- Алло, Гермиона? Да, это Гарри. Ты не помнишь, сколько дают за убийство?.. Та-ак... А двоих?
А в состоянии аффекта? Ага, спасибо! Нет, просто интересуюсь.
Положив трубку, Гарри повернулся к детям:
- Та-ак! Внимание! Джейми, не надо ощипывать мамину сову. Если мы сумеем вытащить Ала из котла, отмыть и накормить кашей — пойдем на прогулку.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Миссис Роулинг, официально признаюсь Вам, что не собираюсь присваивать Ваших героев [желания оказаться в суде не возникало и не возникает и по сей день]
Несколько "незначительных" вплетений в канон с последующим разрушением этого самого канона.
Комментарии:
Для тех, кто не знает английский: название переводится как "Наша секретная комната".
Предупреждаю о педофилии, ибо:
1) Начало я пишу по канону, и фик, в основном, сосредоточен на школьных годах Северуса и Люциуса
2) По канону же Люциус старше Северуса на 6 лет
3) сами соедините эти два пункта, да еще плюс рейтинг, и догадайтесь, почему я об этом предупреждаю.
Также я не застрахован от OOC'а, который под конец будет уж слишком заметен. Об AU указано.
Когда я впервые увидел Северуса Снейпа, я подумал, что количество нормальных парней на Слизерине скоро можно будет пересчитать по пальцам. Северус Снейп был каким-то нескладным, неправильным и совершенно «отталкивающим». Даже сама внешность его словно бы говорила: «Не приближайся ко мне». И я с удовольствием выполнил бы это невербальное предложение, только вот я был старостой, и, разумеется, как староста, должен был рассказать всем новеньким (в том числе и Снейпу) самые необходимые и важные вещи. Например, еще раз объяснить про то, что, кроме смерти, в Запретном Лесу ничего не сыскать (там живут разные опасные твари, и этого объяснения первокурсникам обычно хватало), что «лестницы у нас особые, а картины могут двигаться». Также следовало упомянуть о привидениях. Особым пунктом из этого подраздела о населяющих Хогвартс идет Пивз – вредный полтергейст, которому все равно, с какого ты факультета, главная его задача – повеселить себя любимого. И сделать он это может разными способами: и швыряясь в тебя чернильницами, и издеваясь над заблудившимися новичками, и «сдавая» бродящих по Школе в часы сна студентов. И многие другие вещи вроде подозрительных дверей, которые могут завести тебя вовсе не в кабинет Трансфигурации или Чар, а куда-то подальше и пострашнее, а также исчезающих вещей (обычно это результат чьих-то стараний, но дела это отнюдь не меняет). Поэтому следовало выполнить свои обязанности, которые появились в связи с назначением на чрезвычайно ответственную должность.
Однако этот Снейп оказался довольно странным парнем. На следующий же день после короткого «инструктажа» он подошел ко мне и не особо-то вежливо, но и не слишком грубо поинтересовался:
-Мистер Малфой, не могли бы Вы перечислить мне «опасных существ», которые находятся в Запретном Лесу? Я хотел бы побольше узнать о них. А также у меня возник вопрос насчет лестниц. Скажите, можно ли предугадать, на какой этаж какая лестница отправится, или это непредсказуемо?
Я учился в Хогвартсе пять лет, с того сентября начинался шестой год, но, ей-Мерлин, я ни разу не встречал мальчишки, который бы: 1) называл своих сокурсников по фамилии, добавляя слово «мистер» 2) так подробно желал выяснить устройство лестниц и узнать об ужасных созданиях, проживающих в одном из самых темных и не пышущих своей красотой лесов. Это немало озадачивало, удивляло, сбивало с толку и одновременно с этим завораживало.
