Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Давно подмечено - чем более подробный план ты составляешь, тем больше шансов, что он пойдет прахом из-за случайности...
Комментарии:
Написано для команды fandom Antiquity 2016.
Пеплос – женская одежда, широкий кусок ткани, драпировавшийся вокруг тела и скалывавшийся на плече фибулой
Бассарей – один из эпитетов Диониса
Перистиль – внутренний дворик
Кратер – в данном случаее посуда для смешивания вина
Алабастрон – небольшой сосуд, в котором обычно женщины хранили благовонное масло
Килик – плоская чаша для вина на подставке с двумя ручками
Гимерот – бог страсти
Гера с блаженной улыбкой провела ладонью по приятно прохладной воде и благосклонно взглянула на возвышающиеся над кронами деревьев далекие горы. Ей нравилось бывать именно в Арголиде, а не в Аркадии, которую любило посещать большинство богов. Там, на взгляд Геры, было чересчур сонно, ибо смертные, кто мог и хотел воевать, давно покинули этот край и доблестно сражались в чужих землях за чужих царей, а оставшиеся пасли скот, ковырялись в земле и принимали гостей. В Арголиде же кипела жизнь и, что немаловажно, сама Гера была очень и очень почитаема. Ее именем клялись, ее призывали, ее любили. Хотя — тут Гера невольно поморщилась — и ругались тоже ее именем. Но самое главное — именно на земле Арголиды было главное сокровище и главная тайна Геры: чудесный источник Канаф, возвращающий телу свежесть, присущую только юности, и девственность.
Гера медленно встала и ступила на траву: сочную, яркую, душистую. Такой травы не было больше нигде — сказывалась близость к источнику молодости. Она манила присесть, а то и прилечь, отдохнуть в тенистой прохладе, но Гера, накинув хитон и пеплос, пошла прочь. Скоро пир, даже слишком, по мнению Геры, скоро, и не стоит терять времени даром — надо как следует подготовиться к появлению перед богами. Она — блистательная Гера, она не чета остальным, и должна всегда быть в сиянии собственной красоты и величия. А слез из-за измен мужа никто не будет видеть. Ни слез, ни гнева, ни разочарования.
Гера невесело улыбнулась. Сколько бы любовниц и любовников не было у Зевса, он всегда возвращался к ней. Так было после смерти этой глупышки Семелы — это надо же, не знать, что истинный облик бога не дано видеть смертным. Так было после Леды, после Майи, Ламии… Да мало ли их было, смертных и титанид, полубогинь и нимф. И где они теперь? Либо мертвы, либо забыты, а она, Гера, жена великого Зевса, по-прежнему восседает на пирах рядом с супругом.
Гера оглянулась на рощу, в глубине которой скрывался чудодейственный источник, и взошла на свою колесницу. Павлины, запряженные в нее, плавно и без рывков взлетели и помчались на север, в сторону Олимпа.
* * *
Легконогой ланью Артемида взбежала по ступеням и прислушалась. Она надеялась застать брата если и не в одиночестве, то хотя бы без его последнего увлечения. Увлечения, нда…
Когда стало известно о новом любовнике блистательного Аполлона, она, как и остальные боги, только посмеялась. Интрижка, не более — как уже не раз бывало раньше и наверняка будет позже. Уж слишком не были похожи эти двое — внешне всегда спокойный и величественный Аполлон и легкомысленный шалопаистый Гермес. Но шло время, а слухов об их ссоре не было. Не было и сплетен о новых увлечениях Аполлона. Впрочем, брату ничего не стоило заткнуть рты болтунам, ибо всякий на Олимпе и в его окрестностях помнил и про детей Ниобы, и про остальных.
Артемида тогда решила, что интрижка закончена, и думала так до тех пор, пока не пришла как-то к брату, как обычно, не предупредив о своем визите. Если он занят, она просто подождет — не раз уже так было.
