ГП5. Из кабинета Амбридж слышны вопли Гарри Поттера.
Снейп: Что это Поттер кричит?
Драко: Ну, Профессор, я подразумеваю что Поттер потратил много денег в этом году, развлекал своих друзей как мог в Кабаньей Голове.
Снейп: Ну и?
Драко: Теперь его жаба душит.
В каком-то пригороде Парижа. Лето 1875-го года.
Эрик бесшумно прошёл к двери и застыл. Нет, ему не послышалось - Кристина пела партию Маргариты, и пела её так, как он уже не мечтал услышать. Вкладывая душу в каждое слово, в каждую ноту.
Наконец-то.
Если говорить честно, то Эрик не переставал надеяться на то, что однажды она так же споёт на сцене. Хотя, со всех точек зрения история Кристины Даэ - оперной певицы закончилась. И, положа руку на сердце, ему порой так и казалось. Теперь он начинал верить, что задача вернуть Кристину на сцену вполне по силам. Им обоим по силам.
Под ногой слегка скрипнула половица. Эрик застыл и тут же услышал, как изменился голос Кристины. В нём остались опыт и виртуозность исполнения. Но вот душа - пропала. Он бесшумно вздохнул. Скрываться дальше было чревато выяснением отношений - не дай Боже Кристина догадается, что он появился раньше, чем выдал своё присутствие. Эрик выпрямился, вошёл в комнату, дождался, когда Кристина замолчит, и улыбнулся.
- Прекрасное исполнение. Жаль, что так быстро закончилось, - с честными глазами и долей сожаления в голосе соврал он. Мог он однажды предположить, что ему придётся врать? Врать ей и врать из-за...
По холодному, высокомерному лицу женщины скользнула тень улыбки.
- Я рада, - спокойно сказала она и встала из-за рояля.
Париж. Осень 1871-го года.
...Кристина Даэ готовилась стать Кристиной де Шаньи. Событие, которого она ждала полгода, должно свершиться через час. Ещё раз придирчиво осмотрела своё отражение в зеркале. Рауль... Ах, Рауль. Утро только наступил, а он уже успел передать ей букет. Служанка поставила его в вазу, пока Кристина ещё спала. В цветах обнаружилась записка, и Кристина ещё раз перечитала слова, полные нежности. Рауль старался во всём угодить невесте - делал комплименты, водил на концерты, в рестораны, проводил с ней вечера. Даже родители приняли выбор сына. Приняли, скрипя зубами, в надежде, что скрипа не слышно.
Кристину ждало прекрасное будущее, в этом она была уверена. Если только ещё удастся убедить Рауля, что ей жизненно необходимо петь.
Эта мысль заставила её нахмуриться. Виконт де Шаньи не раз говорил, что любит смотреть оперу, но - из зала. Нет, он любил музыку, даже понимал музыку. Но не жил ей, не чувствовал, не растворялся. Так, как Кристина. Но нет. Прочь дурные мысли! Рауль чудесный, он поймёт, обязательно поймёт! Она уверена в этом.
В том, что её надеждам на понимание не суждено сбыться, Кристина поняла только через полгода, после весьма эмоционального диалога, расставившего всё точки на j. Ей впервые со дня свадьбы пришлось задумать всерьёз о настоящем и будущем графини де Шаньи.
Поздняя осень 1871-го года
Это был один из череды вечеров, которые супруги проводила вместе. Виконт или читал, или разбирал бумаги. Кристина напевала по нотам, когда Рауль повернулся к ней.
- Опять ты за своё.
Кристина уловила за шутливым тоном еле заметное раздражение.
- Рауль... - ласково начала она.
- Кристина, - Рауль тряхнул головой и встал. - Я не хочу, чтобы на мою жену пялились все подряд. Как на торт в витрине кондитерской, - к шутливому тону добавилась тщательно выверенная доза ревности. - Ты у меня такая красивая, я же не переживу, если тебя мысленно будут поедать глазами столько людей. - Рауль задумался. - Я уже не говорю, что титулованной особе не пристало выступать на сцене. Это... Это просто неприлично, - это было добавлено очень серьёзным тоном.
После этой пламенной речи он внимательно посмотрел на жену, которая пыталась собрать осколки своего представления о любящем муже. Когда до неё дошёл смысл сказанного, она нашла в себе силы не отвечать. Молча вышла из библиотеки и отправилась в их комнату.
Поразительно, мелькнула в её голове запоздалая мысль. Она вышла замуж, стала графиней, а с момента ухода из театра своей комнаты у неё так и не появилось.
Разговор повторялся с меняющимися интонациями ещё несколько раз. Шутки переросли в угрозы. В итоге молодой граф поставил жене ультиматум. Или она оставляет мысли о сцене и начинает вести жизнь «достойную их титула», или остаётся на улице, а уж он, Рауль, постарается сделать так, чтобы Кристину не взяли ни в одну парижскую оперу. Улыбка судьбы, так она поначалу воспринимала брак с Раулем, теперь почему-то больше походила на мерзкую ухмылку фарфоровой полумаски.
Кристина вздрогнула и уже не первый раз за последний год задумалась над ситуацией серьёзней, чем в начале их отношений.
Пригород Парижа. 1875 год. Лето.
