Достаточно близко

- Чёрт, - философски сказал Рон, глядя, как мокрый стакан с водой выскальзывает из его пальцев и вдребезги разбивается о прочный край раковины. За окном кухни неровными скачками закатывалась луна; Рон опёрся о раковину и на миг прикрыл глаза, глубоко дыша. Он не собирался так зверски напиваться, но Гарри с самого начала объявил о своём намерении надраться до бесчувственного состояния к одиннадцати часам в качестве завершающего штриха их встречи, происходившей каждые две недели, и Рону показалось неправильным позволить другу сделать это самому и в одиночку.

«Трипадочный отстойник»*, вот как они все это называли, хотя к этому времени, почти пять лет спустя, общество решило дать этому более длинное имя, почти такое же длинное, как та официальная поэма, в которой Гарри сравнивали с всадником Апокалипсиса и весенним бутоном в шести строчках, и которую только Драко мог запомнить целиком. Он должен был хорошенько напиться, чтобы выдать больше, чем десять строчек с насмешками, но всегда можно было рассчитывать, что он продекламирует её по меньшей мере дважды на годовщине «Трипадочного отстойника»…
- За тебя, Поттер, - сказал он этим вечером, приподнимая кружку с пивом, - в канун твоей славной победы…
- О, нет… - сказал Гарри.
- …над Тёмным Лордом и также, по ошибке, надо мной, самым знаменитым дезинформированным шпионом сопротивления…
- Мы посылали тебе сову! – воскликнула раскрасневшаяся Гермиона, наклоняясь и делая глоток из кружки Невилла.
- Ага, посылали… - согласился Драко. – Итак, снова, мы собрались здесь, чтобы отпраздновать четвёртую годовщину битвы, в которой Гарри Поттер премилым образом заменил приличный кусок зелёных английских холмов огромной дырой, а я понял, как важно вовремя проверять почту.
- И… - сказал Рон.
- О, да, - сказал Драко, - и в которой Рон Уизли помог. Чуть-чуть.
- Эй… - напомнил Невилл; если не считать того факта, что волосы у него растрепались, и что та его рука, которой он обнимал Гермиону за плечи, скрылась где-то у последней под кофтой, он выглядел самым трезвым из всех.
- И в которой Невилл Лонгботтом появился в самый последний момент и треснул чем-то Гарри Поттера по голове, тем самым избавив нас всех от участи быть поджаренными.
- Конечно-конечно, - сказала Джинни, помахивая крохотным зонтиком из своего коктейля.
- После чего я каким-то образом стал работать со всеми вами, придурки, и похоже, что навсегда, - сказал Драко; на щеках у него появился румянец. – Это только ради денег, имейте в виду…
- Почему ты каждый год этим заканчиваешь? – пробормотал Гарри.
- Потому что я – та ещё штука… штучка, - отрывисто заявил Драко, отчего-то показывая пальцем на Гермиону.
- Красноречиво, - заметила она.

Рон открыл глаза и несколько минут пялился на стекло в раковине, прежде чем до него дошло, что ему стоило бы починить стакан. Он вытер руки о футболку и вернулся из кухни в гостиную; в полуотключке рухнул на диван и неловко обшарил карманы мантии, которую бросил туда, выйдя из камина. Палочки там не было; и только после того, как он обыскал свои карманы во второй раз и проверил наплечные ножны для неё и пространство между диванными подушками, он осознал, что видел её в последний раз где-то после того, как они пришли в бар.
- Чёрт, - пробурчал он, на минуту откидываясь на спинку дивана перед тем, как заставить себя встать на ноги и с помощью летучего пороха отправиться обратно.
Они поручили Гарри выбор бара, так что это было спокойное место, где подавали закуски за полцены, если вы покупали алкоголь, - и никаких украшений на тему «Трипадочного отстойника». Казалось, здесь стало тише и темнее с того момента, как Рон распрощался и ушёл отсюда, хотя он отсутствовал не больше двадцати минут. Три ведьмы сидели за столиком в углу, смеясь и разговаривая вполголоса, и несколько пар, сблизив головы, сидели за барной стойкой.

