Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Что может быть лучше, чем возлежать в жаркий летний полдень под сенью деревьев и попивать прохладное вино?
— На интерес играть глупо, — снисходительно произнес Феб, словно на маленького, глядя на старшего брата. — Да и вообще играть глупо.
— Скучно, — протянул Дионис. — Не играть скучно, а сейчас. Но зато есть вино, есть кости. Так почему бы не сыграть?
Арес ехидно ухмыльнулся и в упор глянул на Феба.
— Боишься проиграть?
— Не боюсь, — пожал плечами Феб. — Просто глупо это.
— Бои-и-и-ишься! — с удовольствием протянул Арес и прищурился. — Иначе почему не хочешь играть?
Порой легче уступить, чем объяснить, почему нет желания делать что-то. Сейчас был как раз такой случай — и играть не хотелось, и объяснять было лень.
— Не боюсь. Но раз ты так просишь…
Проигрывать желание — в этом есть что-то такое, что слегка пьянит. Почему-то не особо задумываешься, что будет в случае проигрыша, но зато сразу начинаешь предполагать, что можно запросить в случае выигрыша.
— Ты проиграл, — старательно, но безуспешно скрывая тожество в голосе, заявил Арес. — Готов выполнять желание выигравшего?
— Твое, — поправил Дионис и улыбнулся. — Я не проиграл, но и не выиграл. Я считал.
— Мое, — не стал спорить Арес. — Так готов?
Феб равнодушно пожал плечами: спорить с очевидным еще глупее, чем отрицать то, что днем по небу катится колесница Гелиоса, а ночью на мир печально взирает Селена. Он действительно проиграл большинство партий, Арес — выигрывал, а вот Дионис… Дионис вообще часть пропустил, занимаясь именно тем, что у него получается лучше всего — выполняя обязанности виночерпия.
— Тогда… — Арес ненадолго задумался, а потом торжественно изрек: — Тогда принеси мне либо кадуцей <1>, либо таларию <2>. Что получится.
Феб вопросительно поглядел на брата, а тот в ответ весело расхохотался:
— Давно хотел проучить этого пройдоху, а тут такой случай!
— И как скоро ты хочешь кадуцей или таларию? — уточнил Феб, пытаясь понять, не было ли разыграно перед ним представление с участием Диониса в качестве полухория <3> и с Аресом в главной роли.
— Ну почему же именно их? — удивился Дионис. — Думаешь, у Гермеса больше и утащить нечего?
— Хорошо, не обязательно эти предметы. Можешь любимую фибулу <4> принести. Ту самую, которую Гефест сделал. Или хламиду <5>. А срок… — Арес снова задумался. — Две дюжины дней. Даю тебе две дюжины дней.
Два дня у Феба ушло на обдумывание плана по проникновению в дом Гермеса на Олимпе. А на третий день он приступил к подготовке.
Феб поправил гиматий <6>, еще раз взглянул в зеркало, тяжело вздохнул и, признавая поражение, решил все же прибегнуть к помощи Муз.
Урания вопросительно поглядела на подошедшего Феба, отложив в сторону церу <7> и стилус.
— Ты что-то хотел спросить?
— Не спросить, — поправил ее Феб. — Попросить.
Урания выслушала просьбу Феба совершенно спокойно, кивнула и со словами: «Конечно, помогу», пошла вслед за ним. В комнате внимательно поглядела, как Феб драпируется в ткань, чуть снисходительно улыбнулась и сказала:
— С гиматием так не получится. Я могу одолжить тебе свой пеплос <8>.
И вышла, не слушая благодарностей Феба. Вернувшись, она несколько раз медленно показала, как правильно накидывать покрывало на голову, как лучше укладывать складки, как легче двигаться. Феб попробовал еще раз и вопросительно взглянул на нее.
— Почти правильно. Главное, помни, что это пеплос, а не гиматий.
Она еще раз взглянула на Феба и ушла, оставив его прохаживаться и вертеться перед зеркалом.
На следующий день Феб понял, что если он и дальше будет тянуть с визитом и отложит посещение дома Гермеса, то потом попросту не успеет. Или передумает. Или случится что-то, что займет все его время, и свободное, и не совсем. Тем более, что Гермес, по слухам, был послан Зевсом куда-то с очень важным делом и в ближайшее время у себя вряд ли появится.
