Я не помню, как впервые увидел его.
Это странно, потому что в книгах, когда ты встречаешь человека, которому предстоит определять всю твою дальнейшую жизнь (и, с большой вероятностью, смерть), всегда полагается ощутить что-нибудь эдакое. Например, холодок пробежит по спине. Или ты вдруг остановишься, как громом пораженный. Или, по крайней мере, встреча должна произойти при необычных обстоятельствах: ночь, косые струи дождя, вспышки молний, вырывающие из тьмы очертания надгробий и высокую фигуру человека в темной мантии...
Ничего подобного у нас и в помине не было.
Мне смутно кажется, что я видел его в Хогвартс-экспрессе, - как он сидел в каком-то купе у окна, читал книгу и ни на кого не смотрел. Возможно, хотя я совсем в этом не уверен. Во всяком случае, это было бы очень на него похоже. Том Риддл никогда не искал себе компанию, его компания всегда находила его сама - так железо притягивается к магниту.
Впрочем, в поезде я бы его и не запомнил, не до того было. Я был тогда в эйфории, похожей на легкое опьянение. Наконец-то для меня начиналась прекрасная новая жизнь. Свернутый в тугие трубки, новенький, еще не измятый и не исчерканный пергамент; чернила в аккуратных бутылочках; учебники с еще не разрезанными страницами, восхитительно пахнущие типографской краской; и - главное - собственная волшебная палочка, которой можно колдовать, когда вздумается (ну, почти), а не упрашивать родителей, чтобы дали поиграть за хорошее поведение.
Я чувствовал себя ужасно взрослым, умным и самостоятельным.
Из будущих однокашников для меня пока что все были чужими, кроме Колина Розье - ну, с тем-то мы знали друг друга чуть ли не с колыбели, - но к концу поездки я свел массу знакомств, потому что Розье потащил меня в настоящую взрослую компанию. Там были две третьекурсницы, кузины Блэк - обе темноволосые и темноглазые, но одна строгая, с удлиненным лицом и выступающими скулами, а вторая пухленькая и забавная. Вальбурга и Лукреция, сокращенно Вэл и Лу. Их брат Альфард - глазастый, брови вразлет - вел себя в целом дружелюбно, но слегка отстраненно. Намного позже я понял, что это свойственно всем Блэкам. Они самодостаточны и всегда держатся особняком, потому что, за редким исключением, им не нужен никто, кроме них самих и других Блэков.
За пару часов я столько наслушался о студентах и преподавателях Хогвартса, порядках в школе и всяких случавшихся там забавных историях, что у меня голова шла кругом. Казалось, что я полжизни провел в замке. Но кое-что вызывало смутную тревогу. Розье твердо намеревался попасть в Слизерин, где уже невесть сколько поколений учились все его предки. Блэку тоже была туда прямая дорога - мантию со слизеринской змейкой ему сшили чуть ли не заранее. А вот со мной все было непонятно. С одной стороны, родители и прочие родственники заканчивали в основном Рэйвенкло; с другой стороны, там я никого пока не знал, да и жизнь в Слизерине по рассказам представлялась куда более интересной...
Может быть, поэтому, когда подошла моя очередь, я на негнущихся ногах поднялся на возвышение, сел на распределительный табурет и первым делом спросил Шляпу:
- Можно мне в Слизерин?
- Ты уверен? - спросил удивленный голос, казалось, прямо в моей голове. - Вообще-то тебе полагается на другой факультет... Ты бы там смог достичь многого, да и семья соответствующая. Вот, например, твой прадедушка...
Мне пришлось высидеть на стуле почти минуту, пока Шляпа предавалась воспоминаниям, но в итоге, узнав, что я так и не передумал, она выкрикнула до того громко, что у меня в ушах зазвенело:
- Слизерин!
Так я сделал первый шаг к своему будущему.
*** Я очень смутно помню, как нашел факультетский стол, как все вокруг что-то мне говорили, Блэк одобрительно улыбался, - а я вертел головой, ища среди еще не распределенных студентов Колина.
Собственно, и на Тома-то я обратил внимание только потому, что его фамилия в списке шла непосредственно перед Розье.
Он показался мне не особенно интересным - ну, симпатичный, только какой-то слишком бледный, и слишком высокий, переросток, - и, если бы Шляпа не выкрикнула: "Слизерин!", едва коснувшись его головы, я бы забыл о нем уже в следующее мгновение. Но теперь я разволновался: а вдруг мест на факультете как-нибудь не хватит, а вдруг Шляпа не отправляет двух студентов подряд на один факультет, и Розье окажется где-то еще? Так что Риддл, усаживавшийся за наш стол, вызвал у меня легкое раздражение. Он сел очень прямо, ни на кого не глядя; вблизи было хорошо видно, что у него правильные черты лица и красивые, как у девушки, длинные ресницы, но одет он бедно - взять хотя бы поношенную мантию с аккуратно заштопанными рукавами, из-под которой выглядывали посеревшие от частой стирки манжеты и воротничок рубашки.
Но тут довольный Розье плюхнулся рядом со мной, и я на время забыл о Риддле.
Когда распределение закончилось, с места во главе преподавательского стола поднялся пожилой лысоватый волшебник - директор Диппет, - и долго что-то говорил насчет нового учебного года, обязанностей студентов, что мы не должны посрамить свой факультет и все в таком духе. Я честно пытался его слушать, но все вокруг о чем-то болтали, дергали друг друга за рукав, спрашивали, смеялись... Занятый разговором с Розье, Блэком и новым знакомым, тоже первокурсником - веселым круглощеким Тимом Эйвери, - я просто не замечал Риддла, тем более что он и сам не проявлял никакого желания общаться. Заговорил, только когда Кэппер принялся расспрашивать его, как и прочих новичков, о том, кто он и откуда.
- Я из Лондона.
- Из самого Лондона? А где ты там живешь? У тебя отец, наверное, в Сити работает?
- Нет, - ответил Риддл, как-то странно посмотрев на старосту. Потом помолчал и добавил: - У меня нет родителей. Они умерли.
- Ох, извини, - опешил Кэппер. - Я не знал...
