Повстречались как-то на Чемпионате Мира по квиддичу Драко и его шурин, Рон Уизли. Слизеринец приплелся весь взъерошенный, в измазанной копотью роже. Ну и рыжик начинает его расспрашивать:
- Что, Хорек, неудачно настроил портключ и приземлился в золу?
- Заткнись, Уизел! Просто твою неуемную мамашу провожал.
- Да? А что тогда рожа вся черная?
- Камин целовал!
::
Гарри еще не доводилось проводить праздничную ночь в приемном покое. Он ждал, когда Перкинс, хмурый молодой колдомедик, вернется с Меропой, и со скуки разговорился с блондинкой. Ее звали Эбби, и она работала в Мунго вторую неделю.
— Вот бы сейчас чашку шоколада! — мечтательно подняла глаза к потолку Эбби. — Пять минут на медленном огне и полчаса удовольствия.
— Я бы тоже не отказался.
— Правда?
— Сходить наверх?
Гарри кивнул на вывеску: «Больничный киоск — шестой этаж».
— Что ты! Они сегодня до обеда работали. — Эбби посмотрела на входную дверь. Потом внимательно на Гарри, будто прикидывая: приличный ли он человек.
Ладони подозрительно зачесались.
— Что-то не так?
— Если ты подежуришь за меня, — решилась Эбби, — посидишь за стойкой, то я быстро сварю две порции шоколада.
Так Гарри оказался в справочной, когда дверь распахнулась, будто кто-то ее пнул, и в холл вбежал колдун в черной мантии.
— Вот! — Он подскочил к Гарри, поднимая руки.
Вместо кистей у него росли красивые ветви остролиста.
Колдун с фурункулом хмыкнул. Как отнесся к новому пациенту его сосед, неизвестно: курлыканье не изменилось ни тональностью, ни громкостью.
С заклятиями разбирались на пятом этаже. Гарри бывал там, в сорок девятой палате им. Януса Тикея, где ухаживали за родителями Невилла Лонгботтома — они сошли с ума после пыточных проклятий Лестрейнджей. В этой же палате Бродерика Боуда задушили дьявольские силки, которые принес Макнейр, чтобы устранить нежелательного свидетеля: на Боуда наложили заклятие подвластия и требовали вынести из отдела тайн пророчество. Здесь подписывал автографы счастливый Гилдерой Локхарт — он сам себе стер память, пытаясь заколдовать Гарри и Рона неисправной роновой палочкой.
— Подождите, пожалуйста, — пробормотал Гарри. Он не знал, дежурит ли кто на этаже ночью.
Колдун смерил его недовольным взглядом и очень неохотно вернулся к стульям.
Если у Гарри все получится, если Меропа выживет, то ни Лонгботтомы, ни Боуд, ни Локхарт не попадут в палату для хроников на пятый этаж.
И родители останутся живы. И Сириус. И Люпин. И Тонкс. И Фред. И Добби…
Эбби спасла его. Она вышла из комнаты у гардеробной; перед ней плыли две дымящиеся чашки. Сладко-горький аромат заставил троих посетителей пошевелить носами и завистливо сглотнуть.
— Пошли, сядем туда, — Эбби кивнула на свободный ряд стульев. Гарри немедленно подчинился. Они сели рядом, спиной к мистеру фурункулу, и тот громко и неодобрительно цокнул. Жертва трансфигурации вскочил и принялся бродить по коридору взад-вперед, всем своим видом выражая нетерпение. Но Эбби и глазом не моргнула.
— Ты прорицатель? — спросила она Гарри, когда они отпили по глотку вкуснейшего напитка, а Гарри подумал, что получил награду за весь день на улице.
— Нет. Вовсе нет. Никакого третьего глаза, дара и способности предвидеть у меня нет.
— Вы… ты говорил так уверено. И про роды, и про смерть, вот я и подумала.
Гарри пожал плечами.
— Предчувствие, только и всего.
— Предчувствие, — разочарованно протянула Эбби.
— Но они у меня всегда сбываются. Этим может похвастаться не каждое пророчество, верно?
Эбби рассмеялась.
— Ты забавный. Хочешь, завтра я покажу тебе Лондон? Заодно помогу с покупками для твоей родственницы.
Гарри удивленно уставился на нее.
— Конечно, после смены, — поправилась она. — А ты в ответ расскажешь мне про Америку.
Шоколад попал не в то горло, и резкий кашель, до слез в глазах, избавил его ответа.
— Видел бы ты свое лицо. Будто тебя приглашает погулять инфери.
С инфери бы Гарри как раз справился. Но свидание?..
— У меня сейчас совсем нет времени, прости.
— Конечно-конечно! — махнула рукой Эбби. — Ты очень занят, твоим родным нужна помощь, Меропе так вот точно, и в твой график уж точно не вписываются блондинки из приемного покоя, даже если они и угощают шоколадам.
Ему правда не хватало только свиданий с блондинками из приемного покоя. Но шоколад — единственное, что он ел за много часов, и обижать Эбби не хотелось.
— Прости, пожалуйста. Но у меня, действительно, нет времени ни на что лишнее. Ты очень красивая, Эбби. И точно не для меня. Потом… — он запнулся. — У меня есть девушка.
Его слова почему-то не огорчили Эбби.
— Она осталась в Америке? — оживилась она. — Обещала ждать? Или даже приехать сюда, за тобой?
О такой возможности лучше не думать. Лучше не надеяться, чтобы потом не разочаровываться.
— Почему Америка? — Гарри решил поговорить на безопасную тему. — С чего ты взяла?
