Песок был повсюду. Слепящее солнце, жара и песок. Он собирался в складках одежды, оседал на волосах, скрипел на зубах. Ветер швырял его в глаза, норовил забить им глотку. От жары спасал соленый морской бриз, но укрыться от вездесущего песка удавалось разве что в купальне.
Гай сгреб со стола кувшин, сделал несколько жадных глотков, проливая воду на грудь, а остатки выплеснул себе на голову и плечи. Намокшая рубаха тут же прилипла к телу.
— Чертов песок, — проворчал Альгер, сплевывая. — Кажется, я до конца дней буду вытряхивать его изо всех дырок.
— А нечего было предаваться разврату в саду. В постели песка меньше, — Гай ухмыльнулся и поднял меч. — Ан гард! 1
— Вы меня так до смерти загоняете, сэр Гай! — Альгер легко прыгнул вперед и нанес сокрушительный удар. Гай скользнул вбок, и меч бывшего наемника встретил пустоту. — Торчим у этого еврея уже седмицу. Хорошо хоть девки есть.
Гай хмыкнул, перешел в нападение, и Альгер замолчал — в бою с господином требовалось все его умение. Они рубились, пока у обоих не сбилось дыхание, а рубахи промокли от пота. Альгер опустил меч первым, доплелся до тени и припал к кувшину.
— Через несколько дней меня можно будет подавать на блюде. Жареным, — он уселся прямо на землю.
— Не жалуйся, — Гай подсел к нему. — Кормят, поят, девок валяешь.
Альгер запрокинул голову и плеснул водой себе в лицо.
— Вот бы еще дьявол унес этих напыщенных индюков, сэра Годфри и лорда Клиффорда. И оруженосцев с ними вместе. Смотрят на вас, как на отребье какое...
Гай пожал плечами.
— Плевать. Главное, чтобы сделали свое дело.
Альгер приподнял бровь, но промолчал. Ведь и у стен могут обнаружиться уши.
Гай прислонился затылком к беленой глиняной стене — дувалу, как ее называли на местном наречии — и прикрыл глаза. Легкий ветерок с шелестом гонял по двору песок и сухие виноградные листья...
***
Ноттингем, тремя месяцами ранее
— Где тебя черти носят, Гисборн?
Шериф раздраженно швырнул на стол перо.
— В Лэмли, милорд, — Гай закрыл за собой дверь, прошел в кабинет и остановился в двух шагах от стола. — Там убили шорника.
Вейзи скривился.
— Одним сервом меньше, подумаешь. Нечего тратить время на всякую чепуху. У нас в камерах хватает желающих сплясать в петле.
— Когда я поймаю убийцу, и мы его вздернем, вас будут считать поборником справедливости, — Гай скрестил руки на груди. Такие разговоры случались каждый раз, когда он занимался делом, которое не пополняло сундуки принца Джона и самого Вейзи. Спорить было бесполезно, но за полтора года на должности помощника он отлично изучил шерифа и знал, как повернуть дело в нужную сторону. — У шорника осталась жена и двое детей, а вы знаете, что сервы скоры как на проклятия, так и на благословения.
Колючие глаза шерифа с подозрением впились в Гая.
— Гисборн, ты издеваешься? Это такая шутка?
— Нет, милорд, — Гай ответил предельно честным взглядом.
— Ах, ну да, ты же не умеешь шутить, — Вейзи фыркнул.
— Вы сами учили меня, милорд, что сервам нужно иногда бросать жирную кость, — продолжал Гай почтительно. — Чтобы держать их в узде.
— Да, ты прав, — Вейзи милостиво улыбнулся. — Ладно, лови своего убийцу. Но сначала налоги.
— Собраны, милорд.
— И в Локсли? — шериф снова прищурился.
— И в Локсли, — Гай кивнул. — Троих пришлось высечь и отправить в колодки, зато у всех, кто не хотел платить, тут же нашлись припрятанные монеты.
