Никогда бы не подумал, что мне захочется это сделать.
Хорошо, что самопишущее перо не знает усталости. Не знаю ее и я: мне нужно многое успеть, а отдохну я потом.
Я хочу рассказать правду о событиях, от которых меня теперь отделяет без малого семьдесят лет. Возможно, кому-то покажется, что от моего рассказа веет плесенью, а может быть, это действительно так: все доказательства уже истлели. И свидетелей обвинения почти не осталось – как и свидетелей защиты. Чем дальше от нас военные годы, тем больше появляется легенд, почти не имеющих отношения к действительности. Становится трудно отличить правду от лжи.
Мне пришла в голову мысль, которая до того приходила многим : рассказать все самому. Некоторые пытались. Гермиона Грейнджер…то есть, прошу прощения, Гермиона Поттер, написала книгу, но книга эта мало что смогла изменить: в ней читали только то, что казалось интересным. Жадно перелистывали страницы в попытках обнаружить что-нибудь, будоражащее кровь. Что-нибудь захватывающее.
А что кажется интересным, что воспринимается всерьез? Войны, кровопролитные сражения, эпидемии, убийства. Тяжкие испытания. Насилие. Кровавые подробности. Душевные раны: чем больше в них гноя и грязи, тем лучше. Любовные интриги. Вот тогда внимание читателя гарантировано. Моя бывшая ученица попыталась запечатлеть на страницах книги все так, как было - в этом смысле она была абсолютно беспощадна даже к себе самой. У нее получилось, да только она все равно не достигла цели: ведь необязательно читать книги целиком, главы, которые тебе неинтересны, можно и пропустить. Так все делают.
Гермиона Поттер отказалась от своих намерений. Возможно, поняла их безнадежность. А может, просто хотела прожить остаток своих дней в покое.
А мне не нужен покой. И то, на что я трачу свои дни – не попытка самооправдания, не желание смыть с пальцев кровь. Мне это не нужно: кровь с моих пальцев смыли за меня. Придумали уйму романтических историй. Прочитав тридцатую по счету историю, в которой автор называл меня «Единственной (ясное дело, не считая Гарри Поттера) надеждой Светлых Сил в Темные времена», я не смог удержаться от смеха. Я – угрюмый, зловещего вида ворчливый старик ста десяти лет от роду, а вовсе не какая-то там «Единственная надежда». Да я и никогда этой «надеждой» не был.
Вот в чем дело: я ненавижу романтические истории. И то, под каким соусом эти истории преподносятся. В конце концов, я же много лет был зельеваром, и в моих шкафах хранилось множество стеклянных сосудов, а в каждом – заспиртованные животные. Именно заспиртованные, а не залитые масляным кремом или посыпанные кокосовой крошкой: я хотел их сохранить, а не скормить кому-нибудь под видом десерта.
Даже историю с дневником Риддла со временем умудрились превратить в красивую сказку о молоденькой девушке, полюбившей прекрасного заколдованного принца, заключенного в дневник, купленный в обычном магазине канцелярских принадлежностей. А то, кем был этот принц, теперь уже мало кого интересует. Куда занятнее читать о том, что освободить принца из заточения девушка смогла, только полностью заполнив дневник строчками, написанными собственной кровью. И кому какое дело, что об этом думала сама Джиневра Томас. Так ведь интереснее, ведь правда? Правда. И читать приятнее. И тиражи выше.
Я отдам все, что у меня есть. Не так уж много – всего лишь правду. Последний подарок, который останется после того, как все остальные будут разобраны. Без карточки с подписью, в неяркой упаковочной бумаге, перевязанный не лентами, а шпагатом – кому достанется? Я не знаю. Остается лишь надеяться, что его все-таки возьмут в руки и развернут, а не забросят сразу же в дальний угол.
А может, стоит оставить все как есть? Не обращать внимания на то, что события прошлого поблекли, выцвели, словно долго пролежали, забытые на солнцепеке, что нас всех – тех, в чьей памяти еще живы военные годы, превратили в музейные экспонаты, в героев без страха и упрека, прикрепили бирочки с подписями и расставили по полкам, как раскрашенные черепа…В конце концов, какая разница? Мы же не забыты ( а каждый человек, я в этом уверен, боится забвения, боится, что его голос замолкнет навсегда), и в наших биографиях нет ни единого темного пятна. Чем плохо?
Такие мысли посещают меня каждый день, но я не бросаю свою работу – это единственное развлечение, которое у меня осталось. Растет стопка исписанных листов, становится выше с каждым днем, словно грозится вытеснить меня из собственного дома. Самопишущее перо не знает усталости. Иногда я испытываю из-за этого досаду: перо не знает усталости, а значит, моя история скоро будет дописана. Будет поставлена точка на последней странице. Я соберу написанное в стопку и отправлю издателю. Издать можно что угодно, были бы деньги. А у меня они есть.
Чем я планирую заняться после того? Я не знаю.
Помните историю про девушку, писавшую в дневнике собственной кровью? Если да, то вы должны помнить и о том, что стало с этой девушкой, когда она дописала последнюю страницу.