Брат был занят. Очень занят, и Артемида выскочила из его дома, словно стрела, пущенная могучей рукой. И тут же налетела на Уранию, чуть не сбив ее с ног.
— Что-то случилось? — встревожилась та.
— Нет,— коротко ответила Артемида и, оглянувшись, едва сдержалась, чтобы не скривиться.
Урания коротко засмеялась и посоветовала не обращать внимания — дескать, с кем не бывает-то?
— Со мной не бывает, — гордо вскинула голову Артемида. — Неужели он все еще увлечен, — она замялась, пытаясь подобрать слово, которое бы наиболее полно выразило бы все ее отношение к Гермесу, и, не найдя его, выплюнула: — этим пустобрехом?!
Урания пожала плечами, как показалось Артемиде, совершенно равнодушно, и Артемида, не выдержав, воскликнула:
— Ну чем там увлекаться? Прав Арес — Пустышка он, — она скорчила брезгливую гримаску. — Интрижка с Пустышкой на целых двадцать дней?
— Не интрижка, — поправила Урания. — И не двадцать дней — больше года.
— Что?!
— Если бы у Бассарея с похмелья язык не развязался, — послышался насмешливый голос за спиной, и Артемида, резко обернувшись, встретилась взглядом со стоящим в дверях Гермесом, — то никто бы до сих пор ничего и не знал…
Сейчас же на Парнасе царила тишина. Не слышно было ни голосов муз, ни пения птиц, ни иных звуков. Тихо, сонно, жарко.
Артемида прошла вглубь дома, вошла в перистиль и замерла. Они оба были там — брат полулежал на траве около фонтана и задумчиво перебирал струны лиры, а Гермес, непривычно серьезный и сосредоточенный, сидел на скамье неподалеку и что-то быстро писал.
— А вот и Артемис, — довольно меланхолично произнес Аполлон и сел.
— Вы что, поссорились? — косясь на Гермеса, даже не подумавшего отвлечься от своего занятия, спросила Артемида.
— Да, — вздохнул Аполлон. — Заходил Арес и…
— В шлем нассу, — буркнул Гермес. — Или сатиров подговорю, и они дружно…
Артемида представила себе очередное глумление над доспехами Ареса и, не удержавшись, засмеялась, а Аполлон укоризненно покачал головой.
— Вы на пир идете? — спросила Артемида, немного успокоившись.
— Я с музами иду, а наш лекгокрылый опять в Аид собрался, — сообщил Аполлон. — Сейчас своим тапочкам перышки почистит и…
— Сандалиям, — поправил его Гермес и, видимо, закончив с писаниной, виновато улыбнулся и развел руками. — Зато в этот раз никто твоим девочкам не будет корчить рожи и смешить…
Так что на пир Артемида, как и надеялась, отправилась со свитой — братом и музами.
* * *
Апата, тайком пробравшаяся на пир и никем не узнанная, внимательно наблюдала за происходящим вокруг. Ее расчет оказался верен: это на гостей всегда обращали пристальное внимание, а вот на слуг… Мало ли их, обносящих великих богов едой и питьем? А знают лишь нескольких — Гебу, например, или того же Ганимеда. Так что затеряться среди безымянных слуг ничего не стоит. Не выделяться, угодливо прислуживать и терпеливо дожидаться нужного момента. Впрочем, Апата заранее рассчитала, когда наступит такой момент — совсем скоро Аполлон возьмет в руки лиру и запоет, и все боги будут поглощены выступлением Мусагета. Именно тогда наступит ее черед и именно тогда она осчастливит присутствующих своим «подарком»…
Апата злорадно усмехнулась. Боги надолго запомнят этот пир. Нет, никакого вреда от «подарочка» не будет. Ведь всем известно, как боги любят веселье, как им нравится любить и дарить любовь! Вот и будут любить. И всем будет весело. Очень весело!
