МакГонагалл впервые ведет урок:
- Здравствуйте, дети. Сегодня мой первый урок трансфигурации, и от волнения у меня дрожат... Кто сказал - «конфигурации»?!
Вот он, гвоздь. Пока он ещё новенький, только что с завода, и один из многих. И, наверное, он счастлив. Если бы у него было сознание, он бы точно был счастлив – ведь разве не это требуется большинству? Общность и внешняя красота.
Гвоздь, счастливый гвоздь… С завода – в прозрачные мешочки, на магазинные полки. Их уже меньше, им теснее, и они царапают остриями шляпки друг друга – но он, наверное, всё ещё счастлив. Ведь разве мы не готовы временами терпеть ради этого неудобства?
Но их кому-то всё-таки продают, и гвоздь вместе с другими высыпают на стол, берут двумя пальцами – осторожно, высматривая изъяны. Он может быть горд – ведь выбрали именно его, из всех, единственного… Но за мигом триумфа следует боль – молоток безжалостно опускается на шляпку, искажая её идеально-ровную форму, а острый конец с усилием втыкается во что-то твёрдое, сыпучее, застревая в нём – насмерть. Наконец, пытка закончена, и на гвоздь ложиться ответственность. Он ждал её, и, наверное, понимает, пусть она и тяжела… Ведь среди людей всё случается почти так же?...
На гвоздь повесили картину. И он справлялся. Справлялся, как мог, как умел, и был полностью поглощён важностью своей задачи.
Но всё, что имеет начало, имеет и конец, и прошли годы. Гвоздь состарился, потускнел, даже прочность уменьшилась – по крайней мере, так показалось людям. Он устал.
И картину сняли, бесцеремонно выдернули гвоздь, заставив испытать не ту же, только похожую, как тень, боль , - и выкинули на свалку.
Гвоздь, ржавеющий, разлагающийся с течением лет, забытый давно и заслуженно, уже, наверное, не счастлив.