личный код на доступ к этому файлу…
- Дело вели федералы, - бросив взгляд на краснеющий в углу экрана номер, пожала плечами Стелла. – Они любят такие штучки.
- Второе, - продолжила Эйден, фыркнув в знак своего отношения к паранойе федеральных агентств. – С какого перепуга ДНК казненного десять лет назад человека решили занести в базу?
Стелла прикусила губу – об этом она даже не задумалась. За последнее время она привыкла, что профиль подозреваемого оказывался не в той, так в другой базе – баз было множество и они регулярно пополнялись, поэтому случаи, когда профиль не находился в базе, встречались все реже. В базы заносилось все и вся – вся текущая информация, информация по нераскрытым делам, - но Эйден была совершенно права, информации по раскрытому делу двадцатилетней давности в базе быть не могло. Если только…
- Говоришь, запрашивает личный код? – переспросила Стелла.
У нее был более высокий допуск, чем у Эйден. Конечно, лучше всего было бы привлечь Мака, но он сейчас был занят. Эйден пожала плечами, закрыла файл и снова послала запрос. Стелла ввела в открывшееся окошко свой код и пароль. Экран мигнул, на мгновение Стелле показалось, что промелькнули какие-то совершенно другие слова, но тут же открылось то же самое личное дело.
- Странно, - задумчиво сказала Стелла, рассматривая старую, блеклую фотографию. Понятно, что фотографии блекнут и желтеют. Но не те, которые хранятся в компьютере!
- Такое впечатление, что это дело завели недавно, а потом замаскировали под старое, - тряхнув головой, сделала вывод Стелла.
- Похоже, - кивнула Эйден.
Они переглянулись. Затем Эйден, прищурившись, снова закрыла файл и еще раз послала запрос. На сей раз она ввела первые попавшиеся цифры и буквы вместо кода и пароля. Файл открылся. Женщины снова переглянулись.
- И зачем тогда запрашивать код? – вытянув трубочкой губы, и задумчиво глядя в монитор, проговорила Эйден.
Стелла виновато пожала плечами – от ее помощи вопросов не убавилось, а лишь прибавилось. Развернулась, чтобы идти дальше…
- Хм, а вот сейчас нам, кажется, все объяснят, - быстро подняв и опустив брови, сказала она с усмешкой. И в подтверждение ее слов Мак Тейлор, оторвавшись от разговора с двумя визитерами, бросил быстрый взгляд в их сторону, а затем направился к лаборатории Эйден. Мужчина и женщина с бейджиками посетителей шли за ним. – Хотя, скорее больше будут спрашивать, чем объяснять, - скептично дернув уголком рта, тут же добавила Стелла.
- Быстро они, - проследив ее взгляд, прищурилась Эйден. – Первый раз я открыла этот файл минут сорок назад.
- Офицеры Бонасера и Берн, - представил их подошедший Мак. – К нам пожаловало ФБР. Думаю, нам всем будет удобнее разговаривать у меня в кабинете, - тут же внес предложение он.
Агенты мельком взглянули на открытый файл – женщина слегка прищурилась и прикусила губу – и последовали за криминалистами.
- Итак, - начал Мак, расположившись за своим столом в кабинете. – Вас привело сюда то, что мы открыли файл Джеффа Сальвано, верно?
- Верно, нас интересует, зачем? – подозрительно спросил агент–мужчина. По тону чувствовалось, что он не особенно высокого мнения о криминалистах. Видимо, он был старшим в паре. Холеный мужчина с надменностью, прочно отпечатавшейся на лице, вольготно развалился в кресле напротив Мака, женщина, - высокая, темноволосая, круглолицая, - встала, прислонившись к стене возле двери, готовая внимательно и серьезно слушать. Очевидно, предубежденности напарника она не разделяла.
- Мы расследуем преступление, - невозмутимо заявил Тейлор.
- С этим человеком не может быть связано преступление, - быстро парировал агент.
- Разумеется, не может совершить преступление тот, кого казнили десять лет назад, - тягуче подтвердила Эйден.
