Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Ненавижу осень – она до боли похожа на ало-золотой флаг Гриффиндора.
Ненавижу зиму – колючий морозный воздух обжигает мое сердце так же, как равнодушный, непроницаемый лед твоего взгляда.
Ненавижу весну. В это время года все вокруг – слышишь, все – напоминает мне о тебе. Я возненавидел даже цвет родного факультета, потому что он отражает яркий эмеральдовый свет твоих глаз.
Лето ненавижу еще сильнее, чем весну, а июль – в особенности.
Ненавижу все, что связано с тобой, с самого первого дня, когда увидел тебя. Зачем ты только появился на свет?..
Все мы во что-то играем в этой жизни. Ты играл в благородство, я – в ненависть, только, в отличие от меня, ты оказался хорошим актером. Может, потому, что ты был живым, настоящим. У тебя не было ничего, но было все. Твоя жизнь напоминала сумасшедший, разноцветный калейдоскоп событий, чувств, эмоций... Тебя окружали друзья, которым ты был дорог. Они любили тебя. А я?.. Все, что было у меня – лишь яркая обертка, блестящий фантик. А что внутри? Одиночество. Только одиночество.
– Ненавижу! – зло шипел я, вспоминая, как ты отверг предложение моей дружбы.
Я завидовал тебе. О, Всезнающая Моргана, как же я тебе завидовал! С того самого момента, как я услышал твою историю от своего отца. Лучше бы ты умер еще тогда, на первом курсе, защищая Философский камень от этого придурка Квирелла! Ты всегда превосходил меня во всем, с каждым днем заставляя ненавидеть тебя еще сильнее.
Второй курс... Как бы мне хотелось оказаться настоящим Наследником Великого Салазара, лишь бы только стереть эту наивную ухмылку с твоего ангельского лица! Ты улыбался так искренне, так открыто и безоружно, что мгновенно пропадало всякое желание делать тебе гадости. Но я делал – единственно за тем, чтобы хоть как-то обратить на себя твое внимание. Ты ненавидел меня, но ведь ненависть – это лучше, чем ничего, правда? Тогда я впервые вгляделся в твои глаза и увидел в них призрак пережитого тобой ужаса... Изумрудно-зеленые. Цвет моего проклятия. Цвет Авады Кедавры. Мерлин, как ты умел жить с этим?.. И тогда, именно в тот момент, я впервые осознал, что боюсь за тебя.
– Ненавижу! – упрямо твердил я, чувствуя, как сердце сжимается от страха в тугой комок.
Четвертый курс. Ты – Победитель Турнира, Чемпион Хогвартса. Ты второй раз в жизни встретился с Ним лицом к лицу и снова сумел ускользнуть.
– Ненавижу!.. – рыдал я по ночам в подушку, глотая горячие соленые слезы.
Как же я боялся потерять тебя! И ненавидел только лишь за то, что ты рисковал собой, снова и снова спасая гребаный Магический мир, и ничего не знал о том, что кто-то ждет тебя холодными зимними ночами, вплетая твое имя в ледяной узор замерзшего стекла. Конечно, не знал... Ведь я не ждал тебя. Или пытался доказать это самому себе, снова и снова ища встречи с тобой.
День за днем...
Месяц за месяцем...
Год за годом...
– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ЧЕРТОВ ПОТТЕР!!! – в ярости кричал я, разрывая в клочья ни в чем неповинные шелковые подушки.
– Не-на-ви-жу... – обессилено опускался на усыпанный перьями каменный пол.
– Не люблю... неправда... – исступленно выдирал пушистый ворс ковра, до крови впиваясь ногтями в мягкую ладонь.
– Дышу... тобой... – беспомощно выдыхал каждый раз, краем глаза замечая в толпе взлохмаченную черную макушку.
Я всегда жил вопреки тебе, назло твоей чертовой гриффиндорской гордости. А ты ненавидел меня.
Ты – лед. Я видел колючие льдинки в твоих глазах, когда ты смотрел на меня. Ты – неистовый, яростный огонь. Невероятно сильно, с какой-то маниакальной детской одержимостью хотелось верить, что озорные искорки – горячие, почти обжигающие, словно изнутри подсвечивающие четкие совершенные грани драгоценных изумрудов – горели только для меня...
Как же я хочу, чтобы ты навсегда исчез из моей жизни, из моей памяти! Безумно хочу... И боюсь этого больше всего на свете...
* * *
...Я потерянно брожу по пустым коридорам полуразрушенного замка, вдыхая густой пыльный морок. Ноги скользят по измазанному алыми разводами полу. Война разделила волшебников на два лагеря – Светлый и Темный, – но мы с тобой и так никогда не были по одну сторону. Мы ничего не потеряли и не приобрели. Я – Луна, ты – Солнце. Мы слишком разные с тобой, Поттер.
Где ты?..
