"Конечно, я понимаю, что я уже давно не ученик со средними способностями, вечно плавящий и переворачивающий котлы на уроках зельеварения. Профессор травологии в Хогвартсе – это все-таки что-нибудь да значит. Наверное... Да и мои статьи по зельеварению он оценил. Правда, он тогда не знал, кто автор. Думаю, знай он мое имя, никогда бы не вступил со мной в переписку".
Комментарии:
Фик написан на битву "Канон vs AU" на "Астрономической башне".
Примечания автора:
1. Блажен, кто верует.
2. Перевод встречающихся в тексте латинских фраз:
Suppressio veri – сокрытие истины
Nomen nescio (N.N.) – некое лицо
Proprio motu – По собственному желанию
Ad vocem – К слову (заметить); кстати сказать
Ad notam – К сведению; на заметку
Bene sit tibi! – Желаю тебе удачи!
Meo voto – По моему мнению
Vestra salus – nostra salus – Ваше благо – наше благо
Beatus ille, qui procul negotiis – Блажен тот, кто вдали от дел
„At last the secret is out, as it always must come in the end,
The delicious story is ripe to tell to the intimate friend;
Over the tea-cups and in the square the tongue has its desire;
Still water runs deep, my dear, there's never smoke without fire.“
Wystan Hugh Auden
„Тайное стало явным, как это случалось всегда ,
Рассказ восхитительный вызрел, чтоб близкому другу: "О, да!–
В сквере за чашкою чая, ложечкой тонкой звеня –
В омуте черти, милый, и дыма нет без огня"“.
Уистен Хью Оден (перевод – А. Ситницкий)
Кафе – маггловское до мелочей. Даже кофе – и тот! – в пластиковых стаканчиках. Очень неустойчивых, кстати. Один я опрокинул через секунду после того, как официантка поставила его на стойку, второй выронил, так и не донеся до свободного столика. Третий пока стоит. Уже минут пять. Но я почти сразу отпил половину, чтобы уменьшить вероятность его падения.
Посуда, она по определению неустойчивая. Особенно, если в ней жидкость. Причем ее неустойчивость и хрупкость увеличиваются в геометрической прогрессии в зависимости от того, какая именно в ней жидкость. Причем неважно, из какого материала она сделана. В смысле, чем горячее, взрывоопаснее или просто чем более ядовита налитая в посуду жидкость, тем неустойчивее. Посуда, а не жидкость, в смысле. Проверено временем.
Ханна, правда, иногда шутит, что подобные свойства посуда приобретает только в моих руках, но это именно шутка. Если серьезно, то именно Ханна обратила мое внимание на странную закономерность: неустойчивость и хрупкость посуды в пределах моей досягаемости возрастает экспоненциально, если рядом со мной кто-то есть. Причем, вне зависимости от содержимого посуды. Насчет экспоненциальности, правда, уже Гермиона добавила, но идея все равно Ханны. И с ней я согласен гораздо больше, чем с экспоненциальностью. С идеей, в смысле, не с Ханной. Хотя с Ханной я тоже согласен, но сейчас не об этом речь.
Так вот, свойство это от количества людей, которые находятся рядом со мной, не зависит. Мне теперь даже странно, что я сам раньше не замечал этого. Я могу вполне нормально работать с хрупкими колбами в абсолютно пустой лаборатории, но если туда хоть кто-то зайдет... будет как сейчас с первыми двумя стаканчиками кофе. Ну и плюс все нехорошие последствия, если зелья в колбах были не совсем безопасны. Хотя пятна от кофе тоже не так легко выводятся. Но я достаточно ловко уворачиваюсь. Последние лет десять точно...
Ханна вообще много всего подмечает, причем по делу. А вот именно это она заметила потому, что когда я решаю что-нибудь приготовить сам и делаю это в пустой кухне, вся посуда остается целой, если же Ханна туда зайдет не вовремя – без Reparo не обойтись. Звучит ненаучно, но... Кстати, у тех же магглов есть даже законы, описывающие подобные явления. Тот же Мёрфи в этом направлении работал. Сквиб, не иначе – слишком тонких материй он касался, слишком близких к магии. Но не доработаны эти законы, обращены в шутку. Неправильно это... Но что поделать? Не заниматься же подобными исследованиями самому?! Не моя это область. Интуитивно-то я ее понимаю, а вот внятно сформулировать подобную теорию вряд ли смогу. Хотя с Гермионой поговорить стоило бы, если она увлечется этой темой, результат точно будет. Надо бы записать, иначе забуду в этой круговерти. У меня сейчас в голове такой сумбур, что я не уверен, что смогу хоть что-то внятно сформулировать вслух. А неуверенно мямлить всякую чушь уж очень не хочется.
День обещает быть солнечным, но не жарким. То что надо для экскурсий. Мы с Ханной договорились, что раз уж у меня сегодня важная встреча, она поедет на автобусную экскурсию в... Щелкаю пальцами, но название места так и не всплывает в памяти. Ну ничего, у меня все записано в наладоннике. Очень удобная маггловская вещица, гораздо удобнее того напоминатора, что мне давала в детстве бабушка. Если честно, я теперь вообще не понимаю, какой был смысл в напоминаторе? Ну если я уже что-то забыл, я вряд ли это вспомню просто от знания, что я что-то там забыл. Только злиться и нервничать буду. Изощренная пытка, а не напоминание, право слово. То ли дело наладонник – сразу ясно, что именно я забыл, да и детали можно записать. Я подобную вещицу впервые год назад у нашего нового преподавателя маггловедения увидел и сразу понял – мне такая вещь необходима. Насколько сильно она мне необходима, я понял только когда купил себе эту маггловскую версию напоминатора и начал ее осваивать. Пришлось, правда, заколдовать, чтобы в школе все нормально работало. Наладонник, в смысле, а не магия школьная. Магии он не помешает, а вот наоборот – вполне возможно. Но это детали. Кстати, когда я показал наладонник мистеру Уизли, он был в восторге. Ну да ладно, не буду отвлекаться...
Уфф, от нервов мысли совсем скачут. Вообще-то, я собирался приехать сюда на пару недель один, во время летних каникул, но Ханна тут же загорелась идеей путешествия в Америку вместе со мной – мол, "Дырявый котел" можно ненадолго оставить на кого-нибудь из помощников. Сказала, что хочет увидеть водопад, в честь которого я ее называю. Ну да, Ниагарский. Нет, я серьезно. И Ханне это прозвище нравится. Тоже. Я подобное выражение в одной пьесе Бернарда Шоу услышал и тут же понял – это про мою Ханну. Она тоже говорит практически все время, когда ее кто-то в состоянии слушать. Героиня пьесы – лишь бледное подобие моей Ханны. Увы, ни названия пьесы, ни имени героини я не помню. Не записал. Впрочем, неважно. Пересмотрите все пьесы Шоу – они того стоят – и поймете, о чем я.
