Староста помогает разобраться первокурсникам с их вещами. И удивляется, замечая у одного мальчика зонтик:
- Зачем тебе зонтик в Хогвартсе?
- Скажи, у тебя когда-нибудь была мама?..
Последний день стажировки Розы Уизли в Министерстве магии. Последний день самого Министерства.
Комментарии:
Написано на ФБ-14 для команды Роулинг. Написано по очень далеким мотивам заявки на Белив "39. Драко Малфой/Габриэль Делакур. Всего опаснее капелька правды с высоким содержанием лжи. Мария фон Эбнер-Эшенбах"
Солнце за окном мелькает, наматывая по небу круг за кругом, пока не сменяется острым серпом луны. Потом на луну наползает облако, и в кабинете становится темнее.
Роза ежится от неожиданно нахлынувшей дрожи, кутается в жесткую, заскорузлую от чужой крови кофту. Молчание висит в воздухе пластом табачного дыма, от стены к стене, возле которой сидит, вытянув ноги, мистер Малфой. Он смотрит прямо перед собой. Роза не знает, как завязать разговор, который каждый раз глохнет и глохнет, как мотор в дедушкином старом автомобильчике.
Резкий грохот бьет по нервам, заставляя вздрогнуть.
— Не бойся, — говорит Малфой. — Это пастушка. Прыгнула на стенку коробки.
Еще полчаса назад можно было бы поговорить о том, как быстро их спасут, что мистер Шеклболт — дядя Кингсли — и авроры со всем разберутся, что все это прекратится, как страшный сон, можно будет похвастаться маме, как храбро себя вела ее дочь на работе. Но сейчас уже нельзя. Роза боится закрыть глаза, потому что каждый раз видит, как на яркой шелковой мантии министра появляется тонкий разрез — красный на желтом, по-своему красивый, — и как потом он раскрывается алым пульсирующим цветком с белыми прожилками ребер. Этот момент тянулся так долго, что Роза не запомнила, как оказалась в кабинете министра, запертом на все замки, и почему с ней остался мистер Драко Малфой, невыразимец. Папа не любил его, называл за глаза хорьком, и Роза рассматривает его, пытаясь обнаружить в его лице хотя бы намек, за что этот странный холодный человек получил такое прозвище. Ищет и не может найти.
— Вы же учились в Слизерине, не так ли, мистер Малфой? — начинает Роза. Голос неприятно дрожит, и она замолкает. Но мистер Малфой смотрит на нее без насмешки — зато с равнодушным неприятным сочувствием.
— Да. Можешь звать меня Драко, — говорит он медленно и усмехается. — Ты же не на работе.
Роза пытается раздвинуть губы в улыбке, но в этот момент из угла доносится шорох и скрежет, усиливается соленый тошнотворный запах, и улыбка не получается.
— Я как раз на работе. Нет. На стажировке, — отвечает Роза. — Я хочу быть делопроизводителем. Все стремятся к приключениям, рвутся к высотам, но ведь самая важная работа — это та, которую надо делать каждый день, всегда. Правда?
Мистер Малфой… Драко, склонив голову набок, пытливо смотрит на нее, изучая, словно забавную зверушку.
— И как ты с такими взглядами попала в Гриффиндор?
О, так он не знает. Впрочем, кто может знать хоть что-то о девочке-практикантке?
— Я училась в Хаффлпаффе. Сначала боялась, что не попаду в Гриффиндор, потом решила — а гори оно синим пламенем! И сказала Шляпе, что хочу в Хаффлпафф.
— Смело, — говорит Драко насмешливо. Ему бы еще пару раз в ладоши хлопнуть. Можно было бы и обидеться, но почему-то совсем неохота.
Фарфоровая пастушка снова начинает бесноваться в коробке. Сейчас, кажется, она колотит своим маленьким синим посохом в картонную стенку. Стены кабинета тихо подрагивают в такт: ее сестра-близнец точно так же мечется сейчас по Министерству, закрытому намертво. Дядя Кингсли успел поднять щиты — наверное, чудом. Сейчас он лежит там, за дверью, вернее, то, что от него осталось, вперемешку с останками других…
О Мерлин, дядя Гарри!
Тошнота подкатывает к горлу, Роза зажимает ладонью рот, прижимает пальцы крепче, почти до боли.
— И сколько СОВ у тебя? — спрашивает Драко. — Двенадцать?
Дурнота отступает, Роза делает глубокий вдох.