— Ты без шляпы. А кто еще ходит без нее, помимо разного сброда? Только американцы. Крой мантии у тебя не похож на наши, хотя весьма изящный. Словечко «класс». Да и выражение лица. Оно у тебя очень такое… закаленное. Ты, наверное, был на Диком Западе? И тебе приходилось убивать всяких тварей? Шрам, — Эбби провела пальцем в воздухе, очерчивая молнию, — затянулся не вчера, но его не смогли убрать — значит, тварь, что его оставила, очень опасная. Или это темное заклятие индейских колдунов?
Гарри почувствовал, как кровь застывает в жилах от ее слов. Приходилось ли ему убивать? На его руках столько крови, что ее вовек не отмыть. Пусть он сам и не кидался убивающими заклятьями — за него погибло много хороших людей.
Как там Рон и Гермиона? Справляются сами? Помнят ли? Как Джинни?
Джинни он все рассказал перед отправлением — на этом настоял Рон: «Пусть не ждет тебя, Гарри». Но Джинни пообещала, что не только дождется, но и по возможности отправится за ним следом. Гарри и надеялся, и боялся, что у нее получится. У Рона и Гермионы не получилось, хотя они собирались составить ему компанию.
Больше месяца подготовки у них ушло на путешествие в один конец. Гарри и Рон читали подборку газет, а Гермиона занималась арифмантическими расчетами. А однажды принесла маггловскую книжку.
— Интересную работу провели магглы в Америке, — сидя спиной к камину, заявила она. — У них есть преступники-маньяки, вроде Волдеморта. И магглы создали отдел, где стали анализировать, что заставляет маньяков убивать.
— Занятно! — восхитился Рон. — Изучать убийц — это же надо такому прийти в голову!
Но Гарри не разделял его веселья. Дамблдор ведь изучал детство Волдеморта, и оказался прав. Знание о Томе Риддле помогло.
— Тем не менее, они установили, что решающую роль играют детские годы. Гарри, ты помнишь воспоминание профессора Дамблдора, где он впервые видит Тома?
— Конечно.
— У Тома умерла мама, и он рос в приюте. К одиннадцати годам он запугивал своих сверстников, и ему нравился их страх. Еще он убил кролика, приказав тому повеситься на балке. И брал трофеи у своих жертв.
— Таким он и вырос. Также запугивал всех подряд и собирал трофеи. Правда, изменился масштаб: вместо детского приюта — весь магический мир, — хрипло ответил Гарри.
— Правильно, — кивнула Гермиона. — Линия поведения, почерк не изменились. Мог ли он вырасти кем-то другим? Какие факторы влияют: кровь предков или социальный опыт?
— Да там вся семейка Гонтов была будь здоров, — хмыкнул Рон. — Не говоря уже о Салазаре Слизерине.
— О Слизерине мы мало что знаем. Кроме того, что он хотел обучать только чистокровных, создал Тайную комнату, поссорился с другими Основателями и ушел из школы. Гонтов — Марволо и Морфина — приятными не назовешь, согласна, но они никого не убили. А проклятье Морфина, за которое его посадили на несколько лет, предназначалось не обычному магглу, а Тому Риддлу-старшему, в которого влюбилась его сестра. И судя по состоянию мистера Риддла — заклятье это было относительно безобидно.
— Гермиона, ты забываешь, что Меропа опоила Тома любовным зельем. Волдеморта зачали без любви, — не выдержал Гарри. — Его отец сбежал, как только пришел в себя.
— И я его отлично понимаю, — произнес Рон. — До сих пор чувствую тот ужас, когда мозги проясняются и понимаешь, что вел себя как пешка, которую двигали, куда хотели.
— Неважно кто и как зачат! — отмахнулась Гермиона. — Если бы это играло решающую роль, знаете, сколько Темных лордов мы изучали бы по истории?
— Если бы эти самые Темные лорды не уничтожили мир, — хмыкнул Рон.
— Именно! Так вот. Магглы нашли паттерны<1>, подробно изложили их, с примерами патологий, и даже сделали вывод — как можно обществу избавиться от маньяков.
— Надеюсь, не требуется убивать их в детстве? — спросил Рон.
Гермиона, покачав головой, показала обложку книги, на которой крупными буквами сияла надпись:
«Дж. Дуглас, М. Олшейкер
Охотники за умами. ФБР против серийных убийц»<2>
— ФБР? — Рон уставился на Гермиону. — Феи без роб? Фееричный бзик рун? Фламель-Бэгшот-Равенкло?
Гарри засмеялся, уголки губ у Гермионы тоже дрогнули, но она ответила весьма поучительно:
— Федеральное бюро расследований. Что-то среднее между авроратом и отделом тайн. — Она открыла страницу, заложенную розовым листком. — Читайте.
Головы Гарри и Рона склонились над книгой.
«Я уверен, что преступность отступит только тогда, когда этого захотят достаточно много людей. Больше полицейских, больше судов и тюрем, совершенствование методики расследования — все это прекрасно, но насилие не прекратится, если мы будем терпимы к нему в семьях, в друзьях, в коллегах. Таков урок других стран, где преступность намного ниже. И я убежден, что лишь всеохватывающее решение способно стать эффективным. Преступление — моральная проблема, и победить его можно на уровне морали.
За все мои годы изучения и общения с убийцами я не встретил ни одного, кто вырос бы в нормальной обстановке и происходил из крепкой, здоровой семьи», — прочитал Гарри.
— И вот тут, — Гермиона показала на последний абзац.