— Надо было не в колодки, а на виселицу, — Вейзи пристукнул ладонью по столу. — По-моему, ты слишком добр к этим грязным вилланам. Забыл, как они вышвырнули из деревни твоего отца, а потом и тебя с маленькой сестрой?
Гай усмехнулся.
— О нет, милорд, этого я никогда не забуду. Но мне кажется, неразумно резать курицу, которая несет золотые яйца. Мы дали им небольшое послабление, и они стали лучше работать. А посидеть в колодках на солнцепеке, с поротой спиной и после двух кружек соленой воды — отличный урок для строптивых. Остальным вряд ли захочется попробовать его на своей шкуре. К тому же скоро страда, понадобится как можно больше рук. Вешать их было бы неразумно.
— Соленой воды?
— Очень соленой, милорд. И на спину тоже.
— Вижу, ты не безнадежен, — шериф встал, подошел к Гаю и потрепал его по щеке. — Молодец, Гиззи.
— Учусь у вас, милорд.
Гаю стоило усилий не сломать ему руку — как и всегда, когда Вейзи до него дотрагивался. Возможно, шериф прочитал это в его взгляде, потому что поспешно сделал шаг назад. С некоторых пор он проникся к помощнику уважением с немалой долей страха: после того, как Гай вытряс из лорда Эсмонда имена противников принца Джона в Ноттингеме, тайно отправлявших послания королю. То, что не удалось палачу, за какой-то час сделал Гай. Правда, он сообщил лишь немногое из того, что узнал. Но этого хватило, чтобы окончательно войти в доверие к Вейзи, а заодно и напугать. Гай мысленно усмехнулся, вспомнив, как шериф блевал за дверью пыточной.
Рожденный в семье торговца, Вейзи всегда люто завидовал тем, кто по праву крови стоял выше, мог карать и миловать. К тем, кто носил титул, и чье имя предварялось «сэром» или «лордом». Власть была для него самым вожделенным, самым лакомым куском, и он шел к этому куску, используя любые средства. Сначала глава торговой гильдии, а потом — приближенный принца Джона, к чьим ногам он положил золото и чужие жизни. Вейзи не прогадал, сделав ставку на брата короля, на его алчность, на слабость к женщинам и желание сесть на трон. И, получив из рук принца Джона власть не только над простолюдинами, но и отчасти над лордами, упивался ею. Он любил смотреть на казни и пытки, но в первую очередь ему нравились отчаяние и страх осужденных. Вейзи наслаждался тем, что жизнь и смерть людей зависела от росчерка его пера, от взмаха платком, зажатым в его кулаке. Иногда он заменял кому-нибудь повешение или колесование оскоплением, отсечением руки, ослеплением, а после Гаю приходилось выслушивать длинные речи о его милосердии. Вейзи обожал власть, но он был не хищником — падальщиком. И купаться в крови в прямом смысле было для него чересчур. В отличие от Гая.
— Ступай, — махнул рукой Вейзи. — У тебя три дня на это убийство. Потом у меня есть для тебя важное дело.
***
— Куда Вейзи тебя отправляет? — переспросила Мэриан.
Они с Гаем медленно ехали вдоль опушки леса, будто бы просто гуляли. Здесь не было лишних ушей. Гнедая кобыла Мэриан, подаренная Гаем, то и дело игриво косилась на его вороного, прядала ушами и норовила перейти на рысь.
Сэру Эдварду частые визиты Гая и его беседы с Мэриан наедине были не слишком по душе, но возражать он опасался. Власти у Гисборна сейчас было куда больше, чем у бывшего шерифа, к тому же старика. А то, что он ухаживал за Мэриан, давало ей защиту. Гай был жесток, и люди его боялись, но с Мэриан он пылинки сдувал. Поэтому сэр Эдвард готов был поступиться и гордостью, и честью, лишь бы дочь была цела и невредима.
— В Акру, — повторил Гай. — С лордом Годфри, сэром Клиффордом и еще кое-кем.
