Изабелла не спала. Она не стала менять вишневое блио1 из тонкой шерсти на ночную сорочку, отослала служанок и какое-то время сидела в кресле у камина, глядя в огонь и поглаживая пальцами резьбу на черепаховом гребне, с которым не расставалась ни на миг даже в постели. Муж еще не вернулся с охоты, но это ее не беспокоило. Зато отсутствие Гая, обнаруженное случайно, пугало так, что в животе все скручивалось узлом, а по спине тек холодный пот. Никто в замке не знал, что Гая нет. Потому что никто не посмел бы сунуть нос в его покои, когда он велел не тревожить его. Никто, кроме нее. Несмотря на то, что уже больше года Гай обращался с ней так же, как и Торнтон, Изабелла помнила его слова: «Как бы я себя ни вел, что бы ни делал и ни говорил, верь, что все будет хорошо». И она верила. Но чем дальше, тем тяжелее становилось, и сегодня днем она не выдержала, пошла к Гаю под предлогом, что хочет взять у него роман Кретьена де Труа, 2 недавно привезенный из Шампани. Все знали, что они оба любят читать. Изабелле нужно было поговорить, получить подтверждение, что на самом деле у него есть какой-то хитрый план, и все наладится. Но Гай пропал, хотя накануне не мог даже наступить на вывихнутую ногу. Изабелла не знала, что и думать. Потому что взгляд его — пустой, мертвенный — она не забыла тоже.
Постепенно тревога переросла в панику. От предчувствия, что происходит нечто страшное, ее затрясло, как в лихорадке. Изабелла вскочила с кресла, заметалась по спальне. В голове теснились мысли одна тяжелее другой: вдруг он уехал, бросил ее одну с Торнтоном, навсегда? Или с ним случилось что-то ужасное? Нужно было что-то делать, и единственное, что пришло в голову — вновь отправиться в покои Гая и все там осмотреть. Однажды он показал ей тайник под одной из плиток пола, куда прятал часть получаемых от Торнтона денег. Изабелла решила, что даже если он уехал, то наверняка оставил ей письмо. И лежать оно может только в этом тайнике.
Жизнь с Торнтоном научила ее осторожности, и она закуталась в темный плащ из грубой шерсти, оставленный камеристкой: так можно сойти за служанку, которую Гай пожелал взять в постель. Изабелла подвернула длинные рукава блио, низко надвинула капюшон, чтобы скрыть лицо, и выскользнула из спальни.
На галереях было сумрачно, факелы в бронзовых подставках потрескивали и чадили от гулявших по замку сквозняков. У лестниц и кое-где в нишах между узкими стрельчатыми окнами стояла вооруженная до зубов охрана — Торнтон держал отряд наемников. Несколько раз у него случались стычки с соседями из-за спорных земель, а в таких делах в выигрыше оказывался либо тот, у кого были покровители при дворе, и кто вовремя обратился с прошением, либо тот, у кого больше опытных воинов. Торнтон выбрал второе. После трех лет периодических сражений, он увеличил свои владения на десять гайд3 и обзавелся двумя смертельными врагами, которые тоже не гнушались кровавыми методами решения споров и могли внезапно напасть.
Неподалеку от покоев Гая Изабеллу окликнул один из наемников, молодой датчанин.
— Эй, красотка! — он шагнул вперед и схватил край ее плаща. — Иди ко мне, согрею!
Сердце у нее ушло в пятки. Немудреная маскировка сработала. Наемник решил, что перед ним служанка, с которой в отсутствие хозяина вполне можно развлечься на посту. Конечно, Изабелла могла открыться — заигрывать с леди Торнтон солдат не посмел бы — но предпочла этого не делать. Если выяснится, что она прокрадывалась в спальню брата тайком, ночью, прикидываясь девкой — сплетен о греховной связи не избежать, и тогда им обоим не поздоровится.
— Меня сэр Гай ждет, добрый сэр, — пробормотала Изабелла, подражая простонародному говору, выдернула плащ и бегом бросилась к двери.
— Так приходи потом! — весело крикнул ей вслед наемник. — Я никуда не денусь! Вся ночь впереди!