Как выяснилось позже, обращение с употреблением «мистера» было его отличительной чертой. И Мерлин знает, что это было: то ли сохранение дистанции, которую он упорно держал, предпочитая оставаться наедине с самим собой и никого к себе не подпуская, то ли подчеркнутая вежливость, то ли глупое подражание профессорам, поскольку именно они обращались так к своим ученикам. Кажется, однажды Снейп едва не получил за своих «мистеров» и «мисс» (да-да, юные особы на нашем факультете также присутствовали, и к ним он, как ни странно, тоже порою обращался). МакНейр был человеком вспыльчивым и прямолинейным, что идеально противоречило стереотипу характера слизеринцев. Он не понимал намеков, но интуитивно угадывал насмешку в словах первокурсника, и это ему ой как не нравилось.
Но Северус приятно удивил меня. Вместо того, чтобы вступать в драку, он (пожалуй, слишком резво для нескладного ребенка) вскочил с пола, на котором сидел, около камина (он читал какую-то книжку), позволяя Уолдену схватить воздух в том месте, где он находился секунду назад, и с едва скрываемым презрением пронаблюдал, как тот поздоровался с ковром.
-Вы знаете, мистер МакНейр, не все Ваши проблемы могут быть решены с помощью физической силы. В конце концов, Вам не хватает скорости, - спокойно заметил Снейп и в тот же миг упал на пол, потому что Уол дернул его за ногу. Этот прием, вероятно, несколько обескуражил мальчишку, вывел из строя. Шестикурисник шумно выдохнул, приподнял своего юного оппонента и ударил его кулаком в челюсть. Раздался неприятный хруст.
Спросите, почему я не вмешивался в это? Мне было интересно посмотреть, чем все это закончится. Как староста, я, естественно, должен был остановить все это безобразие, но во мне взыграл эстет: это, конечно, не самое изысканное зрелище, которое мне приходилось видеть, но это куда интереснее, чем возможный вариант вроде "пойти заняться уроками".
Северус не был тем, кто остался в проигрыше. Раздалось тихое, но вполне четкое «Круцио», и вот МакНейр уже корчился в муках боли. Первокурсник поднялся. Он держал себя достойно. Отряхнулся и посмотрел на жертву заклинания. Его черные глаза были пусты. Он не испытывал жажды причинить боли, он не получал от этого удовольствия. Он не испытывал удовлетворения от своей победы. Его рука не дрожала, следовательно, он не считал свой поступок чем-либо неправильным. В этом проявлялся его чисто слизеринский ход мыслей. Выигрывает тот, кто выигрывает, а как он выигрывает – это уже, простите, вопрос десятый.
-Ну, все, хватит, - я встаю с кресла и подхожу к Снейпу. Он напрягается, но не слушается. – Поиграли, и хватит.
Уолден, наконец, получает возможность со стоном выдохнуть воздух, а не кричать едва ли не на всю гостиную, а мальчишка невозмутимо берет книгу и снова усаживается на свое место, продолжая читать. Я был впечатлен: такое самообладание! И… такое заклинание… Откуда он знает? Это же только первый курс, они вряд ли приступили к изучению безобидного «Акцио», а тут… Это надо было выяснить. Причем в ближайшее время.
И в своем стремлении узнать о нем я зашел слишком далеко. Вскоре я выяснил все, что только можно было выяснить. Конечно, это отнимало время, но у меня его было достаточно. Я спрашивал о нем всех первокурсников. Отзывы, надо сказать, были не самые приятные. Его считали странным, непонятным. Он был закрыт от окружающих и общался только… вот такого я точно от него не ожидал… с гриффиндоркой Лили Эванс. Она тоже была на первом курсе, но о ней знала уже половина замка потому, что она была полной противоположностью Снейпа. Добрая, отзывчивая девчушка с обостренным чувством справедливости, по мнению других, зазнается и слишком много времени проводит в библиотеке.
Осведомлен я был и об еще одной его связи с факультетом Гриффиндор. Только это была вовсе не дружба. Двое мальчишек – Сириус Блэк и Джеймс Поттер – постоянно задирали его, причем, как он признался мне позже, безо всякой на то причины. Впрочем, чего еще можно было ожидать от гриффиндорцев. Их логика была непонятна мне так же, как и им – моя.