Агенты быстро переглянулись.
- То есть у вас его тело? – осторожно спросил агент. По напряженности голоса и поз криминалисты без труда поняли, насколько агенты заинтересованы в ответе.
- Давайте начистоту, - резко поднялся со своего места Мак. – Мы рассказываем, что знаем, вы – почему мы должны это забыть.
- Хорошо, - поморщившись, кивнул агент. Женщина молчала, нахмурив брови и поглядывая на всех присутствующих по очереди.
- Тела у нас нет, есть платок с кровью, - не откладывая, начал выполнять свою часть сделки Мак, усаживаясь обратно в свое кресло.
- Где вы его взяли? – быстро и тихо спросила женщина.
- Один из детективов принес его мне лично, - не шевельнув ни мускулом, ответил Тейлор. – Он сказал, что вчера на него напал какой-то мужчина, пытался ударить ножом, они боролись, затем детективу удалось выхватить пистолет, и мужчина сбежал. На земле осталась кровь. Дело происходило возле дома любовницы детектива, и потому он просил без лишней огласки выяснить личность нападавшего.
- Чушь, - поморщилась женщина.
- Чушь, - одновременно с ней произнесла Эйден.
- Поясни, - потребовал Мак. Стелла недовольно покачала головой. Эйден всегда отличалась резкостью, но в присутствии агентов могла бы вести себя посдержаннее.
- В крови есть песок, это совпадает с рассказом детектива. А еще там достаточно амилазы… - Эйден сделала паузу.
- Слюна. Значит, кровь изо рта, от удара, - женщина произнесла это, не глядя на напарника, затем отошла к окну, отвернувшись от всех. Дождь барабанил в стекло, делая серый, мрачный Нью-Йорк еще неприветливее.
- Верно, - слегка удивленно кивнула Эйден. ФБР понимает в криминалистике?
- Что-то еще? – прищурился Мак.
- Да, - Эйден осуждающе качнула головой. – Высокое содержание алкоголя, низкий уровень глюкозы.
Стелла поморщилась.
- Физическое истощение, алкогольное опьянение, - Стелла взглянула на постукивающего кончиком ручки по столу Мака. – В таком состоянии вряд ли будешь бегать и драться.
- Ряд признаков указывает на то, что этот человек недавно подвергался воздействию электрического тока, - негромко добавила Эйден.
- Пытка, - пристально взглянув на прячущего глаза агента, подвел итог Мак. – Избиение, ток, голод, алкоголь. Ваш парень серьезно влип.
- Это не ваше дело, - набычившись, сказал агент. Он заметно занервничал, вытирая вспотевшие ладони о штанины брюк. Видимо, то, что их агента подвергли пыткам, произвело сильное впечатление. Но делиться информацией с криминалистами не хотелось сильнее.
- Тогда мы допросим детектива, передавшего платок? – приподняла бровь Стелла.
- Ни в коем случае! – выпалил агент, и тут же осекся. – Только после того, как он передаст информацию по назначению, - кривясь, будто от зубной боли, сказал он.
- Имя Джеффа Сальвано не должно было прозвучать, если бы ввод нашего человека под прикрытие прошел чисто, - не поворачиваясь, заговорила женщина. – Это был так, на всякий случай подобранный вариант. Сальвано, по слухам, удалось каким-то фантастическим образом избежать смертной казни. Он подходит по описанию и возрасту. Проблема в том, что вопрос имени вообще не должен был стоять на повестке дня.
- Значит, что-то пошло не так, - задумчиво кивнул Мак.
- Агент, который поселил нашего человека в гостиничном номере, и в дальнейшем, как планировалось, должен был поддерживать его и осуществлять связь с нами, позавчера пропал, - подтвердила женщина.
- Думаю, вам нелишне будет взглянуть на два вчерашних тела. Мужчины, от 30 до 40, у одного пробит череп, другой убит выстрелом в висок, - меланхолично сказала Эйден.
Агенты переглянулись. У мужчины выступил пот на лбу.
- Если Лоуренс… - начал мужчина.