После того случая Кристина избегала Эрика пару дней. Не иначе, что-то подозревала. Но скандалов не устраивала - от нынешней Кристины скандалов мог добиться разве что крайне высокопоставленный министр, и то, лишь в присутствии восторженной публики, и только если мадам де Шаньи точно знала, что из этого скандала оба почерпнут достаточно выгоды. Она молчала, Эрик тоже молчал. Общение свелось к коротким фразам во время уроков. Но Эрик уже знал, что его старания не напрасны. О, сколько раз он собирался отказаться от занятий. Ему было всё равно, чем она будет его шантажировать. Возможно, Кристина это тоже понимала, потому что выполняла его указания максимально старательно. Эрик никогда не слышал столь чётких исполнений. Но это всё было... не то. Не так.
Кристина ещё не знала, что с того дня он сам не даст ей уйти.
Париж. Осень 1871-го года.
...Когда Кристина с её возлюбленным покинули подземную обитель Призрака, сам Призрак был свято уверен, что ему недолго осталось. Да, он сбежал, он скрылся, опасаясь ненависти толпы, пришедшей громить его жилище. Когда через месяц Эрик вернулся в катакомбы под сгоревшим зданием, разрушено было всё, не уцелело ни одной безделушки. Он дал в газету то самое объявление »Эрик мёртв» и честно дал, когда милосердная смерть заберёт его душу, а Кристина предаст земле тело. Последнее его не должно было волновать, но почему то волновало. Смерть не явилась. Побрезговала уродом, наверное. Дъявол тоже решил, что у него есть дела поважнее, нежели возиться с несчастным влюблённым. Ангелам всё было до ангельских труб уже давно, и земные страсти Эрика проходили не по их ведомству. Так что пришёл Перс. Повздыхал, выслушал арию несостоявшегося жениха, смачно плюнул, выругался по-персидски и уволок Эрика в свой дом. Эрик сопротивлялся, убеждая старого друга, что она придёт, обязательно придёт. Изменить мнение его заставила фраза Перса, что с момента подачи объявления и появления Призрака у подземного озера прошёл месяц, и у Кристины было достаточно времени появиться и похоронить ещё живое тело. Эрик сопротивлялся, но долгая голодовка и моральные травмы отняли последние силы.
Перс оказался удивительно терпеливым. За свежую новость это бы не сошло, но впервые Эрик столкнулся с тем, каким может быть Перс, если захочет. Тот выходил Эрика откормил и, к удивлению заставил его заняться его любимым делом - писать музыку. Пусть его голоса никто больше не услышит, пусть его музыку никто больше не услышит, пусть не услышит никто его страданий...
Эрик писал. Пел, играл, снова писал. А через два месяца Перс сжёг эти «кошачьи концерты ополоумевшего мартовского выродка» в камине и приказал писать что-то более жизнерадостное. Иначе он, Перс, своими руками свернёт коту шею, предварительно лишив его всего лишнего. Спорить не было сил. Не писать музыку Эрик не мог. Оставалось только подчиниться.
Иногда хотелось спросить, как там Кристина. Перс отмалчивался. Попытки разведать что-то самостоятельно результата не дали - оперная певица Кристина Даэ канула в Лету. О Кристине де Шаньи тоже ничего не было слышно. Оставалось только развести руками и записывать «кошачьи концерты», когда Перса не было дома. А через год Перс куда-то пристроил стопку нотных листов, у иного, аккуратного творца вполне сошедшего за сборник этюдов, вручил Эрику некую сумму, якобы вырученную за эти «никчёмные листочки» и сообщил, что музыки он накушался на всю оставшуюся жизнь и намерен дальше обходиться шербетом без органного сопровождения. Окольными путями удалось узнать, что к делу была причастны обе Жири. Денег должно было хватить на полгода относительно скромного существования. Разумеется, за пределами Парижа. Эрик вздохнул и отправился в пригород в сопровождении того же Перса. Снять небольшой домик оказалось просто. Немного сложнее оказалось доставить в дом пианино, орган и прочие музыкальные инструменты, которых хватило бы на небольшой оркестр. Пообещав время от времени наведываться к «олуху и отродью демона глупости», Перс свято выполнял своё обещание. Забирал ноты, рисунки, привозил деньги, бумагу, краски...
Весна 1875 года
То, что Эрик услышал утром, давало ей, нет, давало ему, давало им обоим шанс. Шанс снова сделать её звездой. Шанс взлететь на музыкальный Олимп во всём блеске. Потому что можно сколько угодно соревноваться в виртуозности исполнения. С техникой у Кристины проблем не было. Жаль только, что рукоплескания достанутся другой, той, кто достучится до сердца зрителя, порой абсолютно равнодушного к верно спетым нотам, к длительностям и интонированию, но неравнодушному к открывающейся душе оперы. Сам Эрик бы никогда не пустил Кристину искреннюю, но безграмотно поющую, на сцену.
Фальшь бывает разной. Холодной виконтессе де Шаньи можно было не рассчитывать на восторги толпы - она как музыкальная шкатулка, точна и исполнительна, не более того. Она безбожно фальшивила в чувствах персонажа. Не показывала ревность, умело скрывала порывы чувств, везде и всегда искала выгоду. Но Кристина, его Кристина, которая была совершенна в своих умениях и дарила зрителю всю свою искренность, пела душой, распахивала сердце, проникалась состраданием к своему герою и жила его жизнью, которая сегодня на несколько секунд показалась на свет божий во время исполнения Маргариты, была обречена на успех. Эрик вспоминал, что было в начале, и удивлялся, насколько сильно всё изменилось.