Но больше всего впечатляли рассказы о его познаниях в области зелий. Порою мальчишка мог рассказать о том или ином зелье больше, чем сам профессор, а уж свойства каждого ингредиента помнил наизусть, словно маггл, который служит священником в церкви – Библию. Он знал о таких ядах, которые не изучали даже мы, шестикурсники, он знал, как их нейтрализовать, он мог определить их по запаху и без труда отвечал на вопрос о том, какое противоядие потребуется для того или иного случая. Я был уверен, разбуди его ранним утром или посреди ночи, он без труда перечислит те яды, которые действуют моментально, и те, которые отравляют организм жертвы постепенно, в течение нескольких дней, а может, даже месяцев. Когда я спросил юного слизеринца об Амортенции, которую мы вскоре должны были проходить по учебнику, он спокойно рассказал все, что было написано в учебнике, только другими словами, более развернуто и подробно, а потом добавил несколько интересных подробностей, о которых автор нашего пособия корректно умолчал. Неоценимую помощь он оказал и при моей заминке с Зельем Везения (удача в чистом виде), более известным под названием «Феликс Фелицис». Не прошло и месяца, как я неосознанно стал жалеть, что он не на одном со мной курсе. Я мог бы использовать его, как своего персонального помощника. Например, он делал бы за меня домашнюю работу, потому что свою, как я мог судить, он делал даже в перемены.
Единственное, чего я о нем не знал – это его семья. Насколько я мог судить, в Слизерин попадают только чистокровные маги. Я не знал, с чего начать, как подступиться к Северусу, чтобы он без уверток ответил на мой вопрос. Поэтому я просто решил втереться к нему в доверие. Я и так уже многое о нем знал, видел, как он может повести себя в той или иной ситуации, и поэтому верил, что не допущу ошибки. Я хотел привязать его к себе. Он был очень умен и полезен, я должен был поощрять его, если хотел добиться доброжелательного к себе отношения.
Как-то я отразил атаку, призванную ранить Северуса. Естественно, Блэк и Поттер. Похоже, если директор и видел это, то явно смотрел сквозь пальцы. Мерлиновы яйца, почему?!
Все, чего я дождался от него после такого «героического» поступка, это холодное:
-Благодарю, мистер Малфой, но я мог справиться и сам. Чары Защиты, известные как «Протего», не являются для меня принципиально новым знанием.
Тем не менее, он стал менее груб.
Я нашел информацию и рассказал ему о тех существах, что живут в Запретном Лесу: «Ты ведь спрашивал меня об этом». Он вежливо поблагодарил меня, но затем язвительно заметил, что сам уже все узнал, и мне следовало действовать быстрее. Однако, когда речь зашла о кентаврах, он решительно возразил, что они вовсе не опасны, если найти с ними общий язык и знать хотя бы элементарный курс Астрономии, например, о количестве известных созвездий, об их возникновении, их предположительной истории.
После этого разговора мы стали чуть ближе друг другу. Снейп продолжал вести себя так, будто он учитель, и тон его был соответствующий. Когда я говорил, что чего-то не помню или не знаю, он менторским тоном рассказывал мне, заполняя мои пробелы в знаниях.
Однажды я предложил ему звать меня Люциусом, это «мистер Малфой» меня иногда просто выводило из себя. Он согласился, но долго переучивался, а потом стал называть меня так только в шутку или чтобы позлить меня. Чисто ради издевки. Что-то вроде «Мистер Малфой, Вы неисправимы» или «Мистер Малфой, Вы никогда не измените своим привычкам».
Близились зимние каникулы, и я попросил отца разрешить своему другу приехать к нам в Поместье на каникулы. Вопрос был в другом:
-Северус, а что насчет твоих родителей?
-О, поверь мне, они не будут против, - проговорил он, и по губам его скользнула чуть грустная улыбка. В тот вечер, после обсуждения этой идеи, он выглядел каким-то отрешенно-задумчивым.
Чистый, белый снег путался в его черных волосах, а я едва заметно улыбался и думал, какой он милый, когда ворчит, стряхивая замерзшие капельки воды на укрытую заботливо предоставленным зимой одеялом землю. Снег хрустел под нашими ногами, когда мы подходили к моему дому. Снейп открыл рот от удивления, а я не без гордости заметил:
-Это родовое поместье Малфоев.
