Просыпается как-то Невилл с утра, смотрит - а с ним рядом в кровати вместо плюшевого мишки метла лежит. Он вскочил и радостно закричал:
-Бабушка, я опять летал во сне!
c Alphius
Маленькая, унылая комнатка была залита густым, вязким полумраком. Обшарпанный стол неодолимой преградой разделял двух мужчин, которые, склонясь к столешнице, старательно делали вид, будто пытаются всеми силами преодолеть возникшее между ними недопонимание, но пока получалось плохо.
- Итак, продолжим! Вы готовы утверждать, что не можете указать точное основание для пророчества, осенившего вас в конце 1997 года?
Настольная лампа — единственный источник освещения — была живо развернута и нацелена в бледное и узкое, словно месяц, лицо. Яркий свет режущим лучом полоснул по глазам худого, сутулого волшебника, вынудив дернуться и брезгливо скривиться от этого. И от корявой речи допрашивающего его аврора, конечно, тоже.
- Молчите? Ладно, молчите. А вот я уверен, что потерпевшая молчать не будет, а, в отличии от вас, пойдет на сотрудничество с нами.
- Ну, разумеется! Запугать или обмануть молоденькую девушку, действительно, гораздо проще! - не удержался от ядовитого замечания допрашиваемый.
- Да уж кому, как не вам, это знать! А ведь мы здесь не запугиваем. Мы выясняем картину преступления: где, когда и при каких обстоятельствах вы — тогда еще директор Хогвартса — решили растлить свою студентку, запугав ее. У вас есть какое-либо оправдание – достаточно объективное, чтоб в него можно было поверить?
- Ничего преступного я не совершал, поймите вы уже! Я пытался ей помочь!
- Совратив ее?
- Нет! - рявкнул Снейп, пытаясь унять нервную дрожь во всем теле, и начинающие трястись руки.
Сейчас требовалось держать свое раздражение в узде, чтоб не дать противнику лишнее оружие против себя. Играть, играть, опять играть, шагая по острию ножа, в надежде разгадать свою роль в очередной интриге сильных мира сего. Не было в этом ничего нового и интересного, ну, разве что кроме способа в очередной раз отсрочить собственную смерть.
- Ей не было еще семнадцати, когда вы соблазнили ее, воспользовавшись своим преподавательским реноме!
- Чем?! - Снейп был бы готов расхохотаться, если б не давящая обстановка аврората и седьмой час допроса.
- Силой профессорского авторитета и своей властью директора школы! - смутить аврора было невозможно. - Есть данные, что вы находились под влиянием пророчества, но, что это было за пророчество, и откуда оно взялось, вы говорить отказываетесь. Так же, как и предоставить соответствующие воспоминания!
- Я имею на это право!
- Права вы имели при Альбусе Дамблдоре! А сейчас у вас остались только обязанности! И вам придется смириться с ними и сотрудничать с нами! Или отправляться в Азкабан за сексуальное домогательство несовершеннолетней девочки. Надеюсь, расклад вам ясен?
Безграмотная речь следователя терзала и терзала усталый мозг профессора, и Снейп зябко передернул плечами, поморщившись от дергающей головной боли. Выдержка зельевара начинала потихоньку сдавать, но делиться своими чувствами, а уж тем более воспоминаниями профессор ни с кем не собирался.
В ту ночь возмущенный до глубины души директор Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» профессор Северус Тобиас Снейп, кипя от гнева, зашвыривал как попало носки и рубашки в чемодан. Кое-какие вещи падали из его трясущихся от негодования рук на пол, и потому им доставались еще и злобные пинки, которыми профессор в сердцах гонял по полу что ни попадя только затем, чтоб потом от души выругаться, и снова начать собирать багаж.
В пасть и в... под хвост дракону Волдеморта! Вместе с Гарри Поттером! В обнимку! И Хогвартс туда же! Валяющейся на полу и порядком уже истерзанной книге достался очередной свирепый пинок, да такой, что она пролетела всю комнату, отрикошетила от стены и упала названием вверх: «Дж. К. Роулинг. Гарри Поттер и Дары Смерти». Профессор снова отбросил ее пинком. Какая чудовищная неблагодарность! Что он им, на смех дался?! Да он себе везде работу найдет! Они еще пожалеют! Слезами обольются да поздно будет!