1871
...Домик оказался в жуткой глуши. Перс завёл Эрика внутрь небольшого строения, больше напоминающего хлев. Эрику было безразлично. Кажется, Перс договорился с какой-то старухой из деревни, которая была слеповата и глуховата, что та будет приходить, прибираться и готовить. Не худший вариант - старой карге было всё равно, на кого готовить и где мыть полы. Перс точно знал, что Эрика мало интересует происходящее вокруг, но надеялся, что тот будет питаться хотя бы иногда.
Первое время Эрик практически не ел. Старуха и не пыталась быть незаметной, то и дело роняла кастрюли и сковородки, готовила неимоверную гадость, но хозяин дома не волновал её. Она не ужасалась его внешнему виду, она не слышала его музыки. Его самого замечала, только если они сталкивались в дверях. Никогда не пыталась заговорить, не задавала вопросов, не отвечала на вопросы, готовила молча на пару дней вперёд. В конце концов, они пришли к негласному компромиссу - в день, когда старая карга наведывалась, Эрик просто уходил из дома и возвращался только под вечер. Обычно он брёл вглубь леса и там отсыпался. Животных Призрак не боялся - он и живым мало чего боялся, а сейчас, свято считая себя мёртвым, вообще не был способен на страх. Гораздо сильнее было желание не видеть никого и ничего, и исключений Эрик делать не собирался. С Персом и мадам Жири, которые никак не желали оставлять его в покое, было сложнее, но и они не могли найти Эрика, если тот не желал быть найденным. Но и они не выдержали - приезжать, зная, что вряд ли кого-то увидишь, не слишком приятно. Дело кончилось тем, что мадам Жири перестала приезжать совсем (да судя по газетам, ей было не до того - Мег вышла замуж и собиралась стать матерью). Перс же наведывался раз в месяц, а то и реже, привозил газеты, забирал рисунки и исписанные нотные листы, оставлял деньги и уезжал.
А Эрик поймал себя на мысли, что уже полгода не слышал человеческой речи. Сам он почти не пел - желания не было. Было желание бросить всё и умереть. Но умирать было лениво. Жить было ещё более лениво. Творить по инерции становилось всё сложнее. На ночной образ жизни он перешёл уже давно - ночью гулять было приятнее, прохладнее, гораздо меньше возможность нарваться на неспящих гуляк.
Музыка не переставала звучать внутри, но стала меняться. Эрику было всё равно. Чувство к Кристине утихло, а других чувств не было. Да и не могло появиться. Эрик продолжал жалеть себя и считать недостойным людского общества.
Кристина на его горизонте всё не появлялась. Она вообще нигде не появлялась. Перс привозил газеты, но Эрик подозревал, что Перс выбрасывает из них всё, что могло бы напоминать ему о прежней жизни. Поэтому начал красть их сам - в деревне ночью это было сложно, но вполне возможно. Впрочем, ближе к утру он их возвращал на место. В одном из выпусков Эрик обнаружил небольшую заметку о скандальном разводе виконта Рауля де Шаньи с его молодой женой Кристиной де Шаньи. Автор заметки писал скупо, но всё же было понятно, что молодая жена поступила с мужем не слишком хорошо. Другая газета, впрочем, придерживалась мнения, что всё было наоборот. Заметка вышла в октябре. Эрик сжёг обе газеты и опустился в кресло, сжимая голову руками. Произошедшее отказывалось укладываться в его новый мир, который он сам себе придумал, и в котором Кристина была нежной и верной женой виконта и никогда не вспоминала жалкое отродье, которое доставило ей столько неприятностей. Жалкое отродье пыталось существовать вдалеке от мира людей (чем дальше - тем лучше), и ему это неплохо удавалось. Особенно ему удавалось молчать и держаться от людей подальше.
А через четыре месяца после заметки в дверь домика жалкого отродья постучали. Эрик проигнорировал стук - ошиблись домом, сейчас уйдут.
В дверь постучали ещё раз. Потом постучали в окно. А потом раздался невозмутимый голос.
- Эрик, если ты сейчас же мне не откроешь, я выбью стекло.
Интонации давали понять, что стекло выбьют. Возможно, потом вдобавок выбьют глаз и сломают руку.
Несколько минут потребовалось, чтобы переварить информацию - сперва воспринять слова. За пару лет молчания Эрик просто начал забывать их звучание. Потом - понять, что этот голос ему очень знаком.
Когда он понял, чей это голос, в груди стало тесно, а к щекам прилила кровь. Сердце заколотилось. Эрик помчался открывать дверь.
На пороге оказалась женщина, одетая в платье по последней моде, в длинных перчатках и с холодными высокомерным выражением глаз. И ему потребовалась пара минут, чтобы понять, кто перед ним стоит, настолько его незваная гостья была непохожа на наивную восторженную восходящую звезду Гранд Оперы. И ещё меньше он понимал, почему в её глазах появился такой ужас. В следующую секунду он уже аккуратно затаскивал потерявшую сознание женщину в дом.
1871. Канун Рождества.