— И зачем?
— А ты как думаешь?
— О господи! — Мэриан так резко остановила лошадь, что та негодующе захрапела. — Король? Гай, не смей! Это уже не просто убийство...
— Мэр, я сто раз объяснял тебе, что вытащить лорда Эсмонда было не в моих силах, — Гай поморщился и тоже остановился. Из-за того случая они поругались, и Мэриан несколько дней с ним не разговаривала, несмотря на то, что сведения, которые он скрыл от шерифа, спасли два десятка человек. В конце концов, она смягчилась, но все равно напоминала Гаю об этом происшествии. — Я убил его быстро, чего не сделал бы палач, и лишь потом разрезал на части. Заодно Вейзи немного припугнул.
— Да, да, я помню, — Мэриан вздохнула. Методы Гая нравились ей не всегда, и она временами злилась на него. В том числе за то, что была вынуждена признавать его правоту. — Но покушение на короля... Это государственная измена. Если ты попадешься, сам знаешь, что тебя ждет.
— Принц Джон хочет смерти Ричарда и поручил Вейзи организовать убийство. Он отправляет меня во главе отряда, — Гай подъехал к ней вплотную. — Я не могу отказаться. Это поручение означает, что Вейзи полностью доверяет мне. Он считает меня не слишком умным, но исполнительным и преданным ему. И я получаю Локсли.
Гай вытащил из-за пазухи свернутый пергамент, скрепленный печатью шерифа.
— Вот, я потребовал заверить все письменно. Поместье Робина теперь мое, вместе с деревней. Когда Робин вернется, то заберет его обратно. И другие земли тоже.
— Ты ведь не собираешься на самом деле убивать короля? — голос Мэриан дрогнул. — Скажи, что не собираешься, Гай!
Он выпустил повод и взял Мэриан за руку.
— Ну конечно, не собираюсь.
— Но если ты не выполнишь поручение Вейзи...
Гай заглянул ей в глаза.
— Помнишь, я просил тебя доверять мне, Мэр?
— Я доверяю, — она накрыла его ладонь своей. — Правда. Просто мне страшно.
— Не бойся, все будет хорошо. Я знаю, что делаю.
— А лорд Годфри и остальные?
— Они как раз намерены убить короля, — Гай усмехнулся. — А поскольку наши планы не совпадают, придется им остаться в Святой земле.
***
— Тебе лучше вернуться в Торнтон, — Гай швырнул на кресло перчатки и принялся расшнуровывать бригандину. — Если что-нибудь пойдет не так...
— То я как всегда прикрою вашу задницу, сэр Гай, — перебил Альгер, принимая у него тяжелый доспех. — Вам нужен верный человек.
— Если что-то пойдет не так, мы останемся там оба, — договорил Гай. — А у тебя сын. Ты же не хочешь, чтобы он рос без отца?
После смерти Торнтона Альгер стал его оруженосцем, сопровождал его везде. Отправился с ним в Ноттингем, отказался уезжать, когда он решил подобраться к Вейзи. Гай доверял ему так же, как доверял Изабелле, Мэриан и Робину. Альгер несколько раз отвозил от него письма сестре и передавал на словах весточки от нее. Отправлять письма с оказией было рискованно — Вейзи считал Гая безземельным рыцарем, лишившимся всего по вине графа Хантингтона и жителей Локсли. А то, что его слуга изредка навещал стариков, у которых небольшой надел в другом графстве, подозрений не вызывало. Но Святая земля — не другое графство, и покушение на короля, пусть оно и должно стать ложным — не письмо. Гай не хотел лишать ребенка отца, как когда-то лишился он сам... и Робин по его вине. За свою преданность Альгер не заслуживал сгинуть где-то в сарацинских песках. Это была не его война, а Гая.