- Локомотор! - и наскоро собранный чемодан вместе с аккуратно увязанной стопкой книг, поднявшись над полом на метр, величаво поплыли по подземному коридору вослед угрюмому волшебнику.
Еле-еле дождавшись глубокой ночи, Снейп, мимодумно глядя на парящий впереди багаж и надеясь, что в Хогвартсе все крепко спят, и его злосчастная судьба в том числе, выскользнул из замка по одному ему известному тайному ходу. Стремительно и, слава Мерлину, без приключений добравшись до антиаппарационного барьера, уже предчувствуя ничем и никем неограниченную свободу, бывший профессор вдруг увидел цепочку следов, оставленных явно женской обувью, так как очень уж нелепо выглядели ямки от высоких каблуков в глубоком снегу.
- Этого еще не хватало! - едва удержавшись от крика, возмущенно прошипел теперь уже бывший профессор. - Ну что за кретины! Впрочем, творите теперь, что хотите, а мне дела нет больше никакого до ваших идиотских глупостей!
После чего Снейп глубоко вздохнул, смакуя сладкий воздух столь долгожданной свободы, и, поудобнее ухватившись за волшебную палочку, вместо того, чтоб аппарировать отсюда куда подальше, двинулся вразумлять какую-то самоуверенную безмозглую дурынду, которая, скорее всего, уже доковыляла до железнодорожной станции. Багаж летел впереди колдуна, словно показывая дорогу, а вызванная заклинанием метель споро прятала следы под пушистым, снежным одеялом.
Перрон полустанка был освещен всего одним, зато очень ярким фонарем, скрипящим и трясущимся, словно он навечно закоченел под порывами одичалого ветра. Тоненькая девичья фигурка, как невесомая серая тень, стойким вертикальным штрихом пересекала освещенное пространство. Полы легкого пальтишка расшалившейся псиной трепала вьюга. А девушка, вынужденная то и дело зябко кутаться в толстый вязаный шарф, завороженно любовалась снежным звездопадом в свете покосившегося фонаря. Беглянка судорожно сжимала тонкими, ледяными даже на вид, пальчиками ручку чемодана, словно это был спасительный артефакт, сила магии которого вытащит ее из любых неприятностей.
Как будто угадав еще чье-то присутствие, девушка настороженно оглянулась, и Снейп узнал в ней мисс Лаванду Браун. Студентка, увидев взбешенного директора Хогвартса, перепугалась до ужаса в остекленевших глазах, и даже попробовала убежать, но поскользнулась и с размаху упала на спину, стукнувшись затылком. Бывший профессор, зверски недовольный ситуацией, в которую он так предсказуемо вляпался, почувствовал себя обязанным подойти к этой корове на льду и протянуть ей руку помощи. А эта дуреха, глядя на него, как кролик на стремительно приближающегося удава, еще и попыталась, отталкиваясь ногами, отползи на попе от уже нависшей над ней угрозы.
- Ну же, не дурите, мисс Браун! Или вам последний ум отшибло? - хорошо поставленным голосом рявкнул Снейп.
Лаванда, сообразив, что сейчас убежать все-равно не удастся, а убивать прямо здесь ее, кажется, не будут, нерешительно взялась за руку страшного директора, и тот рывком поставил девушку на ноги.
- Что вы здесь делаете, мисс Браун? - голос профессора был под стать ветру, ледяному, как дыхание дементора. - Мисс Браун! Вы слышали вопрос? Так отвечайте!
- А вы, господин директор? - попыталась отвертеться от ответа Лаванда, и что-то странное мелькнуло в ее глазах.
- Какой я теперь директор... - Снейп зло кашлянул, прогоняя несвойственную ему растерянность. - Почему вы бросили школу?!
Какое-то время, сбитая с толку грозным окриком, Лаванда бессмысленно пялилась в мерцающие, как антрацит, глаза директора. Но тут ветер на несколько минут разорвал плотное одеяло облаков, и рядом с головой склонившегося к ней профессора Лаванда увидела почти полную луну. Ее глаза снова остекленели от ужаса, и стали еще более бессмысленными, если такое вообще возможно.