Добраться до цели своего путешествия получилось быстро и легко: на мужчину, идущего к Гермесу, обратили бы пристальное внимание, а вот на женщину… Ему вслед смотрели, но это были заинтересованные взгляды, и, будь у Феба желание поразвлечься, он бы с удовольствием поводил за нос хотя бы того же Гименея <9>. Но сейчас Феб торопился, а потому шел, целомудренно укутавшись в пеплос и скромно опустив глаза.
Дом Гермеса, казалось, дышал тишиной и покоем. Феб толкнул незапертую дверь и, стараясь ступать неслышно, вошел внутрь. Вопреки ожиданиям, хозяин оказался дома — сидел в перистиле <10>, подогнув под себя одну ногу, и что-то быстро писал. Феб замер на полушаге, надеясь, что Гермес его не заметит. Напрасно. Тот поднял голову, улыбнулся и встал.
— Ты решила сменить гнев на милость?
Феб промолчал, прикрывая лицо пеплосом. Гермес медленно шел к нему, все так же радостно улыбаясь.
— Я и не надеялся… Впрочем, даже если это просто визит вежливости… — Он оценивающе оглядел Феба и с восхищением в голосе заявил: — Ты стала еще прекраснее!
Феб лихорадочно пытался понять, за кого же принимает его Гермес и что ему делать.
— И я рад, что тебе все так же нравится мой подарок.
«Урания, — догадался Феб. — У них же было что-то. И есть сын».
Гермес между тем подошел вплотную, провел ладонью по голове, заставив Феба еще сильнее сжать пальцы, чтобы пеплос не соскользнул следом. Затем Гермес погладил Феба по руке, продолжая говорить.
— Хотя ты не похожа на Уранию. Она никогда бы не пришла ко мне в дом. И у нее другой цвет глаз. А еще она никогда не застегивает хитон на одном плече. Впрочем, прятать такую красоту — преступление.
Феб почувствовал ладонь брата на своем обнаженном бедре и наконец понял, что его подвела привычка оставлять правую руку свободной. Он отступил в сторону, разрывая полуобъятия, и, развернувшись, почти побежал к выходу.
— Куда же ты? — воскликнул Гермес.
Он успел нагнать «беглянку» у самой двери и схватил за руку, но Феб коротко, почти без замаха, ударил его в челюсть и выскочил прочь.
— Чтоб тебя Кербер пожрал, — едва слышно ругался Феб, раздеваясь дома.
Кому именно адресовано было пожелание, он, пожалуй, ответить бы не смог. То ли Аресу, придумавшему такую забаву, то ли Гермесу, распускающему руки, то ли Дионису — просто за компанию.
— Чтоб тебя Харон веслом приложил, — ворчал Феб, придирчиво разглядывая пеплос.
Стук в дверь оборвал его на полуслове.
— Надеюсь, не помешала, — улыбнулась Урания, когда Феб распахнул дверь. — Если бы я знала, что ты решил разыграть Гермеса, я бы дала тебе что-нибудь другое.
— Почему ты решила, что именно его? — скривился Феб, возвращая хозяйке ее имущество.
— Он только что приходил, просил передать, — Урания протянула Фебу свиток.
Феб уставился на него так, словно внутри скрывалась ядовитая змея.
— Сказал, — продолжала Урания, увидев его замешательство, — что с удовольствием продолжит знакомство.
— Со мной?
— Он не знает, кто это был, — успокоила его Урания. — Потому что просил передать записку той или тому, кому я одалживала его подарок.
Феб еще раз посмотрел на свиток и взял его, тяжело вздохнув.
— Если я правильно поняла, — продолжила Урания, — то он заинтригован и не сердится.
— Спасибо, — буркнул Феб. — Что бы я без тебя делал!
— Скучал.
Она подмигнула слегка озадаченному Фебу и ушла.
«Хайре, прекрасноглазое и быстроногое чудо!»
— Сам ты чудо! — огрызнулся Феб, скривившись, как от глотка кислого вина.
«Твои серые глаза лишили меня покоя, твои изящные ножки — сна, а сильные руки — уверенности в том, что ты женщина».
— Хорошо хоть не девочка! — хмыкнул Феб, раздумывая, не забросить ли свиток подальше.