— Я не хочу, чтобы мой сын презирал меня как труса, — Альгер повесил бригандину на распорки и повернулся к Гаю. — И чтобы Милли прокляла меня за то, что я вас бросил в трудный час. Да она меня не то что в постель, на порог не пустит! Я ведь почему стал наемником — шестому-то сыну в семье не на что надеяться. В монастырь я не хотел. Вот и продавал меч свой тому, кто больше платил. А вы дали мне землю, я женился на Милли, а не сдох в грязи. Я поклялся, что буду вам верен до смерти. И я буду верен, чтоб мне провалиться! Пусть я и младший сын, но я Торбьёрн, а Торбьёрны всегда держат слово.
— Ну ты и разошелся, — Гай хмыкнул. — Ну что ж, тогда поедешь завтра со мной в Найтон, хочу попрощаться с леди Мэриан. По дороге поговорим и подумаем, что делать. Лошади точно не шпионят для Вейзи. И скажи, чтобы принесли вина.
***
Акра, Палестина, год 1190 от Р.Х.
Лагерь воинства Христова раскинулся под Акрой.2 Меньше чем в миле, за холмами, стояла армия Саладина.
Вокруг города, опоясанного крепостной стеной и широким рвом, сколько хватало глаз, простирались желтоватая земля и песок. Здесь не было лесов, к которым привык Гай, не было полей, засеянных рожью и пшеницей. Жесткая трава, низкорослые кустарники, дикие маслины и странные колючие невысокие деревья — кактусы, как называли их сарацины, — вот и все, что росло на каменистой почве. Неподалеку текла река, извилистая, как след змеи на песке. Лишь в самом городе зеленели пышные сады с кустами роз и другими цветами, с фруктовыми деревьями и виноградом. Во дворах богачей были свои колодцы, выкопанные на глубину в десятки ярдов, а бедняки брали воду из общих, на площадях, или из узких каналов — арыков.
В городе Гай видел английских и франкских рыцарей, германцев, сарацинских воинов — и ни одной стычки, не считая пьяных драк между самими крестоносцами. Эзра, служивший исмаилитам еврей-работорговец, в доме которого скрывались посланцы принца Джона, пояснил ему, что великие полководцы заключили перемирие. Неизвестно, сколько оно продлится, но пока солдаты могли отдохнуть и залечить раны, а мирные жители — не бояться за свои жизни. По словам того же Эзры, король и султан наносили друг другу визиты, слали дары. Саладин даже отправил к Ричарду лучшего из своих придворных лекарей. Король был ранен в бою, хвала Господу, легко, однако на жаре рана могла воспалиться, а лекари султана — непревзойденные целители. А то и колдуны. Эзра знал английский и франкский и, стремясь угодить гостям своего хозяина, охотно отвечал на вопросы. Гай слушал длинный рассказ с витиеватыми отступлениями и пышными эпитетами, удивленно качая головой. По его мнению, такое поведение было неразумным и нелогичным. Король доверился вражескому лекарю, который мог беспрепятственно избавиться от него — отравить, например, или пустить кровь. Тут и охрана ничего не успела бы сделать. Султан же, напротив, помогал Ричарду скорее подняться на ноги, справлялся о его здоровье, присылал свежие фрукты и лед. Сам Гай, конечно, не стал бы на турнире добивать упавшего противника и подождал бы, пока тот встанет, поднимет оружие — или покинет поле побежденным. Но в реальном бою, а тем более на войне, все средства хороши.
— Пути королей неисповедимы, — пожал плечами Альгер, которому Гай изложил свои соображения, когда они вечером покинули дом под видом похода в веселый квартал.
Идти туда не было нужды, рабыни Эзры развлекали и ублажали гостей. Но Гай хотел обсудить планы, идущие вразрез с планами шерифа и принца Джона. Да и кислые физиономии спутников, недовольных жарой, ожиданием и отсутствием на столе свинины ему осточертели. Гаем они тоже были недовольны, но с некоторых пор не подавали виду, наоборот, заискивали.
