Замок угрюмой скалой возвышался примерно в часе пешего пути. Ну, как скалой… Крохотной такой скалишкой, довольно приземистой – было в замке всего три этажа, разве что башня донжона возносилась над крепостной стеной, едва виднеющейся над кронами окружающих замок деревьев.
Бел поежился и подул на озябшие руки – так спешил выскочить из дома, что позабыл перчатки, и возвращаться за ними не стал. Его побег могли заметить либо слуги, либо родные, и тогда на плане можно было ставить большой и жирный крест. Бел вздохнул, поглубже натянув капюшон и укутавшись в тяжелый меховой плащ, тряхнул поводьями, и жеребец, обгладывавший какой-то куст с трепыхавшимися на нем бурыми листочками, фыркнул и побрел по слегка заметенной снегом тропе, ведущей к замку.
Тяжелые ворота были приоткрыты, словно приглашая зайти внутрь, укрыться от усиливающегося ветра и наползающих тяжелых снеговых туч. Бел спешился, потянул на себя створку ворот и, когда та неожиданно легко поддалась и распахнулась еще шире, повел жеребца во внутренний двор. Глухо лязгнула опустившаяся решетка, клацнул засов на захлопнувшихся воротах, и снова стало тихо, но без того давящего ощущения запустения, какое бывает в покинутых строениях. Жеребец, пофыркивая, остановился и мотнул головой, едва не вырвав поводья из рук. Бел повернулся к нему, успокаивающе погладил по шее и пошел было дальше, к хозяйственным строениям, но жеребец, всегда отличавшийся норовом, уперся, и Белу пришлось уговаривать упрямое животное. Жеребец всхрапывал, косился на замок, но, в конце концов, пошел за хозяином. Конюшню Бел определил правильно, более того – в ней нашлось и сено, и овес, и вода в огромной бочке. Обиходив жеребца, Бел снова вышел во двор и невольно залюбовался. Туча рассыпалась пушистыми белыми хлопьями, и если за крепостной стеной их подхватывал и уносил ветер, то внутри нее неспешно и с достоинством снег укутывал землю праздничным одеянием, белоснежным и торжественным. Бел отошел на несколько шагов и запрокинул голову, вдыхая морозный воздух и улыбаясь.
– Где моя роза? – раздался рык из-за спины, и Бел, вздрогнув так, что свалился капюшон, обернулся.
На пороге стоял хозяин замка. Из-за снега Бел не мог его как следует рассмотреть, но отметил, что он высокий – на голову или даже две выше самого Бела, и широкоплечий.
– Роза где? С тобой? – нетерпеливо рыкнул хозяин.
Бел сунул руку за пазуху, достал свою драгоценную ношу и пошел к хозяину, на ходу снимая слои ткани с футляра, в который загодя спрятал цветок. Хозяин раскрывать футляр не стал, только шумно принюхался и, буркнув Белу: «Ступай в дом!», скрылся за дверями. А Бел задержался на крыльце, пытаясь понять, не привиделись ли ему звериная голова и густая шерсть, покрывающая тело гостеприимного хозяина.
– Не показалось, – тихо прошептал он, войдя в зал.
Хозяин стоял неподалеку от огромного жарко горящего камина. В мягком свете многочисленных светильников, гроздьями свисающих с балок высокого стрельчатого потолка, и тусклого зимнего света, сочащегося из узких окон, Бел сумел разглядеть своего недавнего собеседника. Тот действительно был высок ростом, но точно сказать, насколько, Бел не мог из-за того, что хозяин горбился. И явно привык ходить не на двух ногах. «Или лучше сказать, лапах?» – подумал Бел, глядя на то ли собачьи, то ли козлиные нижние конечности, обтянутые шоссами. Сейчас хозяин стоял, бережно прижимая к груди когтистыми руками футляр с розой. Голова действительно была звериная, с выпирающими из-под нижней губы клыками, посверкивающими как у кота глазами и гривой длинных волос, переходивших в густую шерсть на спине и груди.
– Раздевайся, чего стоишь? – пророкотал хозяин уже спокойнее.