Кажется, я расслышал что-то, похожее на «видел бы ты, где я живу, в обморок бы упал», но я не мог быть уверен, а переспрашивать не стал, потому что нам уже открыл дверь домовой эльф. Прислуга забрала наши пальто, нас встретил мой отец.
-Полагаю, это и есть твой друг? Добро пожаловать, Северус, - он слегка кивнул в знак приветствия и посмотрел на меня. – Покажи нашему гостю зал Малфоев.
-Хорошо, отец, - ответил я, взял друга за худую, прохладную ладошку и потянул за собой: - Пойдем, Северус.
Я, как и положено Малфою, рассказывал ему о своих предках, о том, как наше положение в обществе постепенно росло, как оно «набирало» вес, упомянул наш девиз: «Чистота крови навек».
Первокурсник удивленно посмотрел на меня и спросил:
-Почему же тогда ты привел меня в свой дом? Почему общаешься со мной?
Я выгнул брови:
-Ты – полукровка?
Он кивнул.
-Знаешь, я думаю, ты будешь очень приятным исключением из моего правила общения только с чистокровными.
Мальчишка в изумлении уставился на меня, а портрет моего прапрадедушки, у которого мы стояли, возмущенно заметил, что настоящий Малфой так бы не сказал.
-Возможно, - не стал спорить с ним я и вместе с Северусом ушел в свою комнату. Я хотел открыть ему один маленький секрет. Два года назад, коротая от скуки вечера в нашей фамильной библиотеке, я наткнулся на одно заклинание. Оно позволяло создать помещение в помещении. Проще говоря, тайник. Или просто место, где ты можешь побыть один. Конечно, понадобилось уточнить некоторые нюансы. Например, насчет того, где расположить это помещение, как его расположить, чтобы его никто не обнаружил, как его обустроить, но это того стоило. Эта комната была для меня словно бы другим миром. Где на мне не было обязанностей, где я не должен носить маски, где не должен быть первым, успевать все и везде, лебезить перед важными людьми на приемах. Все это остается где-то там, далеко. Эта комната была моим спасением, ее четыре стены ограждали меня от проблем «того» мира.
Почти все каникулы я и Северус провели там. Эта комната стала нашей. Нашей секретной комнатой. О ней знали только я и он. Из этой комнаты было слышно, как домовой эльф зовет меня к ужину (в комнате мы обычно оставались по вечерам), поэтому проблем с нашим исчезновением не возникало.
Кстати, о библиотеке: Северус был поражен количеством книг, которые там скопились. И большая их часть была по Темной магии. Темномагические ритуалы, запрещенные заклинания и, естественно, яды. Меня все это не интересовало, хотя и было прочитано, еще когда я был на втором курсе Хогвартса. Там были весьма интересные статьи о воздействии на человека, о манипулировании, заклинания, такие, как «Империо», которые могли пригодиться в будущем. Но это для меня, у Северуса же были свои интересы, и после обеда в Поместье, он оставлял меня на собственный произвол, а сам уходил в библиотеку штудировать имеющуюся у нас литературу по самым разным темам.
Каникулы прошли чертовски быстро, и я впервые был расстроен, что так получилось. Раньше мне не с кем было проводить время, но теперь я хотел, чтобы последний день каникул никогда не кончался. Хотя у меня навеки останутся счастливые воспоминания об этом Рождестве. Это Рождество я провел не только с отцом и матерью, но и с Северусом. Удивление, плескавшееся в его черных глазах, и улыбка, появившаяся на его губах, когда он получил подарок, стоили многого. Ему было уже двенадцать лет (в те каникулы я еще не знал, когда у него День Рожденья), а он так радовался каким-то книжкам. Я мог бы подарить ему что угодно, что только он ни попроси (в пределах разумного, разумеется), а он радовался такому… Я подумал, что в его семье, наверное, вообще не принято дарить подарки, и разозлился. Улыбка так шла Северусу, болезненно бледноватому, нескладному мальчишке, что я пообещал себе как можно чаще вызывать улыбку на его лице. Он обнял меня крепко-крепко своими худыми ручонками и тихо проговорил:
-Спасибо.