Попытки обоих лордов, возмущенных, что над ними поставили какого-то выскочку, взять командование на себя он пресек еще на корабле. В результате Клеменс, слуга сэра Клиффорда, лишился трех зубов, выбитых Альгером. А Элфрик, смазливый и развязный оруженосец лорда Годфри, пытавшийся прирезать Гая во сне, познакомился с его кулаком и обзавелся сломанным носом. Он предпочел бы свернуть гаденышу шею и отправить на корм рыбам, но до покушения все четверо нужны были живыми. Сами же лорды до сих пор щеголяли поблекшими синяками. Никто из них больше не рисковал соваться к «бешеному волку Вейзи» или оспаривать его главенство. От приторных любезностей Гая воротило, но приходилось терпеть.
— Да уж, — Гай усмехнулся и поправил бурнус, частично скрывавший лицо. Кожа его еще на корабле покрылась загаром, а синие глаза никого не удивили бы: здесь хватало и полукровок, и персов старой крови — светлокожих и голубоглазых. — Ну, в любом случае, лекарь там будет кстати... после.
— На случай, если короля ранят? — Альгер из предосторожности перешел на датский, благо, Гай достаточно выучил этот язык, чтобы понимать и отвечать.
Гай кивнул. Он бы с радостью спровадил Ричарда к праотцам — тот увез Робина в эту проклятую Богом пустыню, где есть кое-что и похуже сарацинских стрел и мечей. Гай не забыл об отце, вернувшемся из Святой земли с проказой. И Роджер Гисборн был не единственным, кто принес отсюда эту страшную болезнь и гнил заживо среди таких же несчастных. Не единственным, кого изгнали из родного дома, лишили семьи, имени — всего. Он отдал королю свой меч, своих людей, свою жизнь, и ради чего? Какой толк был в этой войне, во всех этих смертях? В том, что Ричард оставил свою страну, и теперь его брат разоряет народ и метит на трон? Гай не понимал этого. И не раз просыпался в холодном поту от кошмаров, когда изуродованное болезнью лицо отца превращалось в лицо Робина — такого, каким он его помнил.
Да, Гай с удовольствием прикончил бы короля. Вспорол ему живот и, пока из корчащегося в судорогах тела по капле вытекала бы жизнь, рассказал, за что тот умирает. О Гислейн, о своем отце, о смерти Малкольма Хантингтона. Об Изабелле, изнасилованной мужем. О жителях Ноттингема, о непомерных налогах, которые текли в сундуки принца Джона. О повешенных за кражу на пять пенсов. О сэре Эдварде, чья верность королю могла стоить жизни. О Мэриан, женщине, вынужденной сражаться, как мужчина, — она думала, Гай не догадается, кто скрывается под именем Ночного Дозорного! Стоило ему увидеть ее глаза в прорезях маски, как он сразу все понял. Он бы говорил и говорил, пока Ричард Плантагенет подыхал бы в куче собственных смердящих кишок. Но понимал, что делать это нельзя. Понимал — потому что Робин был жив. Его ангел и свет был где-то здесь, совсем рядом. И демоны, рвавшиеся с цепи в душе Гая, покорно заползали обратно во тьму, сворачивались там, как верные псы у ног господина.
Короля нужно было заставить вернуться в Англию, а вместе с ним вернулся бы и Робин. Мэриан говорила, что нужны доказательства измены принца Джона, заговора против короны — и Гай собирался дать их. Положить прямо к ногам его величества. Что может быть достовернее, чем трупы заговорщиков, явившихся отнять жизнь Ричарда по приказу его брата?
— Нужно подбросить записку, предупредить о покушении, — Гай говорил по-датски медленно, тщательно подбирая слова. — Это несложно. Завтра поедем в лагерь с торговцами, посмотрим, что там и как. Они повезут еще рабынь и евнухов, — он поморщился, идея кастрировать юношей для ублажения мужчин вызывала у него отвращение. — Большинство солдат будет думать о своем члене, а не о том, что происходит вокруг. На немого сарацина, отошедшего отлить, никто и не взглянет. Зато кусок пергамента посреди шатра кое-кто заметит точно. Отвлечешь внимание, как договаривались, а записку я беру на себя.
