Пьяный Гарри шлялся по запретному лесу. Видит - идёт Волдеморт в тюремной робе. Гарри зажёг свет "люмосом", потом замахал палочкой и заорал:
- Слышь, зебра, а ну вали отсюда, я из-за тебя ни хрена дороги не вижу!
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Анестейша Гонсалес была медсестрой в клинике Дезерт Палмс. Правда, работала она там всего два месяца, и врачи почему-то говорили, что медсестры из нее не выйдет: уж больно близко к сердцу принимает она все чужие травмы. А профессиональная медсестра должна иметь ловкие руки и твердое сердце. И уж никак не должна рыдать от жалости к больным, - вместо того, чтобы оказывать им помощь!..
Анестейша растерянно улыбалась и говорила, что со временем научится так, как надо. На что врачи хмурились и обсуждали меж собой: что, мол, взять с девчонки в двадцать лет, да еще из семьи мексиканских эмигрантов? А потом оборачивались, и заметив, что Анестейша все еще покорно стоит рядом, произносили строго:
- Что ты застыла, Стейси, иди к больным!..
Все в клинике так и звали ее: Стейси. Полным именем никто не называл. Во-первых, длинное, а во-вторых, - ну, молодая еще!..
Увы, пока Стейси ничего не могла с собой поделать. Да, пусть она плохая медсестра, но ей всех было ужасно жалко. И за всех было больно. И всем хотелось помочь. А когда помочь никак нельзя – здесь слезы наворачивались словно сами!.. Вот несколько дней назад пришлось прятаться в подсобке и там плакать, - когда умерла тяжелая больная, пожилая женщина, так и не вышедшая из глубокой комы. Стейси не могла сдержать слез, когда врач отключал аппараты, и ее прогнали «срочно прийти в себя и успокоиться». А как тут успокоишься, когда своими глазами видишь, как потерянно сидит в коридоре муж старушки, благообразный пожилой господин? Сидит молча, с сухими глазами, а руки мелко-мелко трясутся, и плечи вздрагивают словно сами собой.
Стейси тогда набралась храбрости, подошла к нему, села рядом:
- Мистер, мне очень жаль… Я соболезную вашей потере…
Старик растерянно посмотрел мимо нее, улыбнулся куда-то в пространство:
- Деточка… Мы тридцать пять лет вместе с ней прожили… И куда я теперь?..
Вот тут Стейси не выдержала. И, что-то пробормотав, убежала рыдать в подсобку.
Или вчера: перевели из ожогового молодого парня. Стейси думала, что ему тоже лет двадцать. А оказалось – двадцать семь. Когда спал – совсем казался мальчишкой: лицо бледное, ресницы темные, на щеке пластырь. Хотя там и лица-то было не разглядеть: спал всегда на животе, носом в подушку. Потому что вся спина – в клочья: ожоги и порезы стеклом. Стейси как увидела это на первой перевязке - сама закусила губу чуть ли не до крови: господи, где это его так?..
Доктор Шварц сказал, что парень пострадал на работе. Что он работает в какой-то научной лаборатории, и у него прямо перед носом реактив взорвался. «Черт-те что творят в плане техники безопасности, - ругался доктор, снимая старые промокшие бинты, - а потом вот так вот их привозят… Стейси, что ты стоишь, дай ножницы! Да, потом их вот так привозят с порезами и ожогами. Это же черт-те что, и какие будут последствия, извольте мне сказать?..»
Стейси уже знала, что доктор Шварц, как всегда, разговаривает сам с собой, и ответа не требует. Да, последствия могут быть самые разные. И самое главное, - это же страшно больно!.. Ладно, сейчас действуют сильные анальгетики, а потом как?
Стейси почувствовала, как в глазах закипают слезы. Надо держаться, а то опять выгонят «успокоиться». Ей почему-то хотелось самой доставить этого больного в палату: тем более что доктор явно куда-то торопился и все время поглядывал на часы.
- Всё, - он в последний раз щелкнул ножницами, - готово. Позови Алекса, медбрата: отвезёте в палату этого… господи, как там его? – доктор посмотрел в папку с историей болезни: - Сандерса. Тьфу ты, фамилия буквально на каждом шагу встречается, а я никак не запомню! А ты наладишь капельницу, обезболивающее внутривенно, и следи до утра. Всё, я пошел. Наградили меня этим больным, теперь полицейские неделю в покое не оставят – как да что!..
- Полицейские? – Стейси испуганно взглянула на врача.