И в этом коротком слове не было дани вежливости, в них была искренность. Он благодарил меня от чистого сердца, а не потому, что того требовали правила приличия или его врожденная учтивость, или что-то еще.
Я обнял его в ответ, улыбнулся и проговорил:
-Пожалуйста.
Казалось бы, простые слова, самые обыденные, которые можно услышать по тридцать раз на дню, но то, сколько в них было вложено, делало их невероятно ценными, выделяло их на фоне других слов.
Следующая половина учебного года прошла невероятно быстро: за навалившимися уроками у нас просто не оставалось времени, мы были вместе, вместе делали домашнюю работу, но почти не разговаривали, а если и говорили, то совсем не о том, о чем хотелось бы.
Летом мы бы точно не смогли даже встречаться: моим воспитанием собирался плотно заняться отец, к тому же, ежегодно устраиваемые балы и приемы не позволили бы мне уделить хотя бы толику внимания Северусу, если бы он приехал к нам опять. Так что пришлось расстаться. Он не показал того, что расстроен, но я был уверен, что радостных эмоций по этому поводу он точно не испытывает. Он обещал мне писать, и он, действительно, писал. Только вот я не находил времени на ответы. Даже самые короткие письма вроде «Здравствуй, со мной все еще хорошо, но все постепенно начинает надоедать» не были мною написаны, чтобы впоследствии быть отправленными ему.
Его второй курс был моим седьмым, а это значило, что у нас всего один год. После этого… ни один из нас не знал, как дальше сложатся наши судьбы. Поэтому мы наслаждались тем временем, что было в нашем распоряжении.
Он считал меня своим наставником, а я начинал видеть в нем не только своего ученика, но и… но и… я даже не знаю, как это объяснить. Потенциального любовника. Да, пожалуй, это лучшее определение. Естественно, седьмой курс, через год я уже буду считаться полноценным волшебником, окончившим магическую школу, о какой девственности может идти речь, если перед Вами я, наследник семьи Малфоев, обладающий врожденными обаянием и красотой. Но Северус… Северус же был только мальчишкой, двенадцать с половиной лет отроду, как я мог даже думать об этом?! Но детская угловатость за прошедшее лето чуть сгладилась, и, пусть он был худощав и болезненно бледен, в нем было что-то, что заставляло хотеть его. В самом низменном, пошлом смысле того слова.
Одновременно вместе с этим, очень некстати, на меня свалилось одно очень важное решение. Я состоял в «организации», которая называлась «Пожиратели смерти». Предводителем ее являлся Лорд, который звал всех за собой. Для каждого у него была своя «наживка»: кто-то жаждал славы и признания, кто-то – могущества, кто-то еще чего-то, что, несомненно, было ему или ей (впрочем, из представительниц женского пола у нас наблюдалась только Беллатрикс, кузина безумца, который на пару с Поттером доставал моего юного друга) обещано. И мне предстояло решить, стоило ли тянуть туда Северуса. Что сказать, чтобы он туда пошел? Чем заманить? Я лично пошел туда потому, что моя жизнь казалась мне слишком скучной, простой, серые будни превращали в серость и выходные, жизнь проходила так, словно эта была не жизнь вовсе, а какое-то глупое, занудное и совершенно неинтересное кино. Я этого не хотел. Зато я знал, чего хотел тогда: чтобы Северус был рядом со мной. Чтобы еще попривык ко мне. И дело было даже не в том, чтобы привязать. От этой идеи я уже отказался. Просто я, на самом деле, дорожил теми отношениями, что у нас были.
Я снова пригласил его на Рождество к нам. И он охотно согласился. Мы снова просиживали вечера в нашей секретной комнате. Он тоже сбрасывал там свою маску. Он улыбался. А его улыбка была для меня дороже всего на свете. Всего состояния нашей семьи не хватило бы, чтобы ее купить. Неземное легкое чувство, которое посещало меня, когда Северус был рядом, нельзя было купить ни за какие вещи. Я, как и отец, придерживался материальных взглядов, «проповедовавших», что все можно купить. Абсолютно все. Но Северус менял меня. Он ломал все стереотипы, о которых мне говорили, он разбивал все мои шаткие теории, они рассыпались, словно карточный домик, и разлетались по ветру. Северус, сам того не понимая, стал для меня тем, кем я дорожил больше всего.