Изабелла влетела в спальню Гая, захлопнула за собой тяжелую дверь, прислонилась к ней спиной и прижала руки к груди. Ноги у нее подкашивались, сердце бешено колотилось. Постояв немного, она откинула капюшон и прошла в полутемную комнату, освещенную только пламенем камина и двумя почти прогоревшими свечами.
Балдахин на кровати был задернут не полностью, и там кто-то лежал. Вернее, создавалось такое впечатление. Изабелле знала, что под одеялом не человек, а свернутые плащи, какая-то одежда и две подушки. Она взяла канделябр со стола и посветила на пол около украшенного резьбой сундука, отыскивая плитку с треугольной щербинкой.
Поставив канделябр на сундук, Изабелла сняла со стойки с оружием длинный кинжал, вытащила его из ножен и опустилась на колени, собираясь открыть тайник. Но не успела она вставить лезвие в щель, как со стороны камина донесся тихий скрежет, шаги, и одну свечу задуло сквозняком. Догадаться, что это открылся потайной ход, не составляло труда. Но Изабелла знала лишь об одном, который вел из охотничьего зала за стены замка, в небольшую рощу — его показал Торнтон после свадьбы. Что есть другие, а тем более — в покоях Гая, она и не подозревала. Она в ужасе обернулась, выставив перед собой кинжал, хотя понимала, что вряд ли сумеет защититься, если в замок проникли убийцы.
Гобелен, на котором Давид повергал Голиафа, был отодвинут, часть стены повернута наподобие двери. Высокая широкоплечая фигура в плаще и шапероне4 загораживала собой темный проход. У Изабеллы пересохло в горле, руки дрожали. Она медленно поднялась, попятилась к кровати, прикидывая, успеет ли добежать до двери и позвать на помощь. Кричать было бесполезно — услышать-то наемник услышит, но вряд ли обратит внимание. Воплями девки, с которой развлекается господин, никого не удивить.
— Белла? — произнес человек удивленно.
При звуке его голоса на Изабеллу нахлынуло такое облегчение, что подкосились ноги. Она выронила кинжал, осела на пол и разрыдалась. Гай повернул рычаг, закрывая проход, и опустил на место гобелен. Потом стащил шаперон и сделал несколько шагов к Изабелле, но близко не подошел. Она заметила, что он почти не хромает.
— Что ты здесь делаешь?
Изабелла подняла на него глаза.
— Я хотела днем поговорить с тобой, пришла, а тебя нет, — она потеребила рукав блио. — Решила, ты уехал... бросил меня...
— Кто еще знает, что меня не было? — напряженно спросил Гай.
— Никто, — Изабелла покачала головой. — Клянусь, я никому не сказала. Я подумала, что если ты уехал, то мог оставить мне письмо... в том тайнике. Но я надела плащ Милдред, меня приняли за служанку, никто не знает, что я здесь.
Гай медленно выдохнул сквозь зубы.
— Хорошо. А теперь закрой лицо и возвращайся к себе. Утром поговорим.
— Где ты был? — Изабелла поднялась с пола, но не уходила.
— Ступай к себе, я сказал! — прикрикнул Гай, отворачиваясь. Под плащом мелькнул окровавленный рукав камзола.
— Ты ранен! — она бросилась к брату, схватила его запястье. — Покажи! Надо позвать лекаря, перевязать...
Гай вырвал руку и оттолкнул Изабеллу. Та не удержалась на ногах и упала, больно ударившись плечом о кресло.
— О господи, Белла, прости! — Гай кинулся к ней.
Она вскрикнула и попыталась отползти, закрыла руками голову в ожидании удара.
— Прости, милая, прости, я не хотел, — Гай помог ей подняться, прижал к себе, погладил по волосам.
Изабелла уткнулась ему в грудь, но тут же отодвинулась — в нос ей ударил сладковато-металлический запах, который ни с чем не спутать.
— Ты весь в крови, — прошептала она, раздвигая полы его плаща. — Но это же не твоя кровь, да? Будь она твоя, ты бы уже умер... Матерь Божья, Гай, что ты натворил?
Несколько мгновений, которые показались Изабелле вечностью, Гай смотрел на нее, а потом криво усмехнулся.
— Я ведь обещал все исправить, помнишь? Вот и исправил.