— Десять, — говорит она глухо. — Мало. Мама была недовольна, хоть и не сказала ничего. Не ругалась, даже похвалила — ну, так. Осторожно. Педагогично.
— А, Грейнджер в своем репертуаре, — насмешливо отзывается Драко. — Она бы тебе и хроноворот подарила, если бы они еще остались.
Ни одного хроноворота не сохранилось, они все пострадали при атаке Пожирателей на Отдел тайн много лет назад, мама рассказывала… Отдел тайн! Роза вскакивает на ноги, кофта сползает с плеч, падает на пол. Прекрасная идея! Там же, наверное, столько всяких штук, которыми можно защититься, которыми можно попробовать уничтожить эту ужасную тварь?
— Мы можем прорваться в Отдел тайн? — голос срывается, Роза надсадно кашляет, а потом без сил оседает на пол: подкашиваются колени. Внутренний голос степенно говорит, что это результат стресса и падения уровня сахара в крови. Нет смысла даже отвечать на ее вопрос, проблема кроется в ней самой. Драко внимательно смотрит на Розу, но не пытается помочь, так и сидит, прислонившись к стене и вытянув тощие ноги.
— Даже если бы ты смогла идти, это не имело бы смысла, — наконец отвечает он. На его лицо падают закатные лучи. Какой по счету этот закат, сотый, тысячный? Отдел управления погодой, видимо, уже разгромлен. — Этот кабинет — самое надежное место во всем магомире. Мы наверняка выживем.
Роза не спрашивает, надолго ли. Незаданный вопрос повисает в воздухе не хуже прошлого молчания. Но думать об этом совсем не хочется, тем более, что погода за окном внезапно прекращает меняться. Там солнечный летний день, навевающий мысли о квиддиче, рыбалке и походе с палатками в лес — и Хьюго, конечно, будет ныть, но зато Джейми обязательно что-нибудь веселое придумает. Потом они разожгут костер и будут сидеть у огня и рассказывать друг другу страшные истории.
А может, попробовать запустить каминную сеть? Роза тут же морщится: какая глупость! Тварь сможет вырваться из ловушки, в которую ее поймал Кингсли ценой своей жизни — значит, все это было зря, и его смерть, и…
Роза сглатывает комок в горле.
— Почему вы решили стать невыразимцем? — спрашивает она, чтобы тишина закончилась, перестала давить сверху горячей ладонью.
Драко неловко пожимает плечами. Едва ли не первое движение за все время — до того он сидел, замерев, как кукла.
— Это интересно, — говорит он.
Роза ждет, но Драко не говорит больше ни слова. Из коробки в углу доносится слабый писк, шорох и постукивание, и хочется посмотреть, что там творится — очень. Но Роза знает, что не стоит. Нет сил смотреть, как фарфоровая статуэтка с невинным розовым личиком прыгает, изгибаясь пиявкой, размахивает хрупкими ручками и разрывает, разрывает что-то невидимое, источая запах крови и вспоротых животов — только запах, но и этого достаточно, чтобы затошнило.
— И все? — не выдержав, переспрашивает Роза.
Драко кривит губы.
— Этого мало?
Солнце прячется за густыми черными тучами, сверкает молния, тут же сменяясь ясным звездным небом.
— Нет. Извините, сэр, — шепчет Роза. Ей не хочется говорить об этом, разум протестует, но слова сами срываются с губ: — Но ведь мы выберемся отсюда? Выберемся? Вы должны знать!
Драко смеется и тут же кривится, словно от боли. Палочка, непонятно как очутившаяся в его руке, дрожит, на ее конце теплится огонек.
— Это идеальная диверсия, — говорит Драко, и Роза вдруг понимает, что у него парализованы ноги. Что он сидит потому, что не может идти, совсем не может. — Парная фигурка для связи — что стоило заменить одну из них? Никто не следит… Всем плевать! И вот срабатывает триггер… ты знаешь, что такое триггер? Умница, хорошо. И невинная пастушка превращается в чудовище. Странно, почему именно мышь? Но как умно… всю верхушку одним махом. Интересно, кто? Кто дожил?
Он смеется странно, будто кашляет, и закусывает губу, он продолжает говорить, но его слова текут мимо, как ручеек. Роза подбирает кофту и кутает озябшие плечи. Ей становится очень спокойно — может, рассказать ему все-таки? Может, поделиться? Правда колет под языком острой, ядовитой колючкой.