Так о чем это я? Зря я все-таки не выпил перед выходом успокоительное зелье. Да, он почувствовал бы запах, ну и что? Ведь моя нервозность все равно будет бросаться в глаза. Конечно, я понимаю, что я уже давно не ученик со средними способностями, вечно плавящий и переворачивающий котлы на уроках зельеварения. Профессор травологии в Хогвартсе – это все-таки что-нибудь да значит. Наверное... Да и мои статьи по зельеварению он оценил. Правда, он тогда не знал, кто автор. Думаю, знай он мое имя, никогда бы не вступил со мной в переписку. А потом было поздно. По поводу моего участия в Армии Дамблдора он острил еще во время переписки. Особенно насчет того, как я убил Нагини... Впрочем, оно и понятно. Я бы, наверное, на его месте тоже об этом эпизоде шутил.
Впрочем, попробую все-таки по порядку. Может, заодно и успокоюсь. Тем более, до встречи еще полчаса. Ну да, я пришел немного раньше. На час. Все равно уже встал, чтобы Ханну на экскурсию проводить... Ну да, мне этой ночью не спалось. И нет, это совсем не смешно! Я и правда нервничаю по поводу этой встречи. Кажется, я даже на первом свидании с Ханной меньше нервничал. В день свадьбы, правда, явно больше. Н-да... Надо было все-таки выпить успокоительное зелье. Но сейчас уже поздно: до отеля минут двадцать ходу, не успею вернуться вовремя.
Так вот, травология, по сути своей, – именно та наука, которая служит основой зельям. Ну, по крайней мере, одной из основ. Ведь зачем нам знать свойства растений? Правильно: для того чтобы понимать, какие из них и почему опасны, как можно уменьшить последствия контакта с ядовитыми или просто опасными растениями, как можно использовать их свойства в тех или иных целях. И как ни крути, "как использовать" подразумевает в девяноста пяти процентах случаев именно "какое зелье и как именно приготовить". Я могу, например, подозревать, что растение А обладает полезным свойством Б, которое не описано в литературе. Но чтобы доказать это, мне нужно вещественное подтверждение моей гипотезы. То есть зелье. Можно, конечно, договориться с опытным зельеваром, чтобы тот сварил нужную мне субстанцию. Но редкий уважающий себя зельевар согласится делать опыты, в которых все заранее пошагово расписано. Да и запросит он за свои услуги немало. А зельевар неопытный, средний по способностям, может пропустить какую-то ключевую мелочь, и все мои анализы и выкладки по поводу свойств растения – мандрагоре под корень. Причем скажет классическое "хотели иначе – делали бы сами" и будет абсолютно прав. Если ты хочешь, чтобы все было сделано как следует, надо делать самому.
Намучившись так с несколькими заказами, вернее, с попытками заказать нужные мне опыты, я понял, что надо как-то пытаться научиться делать это самому. Или вообще отказаться от идеи анализа свойств магических растений. Отказываться от возникших идей не хотелось, и я договорился с профессором зельеварения, чтобы он предоставил мне учебную лабораторию на выходные, когда там никого нет. Позориться перед ним, а уж тем более перед учениками мне не хотелось. Первые результаты были не очень, зато обошлось без несчастных случаев. В следующие выходные мне удалось достичь приблизительно того же результата, что и тем зельеварам, чье выполнение заказа меня не удовлетворило.
А потом Ханне пришла в голову идея, что мне для подобной работы необходимо полное одиночество. Наверное, это глупо звучит, но именно тогда я поверил, что мне
действительно есть смысл продолжать эти опыты. Ну да, я уже взрослый мужчина, профессор и, простите за пафос, герой войны с Волдемортом, но когда речь заходила о зельеварении, я всегда начинал чувствовать себя неуклюжим ребенком, от которого одно беспокойство.
А через пару месяцев у меня уже были первые результаты, которые можно было бы опубликовать. Но меня пугала одна только мысль, что мне придется обращаться в научный журнал, читатели которого наверняка знают, какой "легендой зельеварения" я был в школе. Я понимал, что мне рано или поздно надо будет делать что-то подобное, но было как-то страшно.
Знаете, я иногда думаю, что без моего Ниагарского водопада у меня бы не получилось достигнуть и половины того, что есть сейчас. Нет, я серьезно. Ведь именно Ханне пришла тогда в голову мысль, что первые публикации можно делать анонимно.
Сначала мне это показалось абсурдным – ну разве бывают анонимные публикации? Ведь на любой конференции, будь она в области зельеварения, травологии или любой другой фундаментальной науки, обязательным условием публикации является присутствие на конференции хотя бы одного из авторов статьи. Личное. И выступление. Анонимно нечто подобное сделать нереально. Только если договориться с кем-то, чтобы выступили вместо меня. Но это как-то уж совсем по-детски. А если потом узнают о подобной выходке? Насмешек не оберешься...
Попробовать послать статью в журнал? Но там публикуют только очень серьезные статьи известных авторов – кому попало платить гонорар редакция не будет, да и конкурс там наверняка такой, что даже пытаться бесполезно...
А потом я вспомнил про Рождественские Выпуски "Аlchimia Hodie". Этот журнал был не такой именитый, как тот же "Вестник зельеварения", но он считался неплохим изданием. Немного вычурным и несерьезным по оформлению и подходу к форме публикаций, излишнему стремлению впихнуть латинские выражения везде, где только можно, но сами статьи там были обычно на высоте. "Аlchimia Hodie" выпускался каждый месяц, но двенадцатый, предрождественский выпуск был особым. Гонорар за статьи в нем перечислялся не авторам, а на нужды больницы Святого Мунго. И авторам теоретически разрешалось печататься анонимно – подобные статьи редактор неизменно подписывал как Nomen nescio, N.N. "Некое лицо" по-латыни. Выпендреж, да и только. Вполне в духе журнала, желающего именоваться именно "Аlchimia Hodie", а не по-человечески – переводным вариантом "Алхимия сегодня". Впрочем, это стремление редакторов журнала играть именно по таким правилам мне очень на руку.
Так называемым "правом анонимной публикации" пользовались далеко не все. Но все-таки пользовались! Редакторы журнала обязывались сохранять инкогнито автора до тех пор, пока он это считает нужным. Да, конечно, совсем безымянных свитков они не принимали – свиток должен был быть подписан хотя бы псевдонимом, но это уже были мелочи. Я подозревал, что к подобной игре в анонимность большинство относится как к детским шалостям, недостойным взрослых людей, но... я считал иначе. В конце концов, не пользуйся мы в Армии Дамблдора заколдованными галлеонами, оборотным зельем и зашифрованными сообщениями, мы бы мало что смогли сделать.
Последний срок отсылки сов в "Аlchimia Hodie" для публикации именно в Рождественском Выпуске был пятнадцатого августа. До этого дня оставалось почти четыре месяца. Из них полтора – каникулы. И я решил попытаться рискнуть. Опыты мои были уже почти закончены, самое сложное было уместить все полученные результаты на отведенном для публикации количестве листов. У меня с этим вообще всегда была проблема, но когда я публиковал статьи по травологии, всегда можно было написать большой технический отчет, опубликовав его как безрецензионный манускрипт профессора Хогвартса, а потом уже ссылаться на него. Но я все-таки справился.