- Мы взглянем на тела, - решительно перебила его напарница. – Придется подстраиваться на ходу. Если он еще жив, а Лоуренс мертв, нужно позаботиться о том, чтобы подтвердить информацию прикрытия, а потом уж думать, как выйти на связь. Если они не поверят, что он – Джефф Сальвано, а Джефф Сальвано – это… - она запнулась, - нужный им человек, то для связи понадобится медиум, а Нью-Йорку придется пережить еще одно 11 сентября.
Мак вздрогнул и стиснул челюсти при этих словах. Стелла и Эйден быстро взглянули на его мгновенно закаменевшее лицо, понимая, какой отклик это должно было вызвать у едва начавшего приходить в себя после утраты Тейлора.
- Джефф Сальвано подходил на роль кого? – неприятным, жестким голосом спросил Мак.
- Вам лучше этого не знать, - спокойно ответила женщина. – Чем меньше посвященных – тем безопаснее. Для всех.
Мак некоторое время в упор смотрел ей в глаза. Женщина не отвела взгляда.
- Что ж, тогда позвольте проводить вас в морг, - криво усмехнулся Мак.
В ответ женщина неожиданно широко улыбнулась, показывая, что оценила шутку. Улыбка сделала ее лицо очень привлекательным, и щелочка между передними зубами, казалось, лишь добавляла искренности в эту улыбку.
Косой просто сходил с ума от беспокойства, переходящего в приступы панического ужаса. Глядя, как босс аккуратно промокает платком разбитые губы Ирландца, Косой вдруг понял: очнется Ирландец, решит поквитаться, и босс лишь спросит – самолично желаете прикончить обидчика или неохота пачкаться? Когда Косой попытался высказать свои опасения Штырю, тот взглянул, как на последнего идиота, со снисходительной насмешкой, и ответил, мол, мы делали свою работу, и Ирландец это понимает. Штырю хорошо было рассуждать: разряд, чуть не прикончивший Ирландца, дал Косой, виски вливал – тоже Косой, да и пистолетом тыкал не Штырь… Да, это были сладкие мгновения – как что-то неуловимо изменилось в выражении глаз сохранившего невозмутимый вид Ирландца, когда он увидел, куда его ведут; как дрогнуло его лицо, запачканное текущей из носа кровью, когда Косой пинком помог ему побыстрее спуститься по лестнице, ведущей в подвал; вопль, переходящий в хрип, и откровенный, смертный ужас отчаяния на белом лице, когда Косой прикладывал контакты к его телу, стараясь выбирать еще необожженные участки кожи, звяканье цепей, рывки и дрожь Ирландца; а потом пустая тоскливая обреченность в глазах, судорожно стиснутые зубы, которые Косой практически без усилий разжимал, проталкивая горлышко бутылки… Теперь Косой расплачивался за все это удовольствие липким, потным, паническим страхом перед расплатой. Послушав рассказ доктора Лероя о детстве Ирландца, Косой расстался с последними иллюзиями. Такие не прощают.
Косой мечтал оказаться подальше от этого дома, потому как с Ирландцем носились теперь как с особой королевской крови. Вечером следующего дня Штырь снова привез доктора Лероя, и, ведя его наверх, озабоченно пояснял, что мистер Дилейни лично просил посмотреть, почему Ирландец до сих пор не пришел в себя. Услышав это, Косой обнадежился было, что Ирландец не выживет, и неминуемой расплаты удастся избежать, но радужные надежды просуществовали всего полчаса. Спускаясь, доктор Лерой сердито ворчал на Штыря, что купание в ледяном подвале – не та процедура, которая способствует укреплению здоровья, а от жара за последние лет пятьдесят никто не умирал.