Между тем боги продолжали пировать. Гера как обычно распускала хвост перед Зевсом — не зря же ее птица павлин. Небось, недавно купалась в своем источнике, вон как сияет. Апата скривилась — она тоже была не прочь окунуться в волшебные воды, да вот беда: никто не знал, где находится источник, проследить же за Герой не удавалось, ибо когда наступало урочное время, богиня покидала свой дворец украдкой и только на павлиньей упряжке. Летать Апата, увы, не умела, и тайну источника так до сих пор не узнала.
Зевс тоже, как обычно, пялился на всех женщин и девушек, впрочем, не обделяя своим вниманием и юношей. Правда, на супругу свою глядел чаще и умильнее, что-то ворковал — ну чисто глухарь на току! Апата не удержалась от горького вздоха: она смотрелась бы намного лучше в роли супруги повелителя молний, да и удержать его смогла бы от многочисленных интриг. Но ничего, придет и ее время!
Присутствовал на пиру и Аид — тоскливо поглядывал в сторону сидящей рядом с матерью Персефоны. Деметра же, явно понимая, зачем именно заявился на пир ее мрачный брат, хмурилась и бдительно приглядывала за дочерью. Персефона сидела молча, глаз от стола не поднимала и совсем ничего не ела.
Наконец со своего места поднялся Аполлон. Шум в зале разом стих, все уставились на него, словно видели в первый раз, и Апата усмехнулась. Конечно, все получилось именно так, как она и надеялась: и пирующие, и слуги смотрели только на поющего, и можно было хоть столы выносить, никто ничего не заметит! Апата, не скрываясь подошла к кратеру, на всякий случай поцокала языком, дескать, совсем мало питья осталось, и принялась смешивать вино и воду. Убедившись лишний раз, что на нее никто не обращает внимания, вылила в кратер «подарочек» из алабастрона, спрятанного в висящем на поясе мешочке. Темно-красная, почти черная жидкость мгновенно смешалась с вином, и Апата, довольная собой, стала обносить пирующих вином. Она наполнила все чаши, пусть ей и пришлось несколько раз подходить к кратеру, а потом, подхватив пару пустых амфор, вышла из зала.
* * *
Разбудил Гермеса женский плач. Ничего удивительного в присутствии женщины в доме не было — сегодняшнюю ночь он провел у Феба, но вот плачущая муза? Впрочем, в то, что могла плакать Артемида, верилось еще меньше, и он накинул хитон и пошел выяснять — а не послышалось ли ему?
Плакала Клио. Сидела, уткнувшись в ладони, и рыдала, а Феб, тяжело вздыхая, утешал ее.
— Ну и что? — тихо говорил он, гладя по встрепанным волосам Клио.
— Как что?! — всхлипнула муза. — Это все Афродита виновата! Я посмеялась над тем, как она сохнет по Актеону, а теперь… — и она вновь закрыла лицо ладонями.
— Некогда сейчас Афродите мстить, — включился в утешения Гермес. — Она сейчас перед Аресом себя в лучшем свете показать хочет, а если мстить начнет, точно как Гера будет выглядеть. Вот ты бы хотела быть похожей на Геру?
Шутка получилась так себе, но Клио вымученно улыбнулась.
— Ребенка она ждет, Гермес, — пояснил Феб после того, как успокоившаяся и утешенная Клио ушла.
— Чьего? — не понял Гермес.
— Своего, — покачал головой Феб. — Чьего же еще.
— Клио? Ребенка? — не поверил Гермес.
Представить себе Клио, не просто спокойную, а, прямо скажем, холодную, в объятиях мужчины… Нет, воображение Гермеса отказывалось принимать участие в попытках представить такое чудо.
— Ну да, — вздохнул Феб. — И если бы только она ждала…
Позавчера он невольно стал свидетелем разговора между музами, и обсуждали они где и когда могли так дружно порезвиться, что сейчас находятся в ожидании родов.