...В парижском модном салоне было всего две посетительницы, и юная графиня де Шаньи скромно присела в уголок. Она не собиралась идти сюда сегодня. Она не собиралась через неделю на бал. Она ненавидела светло-зелёный цвет. Она презирала фасон, который хотел видеть на ней Рауль. Но... граф де Шаньи уже сделал свой выбор. Кристина подчинилась, как подчинялась много раз до этого. Подчинилась в очередной раз и подчинится ещё не раз.
Видимо, тоскливое выражение лица Кристины привлекло к ней внимание весьма почтенной в этом свете дамы. Графиня Бернар была чуть старше Кристины, но гораздо известнее. И не потому, что она была графиней и супругой почтенного графа Бернара. Ходили слухи, что некогда графиня работала в каком-то трактире совсем не графиней и даже не графином, но потом почтенный граф увидел её и воспылал горячим чувством, подогреваемым, надо полагать, горячими обедами и горячим глинтвейном. Ходили и другие слухи - что некогда отец графини задолжал графу и выплатил долг юной наследницей. По внешним признакам чета жила душа в душу, а как оно происходило на самом деле - не знал никто. Кристина слышала это краем уха и была достаточно скромной, чтобы не задавать вопросов сразу. Нельзя сказать, что её душу не раздирало любопытство, но врождённое и воспитанное чувство такта взяло своё.
- Кристина де Шаньи, полагаю? - манерно осведомилась графиня.
- Можно просто Кристина, - откликнулась девушка, так и не привыкшая к своему новому статусу.
- Хорошо, Кристина, - графиня села рядом. - Готовитесь к балу?
Кристина кивнула. Пусть графиня отойдёт, подумала она. Отойдёт и не расспрашивает. Кристина ненавидела вопросы сильнее, чем светло-зелёный цвет. Особой графы удостаивались восторженные охи, когда собеседники узнавали, что когда-то виконтесса была простой певичкой по фамилии Даэ, и не менее понятливые вздохи, когда собеседники предполагали уровень счастья новообращённой виконтессы. Графиня, впрочем, не стала настаивать, лишь понятливо усмехнулась, заметив на лице девушки выражение, далёкое от неземного счастья.
- Ненавижу балы, - графиня понизила голос, и Кристина еле расслышала её хмыканье. - Но мужу выгодно меня там показывать.
После этих слов девушка вскинула голову на говорящую и наткнулась на вполне понимающий взгляд серо-зелёных глаз.
- А ты думаешь, что весь высший свет только о балах и мечтает? - продолжила она. - Многие бы душу отдали за возможность никогда там не появляться, особенно в роли украшения мужа, пришедшего на самом деле на деловые переговоры, но появляться без жены - это же неприлично, - последнее слово графиня умудрилась произнести с презрительным нравоучением в голосе.
- Вы хотите сказать...
- Я хочу сказать, юная леди, что вам стоит подумать над ситуацией, - графиня стала гораздо более серьёзной. - Я-то иду на бал, потому что потом муж обещал свозить меня на прогулку в Венский лес и сходить со мной в Гранд Оперу. Но поверьте, у нас с мужем полное взаимопонимание в данных вопросах. Ах, простите... - она оглянулась. - Кажется, подошла моя очередь общаться с портным. Всего хорошего. Кристина.
Она встала и отправилась внутрь салона оставив Кристину наедине с абсолютно новыми для неё мыслями.
***
Графиню на балу через неделю Кристина встретила и даже перекинулась парой вежливых. Та кивала в ответ, махнула веером, показывая, что не настроена общаться, и вернулась к разговору с какой-то незнакомой Кристине пожилой женщиной. Кристина немного поразмыслила, вспомнила, что некогда была актрисой, и большую часть бала незаметно расспрашивала женщин об их жизни. Отказать прелестной, такой наивной девушке с горящими глазами было сложно, и Кристина покидала бал, полная новых сведений о дворянской жизни и жизни многих титулованных пар в частности. Графиня была права. Подумать было над чем.
А ещё через месяц Рауль повёз Кристину кататься по Сене, свято уверенный в том, что это была его идея.
1872
Управлять Раулем оказалось несложно, в том числе потому что граф не подозревал о глубине отдельных талантов молодой жены. Гораздо сложнее было переступить через себя и пойти на это. Пойти на милые улыбки, когда на самом деле хочется плакать. Ронять слезинки, когда больше всего хочется улыбнуться и согласиться на всё на свете, лишь бы снова увидеть счастье в его глазах. Переступать через себя, через свои чувства, побуждая его на близость, приучая его подчиняться в мелочах, даже не догадываясь, что происходящее - не его решение.
Сперва всё это казалось поразительной мерзостью. Но Кристина поначалу была обижена и потому схватывала «уроки обольщения» на лету, и на фоне обиды чувство омерзения слегка притуплялось. Потом обида прошла, а но ощущение от себя, как от пустого места осталось Всё своё сознательное детство и отрочество Кристина была занята - сначала в школе, потом - в театре. Нет, её жизнь не ограничивалась репетициями. Но после замужества свободного времени стало так много, и девать его было совершенно некуда. Рауль искренне недоумевал - у неё есть деньги, она может гулять, читать, отдыхать. Кристине не хватало тех дел, которые казались важными ей. Которые делали её полезной другим в её собственных глазах. Возник момент, когда ей хотелось заняться помощью бедным, но Рауль так скривил губы, сказав, что ему хватает затрат на восстановление здания Оперы, что Кристине расхотелось снова заводить разговор на эти темы.