«Двадцать пять лет наблюдений убедили меня в том, что преступниками становятся, а не рождаются, и это означает, что любой, кто поступает дурно, мог бы с тем же успехом творить добро. Поэтому я верю, что наряду с увеличением субсидий, числа полицейских и тюрем, нам больше всего необходима любовь. Это не упрощение вопроса — в этом суть всего дела».
Гарри поднял голову и встретился с ней взглядом.
— Любовь? Это значит, что Меропа…
— Да! Меропа должна выжить, Гарри.
::
То ли было виновато сливочное пиво, то ли полет на мотоцикле Сириуса, но Гарри сморило. Он сел в кресло у камина, надеясь, что к нему подойдет Джинни. Услышал слова Гермионы, сказанные дяде Эйчу, «короткоживущая сингулярность» — это что? редкий вид бабочек-однодневок? — и увидел себя в доме крестного на Гриммо 12. Гарри сразу понял, что спит, так как дом выглядел нежилым и пустым. В темной гостиной — никого. Ни эльфов, ни гостей, ни миссис Блэк. Странно. Гарри медленно побрел наверх. Дурное предчувствие сбылось: пустые спальни, в которые давно никто не заходил. У крестного — выцветшие плакаты, маггловские, девушки в купальниках и мотоциклы — заклинание состаривания? У дяди Рега — вырезки из фантастической газеты, вроде «Придиры». Искусная имитация статей «Ежедневного пророка» о каком-то Волдеморте. Что бы это значило?
Гарри медленно спустился в цокольный этаж и услышал голоса. На кухне кто-то хозяйничал. Он ускорил шаги.
Так и есть — старый эльф в белоснежном полотенце возился у плиты, а за столом сидели Рон и Гермиона и пили чай. Гермиона читала пергамент, делая пометки на полях, а Рон напротив нее раскачивался на стуле и крутил в руках серебристую зажигалку. Оба мгновенно повернулись к Гарри.
— Я отправлюсь один, — сказал он. Слова сами вылетели, он не успел их даже обдумать. Но ведь это сон, так? Значит, можно просто следовать за ним, ни о чем не беспокоясь.
Гермиона нахмурилась, будто они у нее попросили списать арифмантику с историей.
— Плохая идея.
Ножки стула, на котором раскачивался Рон, звучно клацнули по полу.
— Мы втроем через все прошли, пройдем и через это.
Гарри покачал головой:
— Не хочу, чтобы пропадали и вы. Не хочу, чтобы у вас не было будущего.
Он не совсем понимал, о чем говорит, будто существовало два его: один говорил и думал, а второй наблюдал со стороны.
— Гарри! То, что ты задумал, очень и очень опасно, — осторожно подбирая слова, заговорила Гермиона. Так однажды с ним говорила мама, когда Викинг — их кот — попал под машину соседа–маггла. — Я уже не говорю о том, что это невозможно и противоречит всем установленным правилам.
— Не в первый раз, Гермиона. Я очень неплохо нарушаю установленные правила, не так ли? — он усмехнулся и тут же почувствовал, что усмешка не веселая, и что он разочарован.
Ошеломляюще! Он не только наблюдал, но и ощущал все эмоции, мог уловить и горькую застаревшую обиду. Сколько, сколько раз они не доверяли ему и его идеям? И ведь в итоге выходило, что он прав. Пусть эта идея — совершенно сумасбродная, пусть у него нет никакого плана, только огромное желание все исправить — но все получится. Ведь получится? Он справится, как обычно, ведь всегда справлялся.
— Я справлюсь, — повторил он вслух, убеждая скорее себя, чем их. — С вашей помощью или без.
Гермиона порозовела, да и у Рона заалели уши.
— Мы тебя не бросим, приятель.
— Конечно, ты можешь на нас рассчитывать, — тоненьким голоском проговорила Гермиона. — Только давай просчитаем все точно и убедимся, что твоя идея не безнадежна и что втроем нам нельзя туда. Хорошо?
Гарри промолчал.
— Ты доверяешь мне? Моим знаниям?
Гарри кивнул. Хотя его так и подмывало повторить ее же слова о том, что его идея совершенно невозможна.
— Итак, в какой год ты бы вернулся?
Гарри невидящим взглядом уставился на блестящий чайник, который чистил домовой эльф, не обращая никакого внимания на них, будто привык к таким разговорам.
Мысли приходили в голову сами собой, Гарри оставалось только их озвучивать:
— Том родился тридцать первого декабря. В 1926 году. Значит, в двадцать шестой.
Гермиона аккуратно записала четыре цифры на пергамент в столбик.
— Ты уверен? Не будем перепроверять? — Она написала «1+9+2+6=10+8=1+8=9» и обвела девятку.
— Я уверен. Но проверим обязательно.
— Надеюсь, год действительно двадцать шестой.
— Что там у тебя такое получилось? — Рон поднялся, заглядывая ей в пергамент. — Девятка?
— Троекратная тройка. Символ успеха. Превращает неустойчивость в стремление.
— Неустойчивость?
— Стремление?
Гарри и Рон переглянулись. Гермиона громко вздохнула, подняв глаза к потолку.
— Как только Гарри отправится в прошлое, он его изменит. И наше настоящее изменится. Либо мгновенно, либо постепенно — тут точно сказать нельзя, потому что такого еще никто никогда не делал, — Гермиона закусила губу. — Хм. Правильнее сказать, нет сведений о том, что кто-то совершал нечто подобное, хотя мы же не знаем, над чем работают в отделе тайн…
— Ненавижу, когда она так заговаривается, — выдохнул Рон. — Нет, чтобы по-человечески объяснить.
— Так что там с неопределенностью, Гермиона?
Она встряхнула головой, отбрасывая со лба непослушные пряди.