- Постойте, вы что, неужели вы читали?.. - профессора даже оторопь взяла — Лаванда читала еще что-то, кроме "Ведьмополитена" и Сивиллиных бредовых выкладок.
- Да, сэр, - убито пролепетала Лаванда, когда луна опять закуталась в тучку, и к девушке снова вернулась способность если не соображать, то хотя бы разговаривать. - Вы можете называть меня трусихой и предательницей, но... - не сумев оправдаться в собственных глазах, девушка разрыдалась.
Профессор поморщился: он никогда не считал Лаванду глупой или легкомысленной, он был просто стопроцентно убежден, что мозгов в ее прелестной головке нет вообще. А сейчас, ко всему прочему, Снейп думал о себе ничуть не лучше, чем об этой дурочке, чувствуя себя таким же предателем..
Кроме того, профессор был не мастер утешать рыдающих девушек, тем более гриффиндорок. Потому он пару раз брезгливо тряхнул Лаванду за плечи, а когда это не помогло, как-то неумело, словно делая это впервые в жизни, прижал к себе вздрагивающую фигурку студентки одной рукой, а другой стал деревянно гладить Лаванду по голове. К его ужасу студентка разрыдалась еще сильнее и, обхватив профессора, стала даже подвывать и шмыгать носом. Снейп тут же брезгливо поджал живот, гадая, не пострадает ли его новая зимняя мантия от девичьих соплей.
- Ну, хватит! Мисс Браун! - рявкнул растерявшийся зельевар. - Слезами делу не поможешь! Если вы приняли какое-либо решение, то будьте любезны следовать ему, не пытаясь при этом утопить весь мир в слезах, как ненужного свидетеля!
- Что же мне делать? - проскулила Лаванда.
- Если не знаете, что делать, вернитесь обратно — одной дурой на свете станет меньше! - окончательно потерял терпение Снейп. И тут же пожалел об этом — девица снова завыла в голос.
- Ну, перестаньте, перестаньте, - профессор стоически вытирал Лаванде слезы пальцами, а потом, вспомнив вдруг о носовом платке, вытащил его из кармана мантии и отдал девушке просморкаться, то есть в полное и окончательное владение.
- Я думала: ну, Авада Кедавра... - подвывала Лаванда. - Я думала: ну, Круциатус. От них я сумела бы защититься! Но... но... воняющая гнилой кровью и тухлой смертью мерзость! Это такое унижение! Ыыыы!
- Что-то раньше я не замечал, чтоб вы были слишком щепетильны... - буркнул Снейп, чтобы что-то сказать.
- Как вы можете, профессор, это же совсем другое, - горе Лаванды было столь глубоко, что она даже забыла обидеться. - Когда обнимаешься с тем, кто нравится... Вот как с вами, сэр...
- Напрасно, напрасно, это не в ваших интересах, мисс Браун, - с вкрадчивым сочувствием покачал головой пожилой аврор с добрыми, всепрощающими глазами и лукавой улыбкой.
- Это хорошо. Вы, я вижу, добрая девочка, и вам так нужна наша помощь.
- Да-да, конечно!
- Хорошо. Так как часто профессор Снейп оказывал вам знаки внимания, не совместимые с его преподавательской должностью?
- Что? Он?! Простите, но он никогда ничего подобного!.. Профессор Снейп всегда был очень строг, и даже... даже...
- Вот, правильно! - обрадовался пожилой аврор. - Согласитесь, что при таком отношении ваше добровольное согласие выглядит более чем неправдоподобно!
Лаванда покраснела так, что даже мочки ее ушей налились нежным, коралловым светом, но это была не краска стыда, а бессилия: что бы она ни сказала, следователь в каждом ее слове упорно видел попытку скрыть совершенное над нею сексуальное насилие.
- А ведь вы тогда еще даже не достигли совершеннолетия!
- До совершеннолетия мне оставалась какая-то неделя!
- И тем не менее в тот момент вам было всего шестнадцать! Вы поверьте, я только хочу облегчить вашу участь. Заметьте себе, профессор Снейп — человек скрытный, притворщик. Вы это прекрасно знаете, - уверенно и твердо вещал аврор. - Уже одного этого достаточно, чтоб ясно понимать: притворщик и лгун — всегда потенциальный преступник.
