Дамблдор, Дамблдор,
Дамблдор стучит в окно,
Обернувшись бородатою совою,
Отчего, отчего,
Отчего спокойно сплю,
Оттого, что под окном,
Люпин не воет... (и т. д., и т. п.)
Даже совсем не странно, что она умерла.
Феломене было сорок три года. А сорок четыре ей уже не будет. Амелия боится этой цифры. Целых две четвёрки, хуже может быть только три четвёрки. Время на табло электронных часов — четыре сорок четыре. Смерть, смерть, смерть. Смерть в кубе. Когда Амелия ловит это время на часах, она смотрит на них не моргая, пока не станет четыре сорок пять.
Вот что странно — Феломене было только сорок три, когда она умерла.
***
Это должна быть история о них. Встреча, ещё одна, влюблённость, свидания, совместная жизнь. И смерть — раздельная. Смерть — как двухъярусная кровать. Кто-то сверху, кто-то снизу, вы не видите друг друга — ложитесь и закрываете глаза.
***
Конечно же, будет история. Её о ней. Или — наоборот. Мёртвые — хорошие рассказчики. Им незачем что-то скрывать или приукрашивать, они всегда говорят как есть.
***
Феломена. Её губы созданы для сигарет, но она не курит. Это — первое впечатление Амелии.
***
Первое слово Феломены об Амелии — любимая. Амелия спала, когда Феломена её увидела. Амелия работала спящей моделью в музее каких-то странных искусств, а Феломена готовила сюжет для следующей серии своей передачи «Вслед за…». Эта передача была её от и до: никаких гримёров, операторов и режиссёров — только Феломена и видеокамера. И целая сумка с запасными батарейками. Когда Феломена возвращалась обратно, в сумке вместо батареек были сувениры. Каждый путешественник привозит с собой что-то из тех мест, в которых побывал.
***
Амелия боится подвала. Она никогда туда не спускается.
***
— Сколько тебе платят? — спрашивает Феломена.
— Ты куришь? — спрашивает в ответ Амелия.
Они не хотят говорить о себе, но хотят знать друг о друге. Такое нечасто бывает.
***
«Сдохни, сука», — написала Амелия в своём ежедневнике, когда Феломена умерла. Как будто Феломена всё ещё была жива. Как будто Феломена не была сукой.
***
Открытые форточки бесят Феломену. Они — тревожат: воздух, шторы, полотенца, подолы платьев, края покрывал. Её волосы. Дурацкая стрижка, Феломена выглядит так, будто она раковая больная и только что вернулась с химиотерапии. Даже дым, который Амелия выдыхает в открытую форточку, ощутимее волос Феломены.
***
Амелия хочет сделать что-то со своим домом. Ремонт. Или — сжечь. Под Вивальди. Но она никак не может решить: зимой или летом.
***
Когда не спится, Феломена думает о тех местах, где ещё не бывала. Каждый раз ей хочется уехать дальше. Ехать — дольше. Возможно, никогда не вернуться. Потом она узнаёт о миссии на Марс.
***
— Ложись спать. Пожалуйста! Уже так поздно…
— Погоди! Ещё немного… «Салют, мои милые! Сегодня я здесь».
***
Летящие платья Амелии украдены со всех постановочных фотографий грёбаного инстаграмма. Уж Феломена столько повидала. Она открывает ноутбук ранним утром под чашку чая. На ней майка и шорты. Её колено торчит над краем стола. И только сигареты между губ не хватает. Но Феломена не курит.
***
Амелия стоит, опустив голову.
— Соболезную, дорогая, — говорит кто-то.
Амелия не отвечает и не поднимает голову. Тяжело.
***
Дура. Истеричка, шлюха. Это всё — Амелия. Она сидит в коридоре, и рядом кашпо с каким-то длинным растением. Стены надо перекрасить, в тёмный. А волосы надо постричь — в дымный, феломеновский, одуванчиковый, нереальный. Трудно заснуть, когда тебе за это не платят. Раньше она думала, что всё наоборот.
Она полетит на Марс. Будет одним из четырёх человек на первом корабле. Полёт продлится восемь месяцев, которые она все проспит. Сколько тут четвёрок. Хватит для смерти?
***
Эти бестолковые разговоры по телефону. Когда не знаешь, что сказать, и молчать в трубку так неловко и хорошо. На пальце — прядь волос, спиральная, как телефонный провод. Такими телефонами никто уже не пользуется, он у Амелии от мамы, как и глаза. По утрам она смотрится в зеркало, и даже жутко: как будто там стоит мама. И сейчас начнёт отчитывать: что так долго спала, что не пообедала — мама, какой обед, уже ужин пора готовить.
