В Азкабане проверяющий спрашивает Блэка:
- Почему вы здесь сидите?
- Да видете ли... Как вам сказать...
- Так и скажите: почему вы здесь?
- Да потому что не выпускают!
Что позади нас и что впереди нас – мелочь в сравнении с тем, что внутри нас.
Ралф У. Эмерсон
White
Эльфы Розье всегда знали, что если хозяин пришел в окровавленной рубашке, то рубашку не стирают – рубашку выкидывают. Мастер Розье имел обыкновение скидывать одежду по ходу своего движения к ванной. Некая расслабленность в принципе была присуща его характеру. Повзрослевший Эван с легкомысленной дерзостью обводил своего отца вокруг пальца, свысока подшучивал над Рудольфусом и вальяжно перебирался из одной постели добропорядочной леди в другую. Больше всех ему завидовала Белла. Рудольфус смотрит ему в рот, Лорд прощает ему каждую его выходку, кажется, что все вокруг очарованы милым светловолосым чудовищем. И когда Белла пытается подставить дражайшего кузена, то за него заступаются и Лестранжи, и Долохов, и Мальсибер, и даже гребаный Руквуд. Все знают, что в честном противостоянии Белле не выстоять, каким бы прекрасным магом она не была. Все знают, что Розье фантастически хорош во всех отношениях и с ним вообще-то лучше не обострять. Все знают, что «если вдруг что» Лорд убьет Розье первым, никому не нужен под боком не по годам мудрый мальчик. И змея Белла ползет к Тому, и шепчет так сладко, что у Розье есть план отхода, что он готов в любой момент предать Повелителя, что крайне желательно допустить дуэль между Розье и Грюмом: «Ведь Розье такой превосходный дуэлянт». И Том кивает, считая доводы миссис Лестранж убедительными. Эван не дурак, он знает, что как бы он не старался ему не выжить. Он сражается настолько отчаянно, что Грюм уже задумался над тем, что пора бы его родственникам подыскивать ему место на кладбище. А потом Розье решает: «Да, ну его все к Мерлину» и кидается в объятия Смерти.
Black
Рудольфус морщится и резким движением надевает мантию. Его уже ничего не трогает, ничто не заставляет сердце учащать свой ритм. Его даже не раздражает истерчная Белла. Рудольфус хотел бы быть примерным супругом, но можно за версту почувствовать, какое безразличие в его душе вызывает визг его разбушевавшейся женушки. Он устал от того, что Лорд дает какие-то указания. Нет, он безукоризненно их исполняет, просто он столько времени провел в Азкабане, что ему хочется просто погреться перед камином. Рудольфус с легкой грустью сожалеет, что к нему в дом больше не ввалится Розье, который готов был примчаться к нему из любой точки земного шара и устроить шабаш в благородном семействе. Ему стало настолько никак, что расшевелить его может разве только Круциатус. Мышцы Рудольфуса напрягаются, челюсть стучит, а из глаз летят искры. Он
сдавливает палочку в руках и гостиная запоминает его леденящий смех. Внутри него медленно разливается темная плотная материя, готовая поглотить не только телесную оболочку, но и забрать с собой разум. Рудольфус не раз проделывал этот трюк, и пелена снова застилает ему глаза.
Red
Если кто-то и сохранил трезвый рассудок после Азкабана, то это Рабастан. С другой стороны, трезвый – понятие весьма относительное. Например, относительно Долохова, заливающего в себя ежедневно бутылку Огденского, Рабастан просто мальчишка, сделавший первый неразумный глоток из отцовской бутылки. После побега из Азкабана у Лестранжа будто открылось второе дыхание: он день за днем проглатывает по фолианту из семейной библиотеки, он ходит в дорогие магазины и модные магловские рестораны. Невероятная жажда жизни будто переливается через край и ему хочется смотреть, слышать, осязать - просто чувствовать и пробовать эту жизнь на вкус. Рабастан не может смотреть, как единственный близкий друг - Долохов наливается темнотой, горечью и желчью, которая разъедает его изнутри. В Рабастане будто лампочку включили, и Рудольфус надеется, что именно младший брат переживет всю эту бессмысленную вакханалию. А Рабастан просыпается каждое утро и думает, как ему нравится гореть в этом несовершенном мире. И он готов сгореть до смерти.