Косой проскользнул к восточной комнате. Дверь была приоткрыта, позволяя ему удовлетворить свое любопытство. Да, Ирландец был уже не бледным, как смерть, теперь на его щеках горел болезненный румянец, яркостью соперничая с его рыжей шевелюрой. Вид по-прежнему обложенного подушками – подложенные под спину, под плечи, под голову удерживали его в полусидячем положении, те, что с боков, скорее всего, не должны были позволять ему метаться, - и укрытого одеялом Ирландца вдруг вызвал у Косого жгучее желание положить еще одну подушку сверху и прижать как следует…
Но стоило ему подумать, что никто не препятствует осуществить это желание прямо сейчас, откуда ни возьмись, появилась Нина. Заглянула в лежащий на столе листок, затем отжала стоящий рядом в тазике компресс, немного откинула одеяло, протерла лицо и грудь Ирландца. «Ну ни дать ни взять сестра милосердия, кармелитка, м-мать ее», - зло подумал Косой. О том, чтобы удостоиться внимания мадам, Косой и мечтать не смел, а ставши пару раз свидетелем скандалов, которые тайком устраивали ее девицы, не желая обслуживать его, он и вовсе не расположен был к Нине. Тем временем Нина, еще раз отжав компресс, положила его на лоб Ирландца. Внезапно его ресницы дрогнули, глаза приоткрылись… Косой в ужасе, что его заметят, отшатнулся от двери, налетел на здоровую вазу с какими-то высохшими цветами, после чего, его, разумеется, заметили. Косой пулей пронесся по коридору, не помня себя, слетел с лестницы, чудом не переломав ноги, и еще долго не мог отдышаться. Надо было рвать когти, вот только идти Косому было некуда.
Если бы Косой не так сильно боялся и вгляделся повнимательнее, он наверняка бы понял, что взгляд Ирландца совершенно мутный и бесцельный. Закрыв дверь, Нина вернулась к кровати, но взгляд Ирландца скользнул по ней точно так же, не задерживаясь, как и по предметам обстановки. Она потрогала чашку с бульоном – он был еще достаточно теплым. Док сказал, что нужно покормить больного, как только очнется. Нина осторожно поднесла чашку ему ко рту, но Ирландец вдруг сжал губы и отвернулся, чуть не выбив чашку у нее из рук резким движением.
- Это бульон, дурачок, - укоризненно сказала она. – Тебе поесть нужно.
Ирландец замер, часто, хрипло дыша, прислушиваясь к ее голосу, его губы расслабились. Нина просунула руку под его затылок, разворачивая и приподнимая голову, и снова поднесла чашку к его рту. Ирландец снова попытался отвернуться.
- Ну-ка не дергайся, - строго сказала Нина.
Первая порция, попав на сжатые зубы, пролилась мимо. Нина едва сдержалась, чтобы не ударить упрямца. Для него же старается! Вытерев лицо Ирландца и промокнув подушку, Нина приподняла его повыше, так, чтобы не приходилось поддерживать голову, и попыталась пальцами разжать его зубы. Он задергался, запрокидывая голову, но освободиться из Нининых рук не смог. Когда же она сумела разжать стиснутые зубы, у Ирландца вдруг вырвался такой жалобный полувздох-полуплач, что Нина вздрогнула, чуть не выпустив его.
- Ну ты чего? – почти испуганно спросила она. – Я ж тебе ничего плохого не делаю…
Нина влила немного бульона ему в рот и выпустила его голову. Ирландец сглотнул и неожиданно успокоился. Нина снова поднесла чашку ко рту, и он сделал глоток, другой, на третьем захлебнулся и долго кашлял.
Нина нахмурилась – ее злило, что такое простое дело обрастает такими сложностями. Но остаток бульона ей удалось влить в Ирландца без лишних усилий. Пришлось, правда, делать небольшие паузы после каждых двух глотков, и позволять ему отдышаться, зато больше он не захлебывался.
«Как дите малое», - проворчала про себя Нина. Потом она еще не раз повторила эти слова с все возрастающим раздражением, поскольку теперь с очнувшимся, но находящимся в помрачении Ирландцем было гораздо сложнее, чем когда он был без сознания. Тогда он хоть лежал спокойно, а теперь метался всю ночь, то скидывая одеяло, то стаскивая со лба компресс, то выдергивая руку, когда Нина делала уколы, - под утро ей уже хотелось спеленать его, как ребенка, когда он вдруг неожиданно успокоился. Движения из резких постепенно стали вялыми, вот беспокойно шевельнул рукой, перекатил голову по подушке. На лбу и над верхней губой выступила испарина, дыхание стало чище и без хрипа.