Он скинул плащ, и Изабелла зажала рот ладонью, заглушая вопль. Светло-коричневый камзол и штаны были не просто забрызганы кровью, а залиты ею. На холоде бурая корка схватилась и заскорузла. Однако руки Гая были чистыми. Он шагнул к камину, расстегнул камзол, стащил его, выдернул из-за пояса перчатки и бросил все в огонь. Потом отошел к кровати, стянул сапоги и с размаху зашвырнул их в зияющую огненную пасть. Выглядело так, словно он хотел прибить крысу, но промахнулся и сапоги улетели в камин. Следом отправились рубаха, штаны и брэ.
— Как... исправил? — срывающимся голосом спросила Изабелла, хотя уже все поняла.
— А ты как думаешь? — пожал плечами Гай, совершенно не смущаясь того, что стоит перед сестрой голым. В конце концов, она отлично знала, как устроен мужчина. — Прими мои соболезнования, ты вдова.
Откинув одеяло, он достал из кучи сваленной там одежды исподнее и оделся.
Изабелла молча смотрела, как скукоживается и обугливается тщательно выделанная кожа камзола и сапог — три громадных полена давали сильный жар. Лицо ее походило на восковую маску, губы были твердо сжаты. Подождав еще немного, она взяла кочергу, выгребла на решетку сапоги, а остатки одежды затолкала поглубже в пламя. Потом сунула кочергу в стойку, переставила на стол кувшин с водой для умывания и таз, и повернулась к Гаю.
— На тебе кровь осталась, — сказала она так спокойно, будто каждый день только и занималась тем, что помогала убийцам уничтожать улики и умываться. — И концы волос слиплись. Иди сюда, надо смыть.
Гай молча подошел, сел на табурет. Изабелла, намочив полотенце, тщательно стерла брызги крови с его лба и щек.
— Ты уверен, что тебя не выследят? — спросила она, принимаясь за волосы. С мокрого полотенца на плечи Гая стекали холодные струйки, камиза намокла.
— Уверен, — кивнул Гай. Удивление в его взгляде постепенно сменялось восхищением. — Я все предусмотрел. Взял одежду Роджера. Плащ не мой, а Квентина. Барон Левленд, его сын и Освальд мертвы, примут за нападение разбойников. Их коней я отвел подальше и привязал, волки мимо такой добычи не пройдут. А собаки и лошадь Роджера сами найдут дорогу. Если их тоже не сожрут, конечно.
— Но когда найдут... — Изабелла запнулась, — тело...
— Решат, что его разорвали звери. И я позаботился, чтобы ищейки не взяли след, кроме следов самого Торнтона и волчьих, — Гай забрал у нее полотенце, скомкал и запустил в камин. Потом встал, обнял Изабеллу и поцеловал в макушку. — Не бойся. Все знают, что он с гостями часто пропадает на охоте по два-три дня. Когда вернется свора, ты обратишься к шерифу. Я организую поиски, буду лично обшаривать каждый куст. А там кто-нибудь наткнется на останки и сообщит.
— Вдруг я не смогу?.. — Изабелла высвободилась и прошлась по комнате, нервно потирая ладони, словно от холода. — Вдруг я чем-нибудь себя выдам? И люди поймут, что мне все известно? Тогда мы погибли.
— Сможешь, — уверенно сказал Гай. — Ты моя сестра, ты сильная, и ты — богатая вдова, ведь у Торнтона нет других наследников. 5 Молодая, красивая, свободная. Теперь ты сможешь все.
— Свободная... — повторила Изабелла, остановившись. — Его больше нет... Иисусе, его нет! Я свободна!
Она упала в кресло и истерически рассмеялась. Изабелла понимала, что, наверное, как добрая христианка и жена должна испытывать ужас и отвращение к тому, что сделал Гай, но вместо этого чувствовала себя счастливой и опустошенной одновременно. Неимоверное напряжение последних месяцев выплескивалось из нее вместе со смехом и рыданиями. Она вытирала мокрые глаза и щеки рукавом, но слезы продолжали катиться градом. Гай терпеливо ждал, пока Изабелла выплачется. Когда рыдания сменились сдавленными всхлипами, он налил в кубок вина, подошел к ней и сел на подлокотник кресла.
