Макгонагалл заглядывает в кабинет ЗОТИ, где ведет урок Люпин, и в шоке замирает:
- Северус? Что ты тут де... ЧТО ЭТО НА ТЕБЕ?!
- Э... Профессор,- нерешительно вмешивается Невилл,- вообще-то это мой боггарт.
Маленький, истоптанный сотнями ног клочок земли. Могила выглядела ухоженной, на надгробии лежали свежие цветы, скамейка рядом казалась чистенькой.
Тут было красиво. Неистово, ненормально, завораживающе красиво – на кладбище… Что в нем могло быть красивым и манящим?
Он и сам не знал. Но, приходя сюда каждый раз, замирал в восхищении – этот страх, это трепещущее замирание сердца радовали его, колыхали и задевали все части навсегда, казалось, очерствевшей души.
Подумать только – души… Когда-то она у него была, эта душа, однако он, ведомый ненавистью, жаждой мести, болью и обидой, ступил не на тот путь. Все началось с одного слова – «Грязнокровка»…
Им же и закончилось.
Северус Снейп снова опустил взгляд под ноги и различил несколько свежих следов – нет, не своих. Видимо, тут был Поттер. Спустя шесть лет после войны, после смерти Гермионы Грейнджер, Мальчик-который-выжил все еще ее помнил – и посещал могилу, принося сюда цветы и чтя память подруги.
Как иронично и несправедливо – он, истерзанный змеиными зубами, парализованный смертельным ядом, остался жив. Судьба насмехалась над ним вновь и вновь – его любимые женщины неотвратимо умирали, так и не узнав о его чувствах.
Сначала это была Лили Эванс. О ней Северус даже не хотел вспоминать – слишком смутно и расплывчато все было, прошлое уходило из его памяти, навсегда залегая темной тенью на дне сознания.
А вот о Гермионе Грейнджер грусть еще оставалась. Маленькая хрупкая девочка, пытающаяся доказать, что она чего-то стоит, что она ничуть не хуже потомственных магов, истинных аристократов.
И ведь доказала – заплатив за это своей жизнью.
Снейп еле заставил себя вспомнить тот день: он столько сил и времени потратил на то, чтобы стереть это из своей памяти, что почти добился успеха. А зачем?
Никакого смысла не было. Зачем надо была стирать чувства глубоко внутри себя, лицемеря тем самым – если он даже не мог сорвать пожелтевшую газетную страницу с зеркала?
Страницу с громким жалостливым заголовком о смерти Героини Великой войны.
Как пафосно. Северус каждый раз морщился от такого показательного сожаления, а потом замирал от ноющей боли в груди – нет, не от внезапно нахлынувшей любви к мертвой.
Яд Нагайны сделал свое дело: не убив предателя тогда, он медленно уничтожал сейчас, запустив некий роковой механизм, ослабив иммунную систему. Он медленно умирал.
Тот день был странным – он очнулся в светлой комнате, на белых накрахмаленных и даже слегка хрустящих простынях. Было так тепло и уютно, невыносимо хорошо, что он даже сначала не узнал больничное крыло Хогвартса. Символичным и грызущим его до сих пор фактом стало то, что в тот же день, когда Северус Снейп пришел в себя, умерла Гермиона Грейнджер.
Он все помнил – повернувшись в сторону, он наткнулся взглядом на болезненно бледное лицо своей бывшей ученицы. Глаза ее были закрыты, кожа казалось странно прозрачной, некогда непослушные и буйные кудри понуро и блекло рассыпались вокруг головы. Северус тогда подумал – надо кого-нибудь позвать. Он хотел уже было открыть рот и крикнуть, когда резкая боль в районе кадыка чуть не свела его с ума, заставляя вздернуть руки наверх и раздирать саднящее горло. Нагайна…
Что было дальше, Снейп помнил смутно – следующим воспоминанием, запечатленным в его памяти, было нахмуренное лицо колдомедика, запах восстанавливающего зелья и шепот на грани слышимости:
– Выносите тело. И подготовьте девочку к погребению, а то у нее никого нет…
И – краем глаза – рука, с лопнувшими в виде звездочек капиллярами, тонкая, с обгрызенным ногтем на указательном пальце. Рука, свисающая с носилок, ведомых заклинанием.