Она была инфантильной. Она сама это понимала. Начала понимать. И вместе с этим пониманием пришло понимание того, что она хочет от жизни.
Но Боже, как это было мерзко!
Прогулка по Сене была первым шагом. Постепенно Рауль стал брать жену на свою работу. Потом - всё чаще они ходили туда, куда хотелось Кристине. Рауль был доволен - жена начала оживать. Семейство было не так довольно, но сказать ничего они не могли, Рауль обожал жену. Ведь она «такая послушная, такая добрая, такая нежная». Кристина смотрела на Рауля светящимися глазами и размышляла, как быть дальше. При всех успехах путь на сцену всё ещё был заказан.
1873
Год пролетел незаметно. Отношение Рауля к сцене не поменялось. Детей у них не было. Кристина, в глубине души радовавшаяся этому факту, на людях громко вздыхала и иногда даже роняла слезу.
А ещё хуже было то, что чувства к Раулю, которые походили на сбывшуюся сказку, всё больше напоминали уродливую быль. Отличный пример для психоанализа: всё началось как девичья влюблённость с подростковым размахом. И потом, пример Золушки, он же заразительней чумы: выйти замуж за аристократа девушке из простонародья все детские книжки и любовные романы велят. Эрик подлил масла в огонь — послушай, что от тебя хотят, и сделай наоборот, отличный пример женской логики. Только сказки недаром заканчиваются свадьбой. А про «долго и счастливо» - так на то они и сказки.
Кристина продолжала жить, как жила, уверенная в том, что скоро добрые люди сообщат, что у Рауля завелась любовница. Рауль оправдал её ожидания с лихвой: завёл двух любовниц.
Ещё год потребовался на сбор неопровержимых доказательств. Кристина иногда плакала ночами и училась наносить макияж так, чтобы тот скрывал синяки под глазами. Рауль о достижениях жены ничего не знал - за год та отработала взгляд преданной собачки до совершенства. Тем неожиданнее для Рауля стало известие о том, что жена в курсе его похождений.
***
- Рауль, - Кристина зашла в кабинет без стука. - Рауль, - повторила она. - Настала пора нам с тобой серьёзно поговорить.
- А можно позже? - Виконт хотел отмахнуться, но поднял голову и вздрогнул. Обычно преданная и нежная жена сейчас смотрела на него с выразительностью айсберга. - Я чем-то тебя обидел? - поинтересовался он. В глазах Кристины вспыхнула ирония, но тут же погасла.
- Обидел, - хмыкнула она. - Ты увёл меня со сцены. Ты все эти годы всё решал сам, не считаясь с моим мнением. Ты завёл себе двух любовниц, и ваш высший свет прожужжал мне все уши о том, какой ты, должно быть, прекрасный в постели, что умудряешься обхаживать трёх дам одновременно.
Рауль помотал головой, надеясь, что это - галлюцинация, и она сейчас развеется.
- Нет, я тебе не снюсь, - отрезала любимая и любящая жена, заметив удивлённо-возмущённый взгляд. - В общем, мне было бы всё равно, но до меня дошли слухи, что одна из твоих пассий беременна. Неволить тебя я не хочу. Но и давать тебе возможность выбросить меня на улицу без гроша в кармане я не собираюсь. Здесь, - она положила на стол папку, которую всё время разговора держала в руках, - доказательства твоей неверности и много других интересных вещей. Разумеется, лишь копии. Оригиналы в другом месте. Убить меня можешь не пытаться, кроме меня о том, где всё лежит, знают ещё два человека, и ты их не знаешь. - Кристина вдруг хихикнула. - Ну просто детективная история в лучших традициях Видока (1). Ладно, - она снова посерьёзнела. - Я хочу развода. С ежемесячным пособием. И оплату аренды дома на окраине Парижа. До тех пор, пока я сама не смогу себя содержать. Ты разумный человек, и я уверена, что мы придём к компромиссу. Мои требования весьма скромны - двадцать тысяч франков в месяц и оплата жилья, ты взамен получаешь свободу, возможность сойтись с той, кто подарит тебе наследника. Как раз успеешь не прославиться на весь Париж куда более болезненным способом, чем я тебе предлагаю.
Кристина развернулась и вышла, зная, что Рауль сидит и пытается осознать произошедшее.
***
До самого развода они поговорили ещё пару раз. Обсудили наилучшие для них обоих линии поведения. Развелись с тщательно продуманным скандалом. Через пару недель после развода Кристина узнала, что титул жены графа де Шаньи уже носит другая. И вздохнула с облегчением. Осталось найти Эрика. Кристина усмехнулась.
В прошлой жизни она бы, наверное, отправилась к Персу или мадам Жири, умоляла бы их сказать, что произошло, как произошло, упрашивала бы, вымаливала хоть словечко.
Но прошлая жизнь была в прошлом, и Кристина просто обратилась к частному детективу. Благо, дело Видока не кануло в лету, и пара небольших контор в Париже имелась. Задание было несложным, и через пару месяцев Кристина уже стучала в окно небольшого домика в пригороде Парижа, готовая ко всему.
Но не к тому, что дверь ей откроет скелет, обтянутый кожей, с клочковатой бородой и абсолютно дикими глазами. Кристине на секунду показалось, что перед ней стоит смерть.