Лаванда опустила голову, не зная, как отвязаться от этого доброжелателя. И как не проболтаться о том, почему она так легко повисла тогда на человеке, внушающем всем такой страх. Не выдать то острое чувство симпатии, получившееся из смеси сильного душевного смятения перед опасностью, изощренного любопытства и притягательной силы ужаса. Как к черному скорпиону.
На самом деле виновата во всем была, разумеется, Гермиона Грейнджер, больше некому. Потому что это именно она давала всем желающим читать магловские романы. И сколько тогда книг о некрасивых, язвительных, но таких обаятельных брюнетах переночевало под подушкой у Лаванды Браун! Сколько девичьих вздохов и грез было посвящено им! Пока однажды мечтательный взгляд студентки не уперся в черные космы саркастично-язвительного учителя зельеварения, и вот тут-то жаждавшее романтики сердце девушки дрогнуло и затрепетало.
Все случилось так неожиданно и странно, что сначала Лаванда даже расстроилась. А потом растерялась: это был совсем не тот человек, влюбленность в которого можно демонстрировать, как изысканное украшение. Ей бы объявили бойкот! Или сочли сумасшедшей, нуждающейся в срочном лечении. Причем сам профессор Снейп точно был бы первым, кто бы так решил. Впрочем, нет, первой стала сама Лаванда.
Бороться с этой привязанностью, оскорбляющей гордость и унижающей романтику, и это не говоря уже о репутации, оказалось не так-то просто. Хотя бедняга Рон даже не понял, чем обязан такому гипертрофированному проявлению восторгов в свой адрес. Как, впрочем, и сам профессор зельеварения ничего не разглядел под маской страха. Одно слово — мужчины! Самовлюбленные самцы!
Гаже всего почему-то было, когда погиб Альбус Дамблдор: сердце разбито, романтика сдохла, только надежда все еще жила, глупая. Но святое место пустым не бывает по определению, и душой полностью и безраздельно овладела месть. И вот тогда Лаванде, наконец, повезло. Дважды! Сначала она устерегла момент, когда директор забыл запереть свой кабинет, торопясь разобраться с очередными нарушителями. А потом в его лаборатории ей прямо на голову с верхней полки свалилась книга и раскрылась на нужной странице. Что это была за книга, Лаванда так и не узнала, ей вполне хватило того, что там было написано... Только тогда девушка поняла, насколько хорошо, спокойно и уютно жилось ей раньше.
И что такое на самом деле настоящий ужас! Он, словно впитавшись в каждую клеточку ее тела, тряс ее по дороге из кабинета директора до факультетской гостиной. Он тяжелой горячей тьмой душил ее ночью. А уже потом было бегство из Хогвартса, и неожиданное свидание на полустанке.
Лаванда еле сдержала улыбку, представив себе, как вся эта история сухо и безжизненно выглядела бы в протоколе. Совсем не романтично.
- Вы мне очень нравитесь, профессор, - чуть слышно прошептала Лаванда, сама не зная, как она осмелилась на признание. То ли надеясь, что зельевар как обычно ничего не заметит, слишком занятый собой. То ли полагая, что такого случая никогда больше не представится.
- Я вам больше не профессор... - машинально поправил Снейп и вдруг подпрыгнул. - Что?! Что за дурацкие шутки?! - взревел ошарашенный директор Хогвартса. - Двадцать! Нет! Пятьдесят баллов с Гриффиндора!
- Вы мне больше не профессор... - грустно усмехнулась Лаванда. - И вы мне правда очень нравитесь, - начала успокаиваться студентка, переключившись на гораздо более приятную тему. - Даже после... после всего, что было в последнее время. Есть в вас какое-то темное обаяние и мрачная притягательность... - виновато выдохнула Лаванда.
- Неужели! - ядовито огрызнулся Снейп. - Особенно это хорошо было видно только что по ужасу в ваших бессмысленных глазках!
И зельевар возмущенно оттолкнул от себя прилипчивую и бесстыжую девчонку, но снова не рассчитал — и девушка опять поскользнулась, упала и впечаталась затылком в перрон.
- О, Мерлин! - Снейп раздраженно кинулся поднимать невезучую студентку. - Радует, что сотрясения мозга у вас точно нет, потому что сотрясаться там абсолютно нечему, - проворчал зельевар.
