На собрании УпСов Северус Снейп чихнул. В другой раз все бы обошлось, но по характеру чиха Волдеморт догадался, что Северус Снейп - шпион Ордена. Поняв, что его разоблачил, Снейп бросился к окну и, эффектно разбив стекло, ухнул с десятиметровой высоты, получив четыре открытых перелома правой руки.
Слева раздался вой: сегодня было полнолуние. Готовясь защищаться от оборотней, Северус потянулся за палочкой и понял, что обронил ее перед тем, как выпасть из окна.
Вой приближался. Но Северус не растерялся и героически прыгнул в бущующую рядом реку. Как назло, она тут же закончилась водопадом. Падая с высоты небоскреба, наш герой уцепился за ветку столетнего дуба. Однако та обломилась, и Снейп ухнул в полную водоворотов реку. Еле выкарабкавшись на берег, он встретил пятерых УпСов и словил по четыре Сектумсемпры от каждого.
"Да что же за день сегодня такой?" - в отчаянии вопрошает Снейп.
"День, когда я начал писать фанфики!" - ликующе провозгласил Гарри Поттер, не отрываясь от клавиатуры.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
— Бог. Насильник. Тот, кто создал нас слабыми и уязвимыми и послал в мир, полный страдания, — и судит за то, что мы пытаемся избежать боли.
Фарфарелла выпрямилась, пригладила очень короткие бесцветные волосы. На них остались пятна крови. А на черной повязке, закрывавшей левый глаз — ничего. Внизу, у ее ног, что-то зашевелилось, и хриплый голос прокаркал:
— Не самим же смертным судить себя.
В темной церкви они были одни, и слова гулко разносились под каменным сводом.
— О да. Дело сильных — издеваться над бессильными, а затем судить за то, что те не слишком стойко переносили страдания. А сильные должны оставаться неподсудны.
Она отвернулась к окну, которое сейчас не давало света — горели только несколько свечей, налепленных на полу, и там же был распростерт человек в черной рясе.
— Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение.
— И бог отвратил его руку. Это была только проверка! Бог милостив.
— Проверка, готов ли он убить невинного. И он прошел ее. Как Авель, принесший кровавую жертву, был угоднее богу, чем его брат, принесший плодов земли. Что же. Я тоже принесу жертву.
— Все это было тысячелетия тому назад…
— О нет. Церковь до сих пор приносит человеческие жертвы. Запрещает защищаться от смертельных болезней. Благословляет убийства.
Фарфарелла неторопливо размотала бинты, открывая грудь… под бинтами она казалась плоской, а теперь ясно стало, отчего. Уродливые шрамы темнели пятнами, как будто грудь когда-то выжгли.
— Хорошо, что Ад, последнее прибежище, все же способен извергнуть из багровых глубин… нечто.
— Кто ты? — охрипшим голосом прошептал священник.
— Залетная пташка, говорю же… из Ада. За деньги я убиваю кого угодно. А бесплатно — только сильных мира сего и их прислужников. Пожрать трупы царей, трупы сильных, трупы тысяченачальников.
— Церковь не прислуживает сильным, она — защитница слабых. Иисус — бог милосердия.
Свечи прогорели до половины, залив пол.
— Иисус умер за чьи-то грехи, но не за мои.
Она достала клинок. Грудь жертвы судорожно вздымалась и опускалась, слышно было дыхание. Это ненадолго.
Едва заметное движение воздуха; она вскинула руку, готовая метнуть нож, и расслабилась, услышав знакомый голос:
— Детка, какая ты горячая!
— Я не одета, — нахмурилась Фарфарелла.
— Всади в него свой длинный нож, дорогуша, — Шульдих захихикал.
— Язык у тебя длинный.
Розовое мелькнуло между его приоткрытых губ:
— Хочешь попробовать?
— Не мешай мне.
— Я сбил весь твой торжественный настрой, правда? — Шульдих подошел танцующей походкой, покачивая бедрами. — Что поделать. Прикончи мясо, если не хочешь, чтобы я успел первым.
