Он смотрит на меня своими зелеными глазами, в которых горит торжество. Да, он ждет от меня этих трех слов… Черт возьми, я же никогда в своей долгой жизни не говорил их таким, как он! Во рту – сухость, руки чуть дрожат, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Только не здесь, не заставляй их говорить здесь, при всех! Я скажу эти слова, обещаю… скажу их лично тебе… Но не здесь!
Поттер переводит взгляд на директора, и я смотрю на Дамблодора с отчаяньем во взоре. Альбус, ну хоть ты образумь мальчишку! Я же не могу при всех… В ответ – загадочное мерцанье голубых старческих глаз. Что ж…
- Мистер Поттер… - нервно сглатываю, чувствуя, что сердце уже колотится о грудную клетку как пулемет. Дерзкий мальчишка лишь улыбается и поднимает бровь... Ну же, Северус, всего три слова... Скажи же: - Двадцать баллов Грифиндору!
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Написано на кинк-фест по заявке: "СС/тентакли. Просто доставьте ему максимум удовольствия. Можно H! с наличием стёбной романтики, Снейп ведь немного старомоден в отношениях, пусть даже это и куст"
Комментарии:
На самом деле это грустная история... об одиночестве...
Северус Снейп никогда не был большим поклонником гербологии, поэтому, когда ему в руки попал кустик Дьявольских силков, он просто отнес его в кладовку и на некоторое время забыл о его существовании. Напрочь. Месяца через два, когда у него, наконец, появилось свободное время, он решил провести в кладовке ревизию. Не сразу Северус обнаружил выжившее без ухода растение, потому что оно оказалось задвинуто в самый дальний и темный угол под столом. Но кто сказал, что Дьявольским силкам нужен свет? Всего лишь покой и тишина… как и самому Северусу.
Яркий свет тоже никогда не вызывал у него радости. Почему-то казалось, что чем больше света, тем виднее его недостатки — большой нос, нездоровая кожа, желтоватые зубы, в то время как в полумраке он вполне мог считаться загадочным.
Тишину в кладовке нарушало лишь мерное дыханье самого Северуса и тихий шорох переставляемых им склянок. Когда неожиданно он ощутил легкое касание у щиколотки, то не придал этому никакого значения. Мало ли что почудится?! Однако, когда касание сменилось легким поглаживанием, Северус замер и осторожно посмотрел вниз. Всего лишь тоненькая веточка… почти лишенная листиков. Надо же!
Северус присел и осторожно коснулся тоненького стебелька. Растение словно затаилось, но когда он осторожно разгладил сморщенный листик, приветливо ткнулось в руку. Северус погладил шелковистую кору, наблюдая, как затрепетали маленькие листики от этой нехитрой ласки. Собственно, почему бы и нет? У него никогда не было домашних питомцев, но это ведь не животное, требующее постоянного ухода, а всего лишь… образец флоры. И оно совершенно не стеснит своего владельца! Так и повелось — когда появлялось лишнее время, Северус приходил в тесную кладовку и ласково поглаживал трепещущие листики. Ему нравилось думать, что хотя бы это растение ему радуется, пускай и так незатейливо. Он прочитал про Дьявольские силки все, что нашел в библиотеке, и все авторы хвалили это растение за неприхотливость, а некоторые еще и туманно намекали про «удивительную связь» с хозяином. Глупости, конечно, какая тут может быть связь?
Время шло, а у Северуса появилась привычка навещать растение перед сном. Он даже вынес из кладовки стеллаж, поставив вместо него мягкое кресло, в котором так приятно было расслабиться после тяжелого дня. Бокал-другой огневиски и внимательный слушатель, ласково поглаживающий щиколотку — что еще нужно для того, чтобы вечер стал приятным? У растения даже появилось имя — Герман, потому что глупо обращаться к собеседнику «Силки» или «Куст».
Здоровый климат кладовки способствовал росту Германа, и уже совсем скоро у того появилась привычка забираться Северусу на колени в поисках ласки. Не то чтобы он возражал… Собственно, эта привычка и лишний бокал огневиски и положили начало странной игре.
Герману, наверное, не хватало тепла, потому что больше всего он любил забираться или в рукав, или в узкую штанину, и там уже беззастенчиво тереться о кожу, не скрытую слоями ткани. Северус немного увлекся виски, и ему показалось, что в кладовке чересчур жарко. Недолго думая, он снял свой тяжелый сюртук, оставаясь в одной тонкой сорочке. Герман разве что не замурлыкал от удовольствия, пробираясь в появившиеся прорехи между пуговиц и принимаясь невесомо поглаживать живот. Такая ласка показалась Северусу приятной, и он не увидел ничего предосудительного в том, чтобы расстегнуть пару-тройку пуговиц… пять-шесть… ох…
Северус откинулся в кресле, позволяя Герману поглаживать живот, мягко обволакивать ключицы и трепетать листиками у сосков, ставших вдруг невероятно чувствительными. Северус прикрыл глаза, полностью расслабляясь и доверившись вкусу Германа в выборе ласк. Тот разошелся не на шутку. Казалось, он был везде: оглаживал, скользил, дул на кожу… невероятно! Конечно же, возбуждение не заставило себя ждать, и Северус аккуратно, чтобы не отвлечь Германа, расстегнул брюки и приспустил белье, охватывая ладонью готовый к подвигам член. Идеально! Однако Герман тоже заметил целеустремленные движения хозяина и решил присоединиться. Накрывший, как волна, оргазм, выбил дух, и Северус долго моргал, приходя в себя, в то время как Герман своими нежными листочками собирал сперму, сначала аккуратно промакивая, а затем, войдя во вкус, жадно впитывая в себя.