- А ты думала? Взрыв-то был в этой… в криминалистической лаборатории, вот меня и дергают. Главный говорил – из департамента полиции даже звонили. Так что пойду отчитаюсь, что с их сотрудником. Так и скажу, как есть: ожоги второй и частично третьей степени, ушибы, трещины в двух ребрах, куча стекла в спине – замучился вынимать… Хорошо еще, голова цела!..
- Ой, – ахнула Стейси. – Это всё от взрыва, да?
- Не только, - нахмурился доктор. – Его же этим взрывом через стеклянную стену в несколько дюймов в коридор вынесло! Он эту стену собой пробил. Вот и представь… Черт- те что там у них творится, вот что я вам скажу!
Доктор снял перчатки и ушел, а Стейси пошла за Алексом, чтобы отвезти больного в палату.
Весь день она думала об этом парне, никак он у нее из головы не шел. Ведь когда это всё заживет, то вся спина у него будет в ужасных шрамах, - ему и на пляже толком не раздеться теперь!..
А если у него девушка есть? Вдруг она теперь его бросит из-за этого?..
Каждые полчаса Стейси подходила к двери палаты и осторожно заглядывала внутрь. Больной спал. Еще бы, - доктор назначил ему лошадиные дозы анальгетиков, и каких!..
Не меньше недели парню придется здесь пролежать. Да еще три дня в ожоговом был. Надо же, так не повезло! А интересно, потом он как будет, – когда выпишут? Сам себе спину будет перевязывать? Нет, все-таки у него должна быть девушка! Вот она, наверное, и будет помогать. Если не испугается.
А если испугается?..
Стейси понимала, что всё, о чем она сейчас думает, - непрофессионально. Что хорошую медсестру это заботить не должно. Выздоровел больной, выписали его – и всё, твоя забота о нем кончилась. Это сейчас следить надо, чтобы капельница исправно работала, и на перевязках врачу помогать. А еще заглядывать, не попросит ли больной чего, - пить, например. Но этому парню сейчас пить нельзя: разве что, как велел доктор, иногда заходить и смачивать губы влажной салфеткой.
Стейси заходила уже пять раз. Хоть чем-то поможет!..
А ближе к обеду она пошла опять навестить больного… и прямо около двери столкнулась с незнакомым мужчиной: плотным, кривоногим и в очках. На груди у мужчины был какой-то бейджик, на котором Стейси смогла разглядеть полицейскую эмблему. Сразу стало как-то не по себе.
Но вопреки ожиданиям, незнакомец даже улыбнулся. Хотя лицо его при этом осталось чрезвычайно обеспокоенным.
- Прошу прощения, сестра… вы в палату шли? Моя фамилия Гриссом, я пришел навестить… своего подчиненного.
- Да, конечно, - Стейси улыбнулась в ответ. – Только с ним сейчас нельзя разговаривать: он не услышит ничего. Он спит…под анальгетиками…
-Я знаю, - ответил мужчина, тревожно глядя в сторону постели. – Я просто рядом посижу. Поговорю с ним. Он будет слышать мой голос и быстрее выздоровеет…
Стейси почему-то подумала, что случись что-то подобное с ней самой, доктор Шварц точно бы не пришел сидеть у ее постели и разговаривать с ней, пока она в наркотическом забытье. А этот пришел. Начальник!..
- Я только попить ему дам, - произнесла она, робея под его взглядом. – Точнее, не пить, - ему пить нельзя пока, – а просто губы протереть…
- Дайте-ка я, – сказал посетитель. Он взял у Стейси из рук марлю, смочил ее, отжал, как надо... и провел больному по губам. Губы тихонько дрогнули.
- Во-от, - негромко приговаривал мужчина, повторяя процедуру еще раз, - вот так вот… Хорошо…
Стейси смотрела на незнакомца во все глаза. Было в этом во всём что-то такое.... непонятно-нежное. Мда, ничего себе у парня начальник.
- Вот, вроде всё пока, - странный посетитель сел у постели. – Спасибо, сестра... как вас зовут? Анестейша?.. – он прищурился, разглядывая ее бейдж.
- Можно просто Стейси!.. Вы с ним побудете тогда?
- Побуду, пока не прогонят, - мужчина развел руками. – Как он вообще?..