- Ничего, - спокойно ответил тот.
- Я тоже сирота, - сочувственно сказала какая-то светловолосая девочка чуть постарше нас. - Меня воспитывали тетка с дядей. Не расстраивайся... Риддл - интересно, никогда не слышала о таких. Откуда твоя семья родом?
- Не знаю. Я почти ничего не знаю об отце с матерью. Я вырос в приюте.
Девочка удивленно подняла брови - было от чего. Я, например, тоже не сразу понял, о чем это он. Приюты мне до того встречались только в книгах, потому что в волшебном мире их давно уже не было. У нас принято держаться за своих, и, даже если нет близких родственников, обязательно найдется какая-нибудь четвероюродная бабушка, которая возьмет сироту к себе.
- Твои родители были волшебники? - осторожно уточнил Кэппер.
- Отец да, а мать нет.
- Магла?! - изумленно переспросил Кэппер и тут же осекся. - Ладно, извини. Спасибо, - и быстро отсел от Риддла.
Зато теперь остальные смотрели на него во все глаза. Полукровка... Большинство из нас никогда не видели полукровок, и я не был исключением. Нет, я знал, конечно, что есть люди, которые вступают в брак с маглами, но это всегда было где-то далеко, не здесь, не в "приличном обществе". В общем, не то, о чем говорят при детях. Нечто гадкое и одновременно вызывающее нездоровое возбуждение. И уж, конечно, дети от таких браков никогда не учились на приличных факультетах - Слизерине и Рэйвенкло. Им была прямая дорога в Хаффлпафф, или в Гриффиндор - если очень повезет.
Том же, казалось, нисколько не был смущен своим признанием. Против воли я почувствовал уважение к тому, как он держится. Другие за столом шептались, искоса на него поглядывая. Кто-то громко и возмущенно сказал:
- С каких пор?..
На него тут же зашикали, но напряжение осталось. А когда все стали вставать из-за стола и Кэппер позвал первокурсников за собой, я вдруг понял, что в ближайшие семь лет мне придется жить в одной комнате с полукровкой.
*** Первое, что бросилось мне в глаза в спальне, - окно. Это было неожиданно и странно, потому что я уже успел выяснить, что помещения факультета находятся под землей, и пожалеть, что не выбрал Рэйвенкло. Те-то, по крайней мере, живут в башне...
Окно было, разумеется, иллюзорным, но, как и потолок в Большом зале, создавало полное ощущение реальности. Темное, низкое небо с редкими звездами, видимыми через разрывы туч, и почти черная, гладкая поверхность озера с едва различимым силуэтом гор вдали. Иллюзия была так совершенна, что даже казалось, будто от окна тянет холодом. Должно быть, не я один это заметил - Эйвери, поежившись, первым делом задернул тяжелые зеленые гардины.
Риддл, который каким-то образом оказался в спальне раньше нас, уже успел устроиться на кровати у окна и открыть свой чемодан - совсем маленький и потертый. Вынул из него какую-то книгу, бросил ее на покрывало, потом взял полотенце, огляделся и вышел из спальни.
Розье уставился на эту книгу, как на ядовитую змею.
- Мать его, грязнокровка занял лучшую кровать!
- Он не грязнокровка, - машинально поправил я. - Его отец...
- Ой, брось! Мало ли что он говорит, - рассеянно ответил Колин. Потом вдруг решительно прошел к кровати Риддла, сбросил книгу на пол и брезгливо отодвинул чемодан ногой.
- Ты что делаешь?!
- Пускай убирается к двери! Он должен знать свое место. Не хочу каждый раз, глядя в окно, видеть его физиономию.
Начинается... Когда Розье заносит - а заносит его регулярно, - он начинает искать самый пустяшный повод, чтобы начать драку с кем-нибудь. Обычно этим кем-нибудь был я, и на сей раз тоже стоило бы быстренько переключить Колина на мою персону, пока он не затеял свалку, но я так объелся и так хотел спать, что не было никаких сил.
Эйвери одобрительно хмыкнул, давая понять, что поддерживает Розье, а Блэк скептически посмотрел на нас, потом открыл дверцы высокого резного шкафа и принялся раскладывать свои вещи. Мне, наверное, стоило бы сделать то же самое - первокурсников уже просветили, что хогвартские эльфы только убирают в комнатах, а собственного эльфа сюда взять нельзя, так что все приходится делать самому, - но не было никакого желания двигаться.
Розье развалился на кровати и внимательно смотрел на дверь спальни. Как хищник, приготовившийся к прыжку.
- Уйди оттуда, - сказал я. - Вот делать тебе нечего, только скандалить в первый же день.
- Рэй, отцепись.
- Тебе помочь встать?
Колин раздраженно посмотрел на меня.
- Какого черта ты так беспокоишься о грязнокровке?
- А какого черта ты заводишься на пустом месте?
- Затк... Стоп, - он мгновенно подобрался.
Дверь открылась, и вошел Риддл с зубной щеткой и полотенцем в руках.
Розье уставился на него с легкой улыбкой, чуть прищурившись. Риддл молчал, глядя на Колина без всякого выражения. Я ожидал, что сейчас он скажет что-нибудь вроде: "Эй, это моя кровать", или молча проглотит обиду и переберется на свободное место. Но Риддл не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он аккуратно отложил полотенце и щетку на стул, подошел к Розье - тот напрягся - и что-то сказал ему, так тихо, что даже я ничего не смог расслышать.
Зато Колин, видимо, расслышал прекрасно, потому что у него на щеках вдруг выступили красные пятна.
- Дерьмо!
С этими словами он вскочил на ноги и со всей дури заехал Риддлу кулаком в скулу, но тот ловко уклонился, так что удар прошел по касательной, едва задев щеку. А потом мгновенно и жестоко ударил Розье ребром ладони по горлу. Колин, задыхаясь, схватился руками за шею, после чего получил удар под дых.
Риддл развернулся и опять ушел.
Все заняло секунды две, не больше. Эйвери застыл с открытым ртом, Блэк успел только обернуться с рубашкой в руках.
