Волдеморт мечтал собрать в крестражах символику всех 4 факультетов Хогвартса. Но удалось ли ему создать крестраж, имеющий отношение к Гриффиндору?
Удалось!
Это- Гарри Поттер!
Профессор Снейп удивленно почувствовал, что постепенно приходит в себя. Если он верно помнит события, предшествовавшие забытью, то приходить в себя ему сейчас не положено. Ни с физиологической, ни с моральной точки зрения. Потому что человеческое тело не приспособлено для повторного, после смерти, использования; потому что даже убийство Дамблдора в глазах общества будет являться меньшим грехом, нежели чудесное воскрешение в день, который, несомненно, впоследствии сделают государственным праздником.
Профессор Снейп чувствовал спиной стылый холод чуть влажной земли. Он не торопился открывать глаза и внимательно прислушивался к собственным ощущениям. Ничего не болело, и профессора это крайне настораживало. Впрочем, бездейственно лежать и настораживаться далее не могла позволить деятельная разведческая натура, а потому он решительно открыл глаза, стараясь не делать резких движений, встал и осмотрелся по сторонам. Смотреть, правда, было особенно не на что: все вокруг было заполнено мягкой и рыхлой, как туман, темнотой, расступавшейся только вокруг небольшого двухэтажного кирпичного дома, на пороге которого и оказался профессор. Фонарик над дверью светил мягко и размыто, как это обычно бывает со всеми фонарями во время влажной и дождливой погоды. К двери была приколочена табличка. Позолота метами поистерлась или откололась вовсе, но несмотря на это надпись «Мастер Саймон» на ней была вполне разборчивой и пригодной для прочтения. Надо сказать, наличие столь обыденной и присущей любому заведению таблички несколько успокоило профессора Снейпа, и он окончательно убедился в том, что постучать в дверь будет куда более разумным, нежели идти куда-то в потемках.
И профессор постучал. Дверь открылась внутрь – наружу пролился мягкий свет. На пороге стояла девушка лет двадцати пяти. Лицо ее было некрасивым, но достаточно интересным. Глубокие черные глаза, в которых сложно различить зрачок, и гладкие черные волосы, ровными прядями касавшиеся плеч.
«Хм», - подумал профессор.
«Вот упырь», - подумала девушка. И добавила вслух:
- Проходите, пожалуйста.
Девушка пропустила профессора внутрь и закрыла дверь. Прихожая плавно перетекала в гостиную, из которой было два выхода: к двери, по обе стороны от которой были стулья с мягкими сиденьями и гнутыми спинками, и на лестницу, ведущую на второй этаж.
- Присаживайтесь, - голосом, не обремененным интонациями, сказала девушка. Сама же она повернулась к профессору спиной и уже через несколько мгновений безучастно протирала статуэтки на каминной полке, чем, очевидно, и занималась до появления позднего гостя. Некоторое время ничего не происходило. Профессор разглядывал комнату, загроможденную замысловатой мебелью и книжными полками, время от времени переводя взгляд на девушку. Вдруг та обернулась. Лицо ее было непроницаемо, и впечатление усиливалось одеждой из черной тяжелой ткани.
- Мастер Саймон, у вас посетитель, - крикнула девушка, переведя взгляд с профессора на дверь.
- У меня рабочий день заканчивается через три минуты, - последовал ответ, в котором так явственно слышались мольба и усталость, что даже черствый слизеринский декан почувствовал, что зашел не во время.
- Мастер Саймон, у вас посетитель, - повторила девушка, но на сей раз более требовательно, и в глазах ее промелькнуло раздражение.
- Пусть имеют совесть! Пускай в коме полежит до завтра, что ли. Не принимаю! – голос был почти обиженным.
- Мастер Саймон, у вас посетитель, - гнула свою линию домработница.
- Конечно-конечно, - донеслось ворчание из-за двери, - как работать до последнего, так мастер Саймон, а как повышение по службе – так найдите преемника. А лучше еще лет сто поработайте. Без перерывов на сон и обед…
- Мастер Саймон, у вас посетитель, - без капли сострадания оборвала затягивающееся бурчание девушка.
- Да впускай уже, Виктор, впускай, - сдался человек за дверью.
Профессор внезапно кашлянул в кулак. Профессор решил, что лучше составить компанию мастеру Саймону, чем ожидать, когда не в меру деятельная домработница примется за него самого. И тем более не пытаться узнать, как так получилось, что у девушки, пусть даже с такой наружностью, оказалось мужское имя.