— И если они связаны, — продолжает Драко хрипло, на лбу поблескивают капли пота, — если связаны, то неразбивающее заклятие не даст уничтожить зверя, а с пастушки его не снять. Какие сложные чары… уровень Руквуда, а может, и Долохова. Но Долохов мертв, я сам видел, как его хоронили. Мертв… Нет, нет, не может быть!
Роза молчит. С потолка вдруг сыпется побелка, падает хлопьями на пол — как снег под Рождество, медленно, размеренно. Стены снова дрожат в рваном ритме. Удар… Еще удар… Картон шелестит, коробка дергается в углу, словно пытаясь протаранить стену.
— Кто из них мог? — голос Драко падает до шепота. — Кто? Фигурку нельзя разбить. Зверя нельзя повредить. Он убьет всех в Министерстве и сломает щиты. Сломает. Они долго не протянут после их смерти. Если эта выберется из коробки, то и та… — Его голос вдруг поднимается до крика, и Роза вздрагивает. — Поттер! Какой же ты идиот, Поттер!!! Так легко дать себя убить какой-то… какой-то дементоровой мыши! Кто из них мог?
— Я.
Драко поворачивает к ней голову и смотрит прямо в глаза.
— Я, — повторяет Роза спокойно. — Я разбила парную, случайно, и Репаро не сработало. Взяла вместо нее чашку — из приемной. В шкафу стояла. Трансфигурировала в статуэтку и заколдовала. Я умею накладывать протеевы чары. Это просто. Мама знала, как, еще на пятом курсе — я что, хуже, что ли?
С каждым словом становится легче. Так, наверное, умирают от потери крови — все легче и легче, пока не станет совсем хорошо, до смерти.
— Так вот, я сделала такую же статуэтку. Связала их. Они работали. Так круто получилось. Никто не узнал, что одна была разбита. Случилось это все позавчера. Но я не знаю, почему так вышло. Почему статуэтка стала монстром. Не знаю.
Драко молча смотрит на нее.
— Я не знаю! — кричит Роза. Слезы горячим градом катятся по лицу, но их не хочется даже вытирать.
Смех Драко звучит почти естественно. Грохот усиливается, потом вдруг стихает совсем, хлопья побелки оседают на черную мантию, как перхоть.
— Наверное, чашка трансфигурирована из мыши. Такое бывает в Министерстве. — Он смеется, прикусывая губу. — Обычные статуэтки для секретарей, разговаривать с министром. "К вам мистер Дебил. — Да, впустите его!" Разбила, значит, одну и сделала вторую, из чашки. Ну ты и дура. Протеевы чары на живую материю. А проверить? Ну ты и дура, Грейнджер!
Малфой снова хихикает — зло, неприятно скривив рот, и Роза, рассердившись, кричит:
— Как будто вы знаете, как это!
Драко с глухим стоном отталкивается от стены и заваливается на бок. Он лежит так несколько секунд, а потом неуклюже перекатывается на живот и, цепляясь пальцами и опираясь на локти, ползет туда, в угол, к коробке. Но сил ему, кажется, не хватает. Он ложится на пол и тяжело, быстро дышит.
— Я? Я знаю, — хрипло говорит Драко. — Сначала ты уверен в своей правоте — все кругом идиоты, а ты — нет. Все так просто и ясно с первого взгляда. Идеи, символы, весь мир в твоих руках. Только потом начинаются… сюрпризы. Когда знаешь, как лучше, но твои знания не стоят и кната. Когда от твоих знаний гибнут люди. Все гибнет. Я хорошо знаком с этим… чувством.
Он выползает на середину кабинета, приподнимается на локтях — как русалка на берегу, так же беспомощно — но и опасно тоже. Роза не может понять, что он будет делать — убьет ее? Или попытается разбить статуэтку?
Но Драко ничего не делает.
— Теперь и ты тоже будешь знать, каково это, Грейнджер. Каково это — терять близких из-за собственной дурости, — говорит он тихо. — Только у тебя это все закончится быстрее. У нас.
Что-то не так. Слишком тихо: коробка перестала грохотать в углу. Стены больше не дрожат. Зато что-то тихо постукивает по деревянному паркету, что-то маленькое. Совсем маленькое.
Роза медленно поворачивает голову.
Медленно. Медленно.
Сердце делает лишний удар.
Из угла к ним, неловко ковыляя и опираясь на посох, идет маленькая фарфоровая пастушка и улыбается алым аккуратным ротиком.