Руки уже отогрелись, и с завязками плаща он управился быстро, оставил его на ближайшем сундуке и пошел к камину, от которого волнами накатывало тепло. Хозяин, внимательно смотревший на него, в несколько больших шагов оказался рядом и, принюхиваясь, угрожающе зарычал:
– Почему в штанах?
– Так только плащ же снять, – растерялся Бел.
– А платье где? – хозяин наклонился к самому лицу Бела и обдал его горячим дыханием.
– Какое платье? – отшатнулся от него Бел. – Я… я не девушка, чтобы в платье ходить.
– Обманщик! – надвигаясь и угрожающе скаля клыки, рычал хозяин. – Где этот обманщик, что обещал дочь прислать?!
– Отец не обманщик, – пятясь, запротестовал Бел. – Сестра не смогла приехать.
«И теперь уже вряд ли сможет, – подумал он. – Потому что на ее жеребце приехал я. Да и не захочет она – а она всегда получает то, что хочет».
– Ты кто? – остановившись и в явном раздражении хлеща себя по бокам хвостом, требовательно спросил хозяин.
– Белинд Гайнс, – ответил Бел. – Единственный сын гильдейского купца первой категории Осборна Гайнса. – И после небольшой паузы добавил: – И младший брат-близнец Белинды Гайнс.
– Близнец, значит…
Гнев хозяина утих так же внезапно, как и зародился, и Бел рискнул задать вопрос:
– А как звать вас?
– Брендон, – буркнул хозяин и, потеряв к Белу всякий интерес, пошел прочь, что-то невнятно проворчав.
– Нет, господин, – раздался прямо из воздуха новый голос.
Бел вздрогнул и закусил губу. Раньше он полагал, что невидимые обладатели голосов есть только в старинных легендах. Впрочем, о таких вот странных существах, как хозяин замка – химерах, кажется, именно так их называют в летописях, – он тоже раньше только читал. А теперь, пожалуйста – видит наяву и даже, не особо испугавшись, разговаривает с ним.
– Я не буду вести его в подземельях, – упрямо говорил новый голос. – Он – гость!
– Незваный, – снова раздражаясь, рокотнул хозяин.
– Он – гость.
– Накажу, – пригрозил хозяин. – И тебя, и его.
– Его не за что, – упрямился голос. – А меня не сможете.
– Как ты мне надоел, – с внезапной тоской почти провыл хозяин и в два больших прыжка скрылся за драпировкой, скрывающий дверной проем.
Негромко хлопнула крышка небольшого ларца у стены, и вскоре неподалеку от Бела уже висела в воздухе горящая свеча в ажурном канделябре.
– Следуйте за мной, господин, – почтительно произнес голос.
– Меня называют Бел. Просто Бел, без титулов и господ.
– Хорошо. Меня можете именовать Талбот.
Талбот оказался очень разговорчивым, и от него Бел узнал, что в замке, именуемом Эйнсли, на самом деле живет множество народа. И истопник с помощниками, исправно следящие за тем, чтобы даже в лютые холода в жилых покоях было тепло, и повар с кухаркой и целым выводком поварят, и конюх, и кузнец, и даже солдаты.
– Так что и жеребчика вашего обиходят так, что лучше и не надо, и голодать не будете, и про одежду не беспокойтесь – наши женщины работящие, и эту постирают, и новую пошьют. А вот и ваша комната, – и свеча замерла около темной двери с коваными петлями и накладками, словно лозы оплетающими всю дверь. – Готовили для барышни, уж не обессудьте. Но выполним все, что ни пожелаете.
– Талбот, пошел вон, – выступил из мрака хозяин замка. – Я сам ему расскажу про порядки.
Канделябр ткнулся Белу в руку.
– Как скажете, господин, – ответил Талбот и затих.
Хозяин («Брендон», – напомнил себе Бел) толкнул дверь и слегка подтолкнул Бела, понуждая войти в комнату.
– Я ждал девушку, – заявил хозяин. – И я не намерен теперь терпеть какие-либо неудобства из-за того, что приехал ты, а не твоя сестра. Поэтому одеваться будешь в женское платье. И волосы тебе будут убирать, как девушке. – Он довольно скривил губы, глядя на сжавшего зубы в пока еще удачном усилии промолчать Бела. – И брить лицо – если у тебя на нем что-нибудь растет.