— Все? — изумился Гермес. — Все твои музы? Разом?
— Не все, — отмахнулся от этого предположения Феб. — Иначе бы я уже был на полпути к Гиперборее.
— И бросил бы меня на растерзание своим девочкам? — трагически заломил брови Гермес.
Этот разговор — о музах и их детях — они продолжили после завтрака.
— Так что там решили твои девочки? — попивая душистое лесбосское, спросил Гермес и, заметив удивленный взгляд Феба, пояснил: — Когда они могли так весело погулять?
— Ничего они не решили. И нет, не все они в тягости, хвала уж не знаю кому. Разговаривали Эрато, Терпсихора и Эвтерпа, ну и Клио, как ты сам слышал, тоже… гульнула.
Они, впрочем, довольно скоро сменили тему разговора, но Гермес не забыл о забавной ситуации, в которую попали музы. Более того, рассказал об этом Аиду за обедом. Вопреки ожиданию, Аиду было совсем не смешно, как и вернувшейся недавно к мужу Персефоне.
— Я что-то сказал или сделал не то? — изумленно взглянув вслед женщине, с рыданиями выбежавшей из залы, спросил Гермес.
— Все то, — мрачно произнес Аид и сделал знак слуге вновь наполнить килик вином. — Просто… — Он в один глоток осушил килик и неожиданно с силой швырнул его о стену. — Просто она тоже ждет ребенка. И нет, это не мой.
— А что ты? — после неловкой паузы осторожно поинтересовался Гермес.
Он знал, что их обоих — и Аида, и Персефону — очень печалит отсутствие детей, и вот теперь это известие.
— Я люблю ее. И буду считать этого ребенка своим, тем более, — Аид невесело усмехнулся, — кровь в нем течет родная, братская.
— А она?
— А она передумала накладывать на себя руки. И впервые мы с Деметрой были заодно — впервые после моей женитьбы, я имею в виду.
Гермес только покачал головой. И решил с Аидом больше первым об этом не заговаривать, а перед Персефоной позже извиниться. И подарить ей что-нибудь такое, что сможет хоть немного поднять настроение. И, конечно же, отправился к Гефесту.
* * *
После того, как Гефест выставил себя на посмешище, изловив Афродиту и Ареса сетью, Гермес у него не бывал. Видел иногда, еще более хмурого и оттого казавшегося еще более уродливым, но не заговаривал. Впрочем, и раньше их не связывали узы дружбы или приятельства, так что встречались они только по делу.
Вопреки ожиданиям, Гефест был в прекрасном настроении, приветливо поздоровался с Гермесом и кивнул в сторону перистиля — обожди, дескать, скоро буду. Гермес настолько удивился, что даже не поинтересовался, когда именно наступит это самое скоро.
Перемены, произошедшие с домом Гефеста, нельзя было не заметить. Первое, что бросалось в глаза — исчезли все розы и мирты, ранее в изобилии произраставшие во внутреннем дворике. Вместо них в центре высилось молоденькое земляничное деревце, а в густой траве, окаймлявшей дорожки, то тут, то там виднелся дельфиниум. Исчез запах благовоний, зато пахло свежей выпечкой, а из гинекея доносилось тихое пение.
— По делу или просто так? — Гефест вышел из кузницы совсем скоро.
— По делу, — не стал скрывать Гермес. — Хочу попросить тебя кое о чем.
Вдаваться в подробности — кому и почему хочет дарить украшение, Гермес не стал, упомянул лишь, что молодой женщине. Гефест выслушал его просьбу внимательно, а под конец и вовсе разулыбался, и по его хитрому прищуру Гермес понял, что кузнец понял все на свой лад.
— Хорошее дело ты затеял, — одобрительно прогудел Гефест, подтверждая опасения Гермеса. — Хозяйка в доме нужна! Да и есть кому постель согреть.
— Ты что, опять с Афродитой?!