Это было уже слишком. И сознание великодушно отправилось на заслуженную передышку.
***
Кристина дёрнула головой, приходя в себя. Перед глазами было мутновато, но в целом состояние было более, чем терпимое. Откуда-то доносились мелодичные звуки органа, и девушка нахмурилась.
Дверь ей открыло... Нечто - самое правильное для него определение. Эрик. Неужели это - Эрик?
Кристина встала. Если это была правда - она хотела сама в этом убедится.
Эрик сидел за органом, прикрыв глаза, хотя она была уверена, что он отлично знает о пробуждении и перемещении своей гостьи. Кристина рассматривала Эрика, позабыв обо всех приличиях...
Маска. На месте, но явно слишком ему велика. Она считала, что Призрак Оперы худой? О нет, Призрак Оперы был вполне себе нормальным. Даже полноватым.
Потому что сейчас перед ней был скелет, обтянутый кожей. Желтоватой кожей. Когда Кристина в последний раз видела Эрика, у него ещё не было таких впалых глаз. Нос заострился, скулы выделялись... Ну, та, которая не была скрыта за маской. На щеке были царапины - Эрик соизволил побриться, и, судя по этим царапинам (и по отросшей лохматой бороде, которую Кристина увидела на входе), предпоследний раз он видел бритву неизвестно когда.
Открыл дверь он ей без маски. Видимо, думал, что это хулиганы, и хотел напугать их. О дьявол, что же он подумал, когда Кристине так подло отказала её выдержка?
Что она испугалась его.
Ну, где-то он был прав - она действительно не ожидала такого зрелища. В дверях у Кристины возникло ощущение, что Призрака Оперы больше нет. За него была Смерть, та, которая красовалась на гравюрах Альбрехта Дюрера. Разве что косы не хватало. Зато была музыка.
Клавиши стонали, кричали, выли вместо того, кто играл на них.
- Эрик? - тихо произнесла Кристина, не отрывая взгляда от бегающих по клавишам пальцев, не в силах больше слышать стона инструмента.
Тот вздрогнул, ударил по клавишам и поднял на неё затравленный взгляд. Но вместо того, чтобы начать кричать и что-то спрашивать, Эрик помолчал, а потом сказал:
- Зачем... вы... пришли...
Кристине показалось, что тот перед каждым словом делает паузу, потому что... Да что же он с собой сотворил?
«Эрик умер», вспомнился ей некролог в газете.
Нет, умереть он не умер. Но и живым в том смысле, который Кристина придавала этому слову, его назвать было нельзя.
- Чтобы... - она сделала небольшую паузу, размышляя, как быть дальше.
С одной стороны Кристине было жалко Эрика. С другой - Эрик уже взрослый мальчик, и если он решил отравить себе даже ту жизнь, что теперь у него осталась, то кто она такая, чтобы ему мешать? Кристина пятилетней давности бы, конечно, рванулась спасать невзирая на...
Кристина пятилетней давности бросила Эрика, напомнил ей ледяной голос разума. Кристина пятилетней давности побежала за Раулем, теряя туфельки, чтоб уж наверняка, и к чему это привело?
А ещё Эрик был убийцей, и Сюрте, хоть и не слишком старательно, но всё же вело расследование старых дел. Не забывая. Особенно, если речь шла о двух убийствах и поджоге. Проще говоря, перевозить Эрика ближе к людям было нельзя. Интересно, граф де Шаньи решит узнать, куда делась его бывшая жена, если она решит перебраться в эту деревню? В принципе, ей было всё равно, где репетировать. Или...
О чём она думала, когда искала его?
О том, что она хочет вернуться на сцену.
А что мешает? То, что Эрик почти разучился говорить, живя в своей глуши? Так она его снова научит. Получится честный обмен – она вернёт ему речь, он ей - голос .
О том, что Эрик может быть не согласен с её планом, она как-то не задумалась.
- Я вернулась к своему Ангелу, чтобы вспомнить, как живут музыкой, - наконец, сказала она, опустив глаза в пол.
Эрик помолчал. Потом вскинул голову, издал то ли всхлип, то ли рык, потом из его горла вырвался свист, он встал и ушёл в другую комнату, хлопнув дверь. Только через полчаса Кристина поняла, что это было слово «sottise» (2).
***
Врёт, врёт...
Эрик, когда-то слепо веривший своей прекрасной ученице, и правда, умер в подвалах Гранд Опера. Умер вместе с Оперой, вместе со своим домом. То, что вытащил Перс, мало напоминало властного, сильного, злого Призрака.
Совсем недавно Перс всё же вспомнил прошлое, которое было связано с... назовём это разным, и отловил Эрика. Прижал его к стенке и высказал несколько слов. В основном, брызгал слюной, в громких фразах превалировали слова «жалкий» и «слабак». Эрик оставил потуги Перса без внимания. Тот смачно плюнул на пол и ушёл. Тоже хлопнув дверью.
Призрак остался представлен сам себе.
Если сказать по правде - то Эрик понял речь Перса. Каждое обидное слово. Но ему было всё равно.
Так почему же его так задели слова Кристины? Уверенность в том, что она сказала неправду, была абсолютной. Искренняя, нежная Кристина куда-то пропала. То, что сейчас было пред ним...
