Люциус Малфой, нервно откидывая вечно белокурую прядь волос, кричит на Волдеморта, который переночевал у него в замке:
-Почему вы врываетесь в ванную без стука?
-Люциус!-извиняющимся тоном ответил Темный Лорд, - я думал, что там твоя жена...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Молли красит губы и смеется.
- Смотри, эти магглы такие изобретательные! – она подбегает к столу, хватает стакан с молоком и отпивает. – Видишь, даже не стерлась совсем!
Действительно, на стекле не остается и следа.
- Ну и что? Зачем тебе их косметика, когда наша во много раз лучше? Ты же раньше не слишком-то этим увлекалась.
Молли смущается и отводит глаза.
- Ни за чем. Просто.
- Просто так ничего не бывает, - Белла позволяет себе многозначительную усмешку. – Подарочек от твоего магглолюбца?
Прюэтт возмущенно швыряет в нее подушкой.
- И вовсе он не магглолюбец! Просто Арчи интересно все непонятное, а в магловедении он, - она хихикает в кулак, - и правда полный профан.
Белатриса знает. Она вообще много знает об Артуре Уизли.
Знает, что он рыжий, как апельсин. Когда-то Молли боялась, что ее будут дразнить в школе за цвет волос и веснушки, а на ее курсе, даже на факультете, таких оказалось двое. Позже дурные гриффиндорцы восторженно орали, что старост на их факультете выбирают за соответствие флагу.
Белла считает, что все это – глупости. Хотя бы потому, что шевелюра Уизли более всего напоминает отварную морковь, которой ее так мучили в детстве. У Молли совершенно другой цвет волос. Более мягкий, естественный – как плоды облепихи. Те, что растут у пруда в саду чокнутого дядюшки Альфарда. Если немного подержать их в ладонях, выделяется масло с легким и приятным запахом. И ладони потом долго остаются рыжеватыми. Белле кажется, что Молли похожа на облепиху – она немного нелепа в своей яркости, но все же притягивает, и отделаться от ее влияния очень сложно. А еще у нее самые правильные веснушки – на переносице. Иногда она смешливо морщит нос, и тогда хочется поцеловать каждое рыжее пятнышко. Они всегда на своем месте и ужасно красят Прюэтт. Не то что рябые отметины, вылезающие по весне на коже ее приятеля – везде, даже на тыльной стороне ладоней. Они ничуть не похожи, эти двое, и уж тем более глупо путать солнечный рыжий цвет с кровавым пятном гриффиндорского знамени. Это все ерунда. И еще – Белл никогда бы не назначила Уизли старостой. Потому что у него слишком предвзятое отношение к грязнокровкам.
- И все-таки его увлеченья нездоровы. Ты хочешь, чтобы твой дом наполнился непонятными искрящимися приборами, а дети разгуливали в чуждом нам тряпье? Мерлин и Моргана! Я просто вижу все это: старая развалина вроде той норы, где обитает твоя бабушка, полный сад обнаглевших гномов, и орава пламенно рыжих ребятишек, висящих на тебе, не дающих отдохнуть и мгновенно сметающих все наготовленное. А готовить ты будешь – о ужас! – руками, как эти несчастные недолюди.
Молли хохочет в голос и опрокидывается рядом с ней на кровать. Ее уже давно не задевают подобные подначки, а картинку ее будущей семейной жизни они в свое время выдумывали вместе.
- Подумаешь! Готовка – это искусство, не меньшее, чем твои дорогие заклятья. А в чем-то и большее, - она вытягивается на постели, закинув руки за голову и положив ноги на стену. Мантия складками спадает вниз, открывая полные ноги в неоднократно заштопанных чулках. Белл брезгливо морщится.
- Возня на кухне не поможет улучшить финансовое положение твоей семьи.
Молли смущается, но позы не меняет.
- Откуда ты все знаешь, а? Может, я просто такая вот неряха.
- От тетушки Лукреции. Она на днях заходила, три часа с маменькой обсуждали, как твоих родителей поддержать, чтоб не обидеть, - как будто бы Прюэтт не знает. А про неряху даже не смешно. Молли хозяйственна, как сама Хельга Хаффлпаф.
- Ничего, когда я выйду замуж, все изменится. Арчи говорит, что мне ни дня в своей жизни не придется работать.
- Ты что, выходишь за него ради денег? – вопрос слетает с губ сам собой. Белл невольно морщится от того, как резко, откровенно презрительно, прозвучали ее слова. На самом деле, она уже сотни раз заклинала себя: «Все неважно, просто глупость, только брак по расчету». Но в это упорно не верилось. Она слишком хорошо знала свою кузину. И ее жениха – тоже слишком хорошо.