Рон оставался на вечеринке одним из последних – первой ушла зевающая Джинни, потом Драко, хлопнувший Невилла по плечу и влепивший размашистый поцелуй в висок Гарри, шепнув последнему что-то, чего Рон не расслышал. В феврале Драко всегда становился сентиментальным. Гермиона и Невилл ушли примерно полчаса спустя, и Невилл обнимал её за талию, когда они ступали в камин.
- Ещё один год, - сказал Гарри, глядя на танцующие языки пламени, и заказал для них двоих ещё по кружке.
- Ещё один год, - согласился Рон. – Как ты думаешь, можно было уговорить Невилла, чтобы он шандарахнул чем-нибудь по башке Малфоя?
- Мне бы это понравилось, - задумчиво сказал Гарри; его улыбка была скуповатой, но всё такой же искренней. Воспоминания о «Трипадочном отстойнике» никогда не давались ему легко, хотя в этом году, думалось Рону, эта ноша стала чуть легче. Сразу после войны случалось множество маленьких мятежей; ликвидирование наиболее опрометчивых и безрассудных заняло почти шесть месяцев, и было очевидно, что Англия, особенно в радиусе сотни миль от того места, где распылили Вольдеморта, претерпевала небывалый всплеск оккультной деятельности. Стаи одичавших крупов** кишели в лесах и заводили дружбу с дикими свиньями. К сожалению, повсеместное распространение милых и дружелюбных свинособак бледнело в сравнении с активностью драконов, демонов, гоблинов, троллей, мелких бесов, духов-каннибалов и крокодилов. Это, вместе с периодом социальных беспокойств, приведшим к роспуску («освобождению от рабства», - всегда громко говорила Гермиона) домашних эльфов и безобразному зрелищу их поголовной безработицы, подтолкнуло Министерство к первой годовщине победы создать низкофинансируемый и частично секретный отдел под названием Департамент Беспорядков.

- Это значит всё то же самое, что мы делали всё это время, но уже со значками, - сказал Малфой, когда министерские совы принесли им письма.
- И со значительно худшей кормёжкой, - добавила Джинни; но не отказалась от работы. Никто из них не отказался.