В ту ночь, с третьего на четвертое января, я овладел им. В нашей секретной комнате. Он волновался, но я шепотом просил его успокоиться, говорил, что не причиню ему вреда. В ту ночь я старался быть нежным. Я старался сдержать желание, охватившее меня. Я учащенно дышал уже в тот момент, когда только коснулся своей ладонью его щеки. Его бледная кожа была очень мягкой и нежной, я хотел касаться ее снова и снова, мои руки скользили по ней, вызывая у Северуса дрожь. Все мысли о том, что я, как ни крути, выхожу педофилом, в тот момент отошли на второй план и даже не пытались напомнить о себе.
В ту ночь для меня были важны даже не те действия, которые я выполнял, а реакции Северуса на них, его отклики, его стоны, крики, всхлипы, короткое, прерывистое дыхание. И те чувства, которые обуревали меня, заставляя испытывать что-то доселе мне неизвестное. Я хотел быть с ним. Я хотел быть в нем. И я готов был умереть от счастья, когда он обнял меня и прижался, простонав прямо в ухо мое имя:
-Люциус…
Я целовал его лицо и беспрестанно шептал его имя. У его имени словно был особый вкус, я чувствовал его на своем языке. Северус. Оно было сладкое, но не приторное, изумительное, совершенно особенное. Северус…
А потом мы лежали, обнявшись, и наслаждались приятной расслабленностью и не нуждающейся в словах тишиной.
Утром, четвертого числа, я предложил ему присоединиться к нам. К Пожирателям Смерти. Он согласился без раздумий, а потом, намного позже, признался мне, что в этом были свои плюсы. О минусах же он умолчал, хотя и минусы наверняка нашлись. Ни одна ситуация, в которую попадает человек, не может быть идеальна.
В тот же день… В тот же день, четвертого января, отец сообщил мне, что по окончании школы он вручит мне все дела Поместья, чтобы посмотреть, как я управляюсь с этим («естественно, на первых порах я буду тебе помогать»), а через год после этого, когда Нарцисса Блэк закончит обучение в Хогвартсе, мы свяжем себя узами брака. Отвратительнейшая, скажу Вам, новость. Но, похоже, у меня не было выбора.
Последние полгода рядом с Северусом отдавали у меня в сердце привкусом горечи. Всего полгода рядом… И потом... Ни я, ни он не знаем, когда мы сможем встретиться вновь. Лорд очень обрадовался, что в нашей «организации» появился зельевар, причем такой умный и талантливый («какой талант в столь юном возрасте!») Говорил, что он всегда рад новичкам (судя по дальнейшим событиям, он очень искусно врал на этот счет). Благодарил меня, что я привел Северуса в «нашу маленькую компанию». Я кланялся и говорил, что это не стоит его благодарности, я лишь предложил прийти туда, где всегда поймут. Конечно, это было враньем с моей стороны, ибо приведи я грязнокровку, то он наверняка без промедления убил бы его или ее. Однако в случае Северуса Темный Лорд отбросил прочь свои мысли по поводу чистоты крови, ведь мой юный друг был магглом только наполовину. Да и сам Лорд, как выяснилось намного-намного позже, был полукровкой.
Мой седьмой курс подошел к концу, и мы с Северусом распрощались. Он вновь пообещал мне писать. И, действительно, писал. Только вот я, погрязнув в делах Поместья, которые на меня свалились благодаря отцу, был не в состоянии ему написать.
Но какие письма писал он! Я уходил в нашу секретную комнату и зачитывал их самому себе вполголоса. Я прикрывал глаза и представлял, что он сидит напротив меня, что это он говорит мне все, что написано в письме.