- Дерьмо! - Колин все никак не мог разогнуться от боли и отдышаться, на глазах у него выступили слезы. - Вот дерьмо! Применяет запрещенные приемы, сволочь... И сразу сбежал! Сейчас вернется, я его убью. Грязнокровка. Дерьмо.
- Слушай, - я чувствовал, что нарываюсь, но не мог сдержаться, - если честно, ты вообще-то первый начал.
Эйвери промолчал, Блэк кивнул.
- Да?! Ты слышал, что он мне сказал?!
- Нет. А что?
- Неважно, - Колин вдруг покраснел и, выпрямившись, выдохнул через стиснутые зубы. - Ничего. Но я его все равно сейчас прикончу.
Он с надеждой посмотрел на меня в поисках поддержки, но я колебался.
- Так нечестно. Это была его кровать, а ты пытался его согнать, еще и первым ударил. Это не по прав...
- Ах, вот как?! - Розье затрясло. - Я, видите ли, веду себя не по правилам, я, значит, поступаю нечестно... Какие, к чертовой матери, правила, он грязнокровка! А ты его защищаешь! Хорош друг, нечего сказать! Ну и пошел к черту!
Он быстро прошел к крайней кровати, стоявшей у двери, забрался туда и плотно задернул полог - только кольца звякнули.
Я молчал. Мне хотелось пойти туда, отодвинуть занавеску и треснуть его, потом пойти и набить морду Риддлу, потом побиться головой об стену...
В комнате стало тихо-тихо. Альфард долго смотрел на задернутый полог и наконец сказал:
- Как хотите, а я ложусь спать.
Он надел пижаму, лег и задул свечу, стоявшую на прикроватном столике.
Эйвери тоже быстро забрался под одеяло. Мне ничего не оставалось, как переодеться и лечь.
Риддл вернулся через полчаса, тихо прошел по комнате в полной темноте и тоже отгородился от всех пологом.
Я лежал, смотрел в потолок и в сотый раз прокручивал в голове случившееся.
Колин, конечно, был неправ, это понятно. Устраивать скандал из-за такой ерунды - из-за места у окна, черт возьми, - да еще и бить при этом первым недостойно джентльмена. Но, с другой стороны, может быть, и вправду не стоит применять эти принципы по отношению к полукровкам? В конце концов, они не то же самое, что мы. Они другие, они и вправду должны знать свое место...
А я в результате рассорился с лучшим другом.
В первый же вечер.
Как всегда, от таких мыслей у меня жутко разболелась голова. Я вспомнил, как когда-то отец учил меня - на примерах из книг и из жизни - разбирать, где правильное, а где неправильное поведение, как отличить благородные и джентльменские поступки от низких и недостойных порядочного человека. Он говорил, что это похоже на уравнение, только с обеих сторон часто бывают неизвестные величины, и иногда очень тяжело решить его так, чтобы все сошлось.
Я смотрел в темноту и думал, что пока что у меня ничего не сходится. Сплошной туман в голове.
Второй раз за вечер я подумал, что выбрал не тот факультет.
*** Когда я проснулся на следующее утро, Риддла в спальне уже не было, а с Колином мы за завтраком помирились. Он нехотя признал, что был неправ. Правда, это не уменьшило его желания взять реванш и поставить противника на место. Позже они с Риддлом, кажется, еще два или три раза сцепились, когда рядом не было свидетелей, причем Колин, усвоивший, с кем имеет дело, уже не стеснял себя правилами и не чурался запрещенных приемов. Однако встречи закончились вничью, и с тех пор оба старательно игнорировали друг друга, делая вид, что соперника просто не существует.
Впрочем, Риддла и без того почти все демонстративно избегали. Позже я узнал, что в школу прилетело с десяток сов от родителей слизеринцев, возмущенных тем, что их сын или дочь вынуждены учиться на одном факультете с полукровкой. На все письма был получен вежливый, но непреклонный ответ от заместителя директора и по совместительству декана Гриффиндора, профессора Дамблдора - он, дескать, очень сожалеет, но Шляпа не ошибается, и никого никуда переводить не будут.
Мои родители сов не присылали. Маму я не желал впутывать в школьные дела, а отец уехал в очередную деловую поездку за границу. Впрочем, и ему я ничего сообщать не хотел. Сам не знаю, почему.
Колин тоже не стал писать домой. И без того было ясно, что бы ему ответили. Драться с полукровкой, с человеком, который настолько ниже тебя по социальному статусу и которого положено вообще не замечать!.. Да еще и вульгарным магловским способом - это волшебнику-то, имеющему палочку! Колину бы еще самому досталось за такой урон семейной чести. Нет уж, спасибо.
Забегая вперед, скажу, что Риддл успел еще раз показать характер уже через две недели после начала учебы.
Дело было утром, а по утрам в факультетской умывальной для мальчиков всегда стоит гвалт и не протолкнуться. И неудивительно - все спят до последней возможности, а потом, вскочив, словно ужаленные, торопятся за пять минут умыться, чтобы успеть на завтрак. Поэтому в восемь утра там всегда очереди и толкотня, сражения за свободный умывальник, вечно кто-нибудь обливает соседей водой, а кто-то ловит на кафельном полу ускакавшее мыло...
В то утро Риддл сцепился с громадным пятикурсником - позже я узнал, что его зовут Майлс Булстроуд. Майлс и его приятель были до крайности раздражены как самой необходимостью рано вставать после летней вольницы, так и отсутствием свободного умывальника, поэтому Майлс, оглядевшись вокруг, выбрал самого, как ему казалось, уязвимого - Тома - и дернул его за плечо.
Риддл, с зубной щеткой во рту, удивленно оглянулся.
- Отойди, - буркнул Майлс, - дай умыться.
Риддл, как мне показалось, с интересом посмотрел на него.
- Я еще не закончил.
- Меня это меньше всего волнует. Все, пошел, - Булстроуд слегка подтолкнул его.
Том не двинулся с места.
- Убери руки.
Майлс был, судя по всему, сильно не в духе и только и искал случая на ком-то сорвать злость, потому что очень неприятно засмеялся и обернулся к приятелю.