Gray
Сириус не знает кто он. Он ежедневно перечисляет все, что о нем знают другие: Блэк, чистокровный, гриффиндорец, красавчик, друг Поттера, убийца Поттера, крестный Поттера, Бродяга, мародер. Сириус даже не может выстроить все эти определения в логическом порядке и выяснить, что же из этого первостепенное. Он спотыкается уже на слове Блэк, пробуя его на вкус и чеканя языком, понимает, что возможно единственное, что может определить его сущность это темнота. Но он не может назвать себя темным, нет, это про кого-то другого, даже не про Вальбургу и не про Беллу. Он думает: «Мы просто все застряли в этой чертовой темноте». И ему хочется из нее выбраться, но он только и делает, что пропускает ее сквозь себя. Сириус ловит себя на мысли, что единственное ради чего он еще существует – это просто утопичность идеи суицида, он не столько смел. И падая в арку, он, наконец, понимает, что он это призрак и отсутствие, пограничное состояние. Ему комфортно в это аморфности и единственная мысль, которая вертится в его голове: «это гораздо больший кайф, чем просто умереть». Сириус Безликий.
Poison
Загробное путешествие Фреда Уизли складывалось как нельзя хуже. Во-первых, ему было не до шуточек. Ну, не то, чтобы совсем, но по большей части. Во-вторых, свидание со смертью не удалось. То ли она была не в настроении, то ли он не в форме, и она быстренько отправила его разбираться со всем самому. Как оказалось, он здесь был не один такой, и ему даже льстила вся эта честная компания, собравшаяся по ту сторону мира. Даже Белла Лестранж оказалась весьма ничего, и Фред удивлялся этим мыслям, ибо он в принципе никогда не думал о миссис Лестранж в таком ключе. Каждому, кто оказался по ту сторону мира, давалось задание, которое помогло бы пришельцам примириться с новым статусом и найти свое место в новой жизни. Получится – иди на все четыре стороны, не получится – ... И у Фреда, Мерлин задери, никак не выходило понять, кто же он такой на самом деле. Казалось бы проще некуда. Тонкс, Люпин, даже Петтигрю уже смог. И поскольку Фред еще не разобрался, как здесь течет время, ему казалось, что он уже целую вечность решает головоломку: «Кто я на самом деле?» Помощь пришла будто из ниоткуда. Фред вдруг увидел перед собой Нагайну, которая прошептала: «Привет, дружище». И тут Фред обратил внимание на то, что из него сочится яд.
Dark
Чарли, спускаясь на завтрак в Норе, постоянно думает о том, как ему это все осточертело. Где-то в глубине души он безумно любит свою семью, но он был еще более счастлив, если его семья состояла все-таки из меньшего количества людей. Нет, он действительно рад, когда встречает Билла или Джорджа, но, Мерлин, все эти дети. Их вообще сколько? Чарли мучительно вспоминает: три, плюс два, плюс два, плюс два, плюс три – двенадцать. Мерлин, так размножаться это вообще законно? И единственное, что забавляет Чарли так это, что он может заставить всю это честное семейство поскандалить. Ничто не доставляет ему большего удовольствия. Матушка причитает, что ему пора бы обзавестись семьей: «Черта с два я на это пойду». Билл делает вид, что вообще все в этой жизни прекрасно и замечательно: «Билли, мы все в говне». «Перси, просто молчи, пожа-а-алуйста». Джордж смущенно улыбается, будто боится нарушить свой многовековой траур: «Джорджи, мы вообще-то все когда-нибудь сдохнем». И тут же Рон начинает защищать несчастного: «Дружище, ты, конечно, никогда мне особо не нравился, но ты все просрал в этом гребанном мире. Ах, да. И, конечно, довершает картину миссис Поттер, которая разве что не блюет от своей гребанной важности. И после этих феерических домашних посиделок вы каждый раз все равно ждете, когда я приеду. Вас это не задолбало?» Чарли на волне, ему нравится быть для каждого из них идеальным, но для всех вместе создавать иллюзию конченого придурка. Это даже как-то помогает ему. Ведь что может быть лучше эмоциональной подпитки для темного мага?
