Целовать пьяных, я подозревал, сомнительное удовольствие, и вкус вина, смешанный со вкусом Золотой серии Огденского, был не самое лучшее, что я попробовал на своем веку, но стон Люциуса, когда скользнул языком в его рот, - животный, резкий, перешедший в выдох, который показывал, как долго он ждал, вознаградил меня за все.
На секунду у меня мелькнула мысль, что я и так пользуюсь его положением, а теперь еще и тем, что он пьян, но Люциус сделал движение навстречу, будто пытался потереться об меня, и я не стал больше раздумывать. Вытряхнул его из кресла, развернул и, наскоро подготовив (наскоро - потому что он всячески мешал и без конца торопил меня), взял его прямо здесь, в гостиной Малфоев, не думая ни о том, что в любое мгновение сюда может войти Нарцисса, прибыть камином кто-нибудь из наших общих знакомых, включая Лорда.
Это правда – мне хотелось торжествовать над ним, мне хотелось показать свою власть над этой холоднокровной скотиной, и одновременно я умирал от желания соединяться с ним, чувствовать его в своих руках, делать что-то, чтобы облегчить его страдания, делать так, чтобы ему было хорошо, заботиться о нем. И когда мы оба замерли, излившись – я в него, а он – прямо на герб Малфоев, вделанный в спинку кресла, в моей голове была только блаженная тишина.
Впрочем, длилась она недолго. Люциус выскользнул из-под меня, элегантным взмахом палочки уничтожил следы своего бесстыдства и оправил хламиду. Он явно протрезвел, но если ситуация и была для него унизительной, то теперь он снова играл в короля, которого не может запятнать ничто из того, что с ним происходит.
Пока я приводил себя в порядок, Люциус уселся обратно в кресло, водрузил ноги на скамеечку и призвал в руку бокал, всей позой демонстрируя дальнейшую незаинтересованность в происходящем.
- Полагаю, сегодня ты мне больше не понадобишься, - протянул он с легкой досадой, когда спустя пару минут обнаружил, что я и не подумал откланяться.
Я помолчал, раздумывая, не прибавить ли мне что-нибудь к нашему договору. Я обязался лишить его девственности и хранить его тайну, но вовсе не подвизался подрабатывать нянькой. Кроме того, мне представлялось, что следовало ставить на место любого, кусавшего руку, которая его кормит. Возможно, он стремился, как дурной сон, изгнать из памяти вчерашнее, но странно, что сегодняшние мучения его ничему не научили.
- Ты, вероятно, мнишь меня кем-то вроде мальчика по вызову, - сказал я по некотором раздумьи. – И полагаешь, что я буду являться к тебе незамедлительно. Однако у меня есть и другие обязанности, включая зелья для повелителя, которые ты использовал как предлог, чтобы заманить меня сюда. Полагаю, это не обрадовало бы его, ой как не обрадова...
- Чего ты хочешь? – с досадой перебил меня Люциус. – Сколько мне прибавить к нашему договору, чтобы ты… - он осекся.
- Замолчал?
Я подошел к нему и зафиксировал в ладонях его лицо. Люциус замер. Я наклонился и, поцеловав его, до крови прокусил ему губу.
- С ума сошел?! – он оттолкнул меня, зажав ранку рукой.
- Ты прибавишь к договору не сметь обращаться со мной так, как сейчас, - с прохладной ленцой в голосе сказал я. – И если тебе понадобится… в очередной раз лечь под меня, я готов озвучить тебе мои условия. Ты знаешь, где меня найти.
Я развернулся и вышел, не будучи совершенно уверенным, не прилетит ли мне в спину Петрификус или что-нибудь еще. Однако Люциус, похоже, и шагу не сделал. Я вернулся в Хогвартс, весьма довольный собой, но через пару часов мое настроение сделалось премерзким. Меня колотило, и пришлось снова обратиться к помощи зелий. Подлечиваясь, я ругал себя на чем свет стоит за неуместную привязанность к Люциусу, за это отвратительное состояние, которым я платил за близость. Поставить, что ли, в качестве условия, чтобы Люциус остался моим любовником после?
Такая мысль у меня самого могла вызвать разве что насмешку. Снейп – я сделал упор на фамилию, обращаясь к себе, - ты сам знаешь, насколько ты жалок. Несколько мгновений во мне боролись ненависть к Люциусу и желание раздавить его за то, что он отвергал меня, и остатки ощущения собственного достоинства. По крайней мере сейчас я хотя бы формально не был насильником, хотя, что скрывать, это не мешало мне себя им считать.
Очевидно было также, что если я буду продолжать в том же духе, я потеряю остатки здравого смысла и перестану быть способным исполнять обязанности шпиона Альбуса. Прикинув, что я вряд ли понадоблюсь Люциусу раньше пятницы, я максимально распланировал свое рабочее и свободное время, придумав с десяток важных дел. Все что угодно, но я не должен думать о нем.
В первую ночь я спал более менее спокойно, в ночь на пятницу мне потребовалось несколько часов, чтобы заснуть. Весь четверг я прекрасно находил возможности отвлечься и забить голову чем-нибудь другим, однако ночью самообладание мне отказало. Стоило мне чуть придремать, как мои мысли сами собой перескакивали на Люциуса. Память перебирала и далекое прошлое, и почти настоящее. Фальшивая близость, созданная вынужденностью, сменялась в воспоминаниях моментами давней искренности и обратно. Как ни странно, в этом было мало возбуждения, и это пугало меня больше остального.