Сову со своей статьей я послал уже в первых числах августа – чтобы было время подготовиться к лекциям в новом семестре. Тем более, с этого года прежний профессор травологии, нежно уважаемая мною Помона Спраут, окончательно уходила на пенсию, передавая мне и лекции у старшего курса – до этого я вел травологию только у перво-, второ-, третье-, четверто-, пяти– и шестикурсников. В смысле, у всех, кроме седьмого курса. Помона решила передавать мне классы постепенно, по одному-два в год. И вот теперь мне предстояло читать весь курс травологии сразу. Немного страшно. Как-то сразу. Вдруг я – и один, без старшего профессора. Но Ханна говорит, что я непременно справлюсь. А ей я верю. Тем более, директор тоже сказал, что я зря нервничаю по этому поводу. Ему я тоже верю.
Хотя при Дамблдоре подобных поблажек бы не было. Мне бы дали вести предмет сразу у всех курсов, и крутись как хочешь. С места в карьер... Вот это я бы точно не потянул. С другой стороны, остальные профессора в свое время с подобным началом как-то справлялись. И ничего. А стало быть, я просто обязан справиться. Иначе и быть не может.
Я долго думал над сопроводительным письмом. Право слово, я на него времени потратил больше, чем на резюме по статье... Дня четыре мучил ни в чем неповинный пергамент, но в результате вышло все равно нечто безликое. С другой стороны, может, оно и к лучшему...
Тициану Тренто
Гл. редактору журнала "Аlchimia Hodie"
Лондон
(Примечание: Статья для Рождественского Выпуска, анонимная публикация)
7 августа 2005 г.
Многоуважаемый мистер Тренто,
я давно и с удовольствием читаю статьи в Вашем журнале "Аlchimia Hodie", и мне очень нравится Ваша идея Рождественских Выпусков, доходы от которых перечисляются в пользу больницы Святого Мунго.
Мне кажется, моя статья "Дополнения и уточнения общеизвестных свойств лирного корня, горчавки перекрестнолистной и мандрагоры обыкновенной. Сводный анализ взаимодействия в сложносоставных зельях" вполне соответствует профилю журнала.
Мне очень хотелось бы опубликовать ее в Рождественском Выпуске этого года.
Ваша идея анонимной публикации кажется мне идеально подходящей для благотворительной цели Рождественских Выпусков, и если Вы примете мою статью для публикации в Вашем журнале, я предпочел бы именно этот вариант.
С уважением,
Невилл Лонгботтом, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
Я тогда совсем закрутился с новыми лекциями – сначала с их подготовкой, а потом, как учебный год начался, – и с самими занятиями. Все-таки седьмой курс, ребят надо заранее к ТРИТОНам готовить, желательно уже с сентября... а у них одни развлечения на уме. Да и все остальные курсы никто не отменял. Голова шла кругом, я совсем забросил все, кроме преподавания. Ну, и личной жизни. Впрочем, речь не об этом. Главное, к Хэллоуину я настолько замотался, что совсем забыл про свои опыты по зельеварению, про журнал, да и про свою статью о неисследованных свойствах магических растений. Поэтому когда мне пришло письмо в плотном коричневом конверте, на котором не стояло не то что адреса и имени отправителя, но и вообще не было никаких опознавательных знаков, я решил, что это какая-то ошибка. Но сова упорно подпихивала письмо именно мне, так что пришлось дать ей кусочек бисквита и забрать странный конверт. У себя в кабинете я на всякий случай проверил письмо на наличие потенциально опасных заклинаний, но оно было абсолютно чистым. Любопытство взяло верх, и я открыл конверт.
Nomen nescio,
автору статьи "Дополнения и уточнения общеизвестных свойств лирного корня, горчавки перекрестнолистной и мандрагоры обыкновенной. Сводный анализ взаимодействия в сложносоставных зельях"
aka
Невиллу Лонгботтому, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
30 октября 2005 г.
Приветствую вас, дорогой Nomen nescio!
Очень рад был получить Вашу статью. Meo voto, Вы абсолютно правы – она идеально подходит для круга тем Нашего Рождественского Выпуска, и Мы будем рады принять ее к публикации.
Это прекрасно, что Вы разделяете Мои идеи о благотворительном издании и стремитесь принять посильное участие в этом начинании!
К этому письму прилагается небольшой список замечаний по статье. Мне кажется, некоторые аспекты раскрыты недостаточно полно. Meo voto, статья настолько любопытна, что можно сделать исключение и увеличить лимит еще на три страницы. Переработанный вариант статьи Вы должны выслать Нам не позднее 25 ноября.
Ad notam, согласно правилам "Аlchimia Hodie" автор, приславший Нам свою статью proprio motu для публикации в Рождественском Выпуске, не может отменить свое решение после 1 декабря, когда Выпуск начинают готовить к верстке.
Ad vocem, дорогой Nomen nescio, если Вы измените свое решение о публикации incognitus, Вы можете сообщить Нам об этом до 1 декабря. Если же Вы захотите раскрыть свое incognitus после публикации, это будет возможно – согласно правилам "Аlchimia Hodie" – только после 1 апреля.
Bene sit tibi,
Тициан Тренто
Журнал "Аlchimia Hodie"
Лондон
P.S.: Есть ли у Вас особые пожелания, на нужды какого именно отделения больницы Святого Мунго должен быть переведен Ваш гонорар?
Письмо это я перечитал раза три, пока понял, о чем речь. При первом чтении я понял только одно – отправитель любит латынь. Очень любит. Нездоровой любовью. И себя любит не меньше. Почти как Гилдерой Локхарт. А может, даже больше. При втором прочтении я понял, что письмо это из журнала, куда я посылал свою статью. А вот при третьем – самом нервном – прочтении я понял, что мою статью приняли к публикации! Анонимной! В Рождественском Выпуске 2005 года!
Как я провел занятия в этот день, я не помню. Но раз никаких нареканий со стороны директора не было, значит, нормально провел. Более-менее. Без жертв. Вечером поговорил по каминной связи с Ханной, успокоился. Смог до конца поверить, что публикация все-таки будет. В этом году. Меньше, чем через два месяца. По зельеварению. В журнале. В большом. Моя.
То, что редактор разрешил добавить еще три страницы, меня очень обрадовало. Нет, пять или семь было бы лучше, а в идеале – двенадцать или даже пятнадцать... но три – тоже неплохо. По крайней мере, гораздо лучше, чем ничего. Но пять или семь было бы удобнее. Ну да ладно. Статью я за ближайшие выходные доправил и отослал редактору. Хотя, если совсем уж честно, окончательно я поверил в то, что у меня будет настоящая статья в области зельеварения, только тогда, когда в середине декабря почтовая сова кинула мне на колени огромный плотный конверт с Рождественским Выпуском "Аlchimia Hodie". С двенадцатью статьями. Третьей по счету шли "Дополнения и уточнения общеизвестных свойств лирного корня, горчавки перекрестнолистной и мандрагоры обыкновенной. Сводный анализ взаимодействия в сложносоставных зельях". За подписью Nomen nescio.