— Пифона тебе в глотку! — замахал на него руками Гефест. — Чтоб я еще раз с этой… этой… Да тьфу на нее, пусть теперь другой дурак с ней позорится!
Гермес коротко хохотнул — Арес, конечно, не дурак, по крайней мере, не круглый, но так приятно слышать от другого нелестную характеристику! Особенно если учесть, что так Ареса обозвал его родной брат, а уж кому, как не ему знать такие подробности?
— Я себе другую нашел, — продолжал между тем Гефест. — Не чета этой… легкомысленной женщине! — И, обернувшись в сторону гинекея, крикнул: — Аглая, выйди к нам!
Аглаю Гермес видел, и не раз — что он, с харитами не был знаком, что ли? Но Аглаю в доме Гефеста увидеть не ожидал, тем более, в таком настроении. Она словно светилась изнутри, а на губах была умиротворенная улыбка совершенно счастливой и всем довольной женщины.
— Вот, — произнес Гефест.
Он смотрел на Аглаю с нежностью, и в этот миг казался прекрасным и (Гермес не поверил своим глазам) совершенно юным. Таким, каким, наверное, не выглядел даже в молодые годы.
— Я принесу вам поесть, — Аглая с любовью взглянула на Гефеста и неторопливо пошла обратно в дом.
— Даже и не знаю, что сказать, — совершенно искренне признался Гермес.
— Я тоже, — шумно вздохнул Гефест, все еще глядя вслед Аглае. — Даже не верю, что она согласилась стать моей женой. И, — он повернулся к Гермесу, — у нас будет маленький!
— И у вас?!
Гефест гордо кивнул.
* * *
От Гефеста Гермес отправился на Олимп — увы, у него было еще несколько неотложных дел, а потому до возвращения домой (а в последнее время своим домом он стал считать еще и Парнас) следовало заглянуть в пару-тройку мест.
Первым, кого увидел Гермес на Олимпе, был Ганимед. Еще издалека было видно, что он очень, прямо таки неприлично чему-то рад. Настолько, что готов поделиться этой радостью с первым встречным, например, с Гермесом. И Гермес, не желая обижать Ганимеда, а, точнее, желая быть в курсе последних новостей, стал слушать, и они его не разочаровали.
Гера изменила супругу. Как, Гермес не слышал эту историю? Ах, да, он же довольно долго не бывал на Олимпе, но он, Ганимед, сейчас все расскажет. Так вот, как-то раз на пиру…
Новости настолько ошеломили Гермеса, что он решил махнуть на все рукой и вернуться домой, к Фебу. Уж очень хотелось убедиться в том, что есть в этом мире, ставшем с ног на голову, хоть что-то нормальное и неизменное. И пусть на Парнасе разом нагулявшие детей музы, но Феб-то точно не при чем!
Однако помимо беременных муз у Феба оказалась еще и изрядно захмелевшая Артемида. Судя по ее состоянию, топить в вине то ли радость, то ли горе она начала явно несколько дней назад. Феб, увидев замершего на пороге перистиля Гермеса, скорчил печальную гримасу и развел руками.
— Гермесик, братик мой крылатенький! — повернувшись, воскликнула Артемида и, с трудом встав и слегка пошатываясь, пошла навстречу, широко раскинув руки. — Я так рада тебя видеть!
Она буквально повисла на шее, и Гермес, тяжело вздохнув, поднял ее на руки и понес обратно на скамью.
— Вот! Настоящий мужчина, — довольно захихикала Артемида и тут же обижено надула губы. — Везет же некоторым! Лучезарный, он тебя тоже того?
— И того, и этого, — проворчал Гермес и, кое-как усадив ее на скамью, поскорее сбежал за спину Феба.
— А меня нет, меня никто ни того, ни этого, — пригорюнилась Артемида и протянула килик брату. — Наливай!
Феб вздохнул и налил.