Я выпил сонного зелья, но в обычной дозировке оно не помогло, а в большей я его принимать опасался. Все попытки «перевести тему» провалились. Я отчаянно желал то, что никогда ни при каких обстоятельствах не могло стать моим. Это было так несправедливо! Жизнь всегда лишала меня самого главного… А в остальном – был ли смысл?
Очевидно, не было. Но я не мог подвести ни Альбуса, ни память Лили. Я твердил себе, что если не убил себя тогда, когда она умерла, то тем более не было причин это делать сейчас. Надо признаться, все мои аргументы, даже о мести Лорду, звучали в эту минуту довольно жалко по сравнению с острым горем от невозможности обладать Люциусом по-настоящему. Ничего не оставалось, как осыпать себя насмешками по поводу того, что Сопливус вновь отличился. Другим людям физическая близость приносила радость, мне – то, что с каждой встречей Люциус отдалялся от меня.
Я разрыдался как ребенок – настолько невыносимой была эта мысль. Я желал, чтобы эти встречи длились как можно дольше, я не мог отказаться от них, хотя, вероятно, мог поискать способы приглушить всплески влечения Люциуса. И каждая из этих встреч разрушала мою жизнь еще больше, если в ней только еще оставалось что-то, что можно было разрушить.
В этих размышлениях, вымотанный запредельностью своего несчастья, я незаметно уснул. Проснулся же не от будильника – от шума в гостиной. Кто-то произносил ругательства, очевидно, по поводу неудачного перемещения камином. Люциус!
Я бросился в гостиную и едва не упал, запутавшись в полах ночной сорочки. Однако это дало мне время сообразить, что я не должен показывать свою заинтересованность. Набросив халат, я вышел в гостиную степенным шагом.
Люциус был трезв и в более приличном виде, чем в среду. Однако, в первую очередь по бледности и искусанным губам, было ясно, что он мучился уже часы, очевидно, и в этот раз надеясь переждать.
- Я счел приемлемым воспользоваться твоим приглашением, - протянул он высокомерно.
Я чуть не расхохотался от этих слов, в то же время восхищаясь тем, как он умел обернуть себе на пользу даже самую унизительную ситуацию. Меня вдруг охватило удивительное спокойствие. Люциус вновь был в моей власти, пусть на краткое время, но он сейчас нуждался во мне и даже зависел от меня, и только я мог дать ему то, что он хотел.
- В следующий раз не доводи себя до такого состояния, подобное напряжение не лучшим образом сказывается на сердце, - просто сказал я.
Губы Люциуса скривились. Он окинул взглядом меня, потом комнату, вероятно, пытаясь найти повод для саркастического замечания, но почему-то промолчал.
Мне захотелось спросить: «Как ты хочешь, чтобы я тебя взял?», но я вовремя остановил себя мыслью, что с него станется кинуться обратно к камину. Кивком головы я пригласил его в спальню. Войдя, он опять скривил губы, потом стянул перчатки, царственным движением бросил их на мою постель и принялся раздеваться. Потом, не глядя, лег и раздвинул ноги.
- Мы больше не изображаем страсть для Повелителя? – сыронизировал я.
- Заткнись и просто сделай уже это чертово дело! – прошипел Люциус.
Не позволяя мыслям о собственных желаниях помешать себе, я призвал подходящий крем и нанес его на член. Затем встал на постель и навис над Люциусом. Он изображал полную незаинтересованность. Не чувствуя никакого возбуждения, я отодвинулся.
- Нет уж! – воскликнул он внезапно, уловив мое движение. Приподнялся и схватил меня за член. Рука его пошла вверх и вниз, и снова вверх. Это было ошеломляюще. На губах Люциуса появилась довольная усмешка. Он откинулся назад и вновь раскинул ноги, теперь уже явно дразня. Похоже, мы друг друга стоили.
Я лег на него, выудив из него животный стон еще до того, как вошел, и завладел его губами. Люциус отвечал мне яростно, на грани укуса. Я толкнулся и принялся трахать его без всякого зазрения совести. Он подавался навстречу и сжимал меня, пока через несколько минут мы оба не выплеснулись. Шатаясь, я сполз с кровати, чтобы очистить себя и не видеть, как меняется лицо Люциуса. Потом, чтобы оттянуть момент его преображения еще, схватил ночнушку и вышел в гостиную.
Устроился на диване и наколдовал стакан с водой. В голове не было ни единой мысли, а самая обычная средненькая вода из воздуха казалась необыкновенно вкусной.
Я ожидал, что Люциус последует за мной, но прошло несколько минут, а он все не выходил. Вернувшись в спальню, я обнаружил, что он свернулся калачиком и спит. Скомканное одеяло, которое он, видимо, безуспешно пытался натянуть на себя, едва прикрывало колени. Я расправил его и, накрыв Люциуса, который так и не проснулся, целиком, минут десять стоял и просто смотрел на него.
В последнее время он сильно похудел, но это не мешало ему быть столь же ошеломляюще красивым, как в первый раз, когда я увидел его за слизеринским столом. Я погасил свет, вышел в гостиную и, устроившись на диване под пледом, мгновенно заснул.
