Этот день приближался. Еще совсем немного, и они всей семьей отправятся туда.… Даже в мыслях Джинни не могла произнести нужного слова. Она еще могла понять, что они умерли, хотя и это далось ей не без труда. Но от слова «кладбище» веяло окончательностью и безнадежностью.
Все ближе был день, когда она вновь окажется возле до боли знакомых могил. Еще одно безнадежное слово. Впервые со дня похорон она увидит место вечного сна Тонкс, Люпина... и Фреда... Джинни не была уверена, что сможет это пережить. Но ей придется. Уже совсем скоро.
В среду утром она проснулась с привычной уже мыслью, что ожидание сведет ее с ума вернее самой поездки. Даже едва полученное право на аппарирование уже не приносило ни капли радости. Но вдруг Джинни пришла в голову мысль плюнуть на все дела и воспользоваться им.
Солнце уже припекало, разгоняя остатки утренней прохлады. Джинни Уизли, седьмой ребенок и единственная дочь, стояла перед могилой, выпрямившись и закусив губу, и молча смотрела на портрет, выгравированный на камне.
Зачем она здесь? Хотя бы для того, чтобы вспомнить… и попрощаться, что называется, по-человечески. Тогда, в ТОТ день... да, ей ничуть не стыдно в этом признаться, тогда было не до того. Стольких тогда хоронили, и среди них... ее брат. Черт, черт, черт! Нет, она не будет плакать, она здесь не за этим. Тогда – это тогда, а сейчас она здесь, а больше никого. Утро рабочего дня, как же иначе? Только ветерок, птичье пение, и солнце светит... з-зараза... Стоп. Но как же нелепо, здесь – солнце и весна, а они – там. И на этих многочисленных надгробиях разнообразные эпитафии можно заменить одной, равно подходящей для всех, избитой, но такой верной фразой – «Мы чужие на этом празднике жизни...»
Нет, не может она попрощаться по-человечески. Потому что любое прощание пока что для нее нечеловечески тяжело. «Ага, - шепнул внутренний голос с подозрительно знакомой ехидной смешинкой. – Всем, значит, легко, особенно ему вон легко пришлось, а нашей малышке, стало быть...»
Джинни закусила губу чуть не до крови и резко выпрямилась. Это, в конце концов, нечестно. Он, как оказалось, сделал чуть ли не больше всех, а у каждого из выживших нашлись или более близкие погибшие родственники, или более важные дела, или... Сейчас, пока есть возможность, пока нет никого вокруг и только сияет это дурацкое солнце, у нее есть, наконец, возможность поблагодарить его. За все, что он сделал, и за то, что дал понять, как делать не надо. Наглядно продемонстрировал, что жизнь не прощает ошибок, и стоит один раз свернуть не туда...
Не в силах больше удерживать закипающие в глазах слезы, Джинни сделала несколько неверных шагов в сторону и аппарировала в рощицу недалеко от Норы. Упала ничком в траву и дала волю слезам.
Она оплакивала сейчас все, что уже оплакала раньше, и все то, чего оплакать не успела. То, что Джордж никогда не оправится после смерти Фреда, и то, что малыш Тед никогда не увидит своих родителей, и множество других «никогда». Это были слезы обиды на то, что жизнь так беспощадно карает оступившихся, и слезы ярости от того, что совершенно этого не заслужившим личностям любая ошибка в конечном счете сходит с рук. Вон павлинья семейка, выбрав не ту сторону, выживала и приспосабливалась, и что? Пережили эту кровавую кашу в полном составе и с ценным жизненным опытом. А если ошибки исправлять, ничего хорошего для себя ждать уже не приходится. Это правильно? В этом мире ей, Джинни, жить и любить?! Ведь она в курсе. На исправление собственных ошибок любой, хоть самой страшной ценой, может толкнуть именно любовь. То есть если она, Джинни, примет в корне неверное решение... Или Гарри, или Рон с Гермионой... Джинни было страшно. Очень страшно.
Осознав, что уже ничего не оплакивает, а всхлипывает больше от страха, Джинни умолкла. И насмешливый внутренний голос тут же напомнил о себе: «Ну да, у тысяч и тысяч людей все неприятности от любви ограничиваются семейными сценами и трудными родами, а наша крошка, конечно же, вляпается в то самое, в которое вступить – один шанс из... цифры с кучей нулей. Давай поревём из-за того, что ведь и кирпичи на голову людям падают иногда... А головой-то думать надо, а не кирпичи ловить!»
Действительно, чушь какая, причем здесь любовь? Совесть надо иметь, хотя от нее бывают и неприятности. Но как раз совесть и предостережет, если вовремя прислушаться к ее въедливому голоску.
Она, Джинни, все в своей жизни сделает правильно. Ведь исправлять она не захочет, а выживать и прогибаться не сможет. Значит, остается одно – она, Джинни Уизли, седьмой ребенок и единственная дочь, не оступится. Никогда. Она сможет.
Джинни встала и отряхнулась. Взмахнула волшебной палочкой, убирая с одежды пятна от травы, а с лица – следы слез, и с негромким хлопком исчезла.
Она появилась у той же могилы, откуда недавно аппарировала. Всего на минуту – этого более чем достаточно, чтобы, глядя в глаза портрету на камне, сказать мысленно: «Спасибо. Прощайте».
Только мысленно. Джинни так и не смогла ничего произнести вслух. Хорошо знакомый мрачный взгляд казался удивительно живым, и ей на миг показалось, что из-за ее малодушия Гриффиндор сейчас лишится пары баллов...