- Добрый вечер, - поздоровался профессор, войдя в комнату, оказавшуюся небольшим, но достаточно уютным кабинетом.
- Добрый вечер, - поздоровался мастер Саймон, человек высокого роста, внешне доброжелательный и спокойный. И почему-то как будто очень знакомый…
- Проходите, садитесь, - добавил хозяин дома, указав взглядом на кресло напротив его стола.
- Должно быть, произошла ошибка, и вместо меня вы ждете другого человека…
Однако профессору не дали выстроить до конца витиеватую фразу, согласно которой он, несмотря на свое внезапное вторжение, несомненно, окажется правым, а вот с мастера Саймона непременно нужно будет снять сотню-другую баллов за ненадлежащее поведение.
- Что вы, - усмехнулся мастер Саймон, - здесь не бывает ошибок, и не тех людей тоже не бывает. Все всегда своевременно. Вы умерли, с чем я вас и поздравляю, мистер…
На мгновение мастер Саймон запнулся, но тут же с легким хлопком на стол упала тонкая картонная папка, на которой большими каллиграфическими буквами было выведено «Северус Тобиас Снейп».
- …мистер Снейп.
- Если я умер, то что это за место? – стараясь не выглядеть, как первогодок перед летающей лестницей, будто невзначай поинтересовался профессор.
- Так, магическая конторка для тех, кто только-только умер, но еще не помер окончательно и бесповоротно. Предупреждая возможные вопросы, отвечу сразу: сущая формальность для магов. Я предлагаю различные альтернативы загробной жизни, которые, как правило, отклоняются, после чего свежий усопший следует к черному ходу, откуда попадает в другое заведение, уже общечеловеческое, независимо от наличия магических способностей, где и ожидает дальнейшего распределения. А теперь дайте мне минутку.
За спиной у мастера Саймона стоял шкаф, на котором рядами, плотно друг к другу, стояли тонкие папки, подписанные на корешках. «Нимфадора Тонкс», «Ремус Люпин», «Томас Реддл»… Профессор почувствовал какой-то странный и неуместный для укушенного насмерть прилив бодрости оттого, что Темный лорд все-таки умер. И не теоретически, а по-настоящему, с личным делом о смерти. Полкой выше можно было заметить папки Альбуса Дамблдора и Сириуса Блэка. А еще чуть выше… впрочем, выше профессор уже не смотрел. Нет, не потому что глазеть на содержимое чужого шкафа в присутствии хозяина кабинета ему мешала совесть. В данном случае профессору мешали плюс два в правом глазу и плюс три с половиной – в левом. Но не мог же он, в самом деле, носить очки, как Поттер. Или как Дамблдор. Представив себя в очках-половинках, профессор Снейп почувствовал подступившую дурноту. Что было уже более уместно для умершего.
Странный хозяин странного кабинета тем временем изучал содержимое папки профессора.
Родился… детство, школьные годы… не привлекался… хотя стоило… работа… преподаватель, Хогвартс, мастер зелий… умер…
«Подумать только, тоже мастер, а какая разница в судьбе», - философски подумал мастер Саймон, вслух же продолжил:
- И вы с Хогвартсом связаны. У вас там какая-то заварушка сегодня?
- Что-то вроде этого, - уклончиво ответил профессор, не желая начинать затяжную беседу о войне. – Так что там у вас за альтернативы?
- Ничего экстравагантного, мистер Снейп. Магам я уполномочен предлагать неживые формы существования, не доступные магглам. Итак, первый вариант: привидение. У вас появится возможность тяготиться не сделанным при жизни и пугать до смерти детей дошкольного и младшего школьного возраста. Хотите?
- Всем этим я уже занимался при жизни, - усмехнулся профессор. – Дальше.
- Вариант второй: вампир. Да, мистер Снейп, им можно стать официально. С душой, правда, все равно неполадки будут. Но у кого с ней сегодня все в порядке? У вас появится возможность пить кровь ближних своих. На солнце будете чувствовать себя неуютно, в темноте – прекрасно. Затворничество и одиночество прилагаются. Берете?
- Прискорбно, но и этим я уже по горло сыт, - едко заметил профессор. – Дальше.