«Иногда, поздней ночью, сижу на жестком стуле, в своей комнате для изготовления экспериментальных зелий, и пью чай. Если бы в подземельях были окна, я бы смотрел в ночное небо и думал бы о тебе. А так остается только закрыть глаза и вспоминать, вспоминать, вспоминать... Знаешь, заметил одну странную вещь: если люди расстаются, то они питаются воспоминаниями, тем, что прошло, а не тем, что может быть. Что же, выходит, если мы (не дай Мерлин, конечно!) больше никогда не встретимся, нам только и останется, что питаться картинами давно ушедших дней? Впрочем, это вопросы о будущем, я не хочу туда заглядывать. Будущее слишком туманно и неопределенно, а, ты знаешь, я неопределенности не люблю.» О да, он был человеком, который неопределенности не терпел. Все четко, аккуратно, выстроено по плану. Как задумано, так и сделано. И никак иначе.
«Если соберешься написать ответ, то... А что, собственно, "то"? Я даже не знаю, что будет лучше: если ты будешь писать сбивчиво, но чаще, или собранно, более организованно и понятно, но реже. Решай сам, но только не пропадай надолго, а то я помру со скуки. Кроме Зелий и тебя, у меня ничего родного нет. Но Зелья не смогут выслушать меня, не смогут посоветовать что-либо, не поймут моих слов между строчек, адресованных только тебе. Где бы ты ни был и что бы ни делал, береги себя.
Я бы написал тебе "с любовью", но мы оба знаем, что у слизеринцев нет понятия "любовь". Так что...» Так что мы оставим это «с любовью» между строк, хорошо, Северус?..
Мы встречались только на собраниях у Лорда. Я даже не сказал тебе, что у меня родился сын. Я назвал его Драко. Смышленый, но немного трусливый. Я уверен, он еще избавится от этого.
А ты, оказывается, преподаешь Зелья в школе. Впрочем, вполне понятный по выбору вариант. Ты всегда лучше всего разбирался в зельях. Зельеварение было твоим любимым предметом.
С каждым годом борьба между нами и Орденом Феникса обострялась, становилась все жестче. Я не знал, к чему это приведет, но верил, что мы победим.
Однако я ошибся.
Я с трудом сумел избежать гнева Лорда (с трудом, но все же смог, недаром он звал меня «своим скользким другом»), а вот ты… я до сих пор не могу понять, почему Лорд решил убить тебя. Что послужило тому причиной. И даже если когда-нибудь узнаю… Это уже ничего не изменит. Война закончилась, я остался жив, моя семья в безопасности, но… но мне не хватает тебя, Северус. Почему ты оставил меня? И почему я это позволил? Ведь ты считал меня своим покровителем, своим наставником.
…я сажусь на пол и опираюсь о стену нашей секретной комнаты. Она впитала твою энергию, твой тихий смех. Она помнит твою улыбку. Я закрываю глаза и представляю, что ты рядом со мной. Такой, каким ты был. И я такой, каким я был. Мы сидим друг напротив друга, книжка лежит в стороне, справа от тебя, ты смотришь на меня, слушаешь, проверяешь, как хорошо я запомнил материал о новом зелье, которое мы готовили как раз перед каникулами. Ты очень придирчив и поправляешь каждое мое слово, сказанное не по учебнику. Что-то я забыл во время рассказа, и ты дополняешь это, безжалостно прерывая меня, сбивая с мысли и ехидно протягивая: «Мистер Малфой, Вы не собранны».
Когда я однажды посещал школу, как член попечительского совета, я узнал о твоей новой привычке. В те дни, из-за положения в обществе, с сарказмом подчеркивая мою аристократичность, ты звал меня «лорд Малфой». С неизменным «Вы».
-Ну, здравствуйте, лорд Малфой, что-то давно не маячит Ваша фигура на горизонте…
И я смеюсь. Прямо как смеялся тогда, когда ты звал меня «мистер Малфой». Посмейся же вместе со мной, Северус, я хочу услышать твой смех. Такой редкий, но такой приятный.
И ты выполняешь мою просьбу, в моих ушах до сих пор звенит твой смех. Смех, который помним лишь я да наша секретная комната…