— Вот, глотни-ка, — Гай взял ее за руку, сомкнул пальцы вокруг ножки кубка и придерживал, пока она пила. — А теперь слушай, — он взял Изабеллу за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Мне нужно отнести плащ Квентина к нему в комнату. Многие помещения здесь соединяются потайными переходами, в твоих покоях тоже есть, потом покажу. Ты пойдешь к себе...
— Тот наемник, что стоит за поворотом, предлагал развлечься с ним... после, — Изабелла нахмурилась. — Ну, он же считает, что я служанка.
— Хм... — Гай задумался. — Не волнуйся, сейчас я с этим разберусь. Допивай вино и надевай плащ.
Он сгреб вещи с постели, убрал их в сундук. Вытащил из-под подушки скатанные льняные бинты и ловко наложил повязку на лодыжку и ступню. Изабелла тем временем взяла таз, вода в котором порозовела от крови, и выплеснула в камин. Дрова зашипели, пламя упало, но быстро разгорелось снова.
— Умница моя, — Гай одобрительно улыбнулся и подошел к двери. — Выйдешь, как только он войдет.
Изабелла стала рядом, но вдруг дернула его за рукав, а когда он повернулся, обвила руками за шею, заставила нагнуться и поцеловала между бровей.
— Для тебя я что угодно сделаю, — серьезно сказала она. — Хоть короля отравлю.
— Ты лучше просто будь счастливой, Колокольчик, — Гай крепко прижал ее к себе, открыл дверь и рявкнул так, что у Изабеллы зазвенело в ушах: — Альгер!
Послышался топот и бряцанье ножен, и наемник, подбежав к порогу, вытянулся перед Гаем. Изабелла тут же выскользнула за дверь, получив от него на прощание игривый шлепок. Хихикнув, она припустила по галерее, но успела услышать, как брат раздраженно приказывает позвать кого-нибудь из слуг, чтобы принесли вина, потому что от боли в ноге ему не спится.
***
Поредевшая свора вернулась вечером. Судя по глубоким рваным ранам у трех псов и следам укусов у остальных, они дрались с волками. Лошадь не появилась, видимо стала добычей хищников. Сенешаль тут же бросился к Гаю, которого застал в постели с девицей. Но поскольку дело было серьезное, ему даже не прилетело сапогом или еще чем-нибудь тяжелым. Гай быстро оделся и, припадая на «больную» ногу, поспешил поднимать слуг на поиски, а сам собрался за шерифом. Но едва ему заседлали лошадь, как примчался паж с сообщением, что прибыл гонец от леди Левленд: ее муж и сын до сих пор не вернулись.
Роджера Торнтона — вернее, то немногое, что от него осталось — обнаружили через два дня. Все, включая шерифа, сошлись во мнении, что он стал жертвой волков, и нужно устраивать облаву, пока не погиб кто-нибудь еще. А еще через день отыскали обезображенные трупы барона Левленда, его сына и Освальда, оруженосца Торнтона.
Изабелла при виде тела мужа побелела и вцепилась в руку камеристки, но в обморок не упала. Она приблизилась к телеге, сдернула с мертвеца грубое полотно, накрыла его своим плащом и слабым, но твердым голосом принялась отдавать распоряжения насчет похорон, чем вызвала уважение слуг, которые не ожидали от нее такой силы духа. Шериф, доставивший тело, подошел к ней выразить соболезнования.
— Ваш брат сопровождает останки барона и его сына в Левленд. Он взял эту скорбную обязанность на себя, а меня просил остаться здесь до его возвращения.
— Сэр Норберт, я хочу посодействовать поимке негодяев, убивших друзей моего мужа и его оруженосца, — Изабелла сцепила дрожащие пальцы. — Пусть объявят, что я назначаю награду в десять солидов за сведения и в десять фунтов6 — за доставленного вам живьем хотя бы одного разбойника.
— Это благородный поступок, леди Торнтон, и очень щедрая награда, — шериф почтительно наклонил голову. — Мои люди уже занимаются поисками, нам известно об одной шайке, которая орудует здесь и в Сомерсете. Последнее время они сидели тихо, но, видимо, просто сбивали нас с толку и выжидали. Обещаю, мы поймаем их и вздернем.
— Надеюсь, их повесят медленно, 7 — жестко ответила Изабелла. — Мой муж не был святым, и у нас случались ссоры. Уверена, вы знаете об этом, прислуга любит почесать языки. Но я уважала и почитала его.