«Я мечтаю вновь увидеться с тобой, прикоснуться к тебе и надеюсь, что наша новая встреча закончится не так, как последняя, когда я сначала приходил в себя от неожиданности, а потом от смеха».
— Да чтоб тебя! — в сердцах воскликнул Феб, понимая, что все равно дочитает послание до конца.
«О нет, прекрасная греза! Смеялся я над собой. Я могу лишь гадать, кто ты. И мечтать о новой встрече».
— Ну-ну, — усмехнулся Феб, понимая, что у него есть шанс добыть и таларию, и кадуцей, и фибулу.
Урания, похмыкав, все же согласилась помочь. Дождавшись, пока обрадованный Феб вручит ей чистый свиток и стилус, она принялась записывать ответ.
— И ты действительно будешь на пиру у Зевса с фибулой Гермеса? — посыпая готовый текст мелким песком, спросила она.
— Нет, — невинно улыбнулся Феб. — Я проиграл Аресу, так что…
Урания расхохоталась: все на Олимпе и в его окрестностях были в курсе сложных и запутанных взаимоотношений Ареса и Гермеса.
— Знаешь, пожалуй, я буду с интересом следить за развитием этой трагикомедии, — вытирая выступившие от смеха слезы, наконец произнесла она.
— Я тоже, Урания, я тоже.
К вечеру следующего дня Урания передала Фебу фибулу, которую тот вручил Аресу перед самым пиром.
— Точно его? — пристально разглядывая украшение, спросил Арес.
— Разумеется, — с оскорбленным видом вздернул подбородок Феб. — Я не опускаюсь до лжи и…
— Ну… Ты это… Извини, — примиряющее пробормотал Арес.
— Хорошо. Кстати…
— Да?
— А ты не хочешь появиться на пиру, надев ее?
Арес немного подумал и, широко ухмыльнувшись, поменял свою фибулу на выигранную.
— Знаешь, а ты прав, это будет весело!
Феб проводил удаляющегося брата взглядом и тихо пробормотал:
— Ты даже не представляешь, насколько.
К счастью, Феб не пропустил ни единого мига веселья. Закончив петь и получив заслуженную похвалу, он устроился на ложе, тщательно разгладив складки длинного хитона, и стал ждать Гермеса. Тот вскоре появился, что-то негромко сказал Зевсу, выбрал себе место и стал разглядывать присутствующих. Феб переглянулся с Уранией, расположившейся неподалеку, и вновь продолжил незаметно наблюдать за братом. Заметив свою фибулу на плече Ареса, Гермес сначала застыл, потом, отпив вина, стал разглядывать его. От внимания Феба не ускользнули ни пристальное внимание к Аресу, ни полный недоумения взгляд, брошенный на его ноги, покрытые темными жесткими волосками, ни то, как после Гермес стал рассматривать ноги всех присутствующих, уделяя особое внимание богам.
Когда вино полилось обильнее, а голоса пирующих зазвучали громче, Феб покинул пиршество, успев насладиться удовлетворением на лице Ареса и недоумением Гермеса, который, определенно, решил не продолжать общение с «чудом».
Гермес явился далеко за полночь, когда обитатели Парнаса уже собирались идти спать. Он весело поздоровался с Клио, о чем-то переговорил с Талией, после чего обернулся и, увидев наблюдающего за всем этим Феба, воскликнул:
— Гостей принимаешь? Я к тебе с поручением.
Никаких гостей Феб принимать не хотел, но пришлось.
— Ты ведь помнишь, что скоро Персефона возвращается к Аиду? — усаживаясь на скамью, сказал Гермес. — И он хотел бы сделать ей что-нибудь приятное, да вот никак не мог придумать, что именно. А сегодня услышал тебя и понял, что гимн твоего сочинения — это самый лучший подарок.
— Надо же, — хмыкнул Феб, внимательно наблюдая за братом. — А раньше он не слышал?
— Ну, ты же знаешь Аида, — развел руками Гермес. — Он на пирах появляется еще реже, чем Гефест.