Нина вытерла пот с его лица, подтянула одеяло. Посидела, недоверчиво вглядываясь в расслабленное лицо Ирландца и вслушиваясь в наступившую тишину, наполненную ровным сонным дыханием. «Хорошенький какой, когда спит», - неожиданно со смешком подумала Нина. Но ее усмешка быстро угасла – обычно женщины так говорят про детей. Дети… Для Нины это было недостижимо. В общем-то, она и не знала точно, хочет ли она ребенка, но образ женщины с ребенком был для нее своеобразным антиподом тому образу жизни, который она вела. Нина трезво оценивала свои возможности – 36 лет, двадцать из них на панели, не рожавшая, о количестве абортов страшно подумать… Но все равно что-то щемило в груди.
Еще раз взглянув на Ирландца, удостоверившись, что он спокойно спит, и даже щеки порозовели – не белые, но и не горящие – Нина перебралась на диван и с наслаждением вытянулась во весь свой немаленький рост. «Самые лучшие моменты из тех, что ты проводишь с мужчиной, - это когда он оставляет тебя в покое», - цинично подумала Нина, закидывая руки за голову и потягиваясь. Если Шон сдержит обещание… Конечно, миллион она вписывать не будет, как ехидно подумалось ей в первый момент, когда она услышала слова «сумму в чек впишешь сама». Но, пожалуй, не будет слишком нескромно оценить свои труды, скажем, тысяч в сто. А может, и двести – неизвестно еще, что потребуется Ирландцу, когда он окончательно придет в себя. Учитывая наклонности, которые могли у него остаться с детства…
Нина вздрогнула от ужаса и отвращения. Вот еще один проданный. Но ей хоть было четырнадцать, и от нее хотели только секса, для женщины это все же естественно. О том, чего мог пожелать от пятилетнего мальчишки какой-нибудь педофил-садист, Нина предпочитала не думать. На счету Сальвано были сотни жизней. На счету Ирландца – тысячи. Можно надеяться, что его жажда мести поутихла, и теперь ему нужно не более чем любому другому мужчине для отдыха и расслабления. А если что… Ну, тогда можно будет предъявить синяки, и с чистой совестью вписать все триста тысяч. А то и пятьсот. Уехать в провинцию, купить небольшой магазинчик… Уж чему-чему, а обслуживать клиентов Нина научилась за эти годы. Ни «мадам», ни этого прозвища. А ведь когда Нина выбирала себе имя, оно показалось ей таким красивым и гордым. «Царица, владычица» - было написано в книге. С полумиллионом она действительно ею станет, и неважно будет, как ее зовут, да хоть ее настоящим именем. Хоть оно и звучит скучно и пресно. А как хорошо звучит прозвище Джеффа – «Ирландец». У Нины хороший музыкальный слух, она во всем ищет звучание. Для нее звучит одежда, цветы, мебель… Ирландец. Нет, не так. Иррр-ландецццц. Мурлыкающее начало перетекает в таинственный конец, призыв к молчанию. Тс-с-с-с…
Нина засыпала под сладкую путаницу мыслей. Из прозвища Ирландца, нагромоздившегося огромными скалоподобными буквами, возносящимися до самого неба, вдруг вылезла рыжая пушистая кошка с пронзительными синими глазами, подошла и стала тереться об Нинину щеку. Нина погладила ее, от шерсти брызнули огненно-рыжие искры, Нина испугалась, что они подпалят ее деньги, и она останется ни с чем, но нули на купюрах распухли, и в каждом нуле, как в бассейне, стояла прозрачно-голубая вода. Успокоившись за свои деньги, Нина снова принялась гладить кошку, от удовольствия та зажмурила глаза, и ее мурлыканье было таким громким, что прокатывалось по Нининому телу приятным массажем…