Я был горд. Даже больше – счастлив. Я сделал то, во что поначалу и поверить-то не мог. И у меня в руках – доказательство моей победы. Но... показывать журнал кому-то из знакомых я не решался. О публикации знала только Ханна. Ну и бабушка. Ей я, правда, сказал уже после выхода журнала и взял с нее слово, что она никому не расскажет о моем секрете. Похоже, бабушка все-таки действительно гордилась этой публикацией – ведь о моих приключениях на зельеварении у Снейпа ходило множество анекдотов, и она их наверняка слышала... В общем, я решил, что раскрою карты только если у меня будет еще одна публикация. Вот если в следующий Рождественский Выпуск возьмут статью, я ее опубликую инкогнито, а 1 апреля скажу, что обе статьи – мои.
К лету у меня был материал для следующей статьи – на этот раз само написание далось мне гораздо легче. Да и письмо редактору-латинофилу я написал буквально за пару минут. Даже самому было странно, что все происходило как-то само собой.
Тициану Тренто
Гл. редактору журнала "Аlchimia Hodie"
Лондон
(Примечание: Статья для Рождественского Выпуска, анонимная публикация)
12 августа 2006 г.
Уважаемый мистер Тренто,
я хотел бы опубликовать в Рождественском Выпуске "Аlchimia Hodie" еще одну свою статью: "Новые свойства давно известных растений: выводы на основе
анализа взаимодействия в сложносоставных зельях. Венерин волос, мандрагора обыкновенная и подорожник большой".
Как и в прошлый раз, я предпочел бы анонимную публикацию.
Искренне Ваш,
Невилл Лонгботтом, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
Ответа на этот раз я ждал с нетерпением – в школьную рутину я уже полностью втянулся, оставалось даже время для опытов. Теперь мне казалось странным, что когда-то я боялся вести весь курс травологии один. Ничего сложного, на самом деле. Когда привыкнешь, конечно. И опыта наберешься. Помона говорила мне когда-то, что опыт в этом деле очень важен. Верить-то я ей верил, но понимать ее слова стал только сейчас. Хотя, подозреваю, что не столько "стал", сколько "начал". Так что, получив письмо в плотном коричневом конверте, на котором не было ни одной надписи, я с трудом дождался конца завтрака, чтобы уйти в свой кабинет и распечатать его. Письмо во многом повторяло прежнее, мне стоило только раз пробежать его глазами, чтобы уловить суть. Вычурное обилие латыни уже не раздражало, а вызывало усмешку. Или даже улыбку. Широкую. Радостную. Статью приняли.
Nomen nescio,
автору статьи "Новые свойства давно известных растений: выводы на основе
анализа взаимодействия в сложносоставных зельях. Венерин волос, Мандрагора обыкновенная и подорожник большой"
aka
Невиллу Лонгботтому, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
30 октября 2006 г.
Приветствую вас, дорогой Nomen nescio!
Очень рад был получить еще одну Вашу работу. Очень рад, что вы захотели
опубликовать у Нас вторую статью.
Список замечаний, желательных для переработки, прилагается. К сожалению, увеличить лимит по страницам в этот раз мы не сможем, но Ваша статья очень хорошо читается и в первоначальном виде.
Переработанный вариант статьи Вы должны выслать Нам не позднее 25 ноября, как и в прошлый раз.
Ad notam, согласно правилам "Аlchimia Hodie" автор, приславший Нам свою статью proprio motu для публикации в Рождественском Выпуске, не может отменить свое решение после 1 декабря, когда Выпуск начинают готовить к верстке.
Ad vocem, дорогой Nomen nescio, если Вы измените свое решение о публикации incognitus, Вы можете сообщить Нам об этом до 1 декабря. Если же Вы захотите раскрыть свое incognitus после публикации, это будет возможно – согласно правилам "Аlchimia Hodie" – только после 1 апреля.
Bene sit tibi,
Тициан Тренто
Журнал "Аlchimia Hodie"
Лондон
Почему на этот раз было так строго с размером статьи, стало ясно, когда прислали сам Рождественский Выпуск. Там среди прочих была одна статья. Даже нет, не статья, а... Статья. С большой буквы. "О нетривиальных свойствах противоядий сложносоставной структуры: Общие и уникальные черты. Взаимосвязь с изменениями формулы".
Название меня не впечатлило, но когда я начал читать... Знаете, это действительно было интересно. И я прекрасно понял редактора, давшего этой единственной статье все возможные дополнительные страницы. Статья была раза в два длиннее остальных одиннадцати статей журнала, но читалась на одном дыхании. И выкладки были действительно... нетривиальными. Честно говоря, я и сам тогда удивился, что меня может настолько увлечь статья по зельеварению. И даже не потому, что она так или иначе затрагивает нежно любимую мною травологию.
Наверное, я действительно не очень внимательный, но одну деталь я заметил только когда читал статью повторно. Да, она меня настолько заинтересовала, что на следующий день я решил в ней разобраться поподробнее. Самому странно... Но когда я заметил эту, в сущности, мелочь, мне стало так же радостно, как когда мне пришел прошлогодний Рождественский Выпуск. Меня цитировали! Меня. Цитировали. Ссылались, на мои результаты. Писали, что они стали отправной точкой для нового исследования. На мою публикацию была ссылка в статье, которая меня заинтересовала!
Когда я решил сообщить эту новость Ханне, она сначала испугалась – у меня был очень встрепанный и ошарашенный вид. Испугалась, не случилось ли чего... Конечно же, случилось! Меня цитировали!
Когда я пришел в себя, мне стало интересно, кто же именно решил сослаться на мои результаты. Публикация о противоядиях тоже была анонимной. Я даже расстроился. Мне так хотелось задать автору несколько вопросов! А через пару дней меня осенило: я ведь могу написать письмо и попросить мистера Тренто передать его этому анониму. Детский сад, конечно, но, с другой стороны... Письмо это я сочинял еще дольше, чем первое свое послание в редакцию. Когда запечатывал конверт, самому было смешно. Чувствовал себя первокурсником, ворующим пирожки с кухни.
Тициану Тренто
Гл. редактору журнала "Аlchimia Hodie"
Лондон
(Примечание: Статья для Рождественского Выпуска, анонимная публикация)
21 декабря 2006 г.
Уважаемый мистер Тренто,
мне необыкновенно понравился этот Рождественский Выпуск Вашего журнала, особенно статья "О нетривиальных свойствах противоядий сложносоставной структуры: Общие и уникальные черты. Взаимосвязь с изменениями формулы".
Я считаю для себя честью, публиковаться в Вашем журнале!
Спасибо!
Возможно, моя просьба покажется Вам странной, но я бы очень хотел задать несколько вопросов автору этой замечательной статьи. К сожалению, он, как и я, предпочел анонимную публикацию. Не могли бы Вы переслать ему мое письмо? Мне очень неудобно просить Вас побыть посредником в этой переписке, но я не могу удержаться от соблазна – статья о противоядиях меня по-настоящему впечатлила.
Искренне Ваш,
Невилл Лонгботтом, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
P.S.: С наступающим Вас Рождеством!