Бел провел ладонью по лицу, и щеки едва заметно загорелись под касанием. Из-за светлых волос щетина была едва заметна.
– Можешь лицо красить, тебе помогут, – явно довольный реакцией Бела, щедро предложил хозяин. – Тут все есть.
Он сначала ткнул когтем в направлении большого зеркала и стоящего около него небольшого столика на одной ножке, а потом в сторону шкафа.
– Меня будешь называть «Мой господин».
– И прислуживать за столом? – не удержался от вопроса Бел. – А ночью ублажать в постели?
– Я ждал гостью, – с достоинством ответил хозяин. – А не служанку или шлюху. Впрочем, – он осмотрел с ног до головы Бела, – если будешь стараться мне понравиться, я подумаю о последнем твоем предложении.
И он вышел.
Бел с силой швырнул канделябр, угодивший точно в центр захлопнувшейся двери. Канделябр укоризненно звякнул и покатился по мощеному мелкими каменными плитками полу, а свеча, печально ткнувшись в разлившийся воск, потухла и трупиком павшего воина осталась лежать у двери. Бел тихо зарычал – не так громко и выразительно, как Брендон, но все же очень прочувствованно – и сделал пару кругов по комнате, пнув по пути подвернувшийся стул. И ожидаемо отшиб ногу о тяжелую дубовую мебель.
– Да что это такое?! – в сердцах воскликнул Бел и рухнул ничком на кровать.
Впрочем, немного успокоившись, он признал, что ничего ужасного пока еще не произошло. Пусть придется рядиться в женские одежды, но ведь его никто, кроме хозяина, не увидит.
«А еще кухарка, такая умелица, целого гуся запекает так, что пальчики оближешь, – некстати припомнил Бел слова Талбота. – И поварята, и…»
– Переживу, – пробормотал Бел. – Зато никаких вдовушек с многозначительными намеками и липкими улыбками. И свадьбы.
Именно из-за свадьбы Бел и сбежал из дома. Одно дело знать, что когда-нибудь ему придется жениться на кузине Дайне, а совсем другое – услышать о планах отца женить сына нынешней же весной. Кузину Бел знал с детства, рос с ней рядом, и относился хорошо – но как к сестре, и одна только мысль о том, что придется вести ее не только под венец, но и на супружеское ложе, вызывала в нем почти ужас. И желание сбежать куда-нибудь подальше, что Бел и сумел вполне успешно проделать.
В дверь постучали, и Бел поспешно встал и пошел открывать. За дверью ожидаемо было пусто, если не считать висящей в воздухе небольшой метелки из перьев.
– Господин Бел, – раздался приятный женский голос, и метелка качнулась, – я пришла помочь вам одеться к обеду. И… – голос дрогнул, – уложить волосы. Его высоч… Господин Брендон велел.
– И как мне вас называть? – поспешно отойдя вглубь комнаты, вежливо спросил Бел.
– Флосси, господин Бел.
Флосси оказалась не слишком разговорчива, и за это Бел был ей благодарен: он уже многое узнал от Талбота, и этим знаниям следовало уложиться в голове, чтобы потом не путаться с другими и не забываться. Она говорила только по делу, ловко помогая сначала раздеться – брэ и шоссы Бел снимать не стал, заявив, что без них замерзнет, и успешно делая вид, что не слышит вздохов служанки. Она помогла одеться в новые, явно недавно пошитые одежды. Камизу тонкого льна, белоснежную, с тонкой, белой же вышивкой по вороту и рукавам. Котту, небесно-голубую, слегка шелковистую на ощупь, с золотым шитьем. Винно-красное бархатное сюрко, с глубоким вырезом и большими проймами, обшитыми светло-золотистым коротким мехом. И последним штрихом на бедра лег тяжелый золотой пояс из округлых филигранных блях, скрепленных цепочками, концы которого свешивались ниже колен.