Стейси начала рассказывать о динамике самочувствия, о перевязках, о назначенных лекарствах, - мужчина слушал очень внимательно, кивал и хмурился. В конце девушка ощутила к собеседнику такое доверие, что рискнула поделиться с ним своими заботами:
- И я вот все думаю, мистер, как он будет потом, после больницы? Ему же помощь будет нужна, – перевязки, мази, все такое… Вот вы, как начальник, не знаете случайно, - у него девушка есть? И она… она теперь от него не откажется?..
Мужчина опять улыбнулся, на этот раз как-то светло и искренне:
- Почему же она должна от него отказаться?..
- Ну... – Стейси замялась. – У него же теперь такие шрамы будут на спине… на всю жизнь…
- Это ерунда, - мужчина махнул рукой. – Это ничего страшного. Главное,чтобы жизнь потом была длинная: а шрамы не помешают. И точно вам скажу, никто из-за шрамов от него не откажется!
- Вы уверены?..
- Да, - кивнул посетитель. Теперь в его голосе слышалась какая-то затаенная радость. – И на самом деле хорошо, что вы как медицинский работник уже думаете о том, как больной будет жить, когда выпишется. Значит, перспективы у него неплохие, верно?..
- Верно, - улыбнулась Стейси. И вышла в коридор. Ей почему-то стало очень спокойно за этого парня.
Но все-таки странный у него начальник. Очень, очень странный.
Раньше ее мучило беспокойство, а теперь – любопытство. Еще и поэтому примерно через полчаса она снова прошла по коридору мимо той палаты. Тем более что доктор Шварц велел как раз в четыре зайти и проверить капельницу.
Стейси остановилась у двери, прислушалась.
За дверью раздавался голос: того, давешнего мужчины. И произносил он такие слова, что у бедной девушки пересохло в горле.
- Нежность, подаренная мне, томление моих чувств, постоянство моих мыслей о тебе - доказательство того, как я желаю и люблю тебя, - говорил мужчина негромко. - Теперь не будет мне покоя и надежды быть с тобой - вижу, что лучшее доказательство моего обета служить тебе, мое сердце, раненное до смерти, мое сердце никогда не освободится от привязанности к тебе. Моя любовь и бесценный дар, мои чувства не знают отдыха ни на час - ни днем, ни ночью, без того, чтобы на ум не пришло пребывание в твоем обществе и твои милые слова, отраженные в моей памяти…
Тут Стейси не выдержала и буквально ввалилась в палату. Посетитель сидел у постели с книгой в руках.
- Извините… я зашла проверить капельницу... Вы читаете? Вслух?..
- Да, – улыбнулся мужчина. – Я же говорил: я буду разговаривать с ним, и он быстрее выздоровеет.
- Он же не слышит ничего сейчас!
- Думаете? А я полагаю – слышит. Хотя бы звук моего голоса слышит, и знает, что я здесь. Мы просто эту книжку не так давно читали, и я ее принес, чтобы продолжить…
Так все эти нежные слова, услышанные ею, - это была только цитата из книги?.. Скорее всего – фрагмент любовного письма героя к героине.
- А что это вы сейчас читали, можно спросить? Любовный роман какой-то?..
- Что-то вроде этого, - просто ответил мужчина. - Это статья «Напрасные усилия любви». Письма семнадцатого века из архивов португальской инквизиции. А вся книжка называется «Преследование содомии. Мужская гомосексуальность в Европе в эпоху Ренессанса и Просвещения».
- Мужская… что?.. – покраснела Стейси. Слава богу, это было не слишком заметно на ее оливковой коже. – Ох, простите… мне надо бежать, доктор велел не задерживаться!..
Она пулей вылетела из палаты, но все-таки еще немного задержалась за дверью. В палате послышался легкий смешок, а потом – мужчина начал читать дальше.
«…И ты хорошо это знаешь, в сердце твоих чресел знаешь, тем, что желает меня, тем, что стремится подняться. Нет Великого Поста для сердца твоих чресел, когда я касаюсь его своими пальцами и оно тотчас же взмывает вверх! До свиданья, мой милый, моё счастье, моя истинная любовь…»
Стейси сглотнула и почувствовала, что на глаза опять почему-то навернулись слезы. Может быть, где-то в глубине души было больно от разочарования, что этот парень, даже когда очнется, все равно не обратит внимания не её заботу. А может быть, причина была в том самом голосе, который произносил за дверью такие трогательные слова, – пусть чужие, из книжки, - и произносил так, что даже в бессознательном состоянии нельзя было их не услышать.
Особенно если эти слова на самом деле предназначены только тебе одному.