Лаванда неуверенно села, ощупывая затылок, потом осторожно встала на колени. Снейп в нетерпеливом раздражении подхватил ее под руки, потянул вверх, и тут Лаванда запрокинула голову, и их взгляды снова встретились. Черные и притягательные, как небо в безлунную ночь, глаза бывшего профессора заглянули в небесно-голубые влажные глазки бывшей студентки. Чуть виноватые и вовсе не такие уж бессмысленные, как Снейпу всегда казалось раньше. В выражении миловидного лица девушки было что-то особенно ласковое и нежное, Лаванда дружелюбно и внимательно улыбалась профессору, словно признавая его своим. И он вдруг почувствовал, как его сердце, дрогнув, смягчилось от искреннего взгляда девушки и ее неожиданной улыбки. От всех этих незваных ощущений Снейп совсем растерялся, и потому разозлился еще больше.
- Немедленно прекратите, мисс Браун!
- Что? - с кокетливой невинностью поинтересовалась Лаванда. - Разве...
- Замолчите немедленно!
И тем не менее теперь, когда Снейп остался совсем один, и прошлое волочилось за ним пугающим грузом, как пустая жестянка за измученным подзаборным котенком, бывшему профессору вдруг неожиданно стало не то что бы страшно, а как-то не по себе отталкивать такого же... такую же сестру по несчастью.
- Глупость несусветная! - встряхнулся профессор и брюзгливо сказал, - вы совсем замерзли. Идемте в буфет, я угощу вас кофе.
Лаванда улыбнулась с такой благодарностью, что на душе у Снейпа снова неожиданно потеплело.
Кофе в станционном буфете был ужасный, но зато очень горячий, и Лаванда наконец-то перестала дрожать, а ее посиневшие губы вновь обрели оттенок нежной английской розы. Снейп вздохнул, поймав себя на том, что он как-то уж очень внимательно любуется изгибами губ Лаванды. Опустив взгляд, профессор зацепился им за тонкие полупрозрачные пальчики девушки, которые хотелось крепко сжать в кулаке, наслаждаясь их хрупкой нежностью.
- Согрелись? - холодно поинтересовался Снейп, странно усмехнувшись. - Я рад, за сим разрешите откланяться...
- Профессор, пожалуйста, не оставляйте меня одну, - взмолилась Лаванда и сама вцепилась в пальцы Снейпа. - Мне страшно!
- А я-то что могу поделать? - Снейп и сам не мог понять, какое чувство преобладает сейчас в его душе: раздражение или удовлетворение.
- Давайте, подождем поезда вместе, - робко попросила Лаванда. - Пожалуйста, профессор.
Снейп хмыкнул, ничего не ответив, но остался сидеть.
- Как вы считаете, я правильно поступаю?
- То, что я остался, не означает, что я обязан развлекать вас беседой!
- Это не беседа, профессор, - пылко воскликнула Лаванда и высвободила из-под грубого вязанного шарфа кудрявившиеся волосы. - Я, правда, чувствую себя очень гадко, я так всех подвела...
- Ни кого вы не подвели!
- Подвела...
- Типичная Гриффиндорская тупость! - недовольно буркнул профессор, поневоле любуясь, как радужно переливаются на кудряшках Лаванды капельки воды от растаявших снежинок, сверкая словно драгоценные камни в свете скудного вокзального освещения. И почему-то остерегаясь давать ей совет вернуться защищать школу. - А вам не приходило в голову поделиться своим открытием с другими? - с странным выражением в глазах поинтересовался профессор.
- Это бесполезно! Они все-равно пойдут биться за Хогвартс...
- Я уверен, что вы, умный и опытный волшебник, тоже предпочтете сотрудничество, - с дежурной доброжелательностью улыбался аврор. - Итак, вернемся к пророчеству...
Снейп закашлялся, а может засмеялся, пряча глаза от проницательного прищура волчьих глаз следователя, изо всех сил стараясь скрыть бешенство и бессилие. Сколько можно к этому возвращаться? Сколько уже раз он вытаскивал сам себя из этих бесполезных мучительных переживаний, и из разъедающих душу воспоминаний! Упреков самому себе... Бесполезных уже поисков выхода и зелья. Когда Дамблдор умирал. И Снейпу некого было в этом винить, кроме самого себя, своей некомпетентности. Неосведомленности. Неопытности.