– Кто? – спросил он тогда взглядом у колдомедика.
Тот его понял, еще больше помрачнел и сказал:
– Гермиона Джейн Грейнджер, ученица Хогвартса, седьмой курс Гриффиндора, умерла от змеиного яда.
«Яда?» – хотел было снова спросить Снейп, но врач резко встал, что-то тихо сказал сиделке и вышел.
Как он потом узнал, эта глупая девчонка поперлась за ним. Решила, видите ли, принести его тело, чтобы он там не сгнил в своей крови.
Лучше бы сгнил. Кто знал, что, разодрав ногу об обломки провалившейся ступени – лестница в Визжащей Хижине пережила слишком многое, – она встанет перед ним на колени. Перед ним, в его отравленную кровь, в тошнотворную загустевающую жижу.
Никто и не знал, не подозревал, пока не стало слишком поздно – буквально через два дня она свалилась прямо посреди Большого зала, затем впала в кому и, пролежав в ней шесть дней, умерла. Но, как рассказала все та же сиделка, умерла она во сне – тихо, спокойно, без мучений. А вот Северус мучился.
Он чувствовал вину, злость – и на себя, и на нее. Еще и за то, что начал понимать, что полюбил ее. Нет, не давно, когда она еще была маленькой девчонкой, зазнайкой с Гриффиндора, вовсе нет…
Северус слышал о таком, да и до этого сам испытал – когда люди влюблялись в других людей, те умирали, а несчастные, оставшиеся одни на земле, продолжали их любить. Таких было множество, но вот это…
Он понял, что влюбился в мертвую, в ушедшую, несуществующую мечту.
В умершую девушку.
Начав посещать ее могилу недалеко от Хогсмита из чувства вины, ненавистной зависимости и обязанности, обдумывая свою жизнь и превратности судьбы на скамейке у памятника, он незаметно для себя проникался симпатией к Грейнджер. Она молча взирала на него с портрета – недвижимого, черно-белого, с одного края выцветшего до желтизны.
И потому приходил – снова и снова, невзирая на погоду: шел ли снег, лил ли дождь, стояла ли удушающая жара, Северус Снейп в застегнутом наглухо сюртуке стоял на кладбище с одной лилией в руке.
Сегодня до места захоронения доносились веселый смех и гомон – в деревне праздновали День святого Валентина, и потому во всех кафе из магоприемников звучала музыка и песни о любви.
Этот раз должен был быть последним. Северус сам себе дал обещание, что в последний раз стоит перед надгробной плитой, сверля темными глазами камень с фотографией, до рези вглядываясь в худое неживое лицо на портрете. Он больше не придет сюда, просто больше не сможет. Много лет до этого он уже любил мертвого человека, и снова придаваться этому чувству нельзя.
От мыслей его отвлек очередной взрыв смеха, и Северус Снейп поежился. Пора было сделать это.
Он нагнулся, опустил немного увядший цветок на промерзлую землю и выпрямился:
– С праздником, любимая. С праздником, грязнокровка, – и, не оборачиваясь назад, направился прочь. Он во что бы то ни стало сдержит свое обещание.
Кладбищенский сторож, привыкший уже к этому странному мрачному человеку, приходившему сюда каждое воскресенье, был обеспокоен – тот не появлялся уже третий месяц. Исправно ухаживая за могилкой маленькой еще по его меркам девочки, он заметил странную вещь – весной, с таянием снега, расцвели перед памятником бледно-зеленые цветочки, больше похожие на траву. Но старый сторож знал – то была «кладбищенская невеста», легенда или миф, для кого как, – знак того, что душа усопшего наконец-то нашла упокоение, что ее больше не держали в мире живых.