— Несносный шут, — на миг она устало прикрыла веки, потом опустилась на корточки перед жертвой. Коротким ударом пробила грудь — кровь хлестнула, заливая пол и убийцу.
— Правильно, что ты сняла майку, — одобрил Шульдих. — Вот что значит женщина — опрятность прежде всего. Хозяйственная ты моя.
Он облапал подругу — сзади, стараясь не измазаться в крови:
— Только надо было и джинсы снять.
— Не сейчас, — она шлепнула его по руке, вызвав возмущенный вкрик:
— Ай! Рукав испачкала! Знаешь же, как плохо отстирывается кровь.
— Не лез бы мне под руку — не испачкала бы, — буркнула она. — Ты, наверное, и телепатией овладел, чтобы управляться с людьми на расстоянии, только бы не посадить пятнышко на свою пижонскую одежду. Уходим. Прикрой меня. А то люди на улице не поймут.
— И даже не перепихнемся в такой романтической обстановке?
— Кровь плохо отстирывается, — насмешливо напомнила она.
Несколько шагов до машины они прошли, никого не встретив. Телепат знал свое дело.
В салоне Фарфарелла обтерлась бумажными полотенцами, равнодушно наблюдая — за окном дома сменяли друг друга.
— Ладно уж, рубашка все равно погибла, — сокрушенно сказал Шульдих, выискав стоянку. — Иди ко мне.
Он похлопал по своим коленям.
Фарфарелла села сверху, положив руки на плечи приятелю. Мысли у нее были тяжелые и торжественные, и даже возбуждение от убийства — то есть от жертвы — ощущалось медленным и тяжеловесным. А напарник не занимал в этих мыслях почти никакого места, и от этого кольнула мгновенная грусть. Он вскинул голову и ухмыльнулся мерзко:
— Открою тебе ужасную тайну. На самом деле бога нет. Небеса пусты. Мы одни.
— Бог — это идея. Ты же не скажешь, что отрицательных чисел нет, потому только, что их нельзя увидеть.
— Их можно увидеть, — рассмеялся Шульдих. — Достаточно посмотреть на баланс моего счета.
— Так вот, — отмахнулась Фарфарелла, — Бог существует как идея и действует как идея.
Шульдих прильнул к ее губам, и в голове прозвучал его голос: «Пусть будет по-твоему, Джульетта».
Она сразу отпрянула, задев затылком потолок.
— Меня зовут Фарфарелла.
Остаток его мыслей еще клубился в голове, и неприкрыто ощущалась досада и опасение, что с ласками на сегодня кончено.
— Ну вот еще, — сказала она громко, игнорируя телепатический канал. — Ты полез в мои дела, и мне же из-за этого лишаться развлечения?
Они снова прижались друг к другу. «Ты покопался в моих мыслях? Все знают только инициал». «Я — не все, — самодовольно подумал он. — Ты чемпион безумия. Назваться именем средневекового демона — это по-настоящему извращенно».
— Кто бы говорил об извращенности. Парень, влюбившийся в одноглазую женщину с выжженной грудью!
— С чего ты взяла, что я влюбился? — быстро переспросил он.
— Поздно отпираться. Когда мы потрахались в мысленном контакте…
— Понятно, — перебил Шульдих, полный уныния. — Итак, я вляпался.
— Как же тебя угораздило? — без интереса произнесла она.
— А ты?..
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Фарфарелла понадеялась, что телепатические способности приятеля избавят ее от необходимости отвечать, но не тут-то было. Наконец она заговорила:
— Так ли это важно?
Он, похоже, собрался ответить что-то язвительное, но она опередила:
— Ты мне кое-что обещал.
— А?
— Кто там болтал про длинный язык.
— Ладно, — это все же немного утешало. Фарфарелла поерзала на сиденье, съехав вниз. Шульдих наклонился.