- Брось, ты же знаешь, мы любим друг друга. Он лучший парень из всех, кого я знала. Такой забавный.
Прюэтт морщит нос, сдерживая рвущийся на волю смех – в доме Блэков шуметь не рекомендуется. А Белла до крови закусывает щеку, унимая крик. Она знает, что без Молли попросту сойдет с ума. Достаточно, чтоб перестать себя уважать. Недостаточно, чтоб забыть уверенные голубые глаза.
Артур Уизли – беспокойный идиот. Но Молли считает, что он мил, а главное – верен и самодостаточен. Что с ним она будет как за каменной стеной.
Бел понимает, что это не так. Что смешной вихрастый парень с чужого факультета – никакой не герой чьего-то там романа. Что он никогда не сможет руководить. Из него и староста-то никудышный! Слишком предвзятый, слишком робкий, слишком принципиальный, он – она, так уж и быть, могла это признать – был в целом неплохим человеком. К тому же чистокровным, из приличной семьи. Но – ему было рано вить свое гнездо. Чего по ее мнению заслуживал «Арчи», так это хорошего пинка, чтоб научился летать самостоятельно. Иначе будет бесконечно вертеться на месте. Ей, по сути, плевать, что будет с этим магглолюбцем. Но ведь пострадает-то от этого Молли! Молли, которая ни за что ее не послушает. Потому что – нос не дорос. Потому что – через неделю кончатся Пасхальные каникулы, а в следующий раз они смогут откровенно поговорить только на свадьбе. И будет поздно.
Но главное, почему Прюэтт не станет ее слушать – ревность. Банальная ревность, осознание которой не позволяет высказаться вслух. Наследница дома Блэк не может выставлять себя дурой. Даже если она и есть истеричная пятнадцатилетняя дуреха, впившаяся ногтями в перину, боясь устроить сцену единственной подруге. Вот только Молли все видит, как и всегда. Видит, тянет к себе, баюкает. Кто будет ее успокаивать – потом? Ей и без того предстоят два одиноких года в Хогвартсе без шанса урвать хоть минутку на счастье. Два года до совершеннолетия. Два года, пока ее голос не станет значимым. Но тогда-то будет уже слишком поздно…
Она прячет слезы, уткнувшись в заношенную мантию кузины, и кричит про себя, что все это – ее! Утешающий шепот, мягкие руки, тепло и легкий запах приправ принадлежат Белле Блэк и никому другому. И только она имеет право на те силы, что дарит Молли своими объятиями. На уверенность, на чувство собственно значимости. Задень ее плечом – уже оставит отметину. Кусочек уюта, кусочек себя. Как облепиховое масло. И, как и масло, помогает быстро заживить язвы. Пока не разрослись. Что она будет делать без этого эликсира?
Молли говорит, что она – маленькая девочка. И почему-то Белл не злится, а только утыкается носом в ее пышный бюст и недовольно бурчит, что разницы всего два года. И что сама пусть сначала такую же вырастит, а потом уже жизни пытается учить. Прюэтт снова смеется и целует ее в макушку. От этого – еще больнее. Этого жалкого, ее жениха, она целует в губы, долго и жарко. Он нелепо обхватывает ее руками и пытается приподнять, чтобы было удобнее. Белла знает, что Молли твердо стоит на земле. Она во многом близка барсучьему факультету… Но как же не вовремя взыграла в ней смелость, заставив сказать «да» полному неудачнику!
Белл приподнимает заплаканное лицо и смотрит вопросительно: можно? Новоявленная невеста улыбается, открывая ряд широких крепких зубов. Белатриса подтягивается на локтях и целует ее – сначала нос, смешливые морщинки, веснушки, которые на самом-то деле конопушки, но слово это не подходит ее солнечной Молли… Потом – щеки с замечательными ямочками. У Нарси – такие же, значит она счастливица. Белл почему-то уверена, что ямочки эти бывают только у действительно удачливых людей. Им с Андромедой не так повезло… Наконец, Прюэтт устает от ее тырканий – она ведь ужасно боится щекотки! – и втягивает Беллу в поцелуй. Признаться, Белатрисе совершенно не с кем сравнить. Признаться, она и не хотела бы – сравнивать. Она просто вжимается в тело подруги, отчаянно и жадно, как и всегда, когда та позволяет. А еще – ловит на ее губах легкий привкус облепихи. У Прюэтт опять вскочила простуда...
И Белл даже рада, что маггловские помады от нее не спасают.