— За то, чтоб он, скотина, был счастлив! — провозгласила Артемида и опрокинула (частично на себя) килик.
— Ты что, неразбавленное налил? — удивился Гермес, принюхиваясь.
— Может, хоть заснет, — тихо пояснил Феб. — Она с полудня тут… гостит.
— Давай тогда Диониса позовем, — предложил Гермес.
— Лучше уж к нему всем семейством отправимся, — мотнул головой Феб. — У меня тут, знаешь ли, беременные женщины.
— Знаю, — хмыкнул Гермес и открыл дромос на Пелион, где Дионис бывал чаще всего и где, он был уверен, Артемиде понравится. — Идем.
Пелион встретил их шумом листвы и негромкими голосами. Первыми их заметил Хирон.
— Хайре! — улыбнулся он. — Неожиданная компания.
Сатиры, сидевшие рядом с ним, расхохотались, и Гермес даже при всем желании не смог бы упрекнуть их в неуместности смеха. Первым на поляну ступил мрачный Феб, за ним — Гермес с Артемидой на руках. Девушка тихо хихикала и норовила поцеловать его в щеку, но промахивалась и тыкалась губами то в шею, то в нос, а Гермес старательно не замечал этого.
— Дионис где? — вместо приветствия спросил Феб.
— Где-то здесь, — продолжая смеяться, ответил один из сатиров. — Позвать?
— Не надо, — вместо Гермеса ответил Феб, усаживаясь под деревом. — Какая ей разница, с кем напиваться?
— А вам? — спросил Хирон.
Феб вздохнул и, опершись о теплый ствол, прикрыл глаза.
— А мы и не будем, — усадив Артемиду, Гермес устроился рядом с Фебом, положив голову к нему на колени. — Нам и так хорошо.
Сатиры, периодически косясь на Феба, о чем-то заговорили с Артемидой, затем один из них притащил мех вина, послышались здравицы, а через несколько минут девушка уже сладко спала.
— Какие новости? — поинтересовался Хирон.
Новости слушали все — и периодически тихо хмыкающий Феб, и задумчивый Хирон, и притихшие сатиры, и явившийся Дионис. Гермес же наслаждался вниманием слушателей.
— Зевс опять обратил свое внимание на Ганимеда, — по мнению Гермеса именно с этой новости следовало начать речь. — И впервые за все время Гера молчит. — Сатиры зашептались в явном недоумении. — Потому что она изменила супругу, а он ее застал как раз тогда… — Гермес много значительно ухмыльнулся, а слушатели грянули хохотом. — И Зевс припомнил все — и родившуюся от латука Гебу, и остальных детей мачехи… Говорят, скандал был такой, что у смертных пару городов затопило. И Гера поневоле смирилась не только с Ганимедом, но и с понесшей от Зевса Персефоне.
Ему пришлось прервать рассказ: сатиры загомонили в полный голос, а Дионис воскликнул:
— Бедный Аид!
— Бедная Артемида, — поправил его Феб. — Потому что Аид, по словам сестры, в этот раз довольно быстро нашел утешение в ее объятьях.
Повисла недоверчивая тишина, которую нарушил Дионис:
— Артемида? И Аид?
Феб вздохнул и подтвердил — да, именно Артемида и Аид. Как-то раз на пиру они разговорились, потом решили продолжить разговор после пира, а потом… Потом были встречи в столь любимых Артемидой рощах, совместные купания под луной, она даже в Аид спустилась — вместе с его хозяином, конечно же, и осталась весьма довольна этим визитом. А затем домой вернулась Персефона, и Артемида, с разбитым сердцем и душевной болью, отправилась бродить по лесам и добрела через некоторое время до брата. И лечила она свое сердце конечно же вином.
— Нда, — вздохнул Дионис. — Действительно бедная Артемида. — Он поглядел на улыбающуюся во сне девушку, а потом не удержался и спросил: — А как же ее девственность?
