Комната наполнилась серым дымом. Чад от всевозможных курительных палочек и дымящихся шаров собрался под потолком мрачного бюро в дымовую завесу. Запах, исходивший от них, одурманивал.
Глаза мужчины, сидящего за массивным письменным столом и почти с агрессивной поспешностью записывающего на бумагу строчку за строчкой, неожиданно вскакивающего, размышляющего вслух, снова резко садящегося на место, лихорадочно горели.
Невозможно было определить, откуда лилась громкая странная музыка, наполняющая комнату.
Он снова и снова брал бутылку с вином, стоящую перед ним, делал из неё большой глоток, с тем пренебрежением, с каким другие мужчины пьют из бутылки пиво, даже не смотря на неё, вообще не осознавая. То, что прежде он ещё наливал вино в бокал, стоящий рядом, было давно в прошлом. Это была уже не первая бутылка. Две опрокинутых пустых бутылки лежали на полу у стола.
Вдруг он замер и, перестав писать, уставился на бумагу, лежащую перед ним. Затем он гневно вскрикнул, стукнул кулаком по бумаге, смял её и одним движением смахнул на пол, вместе с очередной опустевшей бутылкой.
Звон стекла потерялся в звучании гипнотизирующей музыки.
Он вскочил и зашагал кругами по комнате, обеими руками обхватив голову, по-видимому, напряжённо размышляя.
Когда он остановился перед большой чашей, от которой поднимался густой дым, его тело качнулось в такт музыке, которая, казалось, оказывала такое же пьянящее воздействие, как дым и вино. Он закрыл глаза и на мгновение отдался ещё и этому чувственному ощущению, пока снова не открыл их, взял в руки стоящую перед ним чашу, поднёс её к лицу и глубоко вдохнул навязчивый аромат. Он улыбнулся странной улыбкой, резко опустил чашу на место и поспешил к своему письменному столу.
Он тут же схватил следующий листок и снова начал писать. Он прервался лишь на мгновение, чтобы произнести почти неслышное из-за музыки "Аccio вино!". Одним движением руки пробка отлетела в сторону, и он продолжил выпивать, заполняя страницу за страницей.
Северус Снейп глубоко погрузился в размышления, понятные, может быть, всего нескольким людям во всём мире - да и то, если бы он потрудился им объяснить... И мысль о том, что в паутине этих идей он мог потерять нить, заставляла его вот уже в течение девяти часов напряжённо работать.
Почувствовав первую усталость, он начал с первых "освежителей" и тут же добавлял к ним другие стимуляторы, что со временем превратило комнату в опиумный ад, к которому примешивался удушливый запах алкоголя.
И я бы никогда не подумала, что он может слушать такую музыку.
Я должна была бы уже давно запомнить, что нельзя чего-то загадывать, если тебе до этого пожали руку Фред и Джордж Уизли. И совершенно нельзя было при этом, смеясь, говорить: "Я бы хотела разок стать мышкой и посмотреть, чем Снейп занимается ночами — действительно ли он висит вверх ногами под потолком своей спальни..."
Он не висел... Но то, что я увидела, было не менее странным, и это притягивало меня невероятно.
Как и все изобретения Фреда и Джорджа, это функционировало почти превосходно. Я была мышкой, но волшебство давно закончилось, и я превратилась обратно в человека. Но в отличие от исходной ситуации, я не переместилась назад в гостинную Гриффиндора. Я всё ещё была в комнатах Снейпа! Я пряталась за большим увядшим фикусом, который, казалось, оставили в этом тёмном углу на верную гибель, и наблюдала с внутренней дрожью и волнением за тем, что происходило передо мной.
Снейп отрывался на полную катушку, и если любой другой уже давно бы отключился, то ему, по-видимому, эти дополнительные "акценты" лишь помогали ясно мыслить. Не удивительно, что днём он выглядел ужасно, если его ночи были ТАКИМИ!
О, великий Мерлин! Слышать, как он шепчет, когда музыка это позволяла, ощущать его почти видимую творческую энергию, которая исходила от него — всё это возбуждало меня в совершенно не научном смысле!
Он делал как раз то, к чему я всегда подсознательно стремилась, но в чём ни за что бы никогда не призналась себе! Он превращал этот духовный процесс творчества в непостижимый чувственный опыт.
Он наслаждался им, он растворялся в нём, он, казалось, не просто продумывал, но и чувствовал каждую мысль, слышал, пробовал, вдыхал, видел. Он прочувствовывал эти мысли, всё ещё продолжая их торопливо записывать.
Что происходило теперь? Он стал писать медленнее, вдруг остановился, задержал дыхание, нацарапал ещё пару слов или цифр — я не могла этого видеть — на листке перед собой. Затем окончательно замер, уставившись на листок. Вдруг он громко рассмеялся, бросил перо на стол, откинулся в своём кресле, вытянул перед собой руки, медленно, с жестом победителя, и громко воскликнул: "ЭВРИКА!"
Он ещё раз просмотрел огромную стопку бумаг, пока не убрал всё в папку, тщательно закрыв её.
Снейп произнёс несколько заклинаний, чтобы убрать дымящиеся чаши, музыка смолкла, и вместо неё послышалось тихое потрескивание дров в камине, огонь медленно поглотил дым, висевший вокруг.
Он встал и посмотрел на пустые бутылки из-под вина.
С кривой усмешкой он произнёс тихое "Ого..." и достал из шкафа ещё одну маленькую бутылочку, чтобы сделать из неё ещё глоток. Но тут он заметил, что и она уже пуста. Вздохнув, он поставил её на место и начал раздеваться, зевая во весь рот.
Я замерла за фикусом и стала молиться, чтобы он не заметил меня. И я поблагодарила всех богов, что он не разделся полностью, оставшись в штанах, и пошёл в соседнюю комнату, откуда через мгновение послышался шум льющейся воды.
Это была единственная возможность!
Я помчалась, всё ещё одурманенная и для меня в высшей степени неприятно возбуждённая, к двери и хотела её открыть...
Заперто...
Мою волшебную палочку я, будучи мышью, конечно, не могла взять с собой! Я была бесконечно рада, что Фред и Джордж оставили меня хоть и по-дурацки выглядевшей, но всё-таки одетой мышью.
Я дёргала за ручку — бесполезно! Я не могла выйти! Я испробовала всё, что можно — никакого результата. В панике я, конечно, не заметила, как долго я стояла так перед дверью, как вдруг кто-то постучал мне по плечу.
— Кто это у нас здесь? — его голос заструился как раскалённая лава, заставляя меня дрожать.
Позади меня стоял гений... уже одно это пьянило.
Довольно-таки чувственный гений... это переполнило сосуд моих чувств.
Я медленно развернулась, и когда оказалась спиной к двери, две руки упёрлись по обе стороны от меня на уровне головы, и бесконечно пьяный, обкуренный, одурманенный собственным недавним успехом зельевар уставился на меня горящими глазами, ухмыляясь.
Я не знаю, узнал ли он меня вообще — это было маловероятно, и небеса бы обрушились, если бы ему стало ясно, кто стоит сейчас перед ним — но всё его тело, взгляд выдавали то, что билось сейчас и в моей голове. И ещё никогда, за всё то время, что я знала его, мне так не хотелось, чтобы он получил то, против чего не мог устоять в своём опъянении.
