Дерётся Грри Поттер с Волдиком. Только мечом Гриффиндора ему голову отрубит, как у него новая вырастает. В конце коцов Волд говорит:
-Дурак ты, Поттер, вся жизнь моя в яйце.
Ну Гарри - хрясь ему туда, куда сказано. Волд, согнувшись и шипя от боли:
-Мля, да не здесь, а за тридевять земель...
Битвы давно окончились, и вряд ли кто-нибудь спустя еще пару десятков лет сможет понять, чем была эта война на самом деле. Тем более, если свидетели тех событий не могут переломить себя и сделать что-либо для того, чтобы от минувшего осталось нечто большее, чем пара строк в учебниках истории и тире между двумя датами…
«Через память можно обрести вечность»
Древние римляне
«15 строчек… От большинства людей остается только тире между двумя датами!»
В.Тихонов «Доживем до понедельника»
Сюда она всегда приходила одна.
Никогда – вместе с друзьями, ставшими ближе семьи; никогда – с Роном и детьми; никогда – вместе со всеми в вечно дождливый майский день, годовщину победы. Их победы.
Невыносимо было видеть слезы миссис Уизли, видеть, как стискивают зубы пятеро братьев Уизли – и постарев, они не повзрослели, – рыжие головы по-прежнему неуместными яркими пятнами выделяются на фоне окружающего уныния и траура, голубые глаза, как у неизвестных зверушек – резвых, опасных… Когда все становится совсем как тогда, в тот, казалось бы, далекий, но кажущийся таким осязаемым день, когда все они стояли на этом же месте, не замечая льющегося дождя и вязкой грязи под ногами…
В руках, как всегда – охапка мелких темно-красных роз – Гермиона приносила сюда только такие. Больше тридцати штук, а как иначе? Если на хогсмидском кладбище, неподалеку от школы (Мерлин, сможет ли она еще раз оказаться в этих стенах, когда при мысли о Большом Зале в голове возникают вовсе не пиры и не Распределения, вовсе не то, чем по праву гордятся поколения школьников, - а те жуткие ряды погибших…) – именно там нашли упокоение почти все павшие в Последней, нечеловеческой битве…
Эти действия были доведены до автоматизма за столько лет – и каждый раз скребли наждаком по сердцу. Восемь роз на плоскую белую мраморную плиту, накрывавшую могилу Римуса и Тонкс, над которой уже столько лет раскидывалось дерево. После нескольких мгновенно вспыхнувших картинок из юности, у Гермионы в голове отчетливо прозвучали слова Гарри: «Вот и мне такую поставьте, когда я умру. Вертикальные плиты падают, а такие…». И никто из них тогда не смог одернуть его, обратить все в шутку. Быстро они разучились так шутить…
Четыре розы Фреду – четыре розы и волшебную палочку-надувалочку – как подтверждение того, что начатое им дело не пропало, что магазин «Всевозможные волшебные вредилки», эта идея, в которую поначалу и не верил никто, кроме самих близнецов, процветает и приносит ощутимые плоды под внимательным руководством Джорджа, так и не оправившегося до конца после страшного удара, Ли Джордана и Анджелины…
Розы Колину Криви и Лаванде Браун, и еще нескольким ребятам, так несправедливо павшим в бою за родную школу, от которой не отступились. Ха! «Несправедливо павшим…» - разве можно в такой ситуации пасть справедливо? Тем более детям, что только начинали жить?
Или наоборот – молодым и счастливым родителям, едва давшим жизнь единственному сыну, но так и не услышавшим его первое слово, не увидевшим его первых шагов… «Он ими гордится, - с горечью и улыбкой одновременно подумала Гермиона. – И они наверняка гордились бы им…».
Последний жест этого тягостного ритуала – подойти к самой ограде. Там, поодаль от остальных, виднеется еще одна, последняя могила. Северус Снейп. Нелюбимый и не любивший при жизни, он остался таким и после смерти. Потому, наверное, и могила всегда казалась такой заброшенной…
Оставаясь наедине с собой, Гермиона никогда не могла согласиться с мнением, которое возникло в обществе вскоре после победы: Снейп – как минимум никем не понятый герой, совершивший несказанные подвиги…
Даже если учесть, что она видела, как и зачем он был убит.
Да, вполне возможно, что мрачный профессор действительно пронес через всю жизнь неугасающую любовь к Лили Эванс-Поттер, а также играл в опаснейшую игру на двух сторонах сразу. Да… Но разве можно так преданно любить женщину – и так беспощадно, в течении стольких лет третировать ее ребенка? Пусть даже это ребенок от вечного врага, пусть даже в играх с куда большими ставками, чем пара десятков школьных очков, он Гарри всегда защищал. Суть-то все равно мерзкая получается…
- Ладно, о чем это я здесь думаю? – вслух произнесла Гермиона, поднявшись с низкого заборчика и затушив медленно тлеющую сигарету. После окончания войны она и сама не сумела уловить момент, когда начала курить – наверное, когда и ее, подобно Гарри, настигли ночные кошмары… - Бог вам судья, профессор. И спасибо… за все… А что до тех мелких склок, так за них я, наверное, уже давно вас простила…
Она положила к основанию небольшого памятника очередные четыре розы и пошла, не оборачиваясь, к выходу с этого участка кладбища – ей еще Дамблдора навестить нужно… Только на секунду замерла, бездумно глядя на виднеющиеся вдалеке башни Хогвартса.
Снедаемые воспоминаниями о той нечеловеческой ночи ни она, ни Гарри с Роном никогда, наверное, не смогут переступить этого порога. Да и прочие участники тех событий – тоже…
А после них никого не останется. Не будет больше этого странного, избитого, повзрослевшего раньше времени поколения. О Первой и Второй войнах расскажет профессор Бинс – примерно так же, как рассказывал им самим о восстаниях гоблинов – бесстрастный очевидец всех событий…
Об Ордене Феникса и Отряде Дамблдора напишут пару строк в учебнике истории магии – последние оплоты волшебников, бросившие вызов Темному Лорду…
Гарри Поттер станет полумифической фигурой наравне с Альбусом Дамблдором… Всех тех, кого они так любили и кого потеряли, охарактеризуют сухой цифрой погибших за три года борьбы…
Ни их дети, ни внуки уже не поймут, что все это было на самом деле, просто не смогут понять. Они выросли уже в другом мире. Нужно было разделить эту судьбу.
Казалось бы, в такой ситуации нужно чаще говорить с детьми, которые смотрят уже другими глазами. Стоило бы поднимать эти темы с друзьями, с теми, кто пережил то же, что и она, и знает, как это было больно, и, однако же, - что это стало неотъемлемой частью тебя самого! … Вспоминать… Иногда усмехаться ностальгически: «Как же все тогда было… А поглядите на нас теперь!».
Может быть…
Но сюда она всегда приходила одна.