— Я буду сообщать, как продвигаются поиски. Но вы замерзли, миледи, — шериф заметил, что Изабеллу трясет. Он поспешно снял плащ и закутал ее. — Пойдемте, вам нужно согреться.
— Благодарю, сэр Норберт, — она благодарно улыбнулась и направилась к донжону. 8 — Я прикажу подать ужин и горячего вина. И у меня есть к вам дело касательно тех земель, из-за которых мой муж был не в ладах с лордом Лифхельдом и лордом Кричтоном.
— Слушаю вас, миледи, — шериф шел рядом, приноравливаясь к ее шагу, чтобы не обгонять.
— Я совсем не разбираюсь в законах, а брату сейчас будет не до этого, он намерен помочь вам ловить убийц. Поэтому хочу попросить вас взять на себя передачу обратно спорных владений, — Изабелла вздохнула. — Эти земли были одной из причин наших разногласий с Роджером. Я не раз просила его отказаться от претензий, но он был таким упрямым... — она вдруг всхлипнула, пошатнулась и упала бы, не подхвати ее шериф.
— Эй, сюда, быстро! — он взбежал по лестнице, держа Изабеллу на руках. — Леди Торнтон плохо, позовите лекаря!
***
Через три месяца схватили шайку, о которой говорил шериф. Двоим удалось уйти, но девятерых повесили на главной площади Троубриджа, и тела их несколько дней расклевывали вороны и растаскивали бродячие псы.
Спорные земли вернулись к прежним хозяевам, благодаря чему вражда прекратилась, а оба лорда превозносили до небес благоразумие и великодушие молодой вдовы, которую, к тому же, каждый из них был не прочь однажды заполучить в жены — вместе с замком, владениями и доходами, конечно же. Шериф тоже не остался внакладе: вознаграждение за поимку убийц досталось ему, хотя десятую часть он разделил между помощниками.
Весна вступала в свои права. После праздника первой борозды9 пролили дожди, но вскоре установились солнечные дни, и поля снова стали пригодны для вспахивания. Вернувшиеся с зимовки птицы пировали, выклевывая червей из жирной черной земли. В церкви Святого Томаса почти каждый день звонили свадебные колокола — все спешили остепениться до мая. 10
Изабелла посмеивалась над Гаем, вынужденным с утра до вечера принимать просителей, решивших пожениться, выдать замуж старшую, а через два дня внезапно и младшую дочь, женить сыновей.11 Часть земель она отписала брату, но как женщина не могла выдавать крестьянам разрешение на брак, поэтому тяготы по данному вопросу полностью легли на него. Гай ругался и заявлял, что уедет куда-нибудь подальше, пока этот свадебный кошмар не закончится. Сама Изабелла повторно замуж не торопилась, с претендентами на ее руку держалась вежливо, но отстраненно. В любом случае, положенный срок траура еще не истек, а Гай, который по закону был ее опекуном, без ее согласия даже слушать никого не стал бы.
— Сам-то не присмотрел кого-нибудь? — шутливо поинтересовалась Изабелла, когда очередной виллан с дочкой, кланяясь, покинул замковый двор, и они с Гаем поднялись на стену, где каменщики укрепляли подрасшатавшуюся кладку. — На тебя тут многие девицы засматриваются, причем с одобрения родителей. Вот, например, дочка лорда Хелмслея, Эвелин. Хорошенькая. И в лошадях разбирается.
— А еще она слишком впечатлительная, — Гай рассмеялся. — Едва не лишилась чувств, когда я подсаживал ее в седло. Что я буду делать с обморочной женой? И потом, неужели ты хочешь поскорее от меня избавиться?
Он отошел к зубцам. Положив на них руки, подергал, но все держалось крепко. Ни один свежеположенный камень не шелохнулся — мастера поработали на совесть.
Изабелла поджала губы. Она слишком хорошо знала брата, поэтому уловила в его смехе невеселые нотки, которых никто другой не заметил бы.
— Скучаешь по Ноттингему? — тихо спросила она, подходя вплотную. — Может, по кому-то особенному? По Мэриан?
