Дядя Вернон: ТЫ ЛЕНТЯЙ!
Гарри: Ага...
Дядя Вернон: Ты САМЫЙ ленивый человек на свете!
Гарри: Ага...
Дядя Вернон: Человек ленивее тебя ЕЩЁ НЕ РОДИЛСЯ!!!
Гарри: Ему было лень...
Перед ним на старом-престаром мольберте из красного дерева стоял девственно чистый холст. Рядом примостился еще более древний стол, на самом краешке которого красовался дырявый котел, опять же старый. Почему он красовался здесь, а не на помойке? Да все просто! Котел давно превратился в ящик для красок. Сейчас он опасно накренился, потому что тюбики не на шутку переволновались, распознав в своем хозяине все признаки снизошедшего вдохновения. Те, что были еще запечатаны, лезли наверх, но большинство упорно проталкивалось на самое дно, и места, понятное дело, хватало не всем. Рядом с заляпанным экс-котлом лежала плоская деревянная коробочка, из которой периодически доносились стуки и царапание. Это новая кисть «Мечта художника» № 8 рвалась на свободу. Хотя «Мечта» - одно лишь громкое название. Ворс писки… Вот если бы единорога (наш приятель при этой мысли всегда восторженно закатывал глаза)..!
Сам же счастливый обладатель дырявого котла и новенькой кисти задумчиво наматывал круги по комнате. Траектория его движения пролегала в непосредственной близости от мольберта. Там он каждый раз останавливался и подолгу смотрел на молчаливый холст. Смотрел так, что любой другой холст тут же бы покрылся румянцем без всякой краски. Но только не этот! Художник сделал еще круг, постоял и решительно направился к мольберту. Перевернул холст и стал внимательно изучать подрамник. Ну, вот оно фирменное клеймо «Смит и сыновья». Подделка? Вряд ли. Но тогда почему, дементор его поцелуй, этот василисков холст до сих пор не подает признаков жизни?
Для непосвященных, то есть для вас, магглов, поясним, что волшебники (те немногие, что по дурости занялись живописью) покупают холст, так сказать, с характером. В полотно вплетают волосы единорога или лунного тельца, реже – струны сердца дракона (дорого), еще реже – волосы с задних ног акромантула (эпиляция у них не в моде, да и злобные они…). Но это еще не все. Самое главное – наделить уже натянутый на подрамник холст сознанием и голосом, что, как все уже поняли, и определит облик будущего шедевра. Вот как раз на эту архиважную операцию и наложили лапу Смиты. А художник превратился в ремесленника. Ему остается только перенести чье-то лицо с волшебной фотографии на живописное полотно. С этим разве что безрукий не справиться.
И последнее. Первое и единственное место занимает жанр портрета. Пейзаж не двигается, натюрморт – тем более. Раз не двигается, значит – не интересно. И точка. А вот портрет любим всенародно. Каждая уважающая себя семья обязательно хранит дома целую картинную галерею и с умилением показывает при любом удобном случае наследникам.
Наш художник не мог пожаловаться на отсутствие заказов. Напротив, их было много. Вот только выручка от них оставалась мизерная: все съедала покупка материалов.
Он нервно посмотрел на письменный стол. Там лежала фотография. Красивая (даже слишком) женщина, но надменная и холодная. Такие не слишком то вдохновляют. В другое время художник бы отказался, но заказчиком был Люциус Малфой. А Малфой платит щедро.
Он (не Малфой, а художник) нервно взглянул на холст. Такой ответственный заказ… и с самого начало так не везет. Пора начинать, а то к завтрашнему утру, когда аристократ явится за портретом, ему не успеть.
***
В семь часов утра портрет был уже готов. Художник, у которого немного тряслись руки из-за выпитого ночью Бодрящего зелья (семь стаканов), с гордостью обозревал содеянное. Лучшее, что но когда-либо создавал… В данный момент Нарцисса Малфой неподвижно восседала на серебряном троне. Она еще ни разу не пошевелилась. Это печальное обстоятельство очень сильно нервировало художника. Прямо скажем, у него начиналась истерика. Вряд ли Малфой обрадуется такому. Еще полтора часа…
И тут Нарцисса ожила. Она повернула голову и посмотрела прямо в глаза художнику. Тот замер от восхищения и страха одновременно. Нарцисса как-то совсем не аристократично шмыгнула носом и высморкалась в рукав элегантного шелкового платья.
- Ну что вылупился, маляр фигов? - спросил низкий прокуренный голос.
До художника не сразу дошло, что голос принадлежал нарисованной Нарциссе. А когда понял, медленно осел на пол.