— Ты здесь? — спрашивает Феломена.
— Здесь, — отвечает Амелия.
Они обе — здесь, ухом к уху. У них связь, пока что только телефонная.
— Мне снятся странные сны, — говорит Амелия.
— Я снимаю странное видео, — отвечает Феломена.
Они уже говорят друг с другом о самих себе. Амелия видит сны о Феломене, а Феломена снимает видео об Амелии. Всё — странное.
***
Платья Амелии длиннее с каждой встречей. Начинается всё с колен. Острее Феломена не видела. Ничего красивого, и поэтому колени Амелии — самые красивые на свете. Феломена снимает их на камеру, пока Амелия спит на музейной кровати.
— Салют, мои милые! — шепчет Феломена. — Сегодня я здесь.
Больше она ничего не говорит, никогда — остальное только снимает. У неё более миллиона подписчиков. Это не много и не мало, так себе, сойдёт, нормально, ок. Феломена старается не помнить, что на Земле семь миллиардов человек. Она помнит, что на Марсе — пока что ни одного. Ну а ей всего лишь сорок два, и она ведёт видеоблог, а себя — как подросток.
***
Амелия в курсе, что её красота достойна камеры, но преподносит себя так, будто камера её не достойна. Она высокомерно курит и смотрит так же, на всех, кроме своего отражения. Амелия могла бы стать супермоделью, если бы захотела, а если бы захотела — не стала бы. Ей сладко и противно от того, какая она сладкая и противная. Она ненавидит в себе всё, кроме взгляда по утрам: мамочка, не ругай меня, я уже позавтракала. Вчера.
***
Утро. Амелия ещё спит, а Феломена ещё не спала. Она смотрит на Амелию — ни одной родинки в поле зрения. Тёмно-розовые соски. Брови напоминают дворники у автомобиля. Такие же прямые и бездушные. Но когда Амелия смотрит из-под них, из-под своих бровей…
***
Феломену хоронят в платье. Горошек шестидесятых. Высокая талия и широкий пояс. Ноги Феломены кажутся длиннее.
***
— Ненавижу, — говорит Амелия и кашляет. Дым попал не в то горло, и во рту сразу солёно и много слюны. Амелия запивает глотком кофе, потом продолжает: — Ненавижу, когда перебивают.
— А я, — говорит Феломена, — ненавижу лестницы.
***
Иногда Амелия надевает серьги — два огромных тонких кольца. В них могут пролезть ладони Феломены. Браслеты, наручники. Феломена будет прикована к ушам Амелии. Но в чём она виновата — за что наказана?
***
У Феломены ледяные ноги, когда она ложится в постель. Потом они согреваются. Феломена прижимает ступни, плотно-плотно, к икрам Амелии. Кожу покалывает мелкими волосками, будто зубчиками расчёски. Они, эти волоски, ощущаются уже на следующий день после бритья. Иногда так хорошо пройтись ладонями по икрам Амелии. А иногда — они раздражают. Может, поэтому — может, Амелия сама догадалась? — её платья становятся длиннее и длиннее и скоро отрастут совсем до пола. Или — ей просто всё больше и чаще лень брить ноги.
***
В подвале — сувениры из всех тех мест, где побывала Феломена. Амелия их не видела, а Феломена — уже не помнит: она давно туда не спускалась.
***
Миссия на Марс отменяется. Это — далеко. Амелия не сможет. Ей бы встать с пола и добраться до кровати, выполнить эту миссию. А на часах — четыре сорок четыре. И Амелия моргает.
***
Надо что-то сделать на похоронах. Сказать речь, спеть песню, просто скорбеть — недостаточно. Амелия ничего не говорит и не поёт, она включает видео — одну из передач Феломены. Пусть говорит она: мёртвые в этом лучше.
— Салют, мои милые! Сегодня я здесь.
Амелия не смотрит на экран, смотрит в гроб, где лежит Феломена в платье в горошек. Сегодня она — здесь. Теперь всегда здесь.
***
Когда Амелия открывает глаза, на часах — ноль тридцать две. На пороге — две голые ступни, Амелия узнаёт их. Шуршит длинная юбка.
— Тебе надо поесть, — говорит мама.
— Мне надо в подвал, — отвечает Амелия. — Там я… Там всё, что осталось от меня.
***
Феломена ненавидела лестницы, а Амелия — когда перебивают.