Битва остановилась. Я не знаю, почему это вдруг произошло, просто вокруг стало мертвенно тихо, как на кладбище. Все куда-то исчезли. Что это может означать? Понимание пришло мгновенно – одно из двух: либо Темный Лорд повержен, либо...
Зубами раздираю губу в кровь, сдерживая отчаянный вой, рвущийся из моей груди. Нет, не может быть! Я почти бегу, оскальзываясь на мокром мраморе, лихорадочно вглядываясь в пустые отрешенные лица. Ты не можешь быть среди них, слышишь, НЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ ТЫ!!! Добегаю до дубовых дверей, перепрыгивая через мертвые тела в вестибюле, и вылетаю на улицу, судорожно сжимая в руке палочку.
В лицо мне ударяет морозный декабрьский ветер. Скоро Рождество... Я торопливо иду, по щиколотку утопая в багряном снегу. Плотнее запахиваюсь в мантию, укрывая лицо от мелких колючих снежинок. Удивительно тихо... Я слышу только бешеный стук моего сердца, перекрывающий завывания ветра.
Ну, где же ты?!..
Я смотрю себе под ноги, и сердце, вдруг пропуская один удар, камнем падает вниз. Воздух кончается в легких, но я не хочу больше дышать. Я не вижу ничего вокруг, кроме блеска холодной безжизненной зелени – я никогда не видел твои глаза такими...
Ты всегда был похож на маленького ангела, ты знаешь об этом? И сейчас, в моих руках, ты такой легкий и удивительно беззащитный... Как я мог не замечать этого раньше?.. Я срываю с себя мантию и опускаюсь на колени, не обращая внимания на чудовищный холод. Я знаю, что тебе это больше не нужно, но все равно укутываю тебя и крепко прижимаю к своей груди, защищая от ледяных порывов ветра – мне удивительно тепло рядом с тобой... жаль, я не смог узнать этого раньше. Я никогда больше не отпущу тебя. Теперь ты мой, только мой, Гарри...
Почему у мертвых всегда такие беспомощные, удивленные лица? Изумленный изгиб бровей, широко распахнутые глаза, приоткрытые в полувскрике потрескавшиеся губы... Я не могу говорить о тебе в прошедшем времени, пока я дышу – я люблю тебя, зеленоглазое мое чудо. Люблю всегда. Мне не нужно солнце, если оно не отражается в твоих глазах. Прошу тебя, верь мне... Прости... Прости за все...
Впервые мы так близко. Я держу твое лицо в своих замерзших ладонях как хрупкий стеклянный шарик: одно неверное движение – и останется только горстка острых окровавленных осколков. Бережно обвожу изгибы твоих скул; я знаю их наизусть, до мельчайшей черточки – так гончар ласково гладит влажные стенки своего еще не рожденного творения; податливая мягкая глина повинуется его умелым, отточенным движениям, становясь воплощением мысли мастера. Но я достоин лишь восхищаться созданным шедевром – ты сам был художником своей души, Поттер: ты создал искусство в себе, в то время как я искал себя в искусстве. Два разных пути... Ты уверенно выбрал тернистую заросшую тропку, которая привела тебя к Свету, а моя вымощенная камнями дорога завела меня в трясину, из которой мне одному не выбраться. Да оно уже и не нужно... Зарываясь лицом в твои мокрые от снега волосы, впервые прикасаясь губами к твоим щекам, я не хочу думать о том, что ты этого не чувствуешь, что все закончилось, так и не начавшись. Я покрываю легкими поцелуями твое лицо, губы... Удивительные, чуть сладковатые... Они еще хранят твое тепло, и я соберу его все, выпью до последней капли, заберу с собой, навсегда запечатав в своем сердце. Слезы щиплют глаза и мгновенно замерзают на щеках, смешиваясь с потом и кровью – мне уже все равно.
Шептать твое имя в сумерках роз,
Шипы ободрать, пальцы ранив до крови,
И небо украсить мерцанием слез,
И вновь оказаться в цепях жгучей боли.
Осколки любви собирать торопливо,
И алым окрасить Рождественский снег...
Зеленый сольется с мерцанием неба,
И жизнь, словно нить, оборвется навек.
– Ты – моя жизнь, Поттер, – шепчу я, осторожно касаясь кончиками замерзших пальцев твоих приоткрытых обветренных губ. – Я ненавижу свою жизнь...
Эти слова срываются с языка прежде, чем я успеваю подумать. Вот и все. Все закончилось. Моя ладонь все еще сжимает палочку. Я все для себя решил. Ты ведь мечтал об этом, Поттер, я знаю. Хотя бы раз я хочу сделать что-то не вопреки тебе, а так, как ты хочешь, пусть даже ты никогда об этом не узнаешь... А если узнаешь, то, может, тогда сможешь простить меня...
* * *
Два последних слова зеленой вспышкой отразились в ледяной равнодушной глубине мертвых малахитовых глаз:
– Avada Kedavra!..
Холодно... И удивительно тихо...