— А ты хочешь проверить? — угрожающе сощурился Феб.
— Да на кой Тартар оно мне надо, — отмахнулся Дионис. — У меня жена есть… А если захочу, то уж точно не с тобой разговаривать об этом стану!
— Это все новости? — поспешил спросить Хирон, осуждающе глядя на обоих богов.
— Нет, — усмехнулся в ответ Гермес.
И поведал слушателям о том, что Гефест нашел себе новую жену — и счастлив настолько, что даже не особо злорадствует насчет Афродиты.
— Она, знаете ли, — посмеиваясь, поведал Гермес, — очень зла и на Ареса, и на Эос, с которой ее новый супруг осмелился загулять. Настолько зла, что прокляла несостоявшуюся разлучницу.
Проклятие Афродиты — вещь серьезная, с этим были согласны все (даже Артемида пробормотала что-то утвердительное), а уж по части изощренности в выражении своего недовольства эта богиня могла перещеголять очень многих.
— Когда это Арес-то успел? — усмехнулся Хирон. — Совсем ведь недавно ходил гордый, как петух и похвалялся своей супругой.
— Да долго ли умеючи, — хохотнул Дионис. — Я вон тоже как-то раз… — Он осекся, но, по осуждающе-заинтересованным взглядам собеседников поняв, что рассказать придется, продолжил: — Сижу я как-то на пиру. Все вино пьют, всем весело, Мусагет песню хорошую спел, но чувствую, что душе как-то тесно, требует она чего-то. Глянул я вокруг и приметил красотку одну. Ну и… Не удержался я тогда, а наутро мне Ариадна такое устроила… — Он горестно вздохнул и признался: — А о том, что Никея, наяда, с которой я гульнул, ребенка ждет, я жене не скажу. И вы не говорите, ладно?
— И этот папашей станет, — задумчиво пробормотал Гермес. Негромко так, но Хирон его услышал.
— А кто еще? Всех называй, и тех, кто детьми обзаведется в ближайшее время, и кто просто на стороне погулял.
Гермес согласно кивнул и принялся перечислять:
— Ну, Дионис наш, сами слышали. Арес вроде просто так порезвился, Артемида с Аидом, Зевс с Персефоной… — Он тяжело вздохнул: Зевс давненько поглядывал в сторону неприступной красавицы и вот, наконец, добился своего. — Гера гульнула, Гефест рад, что отцом станет, музы еще.
— Все? — ужаснулся кто-то из сатиров.
— Хвала Гимероту, нет, иначе бы я с ума сошел, — ответил Феб. — Только пятеро.
— Клио, — принялся загибать пальцы Гермес, — Терпсихора, Эрато и Эвтерпа. – Он покачал головой: - Не сходится, четыре только!
— Еще Мельпомена призналась, — вздохнул Феб. — Мечтательно эдак, даже интересно стало — это что же такого необычного с ней случилось-то…
— Мне другое интересно, — нахмурился Хирон. — Олимп никогда не был похож на вотчину Гестии, но чтобы столько сразу… интриг?!
— Вот и мне интересно, — кивнул Гермес. — Но я хотел бы знать другое — когда именно все эти интриги случались-то?
— Я про себя могу сказать, — признался Дионис. — Я на том пиру, когда Феб в последний раз новый гимн пел, на Никею внимание обратил.
Феб немного подумал и кивнул, вспомнил, дескать.
— Меня там не было, — после недолгого раздумья произнес Гермес. — Кажется, не было, но о каком гимне идет речь, знаю.
— Ты в Аид вместо пира сбежал, — напомнил Феб. — А гимн слышал от меня дома. И как раз тогда, — нахмурился он, — меня сопровождали не все музы, а…
— Я сейчас! — перебив его, воскликнул Гермес, вскочил на ноги и исчез.
Вернулся он довольно скоро, на Пелионе только-только начали распивать новый мех с вином.
