На уроке нумерологии для первокурсников.
- Сколько будет два плюс два, Гермиона?
- Четыре.
- А три плюс четыре?
- Семь.
- А семь плюс пять?
- Не знаю, мы до двенадцати не дошли ещё.
Почему бы не взглянуть на окончание Битвы за Хогвартс и самой Войны глазами Избранного? Так ли сладка победа над Тёмным Лордом? Не витают ли в воздухе сомнения и сожаления? Стоила ли эта победа тех жертв, которые пришлось заплатить?
Комментарии:
Моё личное мнение о победе в Войне. Наверняка кто-нибудь тоже задумывался об этом, но я всё равно решила написать его от лица Гарри. Почему именно Гарри? Ответ очевиден - он был ключевым лицом в войне с Тёмным Лордом. Ему и задумываться о цене победы.
Ликование людей, визги, крики, свист… Победа, долгожданная победа! Это слово затмевает собой всё вокруг. Люди счастливы, люди ждали и хотели этого, но кое-что они забыли.
Люди забыли, что в этой войне мы потеряли больше, чем обрели. Люди забыли, что стены замка в крови, что Большой Зал на время превратился в усыпальницу — слишком много погибших здесь ждут своего погребения. Люди забыли, что на самом деле в Большом Зале должен находиться только один труп...
— Волдеморт мёртв! — одновременно прокатилось с разных сторон Зала, словно люди, прокричавшие это, долго репетировали этот момент.
— Волдеморт мёртв! — вторило им робкое ликование.
Забавно: Том Риддл мёртв, но люди произносят его имя в страхе. Дамблдор однажды сказал: «Страх перед именем только усиливает страх перед тем, кто его носит». Нет смысла больше бояться Тёмного Лорда — от него остались только воспоминания, которые лучше навсегда слить в Думоотвод.
Но люди боятся. Даже не подходят к его трупу, как будто он сейчас вскочит, вскинет палочку и продолжит убивать. Но этого не будет. Я не для этого умирал. Эта беспомощная, изломанная кукла, бывшая некогда Лордом Волдемортом, наводившая ужас на всю магическую Британию, больше никогда не причинит никому вреда.
А на людей страшно смотреть: грязные, оборванные, всклокоченные, раненные, они всё равно веселятся. Неуместная эта радость, совсем. Лучше бы скорбели, а для веселья теперь будет достаточно времени.
Но не все так безрассудно предаются празднованию этой псевдопобеды. Джордж Уизли в немых рыданиях склонился над погибшим братом. Дред и Фордж, которые не смогли обойти в шалостях только Мародёров, никогда больше не устроят болото посреди коридора. Уверен, Джорджу сейчас хуже, чем остальным. Он потерял не родного, не близкого — он потерял себя. Без Джорджа не было Фреда, а теперь без Фреда нет Джорджа. И их искромётных шуток тоже нет. И «Вредилки Умников Уизли» вряд ли продолжат своё существование. Нет Фреда — нет и Джорджа. Всё. Точка в их некогда бесконечной комедии.
Луна Лавгуд, эта лунная девочка, сомнамбулой бродит среди тел. Не для неё эта битва, не для неё эта война. Как мог сражаться в этой бездне кто-то такой светлый и чистый, как она? Луна должна болтать о мозгошмыгах и искать морщерогого кизляка, а не убивать, не видеть смерть. Смерти матери хватило с избытком, чтобы сломать эту девочку, ей не нужно было смотреть на гибель других. Вряд ли теперь я снова увижу её на опушке Запретного леса кормящей фестралов.
Семейство Малфоев. Грязные крысы, которые слишком поздно поняли, во что ввязались. От Люциуса прямо веет гнилью. И ведь откупится, тварь, от всех обвинений. А Драко шёл на поводу у своего богоподобного папочки, готовый чуть ли не задницу Риддлу лизать, лишь бы отец его признал. Но что с него взять — запугали мальчишку. Хоть семейные ценности не потерял в этой гонке за милостью Волдеморта. Боится за мать, гадёныш. Однако простить ему всего этого я не смогу. А Нарцисса… Не знаю, что думать. Казалось бы, она тут и не при чём, казалось бы, она бездействовала всё это время, но бездействовала на стороне Тёмного Лорда. Хотя она всё-таки мать. Оправдать её поступки через силу, но можно. Я ей должен, так что когда-нибудь долг ей отдам.
Невилл, о, Невилл! Как быстро ты превратился из забитого и неуверенного в себе мальчишки в истинного гриффиндорца! Теперь не ты с восторгом смотришь на кого-то — на тебя благоговейно взирают ребята, чуть заметно проводя пальцами по Годрикову мечу. Ты улыбаешься им, но я же вижу, что вымученно. Тебе пришлось измениться и защищать Хогвартс. Другой бы просто не смог. Только ты, преградивший тогда, на первом курсе, дорогу друзьям в попытке остановить их, истинный сын дома Гриффиндора. И меч — твоя награда за смелость.
Гермиона и Рон… Озираются, меня ищут, наверное. Они видели слишком много, чтобы сейчас ликовать. Облегчение — да, но не радость. Мы обязательно отпразднуем, только потом.
Война женщин не украшает. И Гермиона не исключение. Осунулась, посерела. Эй, где заучка Грейнджер? Где мисс Невыносимая Всезнайка, которая всегда лезет с ответами и советами? Вместо гордой и смелой Гермионы Грейнджер, которая была бок о бок со мной все эти семь лет, я вижу лишь её бледную копию. И только глаза, красные заплаканные глаза, выделяются на её лице. Испуганные, с застывшими слезами. Как в тот день, когда Квиррел выпустил тролля в подземелья. Какой мелочью теперь кажется этот тролль! Я бы лучше сто, тысячу раз спасал от него Гермиону, чем позволил ей быть в самом сердце этой войны.