- Нет, ты посмотри, Берти, до чего распущенные пошли малявки! Мы в их возрасте старшим ботинки чистили и шнурки завязывали, а этот, глядите-ка, мне хамит. Еще и полукровка! Да ты у меня сейчас сожрешь это мыло...
Вдруг откуда-то сзади звонко крикнули:
- Эй! Оставь его в покое!
Я обернулся.
У крайнего умывальника возле стены стоял незнакомый мне темно-русый пацан лет тринадцати-четырнадцати с зубной щеткой в руке.
- Что ты сказал? - переспросил Майлс.
Пацан сплюнул в раковину, выпрямился и ответил четко и раздельно:
- Я сказал: оставь - его - в покое.
Булстроуд дернулся было к нему, но тут приятель схватил его за плечо и что-то зашептал на ухо. Булстроуд скривился, потом зло и громко сказал:
- Да больно он мне нужен, была охота о всякое дерьмо руки марать, - и, развернувшись, направился к освободившемуся умывальнику.
Том поглядел на своего спасителя и спокойно сказал:
- Спасибо.
Тот только отмахнулся и ушел.
Сцена была странная, что и говорить, и потом я спросил Альфарда, который знал, казалось, все обо всех.
- Так это же Долохов, - ответил Альфард таким тоном, будто это были общеизвестные и само собой разумеющиеся вещи. - Однокурсник Вэл. Он псих.
- В каком смысле?
- В прямом.
Как гласила легенда (обросшая за годы многочисленными подробностями), еще в сентябре своего первого курса Антонин Долохов умудрился сцепиться в библиотеке то ли с второ-, то ли с третьекурсником с Гриффиндора. Кто-то там на кого-то не так посмотрел или не то сказал. Гриффиндорец наслал на Долохова Furunculus, а тот, поскольку еще не знал толком ни одного подходящего проклятия, оглянулся по сторонам, схватил тяжеленный библиотечный стул и, недолго думая, обрушил его на голову противника.
Скандал был страшный. Гриффиндорец попал в больничное крыло с сотрясением мозга, Долохова чуть было не исключили из школы, но в итоге все обошлось поркой и карцером. Зато за Долоховым закрепилась устойчивая репутация способного на все психа, с которым лучше лишний раз не связываться. Желающие связаться, конечно, все равно находились - некоторые особо кровопролитные драки также вошли в школьные анналы, - но большинство задевать Долохова не рисковало.
Как я узнал позже, Долохов был чистокровным русским магом. После революции его семья уехала из России, и он родился уже в Англии. Потом родители развелись, отец ушел, мать нанялась работать официанткой в какой-то ресторан в магической части Лондона, и семья жила очень бедно. Иностранец, да еще и почти нищий - для многих уже это делало Долохова недостойным общения, а если прибавить его жесткий и взрывной характер, то становилось понятно, почему друзей у него было не особенно много. Тем не менее с Томом они сошлись, и у них установились почти приятельские отношения. Позже Том как-то спросил, почему Долохов вступился за него тогда, в умывальной.
- Ты наглый, - весело ответил тот, - а я наглых люблю.
Это было не объяснение, конечно. Думаю, Антонин и сам толком не понимал, чем его зацепил Том и что в нем было такого особенного. Однако вечерами Риддл стал все чаще сидеть в общей гостиной с Долоховым, Руквудом и еще кем-нибудь из старшекурсников. Обычно он не встревал в их разговоры, просто молча слушал или устраивался поудобнее в кресле и читал какую-нибудь книгу.
Но мне при этом все чаще казалось, что это не Риддл примазывается к их компании, а они - непонятно отчего - стремятся быть рядом с ним.
*** Мое собственное сближение со странным однокурсником началось с чистой случайности.
В первые учебные дни я постоянно путался в коридорах и лестницах, которые вечно норовили привести куда-нибудь в другую сторону. Спускаясь после чар с четвертого этажа в подземелье - на первый в жизни урок зелий - я свернул не туда и опоздал.
Урок уже начался, когда я влетел в класс. Все места были заняты. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я быстро плюхнулся на первую парту и только тут заметил, что моим соседом оказался Риддл. Он сидел в полном одиночестве за столом, аккуратно разложив перед собой инструменты, и читал учебник.
Мне не очень понравилось такое соседство, но подумать об этом как следует было некогда, потому что профессор Слагхорн, наш декан - низенький пухлый человечек с буйной соломенной шевелюрой и пышными усами, - уже хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине. Забавно потирая толстые ручки, он заявил, что сейчас продемонстрирует нам малую толику потрясающих возможностей зельеварения.
После чего, пыхтя, склонился над аквариумом в углу и достал из него... крупную и донельзя возмущенную жабу.
А дальше началось представление. С поразительной ловкостью удерживая в руках вырывающееся земноводное, Слагхорн вливал ей в рот то увеличивающее зелье, от которого жаба с громким кваканьем раздувалась до размеров парты, то уменьшающее - и она съеживалась до спичечного коробка, после чего ее приходилось ловить всем классом. Пара капель из неизвестной бутылочки - и жаба стала ярко-розовой в пупырышек, из другой - и она вдруг начала пускать пар и свистеть, как чайник. В конце Слагхорн завел граммофон и, напоив жабу веселящим зельем, заставил ее так забавно прыгать по столу и разевать рот под музыку, что весь класс чуть не падал от хохота. Сам же Слагхорн, заложив большие пальцы рук за отвороты жилета, покачивался в такт музыке и подпевал глубоким баритоном:
Figaro qua, Figaro la,
Figaro su, Figaro giu.
Bravo, bravissimo,
bravo, bravissimo,
a te fortuna non manchera,
non manchera... - Non manchera! - торжественно закончил он, раскинув руки, и раскланялся под аплодисменты класса.
