Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Снова и снова, по сотому кругу — мы попали в дурную бесконечность, где нет спасенья и выхода тоже нет. Пытаюсь смеяться сквозь зубы, не замечая, как ёкает о ребра глупое сердце. Сердечная мышца сокращается, выталкивая кровь, наперегонки со временем, быстрее, чем сокращается между нами расстояние. Все расплывается от запотевших очков — нет, слез нет! — просто режет в глазах и кружит голову.
А все потому, что этот вечно сальноволосый ублюдок меня похвалил.
Или оскорбил?
Рванул ворот мантии, не хватает воздуха, как же у него в подземелье душно — нет окон и нет сквозняка, не сочится прохладой летний вечер, и никогда не видны звезды.
Он сказал ровно три слова:
— Сто баллов Гриффиндору.
Этот ублюдок, мать его, сказал: «Сто баллов Гриффиндору!».
А до этого он сказал:
— Хоть какая-то от вас польза, мистер Поттер.
Так… Чувствую, как вздуваются желваки, и нечаянно прикусываю себе язык. Солоноватый вкус крови отрезвляет.
Когда он подходит ко мне, я знаю что делать.
Лишь глупое сердце выдает меня.
— Прости! — Он хватает мою шею. И напрягается. — Опять?
— Сто баллов Слизерину! — кричу я, чувствуя, что сейчас сорвусь в истерику.
— Дыши, Поттер. Гарри, мать твою, дыши! — Меня лупят по щекам, а в ответ хочется только рассмеяться. По-вольдемортовски.
Мать ему мою. Вот прям сейчас. Сейчас, пройдет темнота и я оттолкну его, хлопну дверью, навсегда.
Пусть найдет дурачка, который от избытка любви будет отсасывать ему за «сто баллов Гриффиндору».
Но не могу оттолкнуть, потому что стучит в ушах и наваливается тяжелая истома.
Лечу вниз за золотым снитчем, под лучами полуденного солнца, хватаю пронырливый мячик, он в отместку привычно щекочет ладонь, а я выдыхаю, — да-да! — я наконец выдыхаю и аппарирую к Мерлину ——
но почему-то попадаю в «Ночной Рыцарь». Сегодня здесь вечеринка, и я вижу родных и близких.
— Гарри! — меня хлопают по плечам. — Как хорошо, что ты к нам заскочил.
Здесь все. Все. Все–все–все–все, кто не скажет «мистер Поттер», особенно в настолько деликатной ситуации.
И они мне рады, я не мешаю, и мне так приятно раствориться в толпе смеющихся знакомцев, ехать Беллатрикс знает куда! Просто ехать. И не думать, ни о чем не думать.
Легкость бытия, да здравствует легкость бытия, когда можно быть собой, когда не нужен вечный контроль и опасения, что все испортишь неуместным энтузиазмом ——
Щенячьим.
Победа в далеком прошлом, но от прошлого не сбежать, его не забыть, не выплеснуть в думосбор — оно всегда рядом, оно всегда мешает — мешает настоящему.
Оно мешает Снейпу излечиться от дурных привычек, от желания поддеть, продемонстрировать — «Поттер, вы болван».
К Дамблдору Снейпа, здесь все свои, и я отпускаю снитч, а друзья вскидывают руки, чтобы его поймать, а я запрокидываю голову —— и смеюсь.
Так, как давно не смеялся.
Никогда.
В моем смехе все проказы близнецов и их ужастики из магазина ультрафокусов. В моем смехе радость получения кубка школы, радость победы факультета.
В моем смехе рождественские гимны крестного и сверкающий патронус–олень. И живые счастливые лица, которые подхватывают —— нам весело —— нам очень весело, когда визжат тормоза и все падают друг на друга, все падают, и слышен только механический звук удара, и темнота накрывает ——
Открываю глаза.
Тошнит, кружится голова, зато пульс относительно в норме, словно я не катался на автобусе, а бежал сюда, в подземелья, из Лондона без передышки, хотя никуда я не бежал.
Я лежал тут, на полу, а Снейп протирал мне виски отвратительным зельем.
Нет ——
Здесь меня бил озноб, било странное выражение на лице такого родного человека, словно он не решил пока: задушить меня или испугаться. Здесь мне было плохо —— а там, в автобусе — хорошо.
Поэтому, недолго думая, я рванул назад…
В автобус.
В мир вечного лета и вечного полдня. Мир, где я вместе со всеми еду навстречу…
Приключению…
Приключению?
Гулом мотора раздается голос Почти Безголового Ника.
Сириус. Он должен быть со мной в Приключении, конечно, в этом автобусе едет Сириус, осталось только найти его, он здесь ——
в этот раз, не успеваю обернуться, как вновь визжат тормоза и кричат люди, а меня выбрасывает как рыбу на лед, на холодный пол подземелий.
— ГарриГарриГарри — как заведенный повторяет Снейп.
Он повторяет, и я вижу, как у него побелели губы —— а в глазах застыла мольба —— мольба, из-за которой невольно пропускаешь возможность, миг, вернуться, вернуться и найти ——
И быть счастливее.
Мольба ниточкой привязывает меня к этому человеку с побелевшими губами.
И я воскресаю, как феникс из пепла.
Воскрешение дается мне дорого.
Начиная с первого дня.
С первого дня проживания вместе мы поняли, что мне нельзя, ни в коем случае нельзя выходить из себя. Стихийная магия вместе с гневом пытается вырваться на волю, но я, я ее блокирую, и она тогда разносит меня изнутри.
«Поттер, — кричал Снейп тогда, — разнеси все к Волдеморту, давай, перебей мне все флаконы с зельями, мать твою Поттер», ——
А я изо всех сил сдерживал ее поток, чтобы ненароком не зашибить его, злился как сто тысяч кентавров, хотел его убить, взорвать вместе с кабинетом, и сдерживал, как последний Атлант ——
Сдерживает небосвод, чтобы тот не рухнул и не раздавил всех.
Никто, никто кроме него не может разозлить меня по-настоящему.
Вызвать раздражение, жалость — да, но не гнев.
Никто, кроме него.
Даже у Тома не получилось привести меня в исступление.
Зато у Снейпа всегда получается.
Сто баллов Слизерину.
— Гарри, — он приникает губами к моему лбу, и это прикосновение успокаивает меня.
— Я больше не буду, — одновременно повторяем мы.
Меня здорово мутит, и улыбаться нет сил. Хлопать дверью тоже. Да и смысл?
В чем этот гребаный смысл ухода, если я не раз уходил? Уходил навсегда, вон из своей и его жизни, просто уходил, просто уходил навсегда. И у меня получилось бы уйти и не вернуться ——
Если бы он не возвращал, не приходил за мной.
Приходил, чтобы скрутить, чтобы дать мне отшвырнуть его,
чтобы уцепиться за мою шею и рухнуть вместе ——
в сладкое перемирие.
Он рисковал.
Он рисковал нарваться вместо перемирия на ярость,
И когда это случалось,
я оказывался на полу ——
в его объятьях.
Каждый раз.
Каждый раз он нежно прикасался к моему лбу дрожащими губами, и мы выдыхали: «Я не буду больше».
И все начинали по новой.
Дурная бесконечность.
Пока он вспоминает прошлое, а я мечтаю о будущем, нам из нее не выйти.