— Мэриан была еще курносой соплячкой, когда мы с тобой ушли, — усмехнулся Гай. — Не думаю, что я был в нее влюблен. Мы дружили, с ней было весело. Конечно, я скучаю по Локсли, и по Шервуду, и по Ноттингему, но не настолько, чтобы возвращаться. У меня есть ты, есть земли, которыми надо управлять. Может, когда-нибудь...
— А по Робину разве не скучаешь? — Изабелла стала так, что касалась Гая плечом, и почувствовала, как он вздрогнул. — Вы же были как братья.
— Были, — Гай криво усмехнулся. — Но ты же помнишь, что случилось. Из-за меня Малкольм погиб в пожаре вместе с нашей матерью.
— А еще он тебя подставил, да? — Изабелла тоже усмехнулась, в это мгновение стало заметно, как они с братом похожи. — Тот выстрел, из-за которого чуть не умер отец Феодосий... Это ведь не ты стрелял, а Робин.
— Да, — после недолгого молчания ответил Гай. — Откуда ты знаешь?
— Я сидела в кустах рядом, хотела облить вас грязной водой, когда вы пойдете мимо. Ужасно злилась, что Мэриан вы взяли с собой проверять силки, а меня нет. И все видела, — Изабелла положила руку ему на локоть. — Мы еще и поэтому ушли? Потому что Робин так и не признался, предал тебя?
— Нет, — Гай покачал головой. — Я на него не сердился. Он же был совсем мальчишкой и просто испугался того, что натворил. Мы ушли из-за пожара. И из-за того, что я навещал отца в приюте для прокаженных. Это могли заметить и выгнать нас — а вдруг я заразный. Но все в прошлом, Белла, — он обнял сестру за плечи, притянул к себе и поцеловал в висок. — Наш дом теперь здесь. Иди, а то слуги наверняка сплетничают вместо того, чтобы заниматься делом. Вечером же гости приедут. И этот... как его... — Гай пощелкал пальцами, притворяясь, будто не может вспомнить имя. — Ну, рыжий с томным взглядом.
— Ничего он у Конрада не томный, и не делай вид, что забыл, как его зовут! — Изабелла возмущенно фыркнула, но тут же рассмеялась. Гай явно не хотел говорить о прошлом, о тех, кто был ему дорог тогда, и наверняка — до сих пор. Лучше отложить разговор, иначе он надолго замкнется в себе. Теперь, после всего, она о многом догадывалась и была намерена вернуться к этой теме позже. Упрямства им обоим не занимать, но на ее стороне еще и женская хитрость. Гай помог ей, а она должна помочь ему — или забыть все, или вернуться в Ноттингемшир. Если и было что-то, способное разбить Изабелле сердце, так это его боль, особенно тщательно скрываемая. — Ладно, пойду, гляну, что там Бетти готовит на ужин. И ты приходи.
Она поспешила к лестнице, и уже спускаясь, оглянулась. Гай стоял неподвижно, устремив взгляд на север, и порывистый сырой апрельский ветер трепал его отросшие ниже плеч волосы. Изабелла не могла видеть лица брата, но почему-то была уверена, что глаза у него тоскливые, как у брошенного пса.
_______________________________
1. вишневое блио
Мужская и женская верхняя одежда, обычно свободная, похожая на платье. Мужское — с боковыми разрезами и полукороткими рукавами либо совсем без рукавов, было двух видов. Первое носили с поясом — узкое, почти по форме тела, длиной до колен. Второе не подпоясывали, у него делали довольно широкую нижнюю часть (от пояса) и приталивали. Вариантов женского блио было больше — длинное, с расширенными книзу рукавами, с очень широкими рукавами, с гофрированными рукавами. Обычно его носили с дорогими поясами, украшенными накладками, камнями, вышивкой.
2. Кретьена де Труа
Кретьен де Труа (1135-1183) — французский автор куртуазных романов. Был принят при дворе графини Марии Шампанской и графа Филиппа Фландрского.