Кристина. Существо с внешностью Кристины, с голосом Кристины, с манерами Кристины.
Эрик помнил привычку своей прекрасной ученицы прижимать руку к губам в момент задумчивости.
Помнил запах. Помнил голос. Последний не раз преследовал его в ночных кошмарах, когда Эрик видел всё ту же сцену - Кристина говорит «Прости» и уходит с Раулем, оставляя его в одиночестве в подвале. С трясущимися руками и слезами на глазах, с разбитым сердцем и сорванной маской. Она пожалела его - но ему было достаточно и жалости. Она унизила его - но тогда он бы с радостью стерпел и худшие унижения. Лишь бы она была с ним. Лишь бы пела для него.
Но она показала, что к нему невозможно привыкнуть. Она не пришла оплакивать и хоронить его. Зато явилась сейчас, когда Эрик уже почти забыл про неё, почти пережил то унижение, ту боль, те чувства...
Кому он врёт? Ничего он не забыл. Ничего он не сможет сделать! Он уже не оставил её на пороге, занёс в дом, сидел над ней, как верный пёс, и теперь за его старания ему снова достались побои. А ведь совсем недавно он свято верил, что хуже быть не может. Ещё как может!
Эрик догадывался, зачем она пришла. Снова унизить его. Воспользоваться его гением, а потом предложить на потеху публике.
А самое обидное - что он отлично понимал, что снова, снова пойдёт у неё на поводу и сделает всё, что она скажет. Снова поверит ей, устремится к ней, пойдёт за ней и в огонь, и в воду, и даже на сцену на глазах у полного зала - и снова окажется без маски у всех на виду.
Ничего он не забыл. И ничего он не пережил. И его чувства не угасли, как бы он о том ни мечтал, каких бы богов ни умолял. Видимо, это наказание за его уродство. В любом случае, Эрик знал, чем всё закончится на сей раз. Ничего нового он не ожидал. Ладно, он уже пережил одно её предательство. Может, второе ему всё же позволят не пережить?
Хорошо ещё, старая карга регулярно приводила его вещи в порядок. Эрик застонал, представив, что было бы, если бы он открыл дверь Кристине в грязном костюме.
Долго стонать времени не было. Были дела поважнее. Эрик выпрямился и начал лихорадочно вспоминать, какими словами гостям предлагают чай. И где в этом доме хранится заварка.
***
Проводив долгим взглядом Эрика, Кристина снова задумалась и умудрилась пропустить момент, когда тот вернулся в комнату, причём уже с подносом с чашками.
- Чай, - буркнул он, ставя поднос на столик и тут же утыкаясь в одну из чашек, стараясь скрыть от неё своё лицо.
- Благодарю, - Кристина тоже взяла чашку. - Эрик, я не хочу задавать вам лишних вопросов, - продолжила она после небольшой паузы, в течение которой тот всё ещё скрывался за чашкой. - Я хочу знать, будет ли мой Ангел Музыки столь милосерден, что примет назад свою глупую ученицу... - она осеклась, увидев его взгляд. Затравленный, испуганный, невозможно усталый и неверящий. Да что же она делает?
И насколько проще было с Раулем. Когда Кристина находила новые «улики» против графа де Шаньи, она радовалась, как дитя, жестокое и требовательное. Когда она решила найти Эрика, она была уверена, что сможет удержаться от жалости, нежности, сможет заставить и его делать то, что ей нужно. Кристина воспитала из графини де Шаньи весьма жестокую женщину и так часто носила эту маску, что та стала её лицом. И чем она лучше Эрика?
Эрик же одним взглядом поломал все её планы и надежды. Настолько бессердечно она не могла с ним поступить.
Маска графини начала сползать с лица, и ощущения были не слишком приятными.
Кристина задумалась. Эрик уже опустил глаза и снова уткнулся в чашку. По опыту, приобретённому с Раулем, Кристина могла делать определённые выводы.
- Что скажет мой Ангел?
Эрик снова поднял глаза.
- Я...
- Давайте так, Эрик, - в конце концов, не бессердечное же она животное. Наверное. - Я сейчас отправлюсь домой. Приеду через пару дней, и вы озвучите своё решение.
В глубине души, Кристина надеялась, что он даст положительный ответ сразу.
- Я... я буду снова учить вас, Кристина.
Эрик выговорил это, запинаясь. Было видно, что ему сложно говорить, и ещё лучше было видно, что это решение далось ему нелегко. Кристина благодарно кивнула и поставила чашку на стол.
- Я приеду завтра, - сказала она, поднимаясь.
Эрик помотал головой.
- Далеко, - сказал он. - Не найдёте карету.
Тут только до Кристины дошло, что она в глуши, извозчика она отпустила, а за окном стремительно темнело.
- Я приготовлю вам комнату, - тихо выдавил Эрик и ушёл из комнаты.
Во что же она ввязалась?
***
Проводив Кристину, Эрик вернулся в свою спальню. О сне не могло быть и речи, и он сел на подоконник, свесив ноги за окно. В жизни в такой глуши были свои преимущества - можно было плевать на приличия, плевать за окно и даже на пол. Если бы кто-нибудь в прошлой жизни сказал Эрику, что однажды он будет сидеть и плевать за окно, нахал недолго бы прожил - пенджабский шнурок очень удобная штука.