— Уж отвлеку так отвлеку. Заодно повеселимся, — Альгер ухмыльнулся. — Когда я еще мальчишкой с отцом и братьями на кровников ходил, устраивал всякие штуки.
— И постарайся, чтобы тебя не схватили, — предупредил Гай. — Попадешься, и все коту под хвост.
— Именно что под хвост, — Альгер ухмыльнулся еще шире. — Только не коту. Сами увидите, сэр Гай. И не бойтесь, не попадусь.
— Смотри мне, — проворчал Гай. — Я тебя вытащу, если что, но потом спущу шкуру.
Он снова замолчал, прокручивая в голове план. Сложность заключалась в том, что охрану короля возглавлял граф Хантингтон, и вовсе не из-за кровного родства с Ричардом. Гай не был уверен, что сейчас узнает Робина в лицо. Но в чем сомнений не возникало, так это в том, что попадаться на глаза человеку, которого сарацины прозвали Маляк-аль-маут — Несущий смерть, очень и очень рискованно. А записку нужно было подбросить именно в его шатер или вообще в королевский.
— Вы сами осторожнее, сэр Гай. Чтобы этот кое-кто, о котором вы постоянно думаете, не схватил вас за задницу.
— Поговори мне, — буркнул Гай. — Давно в зубы не получал?
Альгер в ответ только усмехнулся.
— Ну что, по девкам или обратно? — спросил он, кивнув на хамам, где можно было не только очистить тело, но и, как выражался лорд Годфри, страдавший помимо высокомерия склонностью слагать унылые вирши, «погрузиться в бездонные пучины сладчайшего порока».
— Ты иди, если хочешь, а я вернусь.
Бездонные пучины порока Гая обычно привлекали, и от плотских удовольствий он не отказывался. Но сейчас в бордель не хотелось, вполне хватало услужливых рабынь Эзры. Девицы с нежной смуглой кожей, пахнущей благовониями, опытные в любовных играх, заставляли его забыть о многом, хотя бы на время. О многом — но не обо всем. И временами, лаская податливое женское тело, погружаясь во влажное лоно, он не мог отделаться от мыслей, каково было бы чувствовать под собой Робина.
Когда еще был жив Торнтон, в постели Гая оказывались не только женщины. Потом он тоже предавался содомскому греху, в чем не считал нужным исповедоваться — впрочем, последний раз он ходил к исповеди перед акколадой. Но со дня приезда в Ноттингем его перестали привлекать и симпатичные оруженосцы, и смазливые менестрели. Ни один из них и отдаленно не походил на того, кто являлся ему во сне. На того, чье лицо он не мог разглядеть, видел лишь глаза — зеленые, словно весенняя листва, такие, какими они были годы назад. После этих снов Гай просыпался возбужденный и предпочитал или пообщаться с собственной рукой, или позвать служанку. Ведь женщину он никогда не назвал бы мужским именем.
— Нет уж, лучше я вернусь с вами, — после краткого молчания сказал Альгер.
Гай благодарно хлопнул его по плечу: проводить вечер в обществе лорда Годфри и сэра Клиффорда хотелось еще меньше, чем в бордель. А пить в одиночестве он не любил. Да и делить одну женщину на двоих им с Альгером было не впервой.
_______________________________
1. Ан гард
Ан гард (фр. En guarde) — к бою.
2. под Акрой
Акра (Акко, Акка, Птолемаида, Сен-Жан д’Акр) — один из древнейших городов мира, город-порт, расположен на северной оконечности залива Хайфа. Имя Акко (Акка), что означает «исцеление», дали городу греки. По легенде здесь змея укусила Геракла, и он вылечился травой колоказия, растущей на берегу реки Белусе (современная Кардане).