Внутрь же я вложил конверт без надписей: играть – так играть.
Nomen nescio,
автору статьи "О нетривиальных свойствах противоядий сложносоставной структуры: Общие и уникальные черты. Взаимосвязь с изменениями формулы"
21 декабря 2006 г.
Уважаемый Nomen nescio!
К сожалению, я не знаю Вашего имени, поэтому перенимаю обращение, принятое в редакции журнала "Аlchimia Hodie". Тем более, мы с Вами в одной лодке – я тоже (пока) предпочитаю публиковаться анонимно – мои статьи в этом журнале:
"Дополнения и уточнения общеизвестных свойств лирного корня, горчавки перекрестнолистной и мандрагоры обыкновенной" и "Новые свойства давно известных растений".
Мне хотелось бы задать Вам несколько вопросов по вашей статье, которая произвела на меня огромное впечатление. Очень надеюсь на Ваше согласие поддерживать переписку!
В любом случае, огромное вам спасибо за интересную статью и за признание моих результатов!
С наступающим Вас Рождеством!
Искренне ваш,
N.N.
Ответ из редакции я получил еще до Рождества: мистера Тренто, судя по его письму, порадовал мой настрой, и он с легкостью согласился "помочь в сохранении анонимности при переписке авторов столь значимых статей: vestra salus – nostra salus". Скажу честно, на этот раз я был вынужден полезть в словарь, чтобы понять цитату латинофила. Мне даже в какой-то момент показалось, что он так ненавязчиво издевается... Фраза оказалась безобидной: "Ваше благо – наше благо", но покрутить пальцем у виска мне все равно захотелось.
А под Новый год мне пришел ответ от этого анонимного автора. Честно говоря, с таким стилем общения я не сталкивался уже давно. Даже растерялся как-то поначалу...
N.N.,
автору статьи "Дополнения и уточнения общеизвестных свойств лирного
корня, горчавки перекрестнолистной и мандрагоры обыкновенной"
29 декабря 2006 г.
Уважаемый N.N.,
к сожалению, я не знаю Вашего имени, поэтому не знаю, стоит ли мне радоваться тому, что моя статья вам так понравилась. Честно говоря, мнения псевдоученых меня трогают мало.
Но Ваша прошлогодняя публикация в "Аlchimia Hodie" была действительно неплохой, поэтому я согласен ответить на Ваши вопросы. Безусловно, если они не будут личными или пустыми, а исключительно по теме.
С уважением,
Nomen nescio
Письмо я продумывал долго. Как я ни формулировал вопросы, они все время казались мне звучащими недостаточно научно. А ответ получить хотелось. И не хотелось, чтобы этот Nomen nescio считал меня "псевдоученым". Так что дописал я их уже к середине января. Зато был уверен в формулировках. Пожалуй, столько же нервов у меня уходило только на написание эссе по зельеварению. Право слово, я бы, наверное, не слишком удивился, получив свое письмо обратно с исправлениями зелеными чернилами – чернилами слизеринского цвета. И как в хрустальный шар Трелони глядел – получил. Свое письмо. С исправлениями. И цвет чернил был зеленый. Ответы на вопросы, правда, прилагались. На отдельных листах. Очень подробно.
N.N.,
автору неплохих статей,
не умеющему внятно формулировать свои вопросы к чужим статьям
21 января 2007 г.
Уважаемый N.N.,
я взял на себя труд переформулировать Ваши вопросы по моей статье. Я более чем уверен, что на самом деле Вы имели в виду именно вопросы, сформулированные мною.
Ответы – см. приложенные свитки.
С уважением,
Nomen nescio
P.S.: Спасибо за вопросы. Мне они показались интересными.
Самое странное: Nomen nescio оказался прав. Я действительно имел в виду те вопросы, которые сформулировал он. А вот сами ответы тянули на отдельную статью. Только вот в одном месте я с Nomen nescio не был согласен. Да и при чтении ответов у меня появились новые вопросы. И я созрел для следующего письма. Оно вышло очень длинным – я пытался объяснить свою точку зрения как можно более подробно. Плюнув на этот раз на любые попытки формулировать свои фразы достаточно научно.
Следующее письмо от него пришло уже ближе к концу февраля – Nomen nescio сослался на занятость, извинился за задержку с ответом. Признал правильность моих выкладок, пояснил, почему и при каких условиях верен его первоначальный вариант. Впрочем, мои вопросы и на этот раз вернулись ко мне с исправлениями. Справедливости ради, надо заметить, что исправления были верными. И среди них, на полях моего письма, была приписка все теми же зелеными чернилами: "Думаю, есть смысл написать совместную статью. Это предложение".
Я обрадовался. Очень. Да, манеры у этого человека были... с чудинкой, но он был потрясающе профессионален. Хотя предложить совместную публикацию припиской среди исправлений – до этого еще додуматься надо. Но мне, после проверок школьных эссе, к подобному не привыкать. До того, что выкидывают некоторые мои ученики, Nomen nescio не доплюнет. Даже если очень постарается. Я уверен.
Наверное, мой ответ был несколько... восторженный, но мне действительно было приятно. Похоже, Nomen nescio это позабавило. И завязалась активная переписка. По паре писем в неделю. У меня уже складывалось впечатление, что материала мы с ним накопили не на одну, а, как минимум, на две статьи. И мне это очень нравилось. Я действительно был в восторге. И в легком недоумении – я не ожидал, что подобное меня сможет настолько увлечь.
А потом было первое апреля. Я ведь после первой публикации решил, что если примут статью, то раскрою свое инкогнито. А это был тот день, когда подобное право давалось мне журналом официально. Так что я заранее пригласил друзей в "Дырявый котел", чтобы там отметить это дело. В узком кругу, почти по-семейному. Чтоб только свои. Ханна тихо посмеивалась. Думаю, она заранее догадывалась, что мне не поверят. Ну да, я, балбес, не сообразил, что это не самая лучшая идея – говорить о подобном первого апреля. Мой день, ничего не скажешь. День дураков, ага. Но после четвертой кружки сливочного пива мне уже верили. Кажется. Или после пятой... Честно говоря, я это смутно помню... Но на следующий день Гермиона все-таки решила уточнить у меня, не было ли это шуткой. После этого у меня было ощущение, что остальные так и не поверили. До конца, по крайней мере.
Хорошо еще, что написание письма к Nomen nescio я отложил на четвертое число. Сам не знаю, почему.
Nomen nescio,
автору статьи "О нетривиальных свойствах противоядий сложносоставной структуры: Общие и уникальные черты. Взаимосвязь с изменениями формулы"
4 апреля 2007 г.
Уважаемый Nomen nescio,
поскольку первого апреля истек срок, до которого инкогнито автора анонимной публикации обязано сохраняться, я решил раскрыть свое имя.
Безусловно, если Вы не хотите по каким-либо причинам раскрывать мне свое, я не имею никакого права настаивать.
Право выбора, публиковать нашу статью (статьи?) анонимно или нет – решать Вам. Мне подойдут оба варианта.
Искренне Ваш,
Невилл Лонгботтом, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
Ответ пришел через пару дней. Честно говоря, я даже немного разочаровался – я ожидал чего-то более... утонченного в имени.