3. на десять гайд
Единица величины земельного участка (кроме графства Кент и территорий датского права). Одна гайда — обрабатываемый надел, достаточный для содержания семьи свободного крестьянина. В основном гайда равнялась 120 акрам пахотной земли (1 акр = 0,405 гектара; это площадь земли, которую обрабатывал за день один пахарь с одним волом), но в некоторых графствах, например, в Уилтшире и Дорсете, она составляла только 40 акров. Это объяснялось тем, что фактически в расчет бралась не единица площади земли, а единица ее производительности. То есть, все зависело от того, какой урожай можно было получить с определенного надела. Чем выше продуктивность, тем меньше площадь гайды и наоборот. В зависимости от величины надела в гайдах распределялись и обязанности землевладельца — военная повинность, королевская продуктовая рента, налог на мосты и содержание королевских замков и т.д.
4. фигура в плаще и шапероне
Головной убор, первоначально — род капюшона с длинным «хвостом», который можно было обернуть вокруг головы. Назывался также худом и являлся его разновидностью. Худ обычно делали простым, тогда как шаперон украшали фестонами, вышивкой, и носила его преимущественно знать. На самом деле шапероны в таком виде появились ближе к XVI веку, но автор позволил себе такой анахронизм.
5. у Торнтона нет других наследников
Хотя женщина с точки зрения закона не являлась «юридическим лицом» и поэтому не была вписана в систему права, она могла унаследовать состояние супруга (если у него не было сыновей или родственников мужского пола) выступать в суде, являться опекуншей и т.д.
6. в десять солидов за сведения и в десять фунтов
Средний заработок наемного работника составлял 2-3 фунта в год, и это считалось довольно хорошо. На 10 фунтов можно было приобрести скромный дворянский дом, молодую рабыню или породистую лошадь. Солид — другое название шиллинга в то время. На 10 солидов можно было купить дойную корову и крепкие башмаки.
7. их повесят медленно
Быстро или медленно умирал осужденный, зависело от петли. Когда петля располагалась под углом к шее, то при падении тела сила рывка косо передавалась на шейные позвонки, ломая их и вызывая мгновенную смерть. Если же петлю захлестывали перпендикулярно к шее, то она лишь сдавливала трахею и сосуды шеи, в результате чего казнимый медленно задыхался.
8. к донжону
Донжон (от лат. dominionus, фр. donjon — господская башня) — главная башня замка, четырехугольная, круглая или восьмиугольная, иногда в форме правильного либо неправильного многоугольника. Располагался донжон всегда внутри крепостных стен, в самом защищенном месте, и не был связан с другими башнями замка. Можно сказать, что это крепость в крепости. Если донжон был жилым, там находились покои хозяев замка, если нет — тесные помещения военного и оборонительного назначения, в частности, арсенал. Во втором случае жилой дом воздвигался на расстоянии. Кроме того, в донжоне часто размещался главный колодец, склады продовольствия, карцер.
9. После праздника первой борозды
Ритуал начала земледельческих работ в апреле (не путать с Плуговым понедельником, который появился только в XV веке, проходил в первый понедельник после Богоявления, то есть, 6 января, и с него велся отсчет английского сельскохозяйственного года). Весеннюю пахоту не начинали до совершения обряда, поскольку считалось, что урожай зависит от удачливости пахаря, проводящего первую борозду. Конкретного дня не было, его выбирали в зависимости от погоды. Старейшие пахари по особым признакам определяли подходящее время. Одним из способов был такой: старейшины садились на пашню, чтобы выяснить, не слишком ли еще мокро. Также землю разминали в руках, она должна была быть в меру влажной.
10. спешили остепениться до мая
В языческие времена 1 мая праздновали Бельтайн, во время которого молодые люди свободно вступали в сексуальные отношения, а римскую эпоху в мае проходили Лемурии (праздники мертвых). Посему христианская церковь считала этот месяц неуместным для начала супружеской жизни, и он был объявлен «несчастливым». В результате в апреле для священнослужителей начиналась настоящая «свадебная страда», так как все стремились любой ценой избежать венчания в мае.
11. решивших пожениться, выдать замуж старшую, а через два дня внезапно и младшую дочь, женить сыновей
Согласно манориальному праву, серв или виллан, в отличие от свободного йомена (керла), не мог вступить в брак, выдать замуж дочь, женить сына без разрешения своего лорда. Это не имеет никакого отношения к пресловутому праву первой ночи, которое на самом деле не было установлено законодательно. Причем брак простолюдинов обычно освящали у церковных дверей (на паперти) или в церковном дворе. Внутри церкви (в нефе) венчалась только знать.