Спать не хотелось ещё и потому, что Эрик предпочитал ночной образ жизни. Сегодня Кристине просто неприлично повезло - обычно он спал в это время. Хотя... Если честно - то спал он всё меньше и реже. С момента прочтения заметки о разводе супружеской пары де Шаньи Эрик не находил себе места.
Он ждал её. То верил, то не верил, что она появится, но надеялся, мечтал и тут же запрещал себе мечтать, пытался выбросить из головы её образ, её глаза, пытался содрать с кожи воспоминания о её прикосновениях, после чего часть вещей оказывалась пропитана кровью. Её образ сводил с ума во всех смыслах.
А потом она появилась на пороге и одним своим взглядом разрушила все воздушные замки.
Не о такой Кристине Эрик мечтал. Но выгнать её не поднималась рука. В глубине души Эрик не верил, не мог поверить, что она изменилась настолько. Слишком горько становилось во рту, в горле насмерть вставал ощетинившийся иглами комок, глаза приходилось прятать. А когда он задумывался, что совсем скоро она возьмёт от него всё, за чем пришла, и уйдёт, руки сами тянулись за мылом и верёвкой. Или за скальпелем. Или за флаконом с ядом. За чем-нибудь, что позволит хоть немного облегчить боль душевную.
Эрик всхлипнул. Решение он принял сам за себя. Да, он будет её учить, он не отказал бы ей никогда. Кристина словно специально пыталась напомнить ему о прошлом. И если ей так угодно, Эрик примет правила игры.
Он спрыгнул с подоконника и пошёл гулять, изо всех сил стараясь не думать о той, что сегодня занимала гостевую комнату. Надо сказать, что не думать получалось крайне отвратительно.
***
Первая репетиция, которая продлилась пять минут, заставила Эрика пересмотреть все его размышления о музыке, о голосе, о нотах и о том, что учениц нельзя душить. Даже быстро. Даже пенджабским шнурком. Шнурком в особенности.
На то, чтобы заставить себя успокоиться, пришлось потратить три чашки чая и два часа прогулки по лесу.
Да не могла она так быстро разучиться петь. Сколько времени прошло? Год? Ну полтора. Кристина же сейчас пела отвратительно. В ноты она попадала, а всё остальное...
Нет, голос тоже надо подтянуть. Но это дело техники. А что делать с остальным? Восторженная Кристина открывалась публике, сияла, и глаза её были так искренни... Неподдельно.
Вот в чём дело. Графиня де Шаньи была подделкой.
Надо содрать с неё эту чёртову графиню и вытащить на свет божий Кристину Даэ. И он сможет это сделать. Не будь он Призрак Оперы!
1876 год. Лето.
- Кристина!
Очередная репетиция подошла к концу. К чести Призрака, он выдержал эти два академических часа. Сам Эрик считал, что он ангел с большой буквы А. Ну, терпение у него точно ангельское. Бог знает, сколько сил ему потребовалось, чтобы дослушать всё до конца, отвлекаясь лишь на технические моменты.
-Ваши замечания? - спокойно сообщила его ученица.
Ну, хотя бы взглядом преданной болонки не смотрит. Прогресс, демоны бы побрали всё парижское общество во главе с графом де Шаньи. Иногда... Ладно, очень часто Эрику хотелось вспомнить бурную молодость и угробить нахального юнца, который сотворил это с его Кристиной.
Эрик глубоко вдохнул и выдохнул. Спокойствие не возвращалось, намекая, что после такого испытания нужна серьёзная передышка. Эрик не сдавался и сделал ещё пару вдохов и выдохов. Ладно, надо говорить.
Нетерпение на лице Кристины? Да неужели! Или снова маска?
- Кристина, - Эрик всё же взял себя в руки. - Вы понимаете, что так нельзя?
С момента памятной арии Маргариты Эрик не раз ещё пытался подслушать Кристину, когда она пела в одиночестве. Но ничего не услышал. Сперва это раздражало, потом начало пугать. Чего ему стоило решиться на этот разговор...
- Что вы имеете в виду, Эрик? - Кристина встала из-за рояля.
- Вы отвратительно поёте, - Эрик гордился собой. Он смог это сказать. Он вообще стал говорить гораздо больше.
- Отвратительно?! - Кристина от неожиданности села. - Идиот! Я никогда не пела лучше! - рявкнула она и тут же зажала себе рот рукой, испуганно уставившись на ножки рояля.
Вероятно, она так и считала. В конце концов, после этой репетиции она планировала снова вернуться в оперу. Ну, не Парижа, правда. Куда - Кристина пока не сообщала. Не его это дело, видимо.
- Отвратительно. Фальшиво с первой до последней ноты, - так же рявкнул в ответ он и отошёл от греха подальше. - Ты утрировала, переигрывала, ты была неискренней от начала до конца! (3) - до него, наконец, дошло, что он тоже кричит, а Кристина всё ещё зажимает рот. Вдох-выдох. - Почему ты такая ненастоящая, Кристина? - вопрос вырвался ещё до того, как он понял, что сказал.
Как мало надо, чтобы перейти на ты, - мелькнула у него мысль.
Кристина опустила голову ещё ниже и всхлипнула. Эрик тут же оказался рядом.
- Ненастоящая, - эхом откликнулась она и разревелась на его плече. Впервые за последние несколько лет по-настоящему.
***
Репетиции