Н. Лонгботтому, проф. травологии
Школа чародейства и волшебства "Хогвартс"
7 апреля 2007 г.
Уважаемый проф. Лонгботтом,
поскольку первого апреля истек срок, до которого инкогнито автора анонимной публикации обязано сохраняться, я не имею ничего против того, чтобы сообщить Вам свое имя.
Благодарю Вас, что право выбора Вы оставили за мной. Я предпочитаю обычный, не анонимный, вид публикации.
С уважением,
Сэм Смит,
проф. зельеварения Бостонской Академии
Переписка продолжалась как прежде. Только однажды мистер Смит подписал свое письмо просто инициалами – С.С. И меня как кипятком обдало. Я ведь не раз мысленно шутил, что у этого Nomen nescio типично снейповский стиль общения. Да и правки все он вносил зелеными, изумрудными чернилами. Как Снейп. Слизеринец, горгулья его раздери... Я не выдержал и откопал в школьных архивах учебные журналы десятилетней давности – там должны были сохраниться записи, сделанные Снейпом. Почерк практически один в один совпадал с почерком, которым были написаны письма.
Nomen nescio, N.N., С.С., Сэм Смит, Северус Снейп.
Как же все просто. Сэм Смит – безликое имя. Немо. Некто. Nomen nescio. Но инициалы прежнего имени Снейп сохранил. Смена имени на псевдоним, но ничего не меняется... Гениально.
Только вот... Я не думаю, что он не изменился. Да, конечно, уже после Битвы нам стала известна правда о Снейпе и его роли в войне с Волдемортом, но я даже о другом. Тот, прежний, Снейп никогда бы не ответил на мое письмо. В смысле, на письмо, подписанное моим именем. Он бы просто оборвал переписку, ничем не мотивируя. И все... А сейчас он ответил. И от совместной публикации не отказался. Может... может, его поведение по отношению ко мне было просто очередной игрой на публику? Как и к Гарри? Потому что так было надо? Для поддержания общего мнения, что он верен Волдеморту как "истинный Упивающийся смертью"? Тем более, я действительно был не лучшим учеником. И очень удобной мишенью для острот – недотепа-гриффиндорец, чьи родители были аврорами... То есть, по всем правилам игры Снейп просто обязан был выбрать меня для постоянных насмешек.
Когда Гарри сказал нам, что Снейп не был предателем, я удивился, но эта информация меня тогда не слишком интересовала на фоне всего остального – смерти друзей, необходимости поддержать выживших, необходимости помочь восстановить школу. О том, кем был этот человек, я стал задумываться позже, гораздо позже. А теперь... Странно, что он не объявился сразу после победы. Ведь он мог и дальше преподавать в Хогвартсе. Его ведь оправдали... посмертно. Может, ему просто хотелось уехать подальше ото всех этих воспоминаний? Туда, где его никто не знает? Туда, где он может начать с чистого листа? Понимаю... Наверное, я хотел бы того же. И я очень рад, что профессор Снейп не стал прерывать нашего общения. Не знаю, почему, но мне это показалось очень важным. И с профессиональной точки зрения, и... просто, по-человечески. Важно.
Переписка продолжалась в прежнем духе. И шутки его становились все менее язвительными, но все такими же, снейповскими. И мне это было приятно. А потом он предложил встретиться как-нибудь, если я окажусь в Америке. И я тут же уверился, что это не просто вежливая фраза, а приглашение. И вопроса, ехать или нет, не стояло. Я должен был его увидеть. Живым. И сказать ему... Впрочем, нет. Говорить даже и не надо. Все и так ясно. По переписке. Между строк.
* * *
– Мистер Лонгботтом?
Ну вот, он и пришел. Сумбур в мыслях проходит, нервозность исчезает без следа – назад пути нет. Поворачиваюсь на голос и застываю в изумлении. Теперь понятно, почему я не заметил его прихода. Не ожидал я такого варианта. Но Снейп на высоте. Уважаю его все больше. Все верно. Раз уж он хотел сохранить свое инкогнито, вполне логично было изменить внешность. Только я не думал, что он решит сделать это так радикально. И не боясь казаться некрасивым. Впрочем, это его и раньше мало смущало, судя по всему...
– Мистер Смит? – улыбаюсь вопросительно, привставая и протягивая ему руку.
Сэм Смит. Невысокого роста, полноватый. Безликое имя, невыразительность во всем. Короткие волосы соломенного цвета топорщатся в разные стороны. Одутловатое лицо, маленький вздернутый нос, бледно-голубые глаза.
– А вы ждали кого-то другого? – улыбается мой собеседник язвительно и кривит губы типично по-снейповски. Усмехаюсь в ответ – шутку я оценил.
Завтракаем, обмениваясь ничего не значащими фразами. Он неприкрыто меня изучает. Пусть. Я сильно изменился за последнее время. Даже в последние школьные годы я уже был совсем другим, чем когда только приехал в Хогвартс. Но он-то меня наверняка запомнил именно неуклюжим ребенком... А я ловлю в его движениях отражения жестов прежнего Снейпа. Кроме усмешек и приподнимания бровей, общего мало. Слишком разная комплекция. Интересно, как долго он привыкал к такому облику? Хотя в лаборатории он наверняка работает в своем настоящем обличии... Тем более такими короткими полными пальцами справиться с хрупкими колбами и острыми резаками наверняка непросто. Я бы не справился. Но это я, а не Снейп. У него ведь опыта в подобных вещах должно быть гораздо больше. Ведь и перед Волдемортом он столько лет успешно притворялся. А там все наверняка на порядок сложнее было. И опаснее.
– Если вы закончили завтракать, я предлагаю пройтись по центру до парка и прогуляться там.
Согласно киваю и встаю из-за столика. Выйдя из кафе, он бросает мне через плечо, свысока:
– Кстати, если вам так интересно меня разглядывать, не стоит пытаться делать это невзначай. У вас все равно не выходит. Вы плохой актер, мистер Лонгботтом.
Вспыхиваю, но тут же беру себя в руки. Будь он трижды Северусом Снейпом, грозой Хогвартса и слизеринской сволочью, я... я уже тоже не ребенок. Хмыкаю в ответ, пытаясь попасть в тот же тон:
– Если вы считаете более вежливым пялиться в упор, как это делаете вы, мистер Сн... Смит, я, безусловно, приму ваши правила игры. В конце концов, я тут гость.
Недовольно кривится, но в ответ не язвит. По крайней мере, сразу. Наверное, удивился, что я огрызаюсь. Странно, я не ожидал, что Снейп способен растеряться. Хотя, может, он просто передумал говорить колкости. По каким-то своим причинам. Снейповским. Слизеринским. Но в любом случае, так спокойнее – когда он не ехидничает.
– Мистер Лонгботтом, я был бы вам очень признателен, если бы вы не пытались коверкать мое имя, – нарушает он создавшуюся паузу: – Мне думается, фамилия Смит достаточно легко произносится и достаточно легко воспринимается. По крайней мере, я надеюсь, что вы с этим сможете справиться. Если приложите некоторые усилия.