Открыв для себя необычные способности растения, Северус не колебался, посчитав, что именно это ведущие гербологи и называют «удивительной связью». Все больше и больше вечеров проводил Северус с Германом, получая изысканное удовольствие, недоступное больше никому в замке. В самом-то деле, если бы Помона Спраут знала об этих свойствах, то разве бы держала это чудо-растение в самых далеких теплицах, где оно чахло и хирело без должного ухода?
Теперь уже Северус приходил в кладовку полностью раздетым, а его член предвкушающее вставал каждый раз, когда весело пели несмазанные петли открывающейся двери. Герман, казалось, ждал его визитов, оплетая любимое кресло так, чтобы хозяин, усаживаясь, сразу же оказывался в плотном кольце веточек и листьев. Идеально!
Герман ласкал Северуса, каждый раз находя на его теле все новые и новые точки удовольствия, и оставалось только радоваться изобретательности питомца. Иногда, словно играя, он прихватывал и заводил за голову руки, отпуская тотчас же, как только Северус проявлял неудовольствие.
Сегодня Северусу хотелось чего-то особенного, и поэтому, когда Герман, заигрывая с ним, свел вместе тонкие запястья, сплетая их, и осторожно потянул назад, Северус поддался. Почему нет? Воодушевленный Герман бережно обхватил щиколотки, и игриво поглаживая нежную кожу под коленями, развел ноги в стороны. Северус замер. Так далеко они еще не заходили. Однако Герман принялся ласкать его столь нежно, что осторожность окончательно оставила Северуса. Он прикрыл глаза и отдался ощущениям. Создавалось впечатление, что Герман точно знал, чего он хочет… неожиданно губ коснулась веточка потолще, которая принялась тщательно обводить их контур, понемногу проникая в рот. Откликаясь на игру, Северус обхватил веточку губами и пососал. Герман вздрогнул, и его ласки стали гораздо энергичнее. И хотя он все еще не коснулся члена, возбуждение Северуса становилось все острее.
— Сильнее… там…
Северус, как мог, выгнулся навстречу Герману, а тот все еще медлил. Его касания головки были почти призрачными, легкими...
— Сильнее, Герман… ну же!
Умелая веточка пробралась под яички и принялась поглаживать чувствительный шовчик, слегка касаясь сжавшегося отверстия. Невыносимо… приятно… нежные листики щекотали головку, заставляя его хаотично двигаться, в надежде продлить контакт.
— Герман… пожалуйста…
Тоненькая ветка толкнулась в него и замерла, словно прислушиваясь к ощущениям. Неожиданно весь куст пришел в движение, отчего ноги Северуса разошлись еще шире, зад приподнялся, а колени оказались чуть ли не за ушами. Пребывание в этой развратнейшей позе приносило массу удовольствия, потому что ветка в заднице нащупала простату и теперь методично оглаживала ее, заставляя каждый раз поджиматься пальцы ног. Северус мог только тихо подвывать:
— Еще… еще… еще…
Герман как будто понял, и в распаленный зад ввинтилась еще одна ветка, отчего сердце сладко замерло в ожидании боли, а потом бешено заколотилось от острого наслаждения. Тонкие прутики принялись беспорядочно хлестать по чувствительным соскам, шее, внутренней поверхности бедер, животу, обжигая удовольствием столь же острым, сколь и запретным… мыслям в голове стало тесно, и они испарились, оставив только яростное желание.
— Еще… еще… еще… больше…
Северус уже бился в своих путах, воя от удовольствия и чувствуя, как слипаются ресницы и катятся к вискам слезы восторга, обжигающе горячие и кристально чистые.
— Да-а-а-а-а-а… Герма-а-а-ан…
От оргазма заложило уши, а весь мир рассыпался на миллиарды осколков, причудливо складываясь в совсем иную картину.
Сначала Северус ощутил свои руки, потом ноги, у которых болели даже те мышцы, о существовании которых он и не подозревал. Затем он понял, что сидит в кресле обнаженный и хорошенько оттраханный, а виновник его чудесного настроения скромно затаился под столом.
— Герман, выходи.
Робкая веточка потянулась к нему из-под стола и осторожно погладила лодыжку. Северус фыркнул:
— Иди-иди сюда… затейник.
Он похлопал себя по коленям и замер под тяжестью, наверное, всего куста… а может и нет, кто этого Германа знает? Герман начал ласково гладить его листочками, теперь успокаивая, нежа, и Северус не выдержал:
— Герман, а ты знаешь, я, оказывается, люблю… флору.