Феб кивнул, уже размышляя над новым гимном. Он был совсем не против выполнить просьбу Аида. Задумавшись, Феб уже не слышал Гермеса и вовсе, казалось, забыл о его существовании. Когда слова стали складываться в строки, он направился в спальню, где ему писалось легче всего, не обратив внимания, что Гермес не только остался рядом, но и пошел вместе с ним. Устроившись за столом, Феб принялся быстро водить стилусом, записывая набросок будущего гимна, пока Гермес был предоставлен самому себе. Тот, побродив по комнате, подошел к столу, тихо хмыкнул и достал из кучи свитков один. Когда первый вариант гимна был закончен и Феб вернулся в реальность, он с удивлением обнаружил на своем ложе мирно спящего обнаженного Гермеса.
Недоуменно вздернув брови, Феб некоторое время смотрел на наглеца, без приглашения устроившегося в его постели, затем встал и, подойдя вплотную, прикоснулся к плечу, намереваясь разбудить и изгнать захватчика. Он был готов к тому, что Гермес проснется не сразу, к тому, что вообще не проснется до полудня, но случившееся в следующее мгновение застало его врасплох. Гермес резко обхватил его за талию и, повалив на кровать, подмял под себя.
— О прекрасноглазое и быстроногое чудо! — с чувством произнес он, нависая над Фебом. — Твои серые глаза лишили меня покоя, твои изящные ножки — сна, и теперь я точно знаю, что ты не женщина.
Феб ошалело уставился на Гермеса и попытался скинуть его с себя, но тот неожиданно оказался сильнее, чем можно было предположить, глядя на него. Гермес сильнее прижал брата к кровати и прошептал:
— Знаешь, а тебе идет пеплос.
Феб опять попытался вырваться, тихо шипя сквозь зубы, какой именно герм <11> и каким именно местом стоит проверить Гермесу. Тот в ответ рассмеялся и сообщил, что уже нашел себе герм для проверки, а в ответ на недоуменный взгляд теснее прижался к Фебу и потерся бедрами.
— Не смешно, — холодно ответил Феб, вновь пытаясь спихнуть с себя тяжелое тело.
— Мне тоже, — мгновенно став серьезным, ответил Гермес, глядя в глаза брата. — Совсем не смешно.
Феб вздохнул, устало закрывая глаза, и спросил:
— Что же тебе на самом деле надо?
— Тебя.
— Тебе тоже гимн написать?
Гермес фыркнул и спокойно поинтересовался:
— Я похож на того, кому нужен гимн?
Феб внимательно осмотрел брата и ответил:
— Нет, не похож.
И только после этого осознал, что Гермес уже некоторое время ласково поглаживает его запястья, продолжая их удерживать. Феб бросил на брата пристальный взгляд. Судя по всему, Гермес сам не осознавал, что именно он делает. Почему-то эта мимолетная ласка и то, что Гермес даже не замечал ее, нашли отзыв в душе Феба. И его теле: Феб почувствовал, как его полувозбужденный фаллос упирается в бедро Гермеса, и слегка покраснел. Он никогда раньше не воспринимал брата серьезно.
Феб замер, не зная, как реагировать самому и как отреагирует Гермес, но тот склонился над ним и осторожно поцеловал в уголок губ. Было ощущение, что они оба идут по краю глубокой пропасти — одно неверное движение, и уже ничто их не спасет. Гермес продолжал держать руки Феба, хотя правильнее было бы сказать, что он держался за них. Их пальцы переплелись, губы соприкоснулись: сначала неуверенно, осторожно, едва касаясь, а потом все смелее и настойчивее. Феб уже не понимал, кто из них первый приоткрыл рот, пропуская внутрь язык, а кто воспользовался этим. Возбуждение было настолько велико, что одежда невыносимо мешала. Хотелось избавиться от нее, разодрать в клочья и прижаться к горячему телу брата, ощущая кожей каждый мускул, каждый изгиб. Феб тихо застонал, пытаясь отодвинуть Гермеса, чтобы раздеться, но тот, видимо, понял это по-своему и резко скатился на постель.
— Извини… я…
Феб облизнул губы и рывком содрал с себя хитон, проклиная его длину и вычурность скреплявших его фибул.
— Мне кажется, так будет гораздо лучше, — охрипшим голосом ответил он, жадно любуясь прекрасно сложенным телом Гермеса.