К концу того, самого первого урока - мы еще немного поучились варить "простенькое", по словам профессора, зелье для лечения чирьев, - я был твердо уверен, что зельеварение - лучший и самый интересный предмет на свете. У меня было такое хорошее настроение, что я даже на Риддла посмотрел совсем иначе, и он показался мне не таким уж отвратительным. Кроме того, хоть и полукровка, он почему-то чувствовал себя с разделочной доской куда увереннее остальных, и я против воли обратил внимание на то, как легко двигаются его руки с ножом. Впрочем, в какой-то момент он вдруг уронил весы и сам засмеялся собственной неловкости, а я - опять-таки против воли - ответил на его улыбку. Потом он еще пару раз о чем-то меня спросил - как лучше сделать то или другое, - и очень внимательно следил за моими движениями, держа нож на весу, а потом воспроизводил их плавно и точно. Смотреть на это было интересно, и я сам не заметил, что, заглядывая вместе с ним в учебник, с жаром обсуждаю способы измельчения змеиных зубов.
Розье, естественно, разозлился из-за того, что я весь урок просидел с Риддлом, и потом не разговаривал со мной. На следующем занятии по зельеварению он потащил меня к себе на "галерку", но мне показалось, что уйти будет некрасиво и обидно для Тома. Я остался на первой парте. В конце концов, то, что Риддл полукровка, еще не дает мне права отступать от элементарной вежливости.
Оказалось, что с Риддлом бывает интересно поговорить, и о зельях он знает на удивление много для человека, прожившего всю жизнь с маглами (впрочем, он честно признался, что просто уже прочел весь учебник). Однако на одном из уроков в начале октября его знания вышли нам обоим боком. Когда мы делали отвар для заживления царапин, он вдруг вспомнил, что в прошлый раз в зелье забывчивости добавляли истолченные иглы дикобраза - для ускорения реакции. Может быть, и сейчас...
- Думаешь, попробовать? - спросил я, роясь в наборе ингредиентов.
- Не знаю, - задумчиво ответил Риддл, листая учебник. - Но иначе придется провозиться полчаса...
Я решил рискнуть.
Эффект превзошел все ожидания. Содержимое котла сначала забурлило, а потом с оглушительным грохотом взорвалось. Горячие и густые брызги полетели во все стороны, оставляя на столах бурые пятна, класс наполнился паром, кто-то из девочек завизжал, а я едва успел нырнуть под парту, закрывая лицо руками. Выглянув, я увидел, что Слагхорн спешит к нам от задних рядов, а Риддл, нацепив защитные рукавицы, торопливо меняет местами мой - пустой - и собственный, наполненный зельем котел.
- Что случилось?! - со Слагхорна разом слетело все добродушие. - Что вы здесь вытворяете?!
- Простите, сэр, - Том покаянно смотрел ему в глаза, - я просто подумал, что если добавить иглы дикобраза, зелье будет готово быстрее, а оказалось...
Я открыл было рот, чтобы сказать, что это вовсе не он, а я во всем виноват, но Риддл только раздраженно мотнул головой - молчи, дескать.
Слагхорн шумно выдохнул сквозь усы.
- Страсть к экспериментам - это, конечно, прекрасно, но почему было не спросить меня?! Очевидно же, что иглы дикобраза в сочетании с рогатыми слизнями дадут совершенно другой эффект!
- Простите, сэр.
Слагхорн опять фыркнул и сказал уже примирительно.
- В следующий раз посоветуйтесь сначала со мной, Риддл.
- Конечно, сэр.
- В наказание вместо обеда вымоете все испачканные парты и пол в классе. Без применения магии.
- Да, сэр.
Слагхорн кивнул и обернулся к классу:
- Заканчивайте работу! Все, кто получил ожоги, - подойдите ко мне, я выдам мазь!
Том, не глядя на меня, принялся складывать ингредиенты. Я попробовал что-то сказать, но он не ответил, будто не слышал.
Подбежавший Розье потянул меня за рукав, и я ушел.
*** Из класса я вышел вместе со всеми, даже поднялся по инерции на первый этаж… и остановился. Поток учеников огибал нас со всех сторон, вокруг галдели, бежали, толкались. Колин дернул меня, но я качнул головой.
- Слушай, я, пожалуй, пойду ему помогу...
- С чего вдруг? - Колин встал, как вкопанный.
- Взорвался на самом деле мой котел, а Том сказал, что его.
- И что? Ты его об этом просил?!
- Нет, но...
- Ну и пошли, значит!
- Нет. Так нечестно.
- Ты идиот! - зло сказал Розье. - Не хочешь - не надо. Иди, целуйся со своим грязнокровкой!
Он развернулся и ушел от меня по коридору в сторону Большого зала. А я еще постоял и пошел обратно в подземелья.
В полумраке класса мне первым делом бросилась в глаза мантия Тома, аккуратно сложенная на преподавательском стуле. Потом я увидел его самого - засучив рукава, он оттирал одну из парт. Рядом стоял таз с водой.
Услышав скрип двери, Том обернулся. Я пошел к нему по проходу между парт, слыша четкий стук своих каблуков и глядя почему-то не на Риддла, а на танец пылинок в солнечном луче.
- Что? - отрывисто спросил Том.
- Ничего. Я пришел тебе помочь.
- В честь чего это?
- Ну, ты же меня прикрыл и...
- Прикрыл, потому что захотел. И вообще, это была моя идея и моя ошибка. Так что не думай, что это ради тебя. Все, можешь идти отсюда.
Казалось, мне дали пощечину. Раньше я думал, что, когда кто-то приходит тебе помочь, его полагается встретить более любезно... Да кто он такой, чтобы срывать на мне злость?!
Теперь у меня было законное моральное право уйти и не возвращаться, но я почему-то не двинулся с места.
Посмотрев на меня без всякого выражения, Том наконец пожал плечами и с резким звуком разорвал свою тряпку пополам. Протянул мне половинку.
- Твой ряд - средний, там три или четыре парты заляпаны.
Некоторое время мы работали молча. Пахло мылом, грязной водой, мокрым деревом и пылью. Чертовы пятна оттирались с трудом, особенно если учесть, что я никогда в жизни не занимался такими вещами - для этого существуют эльфы. Том - другое дело, он привык все делать самостоятельно и даже в Хогвартсе поначалу сам стирал свои рубашки, пока кто-то не сказал ему, что можно просто бросить грязную рубашку на пол - на следующее утро эльфы вернут ее чистой и отглаженной.
