Бал в Министерстве Магии. Распахивается дверь, входит Люциус Малфой. Машет рукой:
- Заноси!
Дюжина домовых эльфов тащат большой унитаз, устанавливают на обеденном столе. Гости смотрят на это, ничего не понимая.
Малфой подходит к Фаджу:
- Министр, вы же говорили, что нам нужен хороший толчок...
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Закончив завтрак, я привычно подошел к стоящей на подоконнике пятилитровой банке и стал заталкивать в нее косточки от лимона. С каждым днем сделать это становилось все труднее – банка была полной. Ну, почти полной, - говорил я себе.
Я всунул кулак в узкое горлышко и изо всех сил надавил. Косточки осели не больше чем на пару миллиметров.
- Тут есть еще место, - я повернулся к Северусу, в тысячный раз стараясь разгадать значение его взгляда.
Он отложил «Ежедневный Пророк» в сторону и внимательнее посмотрел на меня.
- Место, Гарри? Даже если принять во внимание все твое гриффиндорское упорство, боюсь, в эту банку влезет не больше косточек, чем ты сможешь затолкать туда за неделю. Считаешь, что неделя нас спасет?
- Спасет. Даже неделя – это много.
Пусть только неделя. Хотя бы неделя. Это значит, что у меня есть еще как минимум семь шансов, чтобы убедить его в нелепости этой жестокой игры. Ну или придумать еще что-нибудь. Вроде того, что я сделал три месяца назад, когда догадался уменьшить косточки ровно настолько, чтобы было незаметно глазу, но позволило мне жить спокойно все это время.
- Мальчишка! – он резко встал, в два шага пересек кухню и схватил меня за плечи. – Зачем ты мучаешь меня и себя? Все равно наш союз конечен, как ты можешь этого не понимать? Тебе нужна семья. Нормальная семья, дети. Ты и так уже растерял все уважение общества из-за своего упрямства.
Я сбросил его руки.
- Да не нужно мне никакое уважение! И дети мне не нужны! Мне нужен ты, черт бы тебя побрал! Говоришь, что наш, как ты выразился, союз конечен? Вот тут я не спорю с тобой. Но я бы предпочел, чтобы его концом стала смерть одного из нас. И еще. Я предпочитаю называть это любовью. В отличие от тебя, Северус…
Я отвернулся. Не хотел, чтобы он прочитал на моем лице всю боль, что я чувствовал сейчас.
- Никогда больше не смей повышать на меня голос.
Я молчал. Просто стоял и смотрел, как за окном северный ветер безжалостно треплет верхушки деревьев, срывая с них последние листья, роняя их в лужи, смешивая с грязью. Осень. Я знал, что чаще всего люди расстаются осенью, и с ужасом ждал ее наступления, наблюдая, словно исследователь, как наполняется банка с лимонными косточками.
Я молчал. Он ответил на мое молчание звуком удаляющихся шагов и хлопком двери. Все. Ушел.
Я постоял еще немного у окна, затем спокойно подошел к раковине и вымыл посуду, аккуратно сложил отброшенный несколько минут назад и, кажется, хранящий еще тепло его рук, «Пророк», прошел в спальню и рухнул на кровать.
Больно. И некуда деть руки.
Не придумав ничего лучше, сложил их лодочкой и засунул под подушку. В голове мелькали цветные квадратики, детские воспоминания и эта предельно возмутительная фраза: «Наш союз конечен». Союз! Ведь он знает, что я люблю его – просто не может не знать.
Я добивался того, чтобы быть с ним рядом не один месяц. А он был против того, чтобы стать семьей. Я говорил, что люблю. Он презрительно фыркал и объяснял все гормонами. Я так никогда и не узнал, что он чувствует по отношению ко мне. Сам не знаю почему, но однажды утром он сказал «Пусть будет по-твоему». Я кинулся ему на шею, а он, бросив три лимонные косточки в большущую банку, стоящую на окне, ответил, что ни на секунду не сомневается, что между нами все кончится раньше, чем наполнится косточками эта банка.
Я рассмеялся тогда. Тупица! Банка казалась огромной, и косточки были ничтожно малы на ее дне. Я был уверен, что она не наполнится и за сто лет. Но хватило трех с половиной. Я думал, это шутка. Идиот! Разве Северус Снейп давал когда-нибудь повод сомневаться в своих словах?
Я даже перестал покупать лимоны, но разве это могло помочь? Он стал покупать их сам...
Я все-таки заплакал. Не так громко и отчаянно, как плачут дети, а беззвучно и безнадежно. Просто несколько слезинок, не удержавшись в уголках глаз, скатились на подушку. Что я могу еще сделать?
Я пролежал так, наверное, около получаса, прежде чем провалиться в беспокойный сон.
***
Уже начало темнеть, и не было смысла далее тянуть со сборами. Я поднялся с кровати, четко проговаривая про себя последовательность действий, которые необходимо выполнить. Взять себя в руки. Открыть чемодан. Открыть шкаф. Снять с плечиков свою одежду. Сложить ее в чемодан…
Где этот чертов свитер? А, на кухне, кажется.
Выйдя из спальни, я сразу почувствовал его. Аромат кофе с лимоном, наполнивший, казалось, каждый уголок старого дома. Я бегом бросился на кухню.
Он был там. Сидел на своем обычном месте и спокойно выдавливал лимон в кофе.
- Северус, - не знаю, чего было больше в моем голосе – радости или растерянности.
Он обернулся и протянул мне три лимонные косточки на ладони.
- Бросишь?
- Но… где ты был столько времени? – сбившееся дыхание никак не желало выравниваться.
Он усмехнулся и дернул подбородком в сторону окна.
- Не так легко оказалось найти тару такого объема.
На подоконнике, занимая добрую его половину, стояла новая банка. Раза в три больше прежней.
- А, ясно, - я кивнул и, проигнорировав протянутую руку с косточками, умчался в спальню разбирать чемодан. Пока Северус не увидел.