- Однако. Вам не угодишь, мистер Снейп. Вариант третий: дементор. Будете вызывать в людях ужас, неизбывную тоску, желание суицида, получая при этом эстетическое и энергетическое удовлетворение. Есть возможность трудоустройства. Оформлять?
- Увольте, мне надоело это на еще третьем году преподавательской деятельности, - нахмурился профессор. – Дальше.
- Вы страшный человек, сэр, - усмехнулся мастер Саймон. – Вариант четвертый: зомби. Согласно составленному в договоре графику, будете иметь возможность гулять под полной луной по кладбищам и лесам, пугая мирное население. Землистый цвет лица, желтые зубы, холодные пальцы, гнилостное дыхание… мне дочитывать, мистер Снейп?
- Кхм… не стоит. Есть какие-нибудь еще варианты?
- Нет, мистер Снейп, всего четыре. Формально у вас есть еще пять минут на обдумывание. Но с учетом того, что мой рабочий день уже три минуты как…
- Две минуты, мастер Саймон, - невозмутимо перебила вошедшая в кабинет девушка. – Ваш вечерний кофе, пожалуйста. Но вам все равно стоит поторопить вашего посетителя. Если он будет сидеть слишком долго, то мне придется варить кофе еще и на него. А осталось, между прочим, на самом дне банки. Я не хочу всю ночь искать вам кофе на завтрак, мастер Саймон.
- Я учту, Виктор, - невозмутимо сказал мастер Сайсмон.
- Милая девушка, - хмыкнул профессор, когда дверь за домработницей закрылась. – Имя, правда, странное. Для девушки.
- Виктор не девушка и не юноша. Он дом. Должен же кто-то тут убирать и варить кофе. Этим занимается дом. Обычно люди видят его человеком, похожим на себя. И, как правило, человеком своего пола… странно, мистер Снейп, ничего о хирургических вмешательствах и перенесенных серьезных операциях в вашем деле…
- Очень смешно, мастер Саймон, - ядовито заметил профессор. - Пять баллов Гриффиндору!
- Бинго! – степенный мастер Саймон едва не взвизгнул и даже подпрыгнул в своем глубоком мягком кресле (правда, перевернул при этом только принесенный, еще горячий кофе на папку профессора Снейпа). – Подавись, Салазар, он все-таки начислил баллы моему факультету!
Кто бы мог подумать, что такое тонкое личное дело будет содержать такие интимные подробности… Профессор все-таки не совладал со своей мимикой: саркастично приподнятая бровь фиговым листком едва прикрывала выражение лица первогодка, глазеющего на летающую лестницу.
- Так что вы в результате решили? – любезно осведомился мастер Саймон так, будто кричал и скакал по кабинету сейчас не он, а кто-то другой. Очевидно, убирать со стола разлитый кофе он не торопился для того, чтобы не рушить созданное ощущение непричастности.
- Скажите, мастер Саймон, а кто-то из побывавших у вас сегодня выбрал какой-нибудь из альтернативных вариантов?
- Был тут один бродяга припадочный с красными глазами. Признаться, не хотел я ему ни договор давать, ни с трудоустройством помогать. Но что делать… Так что вы решили? Не хочу вас торопить, сэр, но Виктор, в самом деле, мне все уши прожужжит по поводу кофе.
Профессор внимательно смотрел в глаза мастеру Саймону. Он почувствовал это, когда только дотронулся до ручки двери, ведущей в кабинет. Это изумительное чувство, как твоя жизнь сходит с человеческих рельсов в нечеловеческую задницу, а ты не просто стоишь в стороне, но и с энтузиазмом переводишь стрелки в нужную сторону. Это дивное предвкушение, что вот сейчас… вот-вот, еще пару минут – и вот тогда-то… То самое пресловутое если… Это как весь день красить забор белой краской, выкрасить, а потом, с дури, взять вылить на него чернил и прислониться всей спиной. И крикнуть: «Мам! а теперь-то гулять можно?».
- Помнится, до того, как согласиться меня принять, вы говорили что-то о преемнике, - профессор не говорил, профессор утверждал.
Мастер Саймон вмиг посерьезнел и даже будто нахмурился, смерил профессора Снейпа долгим взглядом и спросил:
- Зачем вам это нужно, мистер Снейп? Если вы из тех, кто хочет философски наблюдать за тем, что будет дальше, то спешу вас разуверить. Для большей объективности работы все события, происходящие в мире, обходят этот кабинет стороной. Конечно, вы будете узнавать ваших современников, но потом… это будут просто посторонние похожие друг на друга мертвые люди. Зачем вам это, мистер Снейп?