Рука старого волшебника еще только начинала чернеть, но и Снейпу, и самому Альбусу было ясно, что проклятие на этом не остановится. Как Снейп искал тогда антидот, за который не жалко было... много чего не жалко было бы отдать! Кто сейчас поверит... кто вообще способен поверить, что грозный профессор Снейп плакал, размазывая слезы по чумазому от испарений лицу, когда очередное сложное зелье оказывалось столь же действенным, как просроченный горчичник. Сколько книг — рукописей, ксилографий, инкунабул — только благодаря недюжинной выдержке профессора избежали немедленного сожжения за их бесполезность в этих лихорадочных поисках. Оба волшебника были вынужденны признать, что пора перестать привередничать, потому что нужны более действенные средства, чем ограниченная в приемах светлая магия.
Разумеется, Альбус был категорически против использования запретной темной магии, а вот Снейп — за! В конце концов, какая разница что за магия поможет выжить! Тем более что в библиотеке Блеков книг по темным искусствам было так много, соблазнительно много. И зельевару все труднее и труднее становилось выказывать привычные холодность и равнодушие, проходя мимо хранилища книг и артефактов в доме N 12 на площади Гриммо.
Дамблдор — идеалист! И, придумав, как получше обставить собственную смерть, тут же успокоился. Вот только Снейп был готов на все, чтоб спасти любимого учителя и единственного друга! И единственного покровителя, следует заметить, потому что без Альбуса Северус мог сильно пострадать, что вскоре и случилось, в общем-то. И потому Снейп, не долго мучаясь совестливостью, позаимствовал тогда целый стеллаж книг, вынеся их со всяческими предосторожностями, и вовсе не из-за страха попасться на пошлом воровстве.
Да, Дамблдор оказался прав, но вот то, что этот старый идеалист окажется настолько прав, профессор не ожидал. А ведь книжечки-то были, вроде, одни из самых невинных. Часть книг пришлось сразу же отложить в сторону из-за слишком сильных заклятий, снять которые быстро не получилось, или просто не представлялось пока возможным. Однако и с остальными сборниками пришлось повозиться. Не всякая даже самая добросовестная проверка предупреждала о проклятиях, которые были вписаны между строчками рецептов. Не всегда выдерживала атаку магических испарений тщательно наведенная волшебная защита.
Но все это казалось, да и было в сущности пустяками, пока профессор не наткнулся на одно казавшееся совсем безобидным сочинение. Мерлин побери, легче было допустить сотню пикси в свою лабораторию, чем самому вдруг начать вести себя как они. И если б только это! Были голоса, шепчущие в уши всякие гадости и глупости, спорящие друг с другом и неотвязно втягивающие и его в этот бессмысленный и бесконечный спор. Были неожиданные острые приступы желания покончить с собой медленно и страшно. К счастью на полдороге Снейп всегда успевал одуматься и принять антидот.
Были случаи, когда ни с того ни с сего сердце словно оторвалось и взмывало тяжелым склизким комом куда-то в горло. И билось там неровными лихорадочными ударами, словно надеясь выскочить. И перекрывало доступ воздуху, вышибая душу. Каждый удар остро отдавался в помутненном, словно заполненном черным дымом мозгу, который осознавал только одно наверняка: все пропало, безвозвратно, непоправимо пропало, и даже достижение желанной цели никому ничего не даст — все бесполезно, конец всему!
Результаты меж тем были мизерны! Когда гонка за бесценным зельем закончилась не сказать, чтоб совсем ничем, но не тем, чего так хотелось, Снейп оставил все эти бесценные фолианты пылиться на полках (пока однажды не споткнулся об один из них, валяющийся прямо в центре комнаты), сам себе готовый дать нерушимый обет: больше никогда не связываться со столь неконтролируемой магией. Ни ради чего, и ни ради кого!
- Профессор, а может, есть какое-нибудь зелье? Которое защитило бы меня от укуса оборотня, а? - с мольбой и надеждой в голосе пролепетала Лаванда. Сверкающими, как драгоценные камни, глазами, она смотрела на зельевара, как на самого бога.