— Любое вмешательство в прошлое породит состояние неопределенности.
Рон фыркнул.
— Ты не на тритонах. А мы не изучали арифмантику.
Как так? Гарри хорошо помнил и уроки у профессора Вектор, и как они вместо походов в Хогсмид делали домашнюю работу в гостиной Гриффиндора. Но, видимо, не в этом сне.
Гермиона шумно вздохнула.
— Мы, здесь и сейчас, не сможем предсказать заранее, как вмешательство в прошлое отразится на нас.
— Но ты сама хотела сесть за расчеты, — перебил ее Гарри.
— Кое-что рассчитать можно. Например, возможные события. И вероятности их наступления.
— Уже неплохо.
— Событий будет очень и очень много.
— А если начать со спасения матери?
— Да, спасение матери вполне может оказаться точкой бифуркации<3>. Вероятно, ее выживание будет иметь значение не только для ребенка, но и для всего магического мира. Из одаренного мальчика не получится монстр, он не соберет последователей. Теоретически.
— Но совсем не обязательно выживание матери — такая точка, — возразил Рон. — Смерть опасного ребенка тоже может быть этой точкой.
Гермиона поморщилась. Идея убивать ребенка, даже если из него потом вырастет монстр, ей не нравилась.
— Думаю, метод Волдеморта — устранять угрозу еще в колыбели — нам не подойдет. Особенно если вспомнить, что именно этот метод привел его к уничтожению.
Они оба почему-то посмотрели на лоб Гарри. Что там такое? Гарри на всякий случай почесал его.
— Я не предлагал убивать ребенка, — Рон все еще не отрывал взгляда от Гарри. — Просто эта точка не единственная. Я помню, как проверял тебя перед экзаменами. И если я ничего не путаю, настоящая точка бифуркации — единственная.
— Она единственная для определенной реальности. А мы сейчас говорим о множестве реальностей. Бесконечном множестве. Естественно, у каждой будет своя такая единственная точка, — усмехнулась Гермиона.
Рон ее не слушал.
— Мне интересно, Гарри, а как ты навяжешь матери Волдеморта свою помощь? У тебя есть план?
План у него как раз таки был. Хоть что-то конкретное он им мог рассказать.
— Да! — счастливо улыбнулся он. — Я попрошу меня кое-чему научить. И буду платить за уроки.
::
Эбби в понедельник не дежурила, и Гарри выдохнул с облегчением. Она ему понравилась, как иначе? Впервые в жизни кто-то обратил внимание именно на него, на Гарри, а не на Мальчика–который–выжил. И отказывать Эбби было трудно, но согласиться встречаться с ней — немыслимо. Кто знает, как это скажется на ее судьбе?
Меропа лежала в палате им. Илитии Мудрок, на первом этаже, в самом конце коридора, поворот налево. Идти от справочной довольно долго, но скучать Гарри не пришлось. Он попался на глаза портрету одного эксцентричного колдомедика, Драя С. Даста. Этот чокнутый колдун бежал за ним всю дорогу по чужим портретам — колдуны и ведьмы еле успевали отскакивать от него, — и советовал:
— Молодой человек, как вы можете ходить без шляпы? Ваши волосы могут украсть враги и использовать в оборотном зелье. Вы можете простудиться. Без шляпы вас будут принимать за бродягу. А ваша укладка? Вы смотрелись в зеркало? Была бы у вас шляпа, ваши волосы не растрепал бы ветер, пока вы летели на метле. Без шляпы нельзя ходить в приличные заведения. Постойте, я дам вам адрес магазина в Бретоне, где вы сможете купить нормальный головной убор. Не хуже, чем у меня.
У советчика на голове покачивалась огромная бархатная шляпа лилового цвета с чучелом орла.
Гарри наконец повернул и вздохнул с облегчением — колдун отстал.
Меропа в палате была одна, очень бледная и напуганная. Ее руки лежали на животе поверх одеяла.
Гарри придвинул стул и сел.
— Добрый день! Как вы себя чувствуете?
Щеки у Меропы порозовели. Она едва смогла кивнуть ему в ответ.
Гарри достал покупки и палочку. Произнес заклинание увеличения. Меропа испуганно отпрянула.
— Я кое-что принес. Одежду и сладости. Грустно лежать в праздники без лакомств. Будете шоколадушку?
Он развернул упаковку, шоколадная лягушка прыгнула прямо на ладонь Меропы.
Она улыбнулась. Очень искренне, будто увидела нечто фантастическое.
— Это вкусно.
Она осторожно поднесла ее ко рту. Но лягушка пошевелилась, и Меропа опустила руку.
— Она же живая.
— Совсем нет. Это просто заколдованный шоколад.
Гарри махнул палочкой, и лягушка замерла. Но Меропа покачала головой.
— Хм. Завтра принесу маггловский.
— Зачем вам это надо? — спросила она.
Гарри уселся поудобнее.
— У меня к вам деловое предложение.
— Что-о-о? — Она села в постели, и Гарри тут же наколдовал ей под спину подушки.
— Вы же из рода Гонтов, да? Меропа Гонт? Ваш отец Марволо, так?
— Это он вас прислал? — Зрачки Меропы расширились, а левый глаз стал косить еще больше.
— Нет. Я ни разу в жизни с ним не встречался.
Меропа перевела дыхание.
— И я в курсе, что у Гонтов в родословной — Салазар Слизерин.
Гарри взглянул на цепочку медальона, которая обвивала шею Меропы и скрывалась под больничной робой.
— А значит, вы знаете язык змей.
Она побелела так, что ни кровинки в лице не осталось, и едва-едва кивнула.
— Я хочу, чтобы вы меня ему научили.