— Все сходится, — сообщил он и, забрав килик у Феба, залпом допил вино.
— Причем совсем сходится, — глядя на возвращенную посуду, пробормотал Феб. — Я, помнится, разозлился на Ареса — только я закончил гимн исполнять, протянул руку за чашей, а братец ее хвать — и вылакал… А вскоре я и вовсе ушел: все веселятся, обнимаются, один я сижу, как… обычно Артемида на пирах, разве что по рукам никого не бью. Ну и…
— И домой вернулся, — довольно кивнул Гермес. — И избежал общей участи.
— Что, неужели, кто там был, все… того? — удивился Дионис.
— Не знаю. Не все, знаешь ли, с Мнемозиной дружат, — Гермес ухмыльнулся, — да и я не дурак — всех подряд выспрашивать, не были ли они на том самом пиру и не случалось ли с ними чего-то такого эдакого.
— Тем более, что нам пора, — поднялся Феб. — Хирон, ты… — он указал глазами на Артемиду.
— Конечно, — улыбнулся тот. — Отдохнет девочка, а я ее потом домой провожу.
— Мы шуметь не будем, не боись, — широко улыбнулся один из сатиров. — И в обиду никому не дадим.
Феб кивнул, и Гермес, махнув на прощание остающимся, потянул его к дромосу.
* * *
Апата негодовала. Ее коварный, до мелочей продуманный план, такой логичный и прекрасный, так и остался планом. Вместо того, чтобы окончательно переругаться друг с другом после ее «подарочка», боги просто посмеялись над случившимся. Не обошлось, конечно, без скандалов — та же Гера, невыносимая гордячка и ханжа, получила по заслугам и теперь сидит дома за ткацким станком, словно хочет сравняться с Афиной в мастерстве.
Зато остальные… Апата страдальчески вздохнула. Гефест распевает веселые песенки и мастерит колыбельки, Афродита милуется со свежепрощенным супругом, а Эос, распутница, каждое утро из новой постели выскакивает и уверяет, что таково ее проклятье. Врет и не краснеет! Она, Апата, слышала, какими словами ругала ее Афродита, и ничегошеньки про постели не было — только про окна!
Разве что с Аполлоном на первый взгляд получилось все удачно — Лучезарный не вылезает со своего Парнаса, песен не распевает. Хотя… Ходят слухи, что вдрызг разругался с любовником, когда тот прознал про дикую оргию с участием всех муз разом. Но про то, что не стоит слухам верить, Апата знала прекрасно. Она недавно сама видела, как эта парочка, Гермес с Аполлоном, цветочки на лугу собирали и все спорили, какому цветку которая из муз будет рада. Так горячо спорили, что чуть весь луг не измяли!
И сестрица Аполлонова, так некогда горячо похвалявшаяся свой девственностью, туда же. Стоит только Персефоне к матери в гости отправиться — тут же ко входу в Аид шмыгает. И ждет ведь провожатого недолго — то Кребер к ней с радостным лаем выскакивает, то Харон, кряхтя, под ручку внутрь ведет, то сам Аид является…
— Ну почему?! — горестно возопила Апата. — Почему все так получилось?!
И небо над головой, и земля под ногами молчали. Впрочем, нет — где-то вдалеке громыхнул гром, словно насмехаясь над неудачницей, да глумливо прошелестели листья. Апата с ненавистью поглядела на них и побрела дальше. Ничего, у нее впереди вечность! Вечность для того, чтобы придумать новый план, еще более коварный, изощренный, план, в котором не будет ни одного недостатка, и который не сможет разрушить никакая случайность. Она, Апата, умеет ждать! И уж тогда не она будет вопить от горя и рвать на себе волосы!
Она еще раз поглядела в сторону Олимп, укутанного в тучи, и тяжело вздохнула. Олимп, как и боги, был совершенно равнодушен к ней и ее горю.