- Перестань! Хватит, остановись, дурочка, тебя же убьют! - рявкнул Снейп и осекся, глядя в ее вновь наполняющиеся слезами глаза. - Не знаю... Может быть... Надо подумать, поискать... Жаль, что у меня такой надежды нет, - горько хмыкнул Северус.
- Это не правда, профессор. Я спасу тебя! - поедая профессора взглядом, пылко воскликнула Лаванда, и тут же смутилась, - то есть, я бы спасла вас, обязательно бы спасла!
- Не глупи, дурочка, это опасно! - отрезал профессор, невольно любуясь Лавандой, и чувствуя себя старым вороном рядом с нежной розой.
- Не опаснее Фернира Сивого! - уж насчет того, что она нравится, Лаванда никогда не ошибалась. В самом деле, разве так уж невозможно себе представить, что такая хорошенькая и легкомысленная девушка может понравиться слишком мрачному и слишком умному профессору?
Снейп долго недоверчиво мерил ее взглядом. Это был шанс! Но она же совсем еще ребенок! Взгляд преподавателя невольно зацепился за пышную грудь девушки, и Снейп иезуитски поджал губы. Эта дурочка все-равно ведь вернется и погибнет во славу Гриффиндора, а его искусство даст ей возможность выжить и, может быть, даже спасти его.
- Что ж, тогда, я думаю, мы сможем помочь друг другу, - задумчиво протянул Снейп, вставая. - Я провожу тебя, - распорядился он.
Две вцепившиеся друг в друга фигуры, медленно бредущие обратно к Хогвартсу, вскоре атаковала метель, стараясь не допустить их поцелуя, разорвать их объятья, разлучить, разметать по свету... Но сейчас никакая сила в мире не была страшна этим двум волшебникам.
Лаванда, по-хозяйски забравшись под теплую зимнюю мантию своего директора, деловито прикидывала, как ей теперь нужно будет вести себя в школе, чтоб никто и не подумал ее заподозрить в симпатии к ее «Черному скорпиону». И как потом придется обставлять свой побег с поля боя, чтоб успеть помешать профессору бездарно умереть на свалке старой переломанной мебели. Она уже придумала, куда спрячет от всех-всех-всех раненого преподавателя, и как преданно станет ухаживать там за ним. Тогда она обязательно покорит его! Обязательно! Иначе и быть не может! Высокомерное и такое одинокое сердце профессора растает, и этот неприступный и холодный, пугающий человек падет к ее ногам.
Лаванда тут же блаженно представила себя в белом кружевном платье с самым широким кринолином, какой только возможен, а как же! Потом тяжело и горько вздохнула: вот затащить профессора у алтарю вряд ли получится. Потому что уговорить раскрыть свое инкогнито беглого преступника только ради того, чтоб его избранница один раз в жизни утерла нос своим подругам, то есть покрасовалась в самом шикарном наряде, не реально. Все удовольствие от серьезных отношений с таким мужчиной насмарку! Но она — девушка широких взглядов (с гордостью подумала Лаванда), а с милым рай и... и... Там видно будет!
Снейп держался за Лаванду как утопающий за соломинку. Без обид и без личностей, как бы ни непривычно это выглядело, у профессора было сейчас тепло на сердце вовсе не от того, что кому-то так же плохо, как и ему, а потому, что хоть кто-то может понять, как ему плохо. В конце концов, они, образно говоря, находились в одной лодке, которую сейчас стремительно несло волной времени на беспощадные скалы.
Снейп иногда морщился от чересчур ярких и слишком откровенных мыслеобразов восторженной блондинки, но, Мерлин побери, привередничать в его положении было весьма затруднительно. Все силы отняла решимость вернуться и, как глупый гриффиндорец, подставиться под смертельный удар... А деловитые мечты и желания Лаванды все-таки давали какую-то надежду, что теперь хоть кто-то готов ему помочь. Не смотря ни на что!
- Вы, господин Снейп, человек выдержанный, порядочный, научной работой занимаетесь. То есть занимались. Преподаванием опять же... занимались. Награды имеете... Зачем же нам с вами портить такую образцовую биографию?
- Послушайте, перестаньте все время мне угрожать! Как вы мне надоели! - в голосе профессора все-таки взвизгнули истерические нотки.