Чтобы отдохнуть, я пошел посмотреть на заспиртованных существ, банки с которыми стояли в шкафах вдоль стен. Тронул одну дверцу - стекло звякнуло.
- Не открывается, - сказал Том у меня за спиной. - Я проверял.
Ему, видно, тоже надоели парты, потому что он прошелся по классу, заглянул за преподавательский стол и присвистнул.
- Столько пластинок! Давай поставим музыку. Рэй, ты умеешь заводить магический граммофон?
- Конечно. А если Слагхорн придет?
- Не придет... до конца обеда, - Том вытащил одну пластинку. - Какая-то Сара Брейтман. Это что?
- Какая разница? Давай сюда.
Я поставил пластинку на диск, потом коснулся палочкой иглы. Она плавно поднялась и медленно-медленно опустилась на вращающуюся эбонитово-черную поверхность. Послышался треск, шипение, а потом приятный, глубокий, слегка с хрипотцой женский голос пропел:
- Hello, honey...
Звук голоса еще, казалось, висел в воздухе, когда вступили рояль и оркестр. Том немного послушал, склонив голову, потом кивнул и, тихо напевая в такт музыке, отправился в подсобку для мытья котлов. Оттуда послышался плеск воды, и Риддл вернулся с полным ведром воды и щеткой.
- Посиди пока на парте, а я помою пол.
Сидя на парте и болтая ногами, я наблюдал за тем, как он, сев на корточки, привычно оттирает пятна с каменных плит щеткой, потом протирает пол влажной тряпкой и передвигается дальше.
"One of these days I'll meet you", - пела пластинка.
Вскоре мне стало стыдно, что я ничего не делаю, и я окликнул его:
- Том! Поменяемся?
- Давай, - он с наслаждением выпрямился и свел лопатки вместе. Потом уселся на парту и стал наблюдать за мной, время от времени поправляя:
- Сильнее... отжимай тряпку, а то вода останется...
От непривычного занятия у меня уже болели мышцы, и я все больше раздражался. Мерлин, в подземельях что, эльфов нет?! Слагхорн совсем спятил...
- У тебя... намного ловчее получается, - пропыхтел я, возя тряпкой по полу.
Том фыркнул.
- Еще бы. В приюте научился.
При мне он заговорил о приюте второй раз, и у меня по спине прошла дрожь, как всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то загадочным и жутким. О детских домах у меня было самое смутное представление, составленное по прочитанным до школы книгам. В голове замелькали неясные картинки всяких ужасов - как в подобных местах детей заставляют попрошайничать и с этой целью намеренно калечат... Но Том вроде не выглядел калекой.
Пару минут я боролся с любопытством, тупо глядя на тряпку, а потом спросил, ненавидя сам себя:
- А как там...
Том понял меня с полуслова и ответил равнодушно и как-то привычно:
- Да ничего особенного. Ну, все время воняет хлоркой, а кормят намного хуже, чем здесь. Но в остальном ничего. Только приходится везде ходить строем - и в столовую, и на уроки. И все должны быть одеты одинаково. Маглы вообще любят, чтобы все были одинаковыми. Ненавидят тех, кто чем-то отличается от других.
Я подумал, что это, пожалуй, действительно не слишком страшно - в конце концов, в Хогвартсе тоже заставляют ходить парами и носить одинаковые мантии, - но тут Том вдруг добавил:
- А вот что и в самом деле противно - это когда приезжают усыновители. Тогда всех заставляют вымыться, выстраивают в ряд, а эти ходят и рассматривают. Будто лошадь или собаку покупают.
На этом месте мне стало и вправду неуютно.
- Меня два раза усыновляли, - задумчиво сказал Том. - Увозили к себе, заставляли называть их "мама" и "папа", покупали гору игрушек - а через месяц возвращали обратно.
- Почему?!
- Потому что не нравился. Потому что не такой. Странный. Со мной случались всякие непонятные вещи, если я пугался или злился. Например, смотришь на что-то, а оно загорается. Или стекло в окне вылетает. Или все вокруг падает. Или человеку становится больно ни с того, ни с сего...
Теперь я уже окончательно перестал что-либо понимать, настолько, что даже бросил щетку - все равно последние пять минут я, как выяснилось, бестолково тер давно исчезнувшее пятнышко на полу. Выпрямился и посмотрел на Тома.
- А что здесь такого?!
- Как - что? А кому это понравится, по-твоему?
- Слушай, эти усыновители - они что, детей никогда не видели?
Том удивленно поднял брови, и тут до меня дошло, что он может и не знать многих вещей, обычных для волшебников.
- Это же стихийная магия! Она у всех бывает в детстве, потом проходит...
Я запнулся и, кажется, покраснел, вспомнив, что у меня выбросы стихийной магии прекратились только в восемь лет - удручающе поздно по волшебным меркам. Но Том вроде бы ничего не заметил.
- То есть, тебя, конечно, стыдят, если что-то такое случается, говорят, что это некрасиво и большие дети так не делают - все равно, что штаны намочить. Но, в общем, ничего в ней страшного нет, и никто особенно не обращает внимания.
- Это волшебники, а маглы - другое дело! - Том досадливо передернул плечами. - Они боятся такого. Сразу начинают кричать, или запирают тебя в карцер, или пытаются пичкать лекарствами. Они вообще ненавидят все, что связано с магией, понимаешь?
Я кивнул. Об этом-то я слышал. Кто же не знает, как маглы в старину преследовали волшебников.
А Том был вынужден терпеть такое одиннадцать лет... Хорошо еще, что маглам не пришло в голову сжечь его на костре.
- Мне очень жаль, - сказал я тихо.
Но он только пожал плечами.
- Да ладно. Я привык. Потом, мне же было не с чем сравнивать. Я кроме приюта в жизни ничего не видел. Даже понятия не имел, что бывает по-другому.
- А твои родители...
Я был готов себе надавать по губам за то, что задаю такие вопросы - недопустимо, неприлично так лезть в чужие дела! - но уже не мог остановиться.