– Я постараюсь... приложить усилия, профессор, – хмыкаю в ответ.
Приподнимает бровь, но никак не комментирует. Вот и славно. Подобные пикировки даются мне с трудом. До сих пор... Но я ведь прогрессирую, правда? Мне кажется, что да.
Ведь уже столько лет прошло. Даже с самой битвы. Девять лет. У многих моих сокурсников уже дети. Еще лет десять – и я буду переживать за них во время сортировки. Да и мы с Ханной все чаще подумываем о том, что и нам пора. Тем более, что бабушка на эту тему при каждой встрече целую лекцию читает. На час. Академический, хвала Мерлину, не астрономический. Ну да ладно...
Кстати, о времени. Если память мне не изменяет – а она мне в этом вопросе не изменяет, я уверен, – действие оборотного зелья длится именно час, потом надо принять следующую порцию. И продлить срок его действия нельзя. Час – это максимум, который не усовершенствовать. Мысленно усмехаюсь: даже Снейпу не усовершенствовать. После истории с Барти Краучем-младшем, выдававшим себя за Аластора Хмури, об этом зелье много писали. Я точно запомнил, что там было какое-то противоречие в свойствах, не позволяющее модификаций и улучшений. Не помню уже, какое именно и из-за какого ингредиента, но сам факт помню точно – максимум шестьдесят минут.
Предположим, Снейп выпил очередную порцию оборотного зелья во время завтрака в кафе, а я этого не заметил. Но потом он точно больше ничего не пил. И даже не ел. Мы просто гуляли и говорили. Вернее, говорил я. Рассказывал о Хогвартсе, каким он стал. Но мы бредем по парку уже минут пятьдесят как минимум, а он и не собирается ничего пить. Неужели забыл? Снейп? Забыл? О подобном? Нереально. Но он просто идет рядом, заложив руки за спину, и слушает. Иногда задает какие-то незначительные вопросы. И все.
Минут пять я колебался, потом все-таки не выдержал:
– Мистер... Смит, мне кажется, вам пора принять зелье.
Взгляд у него стал такой, что я сначала подумал о том, может ли число факультетских баллов быть отрицательным, а уж потом вспомнил, что я в Хогвартсе уже много лет не ученик, а профессор. А Снейп уже и не профессор, и не директор...
– Что вы имеете в виду, мистер Лонгботтом? – прошипел он почти по-прежнему. Только в настоящем облике это выглядело гораздо эффектнее. А так – даже не страшно. Почти.
– Я имею в виду оборотное зелье, – говорю максимально спокойно и смотрю на него в упор. Сверху вниз. Пользоваться разницей в росте порой удобно. Это я усвоил еще в первый год преподавания.
Снейп смотрит на меня ошарашенно. Не возмущенно, не раздраженно, а именно шокированно:
– Вы бредите.
– Мистер Снейп, поймите...
– Меня зовут Сэм Смит, – резко обрывает он, – потрудитесь запомнить. Я же вас называю именно так, как вы представились, а не как мне заблагорассудится. Или... Мистер Лонгботтом, вы думаете, что я не тот, за кого себя выдаю?! И именно поэтому все время путаетесь в моем имени?! Вы сумасшедший...
Теперь моя очередь смотреть на него, ничего не понимая. Бросаю взгляд на часы. Прошло уже больше часа. Зелье бы перестало действовать. А усовершенствовать его нереально. Но... Ну не может же этот Сэм Смит не быть Северусом Снейпом?! Это нереально. Так не бывает.
Наверное, вид у меня сейчас уже не шокированный, а разочарованный. И расстроенный. Я не слишком сочувствовал Снейпу, когда узнал о его смерти. Слишком яркими были детские обиды. А потом я стал задумываться, во что бы превратился я сам после нескольких лет подобной двойной игры. И как легко наделать ошибок в молодости. Я до сих пор считаю, что большинство слизеринцев моего поколения толком не понимали, во что ввязывались. Заморочить голову человеку очень легко. Особенно если человек изначально озлоблен, в отчаянии и не видит правильного решения. И сейчас мне очень хотелось, чтобы проклятый профессор зельеварения оказался жив. И здоров. Я... я уже привык к этой мысли, что он в порядке.
Смит смотрит на меня как... как смотрел на меня Снейп, когда я плавил очередной котел.
– Мистер Лонгботтом, я правильно понимаю, что вы приняли меня за человека, способного переписываться со своим знакомым от поддельного имени, придти на встречу со своим знакомым под чужой внешностью и упорно требовать, чтобы его называли чужим именем?!
Вяло пожимаю плечами. Ну да, я думал, это вполне в духе Снейпа. Тем более...
– Мистер Смит, я был уверен, что вы знаете, что я знаю. В смысле, что профессор Снейп знает. И что все это – только игра в конспирацию. Для его личного спокойствия. Не более.
– Вы сумасшедший, – нервно усмехается Смит, – вы именно поэтому и публиковались в Рождественском Выпуске, чтобы заранее перевести деньги в счет больницы? На поддержание отделения для умалишенных?
А вот это уже удар ниже пояса. Чувствую, как кровь отливает от лица. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Умом я понимаю, что он вряд ли что-либо знает о моих родителях, что это попытка задеть именно меня, а не их, но...
– Да что вы вообще о подобном знаете... – говорю ему тихо. Горечь от злой шпильки проходит, оставляя после себя усталость. И я неожиданно для самого себя начинаю рассказывать о родителях. О Волдеморте и Упивающихся. О Снейпе и моем неоднозначном отношении к нему. О моих попытках сварить нужные зелья, чтобы доказать свойства растений. О смерти Снейпа. О моих выводах из статьи Смита. О моих выводах из переписки с ним...
Смит слушал, не перебивая. Думаю, я говорил часа два. Под конец этого негромкого монолога я совсем охрип, даже странно – обычно прочитать несколько лекций подряд для меня проблемой не было, а тут... Я замолчал, чувствуя себя совсем опустошенным. Единственной связной мыслью было – хорошо, что я приехал сюда не один. Одному мне было бы совсем тошно после всего этого.
– Извините, – наконец выдавливает он из себя.
Молча киваю. Говорить у меня уже нет сил.
– Жаль, что я вас так разочаровал тем фактом, что я – всего лишь я сам. Всего лишь Сэм Смит... – хмыкает он после еще пары минут молчания.
Медленно качаю головой:
– Не передергивайте.
Он пожимает плечами. Молча идем по аллее парка. Словно возвращаемся к исходной точке. Словно время откручивается назад. Даже солнце снова клонится к горизонту. Правда, с другой стороны, чем утром. Но это ничего не меняет. Выходит, Снейп действительно умер тогда. А тела не нашли именно потому, что оно сгорело при пожаре. Погребальный костер. А я надеялся...
– Жалеете, что приехали? – прерывает мои невеселые мысли голос Смита.