- Никто не находил палочку? – спросил Рон, перегнувшись через барную стойку. Женщина-бармен, вытиравшая стакан полотенцем, улыбнулась ему.
- Увы, но нет, - она покачала головой. – Вам стоит проверить там, где вы сидели.
- Ага, спасибо, - сказал Рон.
- Погодите, - сказала она, отставив стакан. – Вы тот самый… э-э… вы – Рон Уизли, да? – она была хорошенькая, с матовыми чёрными волосами, туго заколотыми на затылке.
- Это я, - согласился Рон.
- Ваши фотографии висят на стене у моей младшей сестры, - сказала она.
- Правда? – сказал Рон.
- Ей одиннадцать.
- Боюсь, она для меня всё-таки слишком молода.
- Анита Барнс, - сказала женщина, протягивая руку.
- Приятно познакомиться, - сказал Рон, пожимая её ладонь.
- Можешь как-нибудь прислать мне сову, - непринуждённо сказала она, когда он повернулся, чтобы отойти от стойки. – Если найдёшь свою палочку, конечно.
- Вполне может быть, - сказал Рон.
Палочка нашлась через несколько минут – она валялась между пухлыми подушками-думочками. Он проверил её кончик, выглядевший поцарапанным, и только-только решил, что он достаточно трезв, чтобы аппарировать домой, когда услышал голос Гарри и его смех. Рон был слишком далеко, чтобы толком расслышать что-нибудь, но заколебался, охваченный любопытством: насколько он знал, Гарри ни с кем не встречался. Конечно, в школе была Гермиона, и потом, во время войны, ещё несколько неловких любовных связей; хотя Рон знал, что Гарри иногда спит с другими людьми, домой тот никогда ни с кем не уходил. Он осторожно взглянул поверх низенькой перегородки, позволявшей хорошо разглядеть Гарри, боком сидевшего у барной стойки – пристальный взгляд Рона странным образом задержался на нём. Лицо Гарри было оживлённым, сосредоточенным, и он явно не был и приблизительно так пьян, как должен был быть. Он улыбнулся, и Рон почувствовал, как его сердце совершило кульбит: Гарри выглядел счастливым.
Гарри почти всё время улыбается, сказал Рон себе, давя смутный приступ чувства вины – с чего бы этой улыбке чем-то отличаться? Он подвинулся на скамейке, стараясь хотя бы краем глаза увидеть собеседника Гарри. Это был мужчина, что, впрочем, не было чем-то особо неожиданным; взгляд Рона привлекли волосы этого человека – коротко остриженные, светло-рыжие; оттенка, который был в детстве у него самого, прежде чем его волосы потемнели до яростного морковно-каштанового. Рон облизнул губы и увидел, как Гарри наклоняется и обхватывает бледное, тонкое запятье этого человека, пряча пальцы до костяшек под рукавом его мантии, небрежной распахнутой так, что можно было видеть рубашку и брюки. Мантия была зимняя, шерстяная, лиловато-зелёная, защищённая заклинаниями от дождя и грязи, с несколькими удобными магическими карманами, появлявшимися только тогда, когда это было нужно владельцу. Рон знал об этом, потому что у него была точно такая же мантия; два дня назад Гарри восторгался этими карманами.
Он аппарировал домой так быстро, что споткнулся, приземлившись, и расшиб колено о кофейный столик. Руки у него дрожали – «слишком близко принимаю к сердцу», подумал он. В безнадёжные месяцы в середине войны он некоторое время сходил по Гарри с ума. Тогда Гарри спал в лучшем случае два или три часа в сутки и был мрачен, замкнут и неприветлив в своём гневе. Рон то и дело чувствовал, как что-то в нём сжимается в отклике, в болезненной любви; и забыл об этом, когда в их лагере появилась Миллисент Булстроуд. К тому времени Рон навидался достаточно всякого, чтобы удержать падающую челюсть, но Миллисент всё равно приподняла неожиданно изящную бровь.
- Родители были грязнокровками, а ты не знал? – сказала она, и Рон не потрудился объяснить, что на самом деле он изучал глубокий, почти опасный изгиб её губ. В их почти голодающем лагере она производила сильное впечатление: на несколько дюймов выше шести футов – фактически, немного выше Рона; её суровое лицо уравновешивалось округлостями тела, которые были бы сексапильными на любой женщине поменьше ростом, но на могучей Миллисент производили какое-то архитектурно-скульптурное впечатление.
После того, как Рон видел, как она ударом по голове обрушила на землю Рабастана Лестрейнджа, сломав ему нос жестким движением запястья, и проспал несколько благословенных ночей, устроив голову на её груди, идея о том, что Гарри может быть для него чем-то большим, чем лучший друг, брат, командир, казалась временным помрачнением рассудка.
Ему не приходило в голову, даже в лихорадочные послевоенные годы, что у Гарри могут быть похожие мысли – только не у Гарри, который мог быть рядом с абсолютно любым, с кем захотел бы, но, тем не менее, упрямо занимал каждый год верхнюю строчку в списке самых желанных – и доступных для атаки – холостяков в «Ведьмополитене».
Он распахнул французское окно, служившее дверью гостиной, и прислонился к прохладному каменному косяку входа на крошечный балкон; хилые усики ползучего растения, подаренного Гермионой, когда Рон сюда переехал, трепетали на ветру. Невесть с чего он подумал о Драко, натягивавшем рубашку в холодной и сырой министерской раздевалке почти год назад.
- Держу пари, для тебя это легко, - сказал он с ухмылкой, застёгивая запонки.
- Ага, - сказал Гарри, садясь на узкую деревянную лавку, чтобы обуться. – И так трудно для тебя, с твоим «Я – Драко Малфой, мастер шпионажа, возродившийся из тьмы».
- Ну да, - признал Драко, – это хорошо работает. Но «привет, леди, я – Гарри Поттер» работает лучше.
- Откуда ты знаешь? – спросил Рон, завязывая галстук.
Драко только ухмыльнулся и изогнул одну бровь, поправляя на руке кожаный ремешок ножен для палочки.
- Это немного неправдоподобно звучит, - сказал Рон позже, когда они с Гарри лежали в засаде в зарослях какого-то папоротника, ожидая ночи. – С девушками… и всё такое, - быстро добавил он, хотя был практически уверен, что Гарри всё же предпочитал мужчин.
- Не знаю, - отозвался Гарри.
- Ну, - сказал Рон, - ты не обязан ведь всё мне рассказывать…
- Я пользуюсь чарами памяти, - пробормотав Гарри, дёрнув плечом в порыве смущения. – И тем размывающим внешность маскировочным приспособлением, что Гермиона помогла мне создать в войну.
- Ты используешь военную технику, чтобы трахаться?
- Я просто… - лицо Гарри исказилось в беспомощной досаде. – Ты не представляешь, сколько людей думают, что я не только поимел Вольдеморта, но и хотел бы повторить этот опыт в новых ярких красках.
Папоротник зашелестел и затрясся, пока Рон пытался не смеяться, и щёки Гарри стали ярко-красными.
- Извини, - сказал Рон наконец. – Это, должно быть, ужасно.
Гарри начал запинаться:
- Это не… это не неэтично, и никого, кто меня знает, это не коснулось… это только заставляет людей забыть, что я…
- Спаситель Свободного Мира, Разитель Тьмы и так далее, - закончил Рон.
- Точно, - сказал Гарри; стая виверн появилась на холме. Оба выскочили из папоротника, и Гарри, как и всегда, был быстрым и уверенным.

_______________
*«Трипадочный отстойник» - последняя битва с Вольдемортом; в оригинале «Threfall's Basin» (прим. пер.)
** Круп (Crup) (Классификация М.М.: XXX) – происходит из юго-восточной части Англии. Внешне он напоминает терьера Джека Рассела, за исключением раздвоенного хвоста. Без сомнения, эта порода собак была выведена волшебниками, так как крупы очень преданы магам и крайне агрессивны по отношению к магглам. Круп – настоящий мусорщик, ест почти всё, от гномов до старых шин. Лицензию на право обладания крупом можно получить в Отделе по контролю волшебных существ после прохождения простого теста, доказывающего способность волшебника-заявителя контролировать крупа в местах обитания магглов. Владелец крупа обязан удалить хвост своего питомца с помощью безболезненного Отрубающего заклинания по достижению последним шести-восьминедельного возраста, чтобы магглы его не заметили. («Волшебные твари и где их найти») (прим. пер.)