- Они давно умерли, да? Ну, раз ты с раннего детства там жил...
- На самом деле это не совсем так, - медленно ответил Том, глядя мне в глаза. - То есть мать-то и вправду умерла, когда мне был всего час или два от роду. А вот отец, наверное, жив, хотя я ничего о нем не знаю. Я думаю, что он бросил мать, потому что она была маглой.
Я кивнул. Это было понятно и логично. О таких вещах мне приходилось слышать - правда, мельком, потому что мне не разрешали присутствовать при разговорах на такие темы. Но я знал, что бывают случаи, когда кто-то из приличной семьи "связывается" с маглой, однако потом, раскаявшись, непременно возвращается в лоно семьи. Для девушки подобная ситуация считалась почему-то более опасной, и речь шла о некоем "позоре" и о том, что на оступившейся уже никто никогда не женится. В случае же мужчины на приключение такого рода смотрели более снисходительно - как на пикантное развлечение на грани фола, и опасались только загадочных "неприятностей от Министерства".
В любом случае никому и в голову не приходило, что связь с маглом или маглой может продолжаться долго - это же извращение. Должно быть, и отец Тома когда-то так же развлекся... Мне при этой мысли полагалось почувствовать гадливость, да и родители, думаю, не были бы счастливы, узнав, с кем я вот так запросто общаюсь. Но почему-то мне было совсем не противно, а только очень тоскливо, как бывает, когда болит живот.
Том, будто прочитав мои мысли, соскочил с парты:
- Ладно, хватит об этом. Давай я домою, а то уже идти пора.
Следующие десять минут я провел, глядя в окно и слушая, как сзади хлюпает вода и царапает пол щетка. Странно было, с чего Риддл так разоткровенничался.
Намного позже я стал понимать, что не мне одному он рассказывал о своем детстве, каждый раз слегка меняя варианты, чтобы посмотреть, откуда пойдет - если пойдет - утечка…
Когда с работой было покончено, Том еще бесконечно долго мыл руки и отчищал одежду. Потом мы выключили граммофон, и в наступившей тишине стало слышно, как у Тома урчит в животе. Мне и самому ужасно хотелось есть, но до ужина рассчитывать было не на что. Порывшись в сумке, я нашел одинокую шоколадную лягушку. Прижал ее покрепче к разделочной доске, чтобы не вырывалась, и разрезал пополам острым ножом для ингредиентов. Протянул половинку Тому, тот коротко сказал:
- Спасибо.
Потом взял свои вещи и мантию, и мы вышли из класса. Том запер дверь и ушел, не оглядываясь.
Ему надо было еще отнести ключ Слагхорну, а я отправился прямиком на следующий урок. Розье со мной не разговаривал, и пришлось потом в спальне слегка подраться с ним, чтобы он успокоился.
Несмотря на то, что Том опять замкнулся в себе, я не мог не думать о нашем разговоре. Всю ночь мне снились бесконечные ряды детей без лиц, в одинаковых серых мантиях. Проснувшись, я подумал, как было бы чудесно, если бы вдруг оказалось, что родители Тома - очень богатые люди благородного происхождения. И что они вовсе не умерли, а просто его потеряли, а потом нашли.
В книгах такое бывает сплошь и рядом.
*** Слагхорн, видимо, сделал выводы из истории с иглами дикобраза, потому что все следующее занятие он посвятил сочетаемости ингредиентов. Раздал нам множество маленьких плошек, в которых мы смешивали разные растворы, приливали и добавляли к ним те или иные компоненты, наблюдая, как зелье то меняет цвет, то вспыхивает крохотным фейерверком, то закипает, то становится густым и чуть ли не обращается в камень. Все это было настолько интересно, что даже необходимость зарисовать и выучить огромную таблицу сочетаний не испортила мне удовольствие.
На уроках Слагхорн все чаще хвалил Тома, однако на свои вечеринки - в своеобразный неформальный клуб, собиравшийся примерно раз в месяц, - никогда его не звал. Тогда как мне, и Колину, и Альфарду регулярно приходили записки с приглашениями. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что Слагхорн ценит в учениках прежде всего хорошие связи, богатство и известность семьи, а не личные качества.
А Том ничего словно не замечал, оставаясь спокойным и высокомерным, - как не замечал, что многие на факультете по-прежнему его сторонятся. Иной раз мне казалось, что я переживаю эту несправедливость острее, чем он сам.
Между мной и Риддлом к тому времени установилась странная полудружба. Он то искал моего общества и был готов болтать о любых глупостях, то вдруг целыми днями молчал, разозлившись непонятно на что. Он вообще был склонен к резким перепадам настроения, а еще у него постоянно были какие-то свои дела и планы, которыми он ни с кем не делился. Время от времени по утрам обнаруживалось, что Тома нет в спальне - он вставал раньше других и куда-то исчезал.
Тайна его отлучек открылась в одну из суббот в середине ноября, когда он оказался моим соседом на трибуне квиддичного стадиона. Факультет в полном составе явился болеть за нашу команду в первом матче сезона - с Рэйвенкло. Погода была не самая удачная для игры: накануне прошел дождь, а с утра подморозило, ветер налетал шквалистыми, ледяными порывами, от которых игроков каждый раз сносило в сторону на пару ярдов. Розье у меня над ухом орал и свистел, я дул на замерзшие пальцы, а Риддл просто молчал, спрятав руки в рукава мантии, а потом вдруг спросил тихо:
- Ты бы хотел играть в квиддич за факультет?
- Не знаю, - я потер холодный нос. - Вообще-то я летаю не очень - ну, ты же видел на уроках.
- А высоты боишься?
- Нет.
Сам не знаю, зачем, но я вдруг принялся шепотом рассказывать Тому, как года два назад, чтобы избавиться от неподобаюшего, на мой взгляд, волшебнику страха высоты, я специально выбирался через слуховое окно на крышу дома и там ходил по острому гребню, то и дело рискуя поскользнуться на черепице. Конечно, это было не особенно опасно - насмерть убиться стихийная магия не даст, - но все же...
