Быть бардом – это искусство. Кстати говоря, умение сочинять песни и музыку и исполнять всё это в комплекте – это совершенно отдельные искусства. Умение быть бардом – это совсем другое.
Когда входишь в таверну, надо скользить, как кошка, не спотыкаясь, но так, чтобы струны твоего инструмента позвякивали. Идеально, если они будут звучать, как мелодия какой-нибудь популярной песенки.
Заказывать следует только спиртное, чем крепче, тем лучше, и отсюда соответственно вытекает ещё одно условие бытия бардом: врождённый талант пить не пьянея. Пить вино, смакуя, и водку/виски – залпом.
Барду полагается носить длинные волосы, которые должны быть ухожены и, как правило, связаны в хвост. Ни один нормальный человек – по крайней мере, из тех, кто зарабатывает себе на жизнь каждодневным трудом – не носит такую непрактичную причёску, на это способен только бард.
Бард должен быть нагл, ироничен и самоуверен, чтобы женщины всех возрастов и социальных положений сами вешались ему на шею. Но вместе с тем следует всегда соображать вовремя и уметь сводить ситуацию к шутке, чтобы не нарваться ненароком со своей наглостью на драку с пьяным наёмником или, упаси боги, на обидчивого дворянина, который может вздумать укоротить дерзкого барда на голову.
Одежда барда должна выделяться, но не быть смешной. Она должна быть удобна и необычна. И должна идти барду.
Бард независим и самолюбив, и никогда не согласится стать придворным менестрелем, даже если на самом деле очень хочется. Это свободный художник.
Инструмент – это святыня. Никто, кроме самого барда, не касается его инструмента и тем паче не осмеливается на нём играть. Кстати, других святынь у барда нет. Он не религиозен, хотя и может утверждать, что верит в Бога/Аллаха/Будду/розового слона с крылышками. На самом же деле вопросы религии его попросту не интересуют как таковые.
Бард не задерживается нигде больше, чем на неделю, хотя, конечно, он может многократно возвращаться в раз посещённые места. Так происходит потому, что бард не пускает корней. Они всё равно никогда не приживаются.
Быть бардом становится тяжким бременем к старости, когда мечтается уже не о свободе и песнях, а о горящем камине и кубке хорошего глинтвейна. Тогда каждый бард сам решает, чем займётся далее. Многие умирают с инструментом в руках, не выдержав очередной пьянки, холода дороги, несусветного режима. Всё-таки быть бардом – это искусство. И, как всякое искусство, оно требует кровавых жертв, въедаясь в плоть и кровь человеческие.
Лучшие из бардов делятся на две категории. Первые в восторге от бытия бардом и ничего не желают менять в своей судьбе; именно они и умирают бардами. Вторые тяготятся вином, прилипающими к шее волосами и кочевым образом жизни. Но они ничего не могут сделать, ибо человек, который встает рано утром и ложится рано вечером, завтракает, обедает и ужинает в положенное время, обливается холодной водой по утрам и исправно посещает свою честную предсказуемую работу, не может быть бардом. Он может писать песни, может писать музыку – и продукт его творчества может быть поистине восхитительным. Но бардом он не бывает по определению; бард и обыватель – антонимы.
Именно поэтому барды существуют до сих пор. И те, кто не умеет петь и играть и не умеет вообще ничего больше, мало-мальски полезного, тоже могут стать бардами и добиться немалых успехов в этом особенном искусстве.
Как и большинство искусств, оно не просто бесполезно, а даже местами вредоносно. Хотя, учитывая, что порой творят люди, далёкие от любых искусств, можно назвать его вполне безобидным.
Оно затягивает, как дурман, кружит голову, как вино. В один прекрасный день бард обнаруживает, что пути назад нет. Кто-то ищет этот путь, кто-то нет. Но всё равно никто не находит.
Дверь таверны – тёмный прямоугольник на фоне грубо беленой стены. Чтобы звенеть на ходу и при этом не повредиться, инструмент должен висеть на боку совершенно определённым образом. Ты поправляешь его и толкаешь дверь, легкомысленно ухмыляясь. Ты – бард!