А Рон возмужал. Взгляд даже слишком серьёзный. Эта напускная серьёзность, впрочем, не может скрыть его страх. За семью, за меня. За Гермиону... Он должен быть сильным, ведь к нему так доверчиво, беспомощно жмётся его девушка. Мы её защитили, Рон. Можешь больше не сжимать её руку до белых костяшек. Всё кончено.
Мне бесконечно стыдно перед всеми этими людьми. Перед живыми и перед погибшими. Из-за меня все эти потери, из-за меня этот хаос вокруг. Но они не поймут, если стану просить прощения. Ведь я же чёртов Избранный, чёртов герой, чёртов Мальчик, Который Выжил и, чёрт возьми, выживает всегда.
Я бы отдал свою жизнь, лишь бы все павшие встали, воскресли. Но никакая магия не сможет вернуть их к жизни.
Я до сих пор сижу на ступенях, там, где раньше стоял преподавательский стол. От отчаяния мне хочется расхохотаться — ведь я мог бы избежать этих потерь. Фред и Джордж в голос скандировали бы победные кричалки, Луна плясала бы свои странные танцы, Ремус и Тонкс обнимали бы друг друга, а потом вернулись бы к своему сыну… Чёртов Том Риддл унёс с собой слишком много жизней!
Рон и Гермиона идут ко мне, машут. По глазам вижу — не верят, что я жив. Это уже даже не смешно — сколько раз я ускользал от смерти. Хоть бы раз она смогла забрать меня с собой. Или отцовская мантия-невидимка помогает мне убежать от неё?
Мы — чёртово Золотое трио — сидим во главе Большого Зала и смотрим, как люди предаются празднованию фальшивой победы. На развалинах Хогвартса, в окружении множества трупов, люди ликуют, оскверняя память о павших в этой войне. Друзья понимающе обнимают меня за плечи. Знают — это не та победа, которой мы ждали. Но мы пока не будем напоминать об этом уставшим жить в страхе людям. Немного вакханалии на костях павшего Лорда они заслужили.
Но вечно праздновать не будешь. И вот уже профессор МакГонагалл призывает всех отдать дань почтения погибшим. Гермиона берёт меня за руку — «Надо идти», и мы идём к своим друзьям, которым не смогли помочь. Джордж ни на шаг не отходит от своего близнеца, который никогда больше не подкинет кому-нибудь Блевательный Батончик. Рядом лежит Колин, который больше никогда не щёлкнет затвором своей камеры в самый неуместный момент. Ремус и Тонкс, я надеюсь, простят меня за то, что я позволил им умереть и оставить малыша Тедди без родителей. Но я буду рядом с ним, я сделаю всё, чтобы он понял, за что они погибли.
Ликование стёрто с лиц всех этих людей. Дошло, наконец, что сначала надо проститься с теми, кто не дожил до этого часа, а уж потом пировать. Профессор Флитвик, раненный, уставший, едва стоит на ногах, но упорно взмахивает палочкой — из обломков трансфигурирует гробы. Ему вторит МакГонагалл, а Хагрид аккуратно, почти нежно перекладывает тела в их уродливые колыбели. Краем уха я слышу, как кто-то кричит, что надо проверить, есть ли неразрушенные спальни и гостиные. Нам всем нужно отдохнуть. Эльфы тут же отправляются на разведку. Всё, кроме Кричера. Он подходит ко мне и своим скрипящим голосом говорит, что приготовит постель мне и моим друзьям. Я лишь киваю не в силах оторвать взгляд от гробов, в которых скрываются навечно те, кто некогда были моими товарищами. Джордж сам перекладывает Фреда в гроб, оттягивает тот момент, когда в последний раз взглянет на его лицо. Все Уизли стоят вокруг них — Фреда и Джорджа, и не смеют проронить ни слова. Миссис Уизли уже не плачет — ей надо быть сильной, чтоб поддержать семью, а мистер Уизли обнимает её за плечи — чтобы Молли не сорвалась.
Я чувствую, что не должен сейчас быть рядом с ними — ведь это я виноват в гибели Фреда. Но что-то меня не отпускает, не даёт уйти от них. Озираюсь вокруг: кровь, трупы, раненные. Живые стоят на руинах замка, в котором находили приют все, кто нуждался в нём. Знали ли Основатели, что когда-нибудь их замок будет разрушен, почти стёрт?
В Зал вернулись домовики. Тех, кто был в состоянии сам передвигаться и не нуждался в срочной медицинской помощи, повели куда-то в уцелевшие гостиные и спальни. Кричер вернулся вместе с ними и зовёт меня, Рона и Гермиону последовать за ним. А я не могу двинуться с места. Я смотрю на ряды каменных гробов, уже закрытых крышками. На них с помощью волшебной палочки профессор МакГонагалл выписывает имена тех, кто там лежит. Ремуса и Тонкс положили в один гроб. Уж не знаю, был ли в этом жесте спрятан какой-то смысл, или же просто маленький Флитвик уже растратил остатки своих сил и не смог трансфигурировать для них два гроба. И только одно тело не удостоили чести покоиться в личной гробнице — тело Тома Риддла так и валяется в груде камней. И поделом. Не знаю, что решат преподаватели, но я бы кинул его труп туда, в пещеру с инферналами — там ему самое место.
Гермиона берёт меня за руку, Рон обнимает за плечи, и мы втроём, как всегда, идём по разрушенным коридорам вслед за Кричером. Наше детство закончилось сегодня, когда армия Тёмного Лорда разрушала наш дом. Теперь всё будет по-другому. Мы начнём строить новый мир без тирании и споров о чистоте крови. И нам придётся постараться, чтобы все эти жертвы были не напрасными.