Он обернулся и посмотрел на меня непонятным долгим взглядом. Вблизи было видно, какие у него необычные глаза - темные, почти черные, но с маленькими золотыми искорками.
- Если хочешь, приходи завтра в семь утра на Астрономическую башню. Там будет интересно. Но только один, и не говори никому.
Предложение было странное, но мне стало любопытно, и я согласился.
Наутро, тихо встав, чтобы не разбудить остальных - Тома в спальне уже не было, - я поднялся на башню и обнаружил его там в компании слизеринцев-второкурсников Теда Нотта и Эдриена Дэйвиса, улыбчивого и дружелюбного студента с Рэйвенкло Даррена Малсибера и еще пары мальчишек с того же факультета, которых я не знал. Как свел с ними дружбу Том, для меня осталось непонятным, - видимо, через Долохова или Руквуда.
Том запер за мной дверь на площадку, выглянул зачем-то через парапет вниз и спросил:
- Ну, кто начнет?
- Давай я.
Даррен снял перчатки, поправил мантию и стал карабкаться на парапет. Остальные отошли подальше.
Опираясь рукой о стену, Малсибер выпрямился во весь рост на крайнем зубце, потом раскинул руки в стороны, как канатоходец, и шагнул на следующий камень.
Пока он обходил парапет, я, кажется, забыл даже дышать и опомнился, только когда Малсибер, добравшись до противоположной стены, легко спрыгнул вниз. Тут-то я так хватанул ртом холодный воздух, что закашлялся. Нотт, смеясь, обернулся ко мне, а Том вдруг спросил без улыбки:
- Ну что? Хочешь попробовать?
Мысль отказаться мелькнула и тут же пропала - признаться в том, что боишься, при таком количестве свидетелей было совершенно невозможно. В носу защипало, но я только решительно кивнул и полез на парапет.
То, что с площадки казалось сравнительно простым делом, здесь, наверху, выглядело совершенно иначе. Когда, держась за стену, я смог выпрямиться во весь рост, то понял, что дальше не смогу сделать и шага. Плоские каменные зубцы оказались вовсе не такими широкими, как мне думалось; кроме того, они были в каких-то выбоинах и трещинах. От недавнего дождя и заморозков они покрылись скользкой неприятной коркой, а боковые порывы ветра трепали полы мантии и грозили сбросить с башни.
- Вниз не смотри! - крикнул кто-то, кажется, Малсибер. Лучше бы он этого не говорил, потому что я, естественно, тут же бросил взгляд на землю и ужаснулся тому, как она далеко. Если отсюда свалиться, никакая стихийная магия не поможет...
Меня затошнило, голова закружилась, и я с минуту стоял, цепляясь за стену, пока не понял, что если сейчас, вот сию секунду не сделаю шага вперед, то потом уже никогда не смогу. Мне придется с позором слезать обратно, моя репутация окончательно рухнет, и никто никогда не возьмет меня ни на одно серьезное дело. В конце концов, если бы эти камни просто лежали на земле, я бы без труда...
Не успев до конца додумать эту мысль, я сделал первый шаг.
Оказалось, что идти по парапету проще, если смотреть не под ноги, а чуть перед собой. Поэтому я так и шел, обшаривая глазами путь впереди. На повороте из-за порыва ветра на долю секунды потерял равновесие - сердце ухнуло куда-то вниз и оборвалось, - но тут же выровнялся, дошел-таки до противоположной стены и там почти что мешком свалился на площадку.
Сердцебиение вернулось гулкими ударами в ушах. Оказалось, что мне так жарко, будто меня сунули в камин, а во рту пересохло; я стянул мантию и перчатки, а кто-то хлопал меня по спине и говорил:
- Ну, с почином, молодец!
Дальше была, кажется, очередь Нотта, потом еще кого-то - я не мог на них смотреть, потому что до меня вдруг дошло, в какую опасную игру мы играем. Понял, как я взмок, только когда мокрая рубашка сначала вздулась пузырем от ветра, а потом коснулась тела, и надел мантию. Только сейчас я заметил, какое на самом деле небо - далекое, холодное, серо-стальное, с неподвижными желтыми прожилками облаков на востоке.
Нотт шепотом объяснял мне правила. Перед игрой на башню заранее отправляли разведчика, который должен был убедиться, что ни там, ни внизу у главного входа никого нет. На случай, если кто-то из игроков все же не удержится на стене и упадет вниз, остальным полагалось немедленно уходить, разойтись по факультетам и делать вид, что они ничего не знают и просто выходили, скажем, в туалет.
Потом я как-то тупо и отстраненно увидел, что Том - он был последним - вытаскивает из кармана мантии плотную черную ленту и протягивает ее Малсиберу, потом поворачивается к нему спиной, а Малсибер надевает повязку Тому на глаза и крепко завязывает на затылке.
Он что, ненормальный?!
Остальные смотрели молча, Тома никто не пытался остановить, и это меня немного успокоило - наверное, он знает, что делает. А Том тем временем, вытянув вперед руки, как слепой, нащупал край парапета, взобрался на него и сел на зубец, подтянув колени к подбородку. Посидел так немного, потом наклонился чуть вперед, поудобнее поставил ступни и медленно, плавно встал во весь рост.
Ветер хлестнул его в спину, Том пошатнулся, но выровнялся, качнув расставленными руками. Мне стало так страшно, что хоть кричи. Сейчас ведь разобьется! Но он уже шел, осторожно шагая с зубца на зубец - медленно, каждый раз подолгу застывая на месте. Дойдя до поворота, аккуратно повернулся влево - должно быть, он считал зубцы, чтобы знать, где находится, - добрался до стены, нащупал ее вытянутой рукой, еще постоял и спрыгнул на площадку.
Снимая повязку, он выглядел совершенно спокойным, только на лбу блестели капельки пота, и волосы на висках прилипли к коже.
- Еще придешь? - спросил Том, когда мы спускались по винтовой лестнице.
Я подумал, что никогда в жизни, и тут же, еле ворочая пересохшим языком, ответил:
- Конечно, приду.
ноябрь 2006
©rakugan, 2006
©Mythomania, 2003-2006