- Не могу отказать себе в удовольствии встретиться со своими бывшими студентами и коллегами в данных обстоятельствах, - усмехнулся профессор, и глаза его засветились сарказмом. – И предложить им то же, что и вы мне несколько минут назад.
На минуту в кабинете воцарилась тишина. А потом мастер Саймон начал хохотать. Громко и заливисто, закрывши лицо ладонями и сложившись пополам в своем кресле.
- Мистер Снейп, - отсмеявшись, начал мастер Саймон. Голос его был спокоен, но в глазах все еще скакали чертики. – Думаю, вы справитесь. К тому же, ваше личное дело о смерти все равно безнадежно испорчено. Теперь можно не писать километры бланков для его восстановления. Можете занимать свое рабочее место, мастер Саймон.
Последнее предыдущий мастер Саймон говорил уже стоя около двери. Профессор поднялся, чтобы проводить бывшего хозяина дома.
- Это все? Не нужно подписывать никаких договоров? – недоверчиво спросил профессор.
- Вы еще намучаетесь с ними, мастер Саймон. Кстати, привыкайте, теперь это и ваша должность, и ваше имя.
- А как звали вас при жизни?
- Административное нарушение, мастер Саймон, - усмехнулся бывший мастер.
- Вы вне моей юрисдикции, - иронично парировал профессор.
- Годрик Гриффиндор. Вам что-то говорит это имя?
- Совершенно ничего, мистер Гриффиндор, - для убедительности профессор даже едва заметно пожал плечами, чего обычно себе не позволял. – А что ожидает вас, после повышения?
- О, уже подсиживаете, мастер Саймон?
- Ну что вы, праздное любопытство.
- Всему свое время, мастер Саймон, всему свое время. Прощайте.
Дверь закрылась, и профессор остался один. Неспешно прошелся по кабинету, разглядывая полки с папками, в порядок расстановки которых ему еще предстояло вникнуть. Сел в кресло мастера Саймона. В свое кресло. Папка с его личным делом исчезла. На столешнице все еще красовалась черно-коричневая кофейная лужа.
Дверь тихо скрипнула. Вошел Виктор, технично и быстро прибрал грязь и, отойдя от стола на шаг, достал из кармана блокнот, карандаш и выжидательно уставился на профессора. Профессор выжидательно уставился на Виктора. То ли субординация взяла свое, то ли опыт давления взглядом у профессора был больший – как бы то ни было, дом сдался первым.
- У меня к вам несколько организационных вопросов. Во-первых, я думаю, в связи с особенностями вашего восприятия, звать меня Виктором нецелесообразно. Как вы будете меня называть? В какой половине дня вы будете делать перерыв на обед? Что вы предпочитаете на завтрак? Едите ли вы мясное? Чернила какого цвета вам нужны для работы? Хотите ли вы изменить меблировку кабинета и комнат? Какой вид вам настроить за окнами?...
- Почему вода мокрая? – меланхолично оборвал поток вопросов профессор.
- Что?... – девушка как будто сбилась с мысли.
- Я буду звать вас Грейнджер. На остальные вопросы я отвечу только после крепкого черного кофе и пары тостов с сыром.
Чуть скрипнув, дверь закрылась. Профессор прикрыл глаза, мимоходом подумав о том, что надо будет распорядиться смазать петли. И тут же снова скрип.
- Так быстро?
- С сахаром?
- Что?
- Кофе?
- Все равно.
- Так с сахаром?
- Решайте сами.
- Сахар?
- Принесите сахарницу, черт вас дери. Грейнджер, еще один вопрос сегодня, и я напишу заявление на то, чтобы работать под открытым небом.
- Какие мы нежные, - уходя, пробормотала Грейнджер, будто невзначай не позаботившись о том, что каждое слово звучит отчетливо.
Профессор победоносно хмыкнул и, развернувшись в кресле, посмотрел на шкаф, в котором теснились папки со знакомыми и незнакомыми фамилиями.
«Для объективной работы… Салазар, он все-таки начислил баллы моему факультету!.. И после этого он будет уверять меня, что история обходит этот дом стороной…»