Меропа выпучила глаза и открыла рот.
— Я не шучу. Я очень хочу научиться говорить со змеями.
— Ему нельзя научиться, — шепотом произнесла она. — Это дар передается только по наследству.
— Вы не правы. Мой друг смог научиться произносить простые слова. А знакомый чародей — овладел языком полностью. Правда, я не представляю, сколько ему лет потребовалось.
— Если вы не обманываете, значит, так оно и есть, — пробормотала ошеломленная Меропа.
— Я буду платить за уроки, несмотря на результат. Ведь нечестно, если окажется, что у меня нет способностей, так? И я готов учиться не один год. Может даже и несколько десятилетий. Думаю, вам и вашему малышу не помешает немного галлеонов?
Меропа снова порозовела.
— Вы не шутите? Говорить со змеями! Ведь все считают, что змей понимают только дурные колдуны. Зачем вам это?
Меропа уже не раз повторила этот вопрос. Она не понимала, почему Гарри ей помогает. Требовалось очень постараться, чтобы отвести все подозрения и успокоить ее.
— Зная язык змей, с ними можно о многом поболтать. Например, попросить дать яду для различных зелий. Или узнать, что-то важное. К тому же змеи не такие уж и плохие. Они ловят мышей и крыс. В древнем Риме колдуны, ведьмы, да и магглы держали змей, как домашних питомцев, точно так, как сейчас держат собак и кошек.
— Вы так говорите… хорошо, я помогу вам. Но мне не хочется вас обманывать, я не такой уж хороший учитель… — Она запнулась. — Я сквиб.
— Тогда будем помогать друг другу! Если вам понадобится помощь волшебника, можете обращаться. А я к вам, если у меня будут вопросы по парселтангу.
Меропа в ответ наклонила голову, но Гарри заметил, что она снова улыбается.
А Рон боялся, что она не поверит, и придется накладывать «Confundus».
Именно Рон позволял надеяться, что Гарри справится, и к тому времени, как Томми подрастет, сможет его понимать. Рон научился произносить на парселтанге: «Откройся». И это Рон придумал, как помочь Гарри.
— Если ты будешь иметь возможность слышать одни и те же слова, ты скоро начнешь разбираться, как шипящие звуки в парселтанге отличаются друг от друга. И сможешь повторить их. Для этого не обязательно мучить молодую мамочку.
Рон достал из кармана диктофон.
— Откуда?
— Мы были у родителей Гермионы и купили в маггловском магазине.
Гарри разочарованно вздохнул.
— Он не будет работать.
Маггловская техника быстро ломалась, отказывая из-за магических помех.
— Я обратился к папе, помнишь, как он заколдовал фордик? Папа и Джордж повозились с диктофоном — они не знают подробностей, я сказал просто, что это очень важно. Не переживай так. Никаких неудобств ты им не доставил. Папе было интересно, а Джордж думает теперь продавать их в магазине ультрафокусов. Диктофон не нужно заряжать, он будет работать от взмаха твоей палочки, на твоей магии.
Гарри только и мог сказать:
— Спасибо, дружище.
С души свалился увесистый булыжник. Очень полезный навык понимания змей сгинул вместе с Волдемортом. Гарри не жалел. Без осколка души Волдеморта стало легче дышать. Возможно, не ему одному, но и окружающим тоже. Если судить по тому, как действовал на них медальон, вполне возможно, именно осколок влиял, вытягивая самое плохое и усиливая дурное. Может, Дурсли и не были бы такими ужасными опекунами, окажись Гарри обычным племянником, без своего шрама. Может быть, и Снейп бы не цеплялся к нему, ненавидя в нем Джеймса Поттера. Может, Дамблдор меньше бы темнил и не перестраховывался, может, Рон не так бы завидовал и обижался, может, Сириус не так бы ощущал свою бесполезность, может, Гермиона была бы порой чуть менее упряма?
Невозможность понимать и говорить на языке змей не мешала Гарри. Пока он не решил переписать историю. И вот тут-то пришел страх.
Вдруг он упустит Тома? Вдруг Том решит, что он особенный из-за этой способности? Как он сможет приглядывать за мальчиком, если не будет понимать его?
Меропа согласилась, Рон позаботился, чтобы Гарри мог тренироваться круглые сутки, а значит, он теперь не мог их подвести.
::
Странный сон не выходил из головы всю неделю. Гарри сделался на редкость рассеянным, что было совсем некстати — начались изматывающие тренировки в сборной. Он просыпался на рассвете, завтракал, соблюдая специальную диету, составленную для него тренером, через камин перемещался на побережье. Раздевалка — прогревочный полет — силовая тренировка — тренировка на выносливость. Обед по особому рациону. Отдых, во время которого тренер рассказывал о различных тактиках соперников и о том, что они попробуют в ближайшей игре, после чего переходил к разбору оплошностей каждого игрока. К вечеру тренировка возобновлялась. Домой Гарри возвращался поздно, измочаленным, ужинал и сразу засыпал.
Снов, к счастью, ему больше не снилось, и постепенно странный разговор в пустом особняке Блэков стал забываться. Гарри так и не собрался рассказать о нем Рону и Гермионе: первые дни он так уставал, что не мог заставить себя написать несколько строчек. А потом он не знал, что писать. Привет, вам не снился пустой дом Блэков и странный разговор? Глупо. Людям обычно не снятся одинаковые сны, ведь правда?
В среду, двадцать девятого июля, на послеобеденном разборе Гарри отключился. Он сидел в круглой комнате и смотрел на графики, плавающие между потолком и полом, и в то же время стоял между Роном и Гермионой возле озера в Хогвартсе.
Сильно пахло паленым — как будто недавно выгорела треть Запретного леса.
— Его тела так никто и не нашел, — тихо произнесла Гермиона.
— И портрет не появился, — добавил Рон.
— Профессор Макгонагалл считает, что он ушел в отставку, когда сбежал из школы, поэтому магический контракт разорвался. Портрета не будет.
— Будет, — возразил Гарри. — Я добьюсь этого.
— Если бы мы знали тогда, если бы мы хоть как-то попытались помочь ему, — Гермиона всхлипнула.
— А что если… если он жив? — спросил Рон.
Узнать, что ответила ему Гермиона, и кого они разыскивают, Гарри не успел. Над ним склонился Дэвис — их запасной ловец.
— Ты заснул?
— Нет, конечно, нет! Просто задумался.
Что с ним случилось? Откуда такие яркие сны наяву? Может, он сходит с ума?
— Ты идешь играть?
— Конечно, — Гарри поднялся, ощущая слабость. Ничего, обычная усталость. Там, в небе, пройдет.
Кому рассказать, что с ним происходит? Тренеру? Его сразу отстранят от тренировок, да и из квиддича выгонят. Рону? Но тот ничем помочь не сможет. Гермионе? Она расскажет, как чудесно живут люди с психическими отклонениями, и посоветует обраться в Мунго. Родители его поддержат, но стоит ли их пугать накануне дня рождения? Крестный сошлется на духоту и усталость и предложит морскую прогулку. Дядя Эйч? Хм, он никогда не был целителем. С чего ему знать, что случилось с Гарри?
Оставалось выкинуть тревожные мысли из головы, очистить разум от лишнего — а это у него хорошо получалось только на метле.
То, что с метлой что-то не в порядке, Гарри заметил не сразу. Видимо, кто-то наложил на него заморочное проклятие.
Кто-то, кому не нравился новый ловец.
Метла не слушалась, уносила его выше и выше, а он не мог никому крикнуть, позвать на помощь. Палочка была внизу, и ему оставалось лишь что есть силы вцепиться в древко.
Когда великолепный солнечный день поблек, небо затянуло черными тучами, и полил дождь, Гарри понял, что на него наложили сильнейший «Confundus». Порывы ветра мотали его из стороны в сторону, «Молнию» заносило, и она дрожала, будто собираясь его сбросить. Как Гарри ни твердил, что непогода ему кажется — руки задубели, зубы выбивали дробь, а видимость пропала из-за того, что потоки дождя залили стекла очков. Именно поэтому подлетевшую черную тень он принял за старую мантию.
И только когда его пробил озноб, понял, что ему чудится дементор — их проходили на защите от темных искусств и на истории. Когда-то дементоры охраняли Азкабан, причиняя пленникам невыносимые страдания и лишая их воли к жизни.
Правда, нигде не упоминалось, что дементоры при этом наводят ложные иллюзии.
Потому что он слышал голос отца:
— Лили, Волдеморт тут. Хватай Гарри, я его задержу!
Треск, топот, а потом голос матери:
— Пощадите Гарри, убейте меня, но только пощадите Гарри!
Незнакомый холодный голос произнес:
— Отойди, глупая девчонка.
— Только не Гарри! Только не Гарри...
В ее голосе было столько мольбы, что руки сами собой разжались, и он упал вниз.
::
В Министерстве пришлось задержаться. Гарри думал, что разделается быстро — подаст заявку на сдачу тритонов, но попал в бюрократическую карусель, иначе его блуждания по кабинетам и не назовешь.
— Где обучались? — первым начал допрос волшебник, похожий на гриб, такой же сморщенный и древний.
Шрам на руке «я не должен лгать» заколол. И Гарри выкрутился:
— Здесь — нигде. Я учился экстерном.
Частично он сказал правду. Седьмой курс он, Гермиона и Рон провели вне школы. После победы возвращаться в Хогвартс не стали, к тритонам готовились самостоятельно.
— Вы родственник Поттерам или однофамилец?
— Практически однофамилец.
— Как это понимать — «практически»?
Гарри осторожно подбирал слова, так, чтобы избежать явной лжи.
— Я приехал настолько издалека, что наше родство не имеет значения.
Не узнать этот приятный чистый голос Гарри не мог. А когда молодой человек поднял голову, Гарри забыл, как дышать. Эти бледные глаза он помнил очень хорошо. Мистер Олливандер собственной персоной.
— Любопытно, — произнес Олливандер. — Палочка побывала в переделке. — Он взмахнул ей, создавая крошечные снежинки. — Полностью исправна.
— Спасибо, — Гарри протянул руку, чтобы забрать палочку.
Олливандер еще раз осмотрел ее, прежде чем вернуть:
— Если бы я не помнил каждую палочку, то поклялся бы, что эту делал сам.
Гарри отвел глаза, и на его счастье заговорил министерский работник.
— Дату и место проведения экзаменов сообщим вам совой, мистер Поттер. Советую также записаться на курсы аппарации.
— Я умею аппарировать.
— А лицензия у вас есть?
Лицензия у него была, но выданная не в этом времени. Колдун понял замешательство Гарри по-своему.
— Без лицензии аппарировать запрещено. Если вас расщепит при перемещении без лицензии, а так часто и бывает с дерзкими глупцами, считающимися себя умнее всех, то вы не отвертитесь штрафом, ваше легкомыслие будут разбирать в Визенгамот, как нарушение статута о секретности. Поэтому отправляйтесь сейчас на седьмой этаж, в отдел магического транспорта и запишитесь на экзамен. Если у вас есть метла, выпущенная не в Англии, то заодно и ее зарегистрируйте.
Гарри немедленно последовал его совету, отправился записываться на получение лицензии, но из отдела магического транспорта его отправили в департамент правопорядка — требовалась справка о том, что он не нарушал законы.
Гарри несколько часов ходил из кабинета в кабинет, пока чиновники придумывали, какую еще резолюцию нужно поставить на той или иной справке. В самом конце выяснилось, что министерству магии необходимо знать, откуда именно взялся Гарри Поттер. Ему велели принести выписки из отдела международного магического сотрудничества о том, откуда он прибыл в Англию, так как в Англии Гарри Поттера, разумеется, не существовало. Из отдела транспорта, где он уже побывал, требовалась выписка, каким видом транспорта он воспользовался: камином, портключом или метлой.
Пришлось накладывать заморочное проклятие и подделывать справки. Экзамены Гарри собирался сдавать сам, но не рассказывать, откуда он взялся.
Даже с заморочным проклятьем Гарри освободился только к пяти вечера. Зашел в маггловскую кондитерскую в двух кварталах от «Дырявого котла» и заказал кексов с имбирем — их полюбила после родов Меропа. А на Косой аллее купил для маленького Тома несколько пищалок и погремушек, зачарованных так, чтобы менять цвет и звук.
Тому недавно исполнилось два месяца, и он перестал все время спать, начал интересоваться окружающим миром. Два месяца Тедди Гарри пропустил, но от Андромеды наслушался, как изменился малыш и с чем он любил играть — больше всего с фиолетовым драконом, который пищал, как стайка пикси.
Что полюбит Том, пока никто не мог предположить. В магазине Гарри предложили малинового грифона, серебристого единорога (помимо писка, рог при нажатии выделял разноцветные клубы безвредного дыма), коричневого оленя Рудольфа и зеленого лепрекона с золотым горшком.
Меропа родила в канун Нового года, и ей очень повезло, так, во всяком случае, утверждала Эбби. Если бы Гарри не настоял на ее госпитализации, если бы Бенедикт Картридж, вызванный срочно на дежурство, задержался, им бы не удалось вырвать Меропу из лап смерти. Ее продержали в больнице неделю. За это время Гарри снял два небольших домика, стоявших бок о бок в Годриковой лощине, и помог ей устроиться на новом месте.
Учить она его начала еще в больнице, но толку от этих уроков пока не наблюдалось. Поэтому Меропа, чувствуя себя обязанной, пыталась хоть как-то помочь Гарри. Она следила за чистотой обоих домиков: минимальные хозяйственные заклинания ей оказались под силу.
У них сложилась неплохая соседская взаимопомощь. Гарри доставал продукты и все необходимое, помогая ей потихоньку обживаться на новом месте, Меропа, помимо того, что нянчилась с ребенком, находила время готовить и неизменно приглашала его на ужины. Иногда Гарри оставался приглядывать за Томом — грудничок совсем не напоминал ни Волдеморта, ни существо под вокзальной лавкой.
Нагруженный покупками, Гарри аппарировал прямо к дому, но не успел постучаться, как дверь распахнулась. Его ждали.
— Добрый вечер, — произнесла Меропа из глубины гостиной. Она сидела возле колыбельки и укачивала Тома.
— Добрый вечер, — отозвался Гарри и принялся доставать игрушки из карманов, увеличивая их. Единорог пискнул, стукнувшись о боковую стенку колыбельки, из рога вырвалось синее облачко.
Том тут же потянулся к нему.
Гарри улыбнулся. Меропа кивнула, и единорог отправился в детские ручки.
— Добрый вечер, Томми, — вместо единорога пробормотал Гарри.
Меропа издала какой-то звук, будто у нее внутри что-то булькнуло.
— Что такое? — Гарри резко повернулся к ней.
— Каждый вечер я здороваюсь с тобой на парселтанге. Ты отвечаешь мне обычными словами. Но сегодня ты повторил мою фразу. И ты запомнил, как на парселтанге я зову Томми.
— Правда?
— Выходит, ты не обманывал меня, этому можно научиться. Ты не зря тратишь деньги. Может, из уроков и получится что-то путное.
— Отлично! Отметим это хорошим чаем и кексами с имбирем.
Гарри достал уменьшенный сверсток.
— У меня есть неплохое рагу. Если ты не против моей стряпни…
— Ты не обязана меня кормить, Меропа.
— Я… я никак не могу научиться готовить на себя одну, — она нагнулась к Тому. — Привыкла к отцу и брату, вот и перевожу продукты… Ты и так на нас столько потратил…
Гарри помотал головой, слушать это не хотелось совершенно. Не такой уж он и благодетель. Знала бы она, почему он им помогает.
— Рагу — звучит просто замечательно.
::
— Гарри, милый, ты опять ничего не ешь.
В голосе слышалось беспокойство, и Гарри попытался запихнуть в себя еще одну ложку фасоли. День рождения он провел в больнице, глотая укрепляющие зелья, и теперь от любой еды его мутило. Он действительно попал под заморочное проклятие, и метлу ему тоже заговорили. Проверка палочек указала виновного.
Дэвис.
Гарри ему мешал — Дэвис не хотел просидеть в запасе все свои лучшие годы, а так как он был старше и играл хуже, это ему и грозило.
Все внутренние повреждения исцелились, с метлы сняли порчу, в команде его ждали — но Гарри не чувствовал себя в безопасности.
Пока он лежал в больнице, сны и грезы наяву не прерывались. И он не всегда мог отличить реальность от видений.