– Красота какая, – произнесла Флосси. – Но на девушку вы все равно не похожи, – быстро протараторила она. – А сейчас займемся волосами.
Бел сел на невысокое кресло перед зеркалом и закрыл глаза, предпочитая не видеть, как под невидимыми умелыми пальцами служанки он из мужчины окончательно превращается в девушку.
Бел тяжело вздохнул и открыл глаза. Из зеркала на него смотрела сестра – выше ростом и с широкими плечами, что, впрочем, скрадывалось длинной одеждой, в роскошном наряде, с непривычно уложенными золотистыми волосами, перевитыми темно-красными тонкими лентами, лучистыми серыми глазами в обрамлении густых темных ресниц, темными бровями и… дневной щетиной.
– Мне нравится, – довольно улыбнулся Бел, имея в виду свою небритость, а не превращение в родную сестрицу. – Проводишь?
– Конечно, – согласилась Флосси. – Только обувь вам подберем.
Обувь подобрали быстро – темно-красные пулены с тиснением, крохотными золотыми пряжками и не слишком длинными носами. Зато за право оставить на ногах свои шоссы Белу пришлось выдержать целый бой. Флосси мягко, но настойчиво уговаривала его облачиться в женские шоссы, непривычно короткие, зато с широкими шерстяными подвязками, а Бел твердо заявлял, что останется в своих, пусть и не совсем новых, но таких привычных. Бел вышел победителем, и это его обрадовало.
– Господин Брендон будет сердиться, – обиженно предупредила Флосси.
– На меня пусть сердится, – великодушно разрешил Бел. – А на тебя не за что. Веди!
Второй своей победой Бел к концу пути считал то, что ни разу не упал, даже когда наступал на подол. Дома он одевался по моде, но все равно не привык к настолько длинному и тем более многослойному подолу. Флосси тихонько посмеивалась, но заявила, что Бел со временем привыкнет. Особенно если будет так одеваться каждый день.
– Ты меня очень утешила, – проворчал Бел и с чувством подопнул подол.
Брендон его уже ждал. В отличие от первой встречи, он был одет не только в шоссы, но и блио. Сидел в массивном кресле, но услышав шорох драпировки, обернулся, и, увидев Бела, встал, внимательно глядя на него.
– Флосси, – негромко произнес Брендон после продолжительной паузы. – Я доволен.
– Спасибо, господин Брендон, – откликнулась Флосси и удалилась.
Во время обеда Бел оценил отсутствие манер у хозяина, его же умение делать комплименты, а заодно и чувство юмора, ибо все похвалы, адресованные Белу, говорились с явным желанием подчеркнуть схожесть Бела с девушкой. Бел внутренне кипел, но улыбка, словно прилепленная в начале обеда, с успехом продержалась до его окончания. И он был вознагражден – Брендон, сытый и довольный, спросил, всем ли гость доволен.
– Да, спасибо, господин Брендон, – отозвался Бел. – Но могу ли я одеваться не столь роскошно? Я хотел бы побродить по замку, погулять по саду…
– Зато не покроюсь мхом, – невинно улыбнулся Бел и перевел взгляд на густую шерсть на груди собеседника. – Да и Дван не должен застаиваться.
– Дван? – заинтересовался Брендон и зачем-то заглянул под стол.
– Мой жеребец, – пояснил Бел.
– Жеребец? – хохотнул Брендон и ткнул когтем в сторону живота Бела.
– Он в конюшне стоит, – слегка раздраженно ответил Бел.
– Теперь это так называется? – оскалился в широкой улыбке Брендон, и до Бела с запозданием дошло, что он имеет в виду.
Щеки загорелись, словно на них плеснули кипятком, а Брендон довольно захохотал, порыкивая от удовольствия. Бел швырнул на стол полотенце, которое в начале трапезы уложил на колени, боясь испачкать сюрко, и, вскочив, быстрым шагом пошел к выходу.
– Можешь выгуливать своего жеребца, в чем хочешь, – настиг его громкий голос и довольный хохот Брендона, когда Бел уже был у лестницы.
– И на том спасибо, – пробормотал Бел и помчался наверх, задрав подолы выше колен.