Поднимаю на него глаза и понимаю, что он глубоко уязвлен моей реакцией. И он вовсе не ехидничал, говоря о том, что разочаровал меня. Он действительно так считает. Ну да, о Снейпе я почему-то думал, что язвительный тон – во многом защитная реакция, последствия подростковых неудач и детских комплексов, а вот о Смите... Хотя поведение у них во многом похоже. Да что тут лукавить, я вообще не думал о Смите. Мне становится стыдно.
– Я жалею, что он все-таки погиб. Но с вами я был рад познакомиться. Просто... я немного в шоке.
Смит серьезно кивает в ответ, снова идем молча.
– А почему вы печатались анонимно? – спрашиваю я, когда мы уже выходим из парка.
Он неопределенно пожимает плечами, но потом все-таки отвечает:
– Хотел проверить, какая будет реакция на мою статью, когда там не указано мое имя. Но, – криво усмехается Смит, – сокрытие истины, suppressio veri, наказуемо. Еще больше, чем сама истина... – вздыхает, молчит пару минут, потом добавляет: – Я вначале думал, что вы – кто-то из моих знакомых, поэтому и не хотел сознаваться, как меня зовут на самом деле. Потом вы прислали письмо с настоящим именем, я проверил заклинанием, что это не подделка. А когда вы захотели приехать сюда в отпуск, я обрадовался, – он снова умолкает ненадолго, хмыкает и говорит с прежним высокомерием: – У меня тут очень узкий круг общения. Особенно среди коллег.
Мысленно перевожу со смитовского на нормальный английский: "У меня очень мало приятелей, а тем более – среди коллег. С друзьями – еще сложнее. И меня это расстраивает". Чувствую, что улыбка тут будет совсем лишней, поэтому говорю серьезно:
– Понимаю... Я запланировал, что буду тут три дня, пока жена поездит на экскурсии. Потом мы поедем к Ниагарскому водопаду и дальше по достопримечательностям. И я с удовольствием продолжил бы общение с вами, мистер Смит.
– Сэм.
Удивленно смотрю на него – я не сразу понял смысл его высказывания.
– Мистер Лонгботтом, я предлагаю перейти "на ты". Я старше вас меньше чем на десять лет, – поясняет он ровным голосом.
Радостно улыбаюсь – мне действительно приятно это предложение:
– С удовольствием, Сэм.
Он сдержанно улыбается и ощутимо расслабляется. Кажется, Смит не был уверен, что я буду рад этому предложению...
Заходим с ним в пиццерию, разговор не клеится. Впрочем, мы и не пытаемся его поддерживать – молчим, каждый о своем. Нам обоим есть о чем подумать. Но я рад, что поздний обед проходит не в одиночестве. Мне сейчас меньше всего хочется оставаться одному. А Ханна приедет только вечером. Да и Смиту... в смысле, Сэму не надо лишний раз объяснять причину моего сумеречного настроения. И так все ясно...
От нечего делать спрашиваю, почему он правил мои вопросы именно зелеными чернилами. Кажется, мой вопрос его сильно удивил:
– Ну не красными же, – хмыкает он после минутной паузы.
Меня пробирает нервный смех. Смеюсь почти до истерики. Сэм смотрит на меня с удивлением, потом предлагает выпить воды.
Прихожу в себя и начинаю рассказывать про историю факультетов Гриффиндор и Слизерин, про их цвета и символы, гербы и основателей. Сэм слушает с интересом, потом усмехается:
– Все гораздо проще, или сложнее. Во-первых, мои предки из Ирландии, а там этот цвет всегда почитался. Во-вторых, зеленый – цвет жизни. В-третьих, он менее агрессивный, чем красный, и если уж вносить правки не школяру, то именно зеленым. Ведь зеленый цвет – это цвет травы и растений. Травологии, если тебе так угодно, тоже. Этот цвет успокаивает нервную систему. Наши глаза, наша нервная система отдыхают, когда мы смотрим на этот цвет. По крайней мере, на большинство его оттенков.
Он еще минут десять рассказывает что-то про полезность зеленого цвета и почему правки надо вносить именно такими чернилами, но я уже не вслушиваюсь. Я просто успокаиваюсь. Потихоньку прихожу в себя от спокойного голоса собеседника, его немного поучительных интонаций с легким налетом снисходительности, приятного тембра голоса. Хотя все-таки жаль, что это не Снейп. Но я в любом случае рад, что познакомился с этим человеком поближе.
После пиццерии мы еще бродим по городу, обмениваясь отрывочными фразами. Уже у самой гостиницы Сэм говорит предельно серьезно, даже слегка нахмурившись:
– Знаешь, Невилл, я тут подумал...
Замираю от его серьезного тона. Я еще не знаю, что именно он мне скажет, но чувствую – что-то очень важное. По крайней мере – для него. Но интуитивно понимаю, что и для меня тоже – важное.
– Знаешь, Невилл, ведь во всех науках – и у нас, и у магглов – бывали прецеденты, когда разные ученые абсолютно независимо друг от друга совершали одни и те же открытия, выводили одни и те же законы. И таких случаев не один и не два...
Вопросительно смотрю на Сэма, не понимая, к чему это он.
– Я вполне допускаю, что этот твой Северус Снейп независимо от моих опытов мог провести свои, чтобы обезопаситься от Нагайны...
– Нагини, – машинально поправляю я. Он отмахивается и продолжает:
– Я вполне допускаю, что он мог стремиться как-либо подстраховаться, от нападения... змеи в том числе. Я допускаю, что он мог подойти к проблеме с другой стороны – он мог не исследовать свойства растений, но искать противоядие. Целенаправленно. Я допускаю, что он мог его найти. И промолчать об открытии.
Мысленно морщусь от местоимения "твой", и тут до меня доходит смысл фраз Сэма.
– Ты имеешь в виду, что он мог выжить?
– Если предположить, что он мог изобрести противоядие, вполне логично предположить, что он им воспользовался.
Он смотрит на меня с победным видом, чуть снисходительно. А я начинаю понимать, почему эта тема для него так серьезна – ему важно, чтобы никто не сомневался в самостоятельности его изобретения. И тем приятнее, что он озвучил пришедшую ему на ум мысль. Мне это было действительно важно.
– Спасибо, Сэм... Мне это в голову не приходило, – облегченно вздыхаю. Даже самому смешно – он мне дал призрачную, в общем-то, надежду, но я рад схватиться за эту соломинку. Просто потому, что я за последние месяцы очень привык думать, что Снейп выжил.
Сэм усмехается и смотрит на меня иронично:
– Я уже понял, что тебе это в голову не приходило. Поэтому я и разъяснил. Кстати, еще одна деталь. Насколько я понял его характер из твоего описания... Я бы на его месте с тобой не встретился. Подобное прошлое надо оставлять в прошлом. Я бы и переписываться не стал. Да и публиковать подобных статей не стал, от греха подальше. Просто жил бы себе где-нибудь своей жизнью. Beatus ille, qui procul negotiis. До завтра.
Ошарашенно киваю, желаю ему приятного вечера и поднимаюсь в свой номер. Ханна приедет через час. А мне пока надо обдумать все сказанное Сэмом. Beatus ille, qui procul negotiis. Возможно, это действительно так: блажен тот, кто вдали от дел.