Когда к нему в палату пришла грязная команда Гриффиндора, и Рон сообщил, что «Нимбус-2000» попал в Дракучую иву, Гарри сразу сообразил, что снова спит.
Но когда ему приснился Хогвартс в осаде, и высокий голос, от которого раскалывалась голова, потребовал, чтобы Гарри сдался и не прятался за спинами других, иначе никого не пощадят, он не сразу догадался, что это обычный кошмар, а голова у него болит после падения. И особенно болит шрам на лбу.
Небольшой, в виде молнии, он так и не затянулся. Все ушибы и ссадины колдомедики убрали, восстановили кости, а справиться со шрамом не смогли.
Отец и крестный подбадривали его, мол, ничего страшного, скоро вернешься на тренировки. Но как туда возвращаться? Что если у него снова будет видение? И как Дэвис мог наложить на него такое мудреное заклятие, которое не обнаружили в больнице? И почему видения начались задолго до тренировок?
Хедвиг прилетела с письмом, покружила над столом и аккуратно приземлилась возле тарелки с фасолью.
— Кто пишет? — спросила мама.
— Тренер. Сегодня дисквалифицировали Дэвиса. Ему запрещено играть в квиддич пожизненно. Посещать спортивные мероприятия, стадионы, касаться инвентаря. Он должен выплатить штраф команде. Еще ему назначили четыреста часов общественных работ.
— Всего? Ты чуть не погиб, а ему запретили играть в квиддич?
— Квиддич для него был всем, мама. Запрет хуже, чем если бы его посадили в Азкабан.
— Я рада, что он не будет теперь появляться на тренировках.
Мама поджала губы, и в мгновение ока вся грязная посуда поплыла на кухню. В том числе и его тарелка с фасолью.
— Что если нам с тобой прогуляться по Лондону? Поесть мороженого у Фортескью? Ты хочешь мороженого?
Шрам горел, и Гарри пригладил волосы, закрывая его.
Как ни странно, мороженое не вызывало неприятия.
Мама откинула волосы назад.
— Давай воспользуемся камином. Бери дымолетный порошок.
Мама подтолкнула в спину, Гарри только и успел схватить порошок, да произнести: «Косой переулок», и вот они уже у Фортескью.
Все столики были заняты, но за одним из них на улице сидели дядя Рем и Тонкс, радостно замахавшие: «Идите к нам». Около столика стояла разноцветная коляска, разрисованная колокольчиками и щенятами — штук пять нагло спали, двое чесали носы, трое гонялись за хвостами, а остальные залаяли, когда они подошли ближе.
Тедди! Дядя Рем и Тонкс взяли с собой Тедди!
Гарри забыл разом и о падении, и о Дэвисе, и о своих наваждениях: Тедди ему нравился. За ним интересно было наблюдать. Непонятно по какому поводу, но Тедди часто менял цвет волос. Сейчас они зеленели, как свежескошенная трава на стадионе. Заодно у него чуть заострились уши, словно он раздумывал: отрастить ли ему их больше или оставить как есть.
— Привет! — поздоровался Гарри со всеми. — Как поживает мой крестник?
Дядя Рем закашлял, а Тонкс удивленно посмотрела на Гарри.
— Твой крестник? — странным тоном спросила мама.
Тедди радостно агукал, и Гарри, схвативший дракона-пищалку, не обратил внимания.
— Ну да, мой крестник. Дядя Рем, ты же сам меня попросил стать крестным. Мы были в Ракушке у Билла и Флер. Ты еще принес колдоснимок Тедди, а Билл сказал мне, что это большая честь.
Дядя Рем и Тонкс молчали. И мама молчала тоже. Гарри, предчувствуя неладное, повернулся.
— Милый, — произнесла мама. — Ты себя случайно не считаешь своим отцом?
— Нет! Что за чушь, конечно нет! Почему ты спрашиваешь?
— Потому что именно твоего отца, Гарри, я попросил стать крестным. На праздничном ужине у Билла и Флер. И Джеймс согласился.
Косой переулок продолжал добродушно гудеть: ведьмы и колдуны разговаривали, заходили в магазины и просто прогуливались. У Фортескью все так же ели мороженое. Солнце продолжало жарить, а Гарри прошиб озноб.
Он точно помнил Ракушку, как пришел дядя Рем: постучал и перед тем, как войти, доказал, что это именно он. И как он попросил Гарри стать крестным.
Он не мог попросить отца, потому что отец погиб. И мама тоже. Уже давно.
Но она вроде сидит здесь? И значит, значит, он что-то забыл, когда упал с метлы? Что-то важное.
— Ты мог слышать наш разговор с Джеймсом, — добавил после колебаний дядя Рем. — Хотя мне казалось, что тебя увела гулять к морю Джинни.
Да, он вспомнил, как они с Джинни пошли к морю — ветер раздувал ей мантию, она бежала по кромке прибоя, а когда ее окатило волной, рассмеялась. А потом они поцеловались: его рука лежала на ее волосах, на лопатках, и от нее вкусно пахло.
И Джинни сказала:
— Тебе возьмут в сборную, когда сдашь тритоны. Вот увидишь. А через год и я стану играть в «Гарпиях». И у нас все будет хорошо.
Но как он мог помнить это, и в то же время другое? Снова наваждение? Такое реальное? И он себя выдал? Он напугал маму, дядю Рема и Тонкс? Как хорошо, что он им не рассказал про Волдеморта, и про то, что они все умрут.
Они не умрут, никогда не умрут. А его сны — причудливая фантазия, не больше. Даже если ему кажется, что они реальны.
Он просто сходит с ума.
— Милый, ты белый, как смерть. Тебе нехорошо? — спросила мама.