Бесконечно долгое мгновение не происходило ничего, и Феб уже было решил, что ошибся, как Гермес вновь опрокинул его на спину, принимаясь покрывать жадными поцелуями. Феб пытался обнять его, но Гермес вновь завел его руки за голову и, удерживая их одной рукой, принялся увлеченно исследовать тело брата другой. Когда его ладонь коснулась возбужденного фаллоса, Феб жалобно застонал, толкаясь в нее.
— Не торопись, — улыбнулся Гермес. — У нас еще много времени.
Он очертил головку, провел пальцами вниз по стволу и, крепко обхватив его, повел обратно, вызвав новый стон. Феб поймал восхищенный взгляд брата и словно увидел себя со стороны: без своей привычной надменности, с разметавшимися волосами, припухшими от поцелуев губами и нежным румянцем на щеках.
— Мое прекрасноглазое и быстроногое чудо, — прошептал Гермес и обхватил фаллос брата губами.
Судя по всему, ему до безумия хотелось получить от этой ночи как можно больше. Феб и сам пока не знал, что он решит утром — выставит брата вон и никогда больше не взглянет в его сторону или же…
Гермес ласкал губами фаллос брата, так, словно пытался распробовать все оттенки вкуса, услышать все полутона стонов, а затем, смочив слюной фаллос Феба и оседлав бедра, стал медленно насаживаться. Это получилось не сразу — в том числе и потому, что Феб, поняв, что задумал брат, попытался этому воспрепятствовать.
— Пожалуйста... — прошептал Гермес, в очередной раз опускаясь вниз. — Я так хочу...
И Феб отступил, смиряясь и принимая желание Гермеса. Он помог ему насадиться на свой фаллос, нежно поддерживая и лаская. Он лежал не шевелясь, хотя до безумия хотел перевернуться и со всей возможной страстью отлюбить Гермеса. Но Феб не делал этого — только ласкал брата, предоставляя ему возможность самому выбирать, как двигаться. Гермес двигался медленно и осторожно, то слегка отклоняясь назад, то почти ложась на грудь Феба, чтобы в очередной раз поцеловать его. В такие моменты крепкие руки брата прижимали его к себе, а с губ срывался бессвязный шепот.
Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они излились и, утомленные любовными ласками, разомкнули объятья. Последнее, что запомнил Феб, прежде чем провалиться в сон — нежность в глазах Гермеса и тепло объятий.
Проснулся Феб ближе к полудню, в прекрасном настроении. Рядом завозился Гермес. Феб взглянул в его строну и едва сдержал смех — сонный и взъерошенный брат сидел, слегка покачиваясь, словно выпавший из гнезда птенец. Видимо, услышав смех, Гермес открыл один глаз и укоризненно покачал головой.
— Ты всегда с утра такой? — поинтересовался Феб.
— Сонный? Всегда, — кивнул Гермес и встал.
— Не сонный, а лохматый, — уточнил Феб, с удовольствием разглядывая оставленные им ночью следы.
— Не знаю.
От внимания Феба не укрылось, как брат поморщился, наклоняясь за хитоном. «Интересно, для него это что, в первый раз?» Но вслух произнес совсем другое.
— Тебе не нужно больше искать поводов, чтобы заглянуть ко мне.
Гермес внимательно посмотрел на него, кивнул и ответил:
— Ты тоже можешь ко мне приходить, и не обязательно в пеплосе.
Феб улыбнулся и решил, что игры на желание порой имеют весьма интересные последствия.
1 Кадуцей — жезл Гермеса в виде крылатого прута, который обвивают две змеи
2 Талария — крылатые сандалии Гермеса
3 Полухории — в греческом театре хор выражал точку зрения идеального зрителя и делился на две части
4 Фибула — металлическая застёжка для одежды, одновременно служившая украшением
5 Хламида — короткий плащ, который предпочитали носить путешественники и воины
6 Гиматий — у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани, задрапированный вокруг фигуры
7 Цера — дощечка для письма, покрытая воском
8 Пеплос — женская одежда в древней Греции в виде широкого куска материи, которым задрапировывали все тело, спадала складками до земли
9 Гименей — в древнегреческой и древнеримской мифологиях бог брака
10 Перистиль — внутренний дворик в греческих домах
11 Гермы — четырехугольные столбы с фаллосом и головою, изначально посвящались Гермесу