- Напрасно. Напрасно вы так себя ставите... - в голосе следователя сочувствия было ни на ломаный кнат.
- И почему же вы так заботитесь о моем будущем? Что вам так нужно получить от меня взамен? Говорите прямо.
- Помощи. Советов. Указаний, - коротко и спокойно сказал аврор.
- То есть? - охрипшим вдруг голосом каркнул Снейп.
- Вы меня поняли, - победительно усмехнулся аврор.
- Нет, - Снейпа снова передернуло от нехороших предчувствий.
- Хорошо, я объясню: вы единственный волшебник, разбирающийся в Темной магии. Все в курсе, что вы не только изучали ее в теории, так сказать, но вы с ней работали, экспериментировали даже. Не машите рукой! И вместе с тем, вы — единственный, кому мы можем доверять, вот что особенно важно. Вы не можете не догадываться, что только это спасло вас... всегда вас спасало. Вот и сейчас нам нужна ваша помощь в изучении темномагических артефактов и книг, конфискованных у Блеков, Малфоев и других незаконопослушных волшебников.
- Да вы с ума сошли, если решили, что камера в Азкабане страшнее неизученной и непредсказуемой темнейшей магии древних артефактов, - криво усмехнувшись, Снейп презрительно выгнул левую бровь.
- Я ничего не решаю, но я знаю, что министерство уже набирает группу добровольцев...
- И министерство почему-то решило, что я буду рад оказаться в компании этих идиотов?
- Министерство надеется, что у этих молодых энтузиастов будет опытный, авторитетный и суровый командир, чтоб их риск не был напрасным, - аврор с многозначительным сочувствием на лице пытался поймать жесткими волчьими глазами блуждающий взгляд профессора. - Вас не может не интересовать состав этого научного товарищества, не правда ли? Вот список...
- С какой стати это должно меня интересовать?!
- Мисс Браун, мисс Грейнджер, мистер Малфой, мистер Поттер... -. намертво вцепился своим тяжелым, требовательным, пронзительным взглядом в глаза Снейпа аврор.
- Я не совсем понял, вы меня сейчас уговорить пытаетесь или вызвать еще большее отвращение к этой научной работе? - ядовито огрызнулся Снейп, стараясь унять внезапно заколотившееся сердце, когда прозвучала первая фамилия.
- Я взываю к вашему чувству ответственности! Волшебный мир понесет тяжелую и невосполнимую утрату: кто еще сможет защитить этот цвет магической науки, если вы будете отбывать свое наказание в Азкабане?
- А я-то уж размечтался, что отделался от них навсегда, - саркастично хмыкнул Снейп. - Я должен подумать. Трудно, знаете ли, выбирать между холерой и чумой...
- Сомневаюсь, что вы не именно этим занимались во время нашей весьма длительной беседы, - предчувствуя победу, вздохнул тоже уже порядком замученный этим допросом аврор.
- Оригинальный у вас способ воззвать к моим ответственности и совести... - обреченно кивнул Снейп.
- А как еще-то? От денег вы отказались, близких родственников у вас нет, а то бы их тоже можно было бы... включить в состав научной группы. Взять с вас нечего — все свое вы носите с собой... Остались только любимая работа да репутация, без которой вас ни в одно научное учреждение не пустят. Так что разбирательство о сексуальном домогательстве было нам просто подарком!
- И тем не менее вы, ни мало не сомневаясь, отдаете несчастную «жертву» под мое руководство?
- Нам важен результат, неважно какими средствами, профессор Снейп, - с почтительной усмешкой сказал аврор то, что Снейп и так прекрасно понимал.
Снейп саркастично поздравил сам себя с купленной такой ценой так называемой «свободой». Все получалось опять совсем не так, как он зло мечтал в таком еще недавнем прошлом. Но, честно говоря, не столько острая неприязнь к Азкабану или унылая ответственность за «цвет современной магии» вынудили его опять идти на то, что казалось ему порой хуже смерти, и уж точно изнурительнее Круциатуса. Глупая тоска по ласковой улыбке «английской розы» мучительнее всего терзала разум, который никак не мог выбраться из замкнутого круга, лучше всего характеризуемого словами: а что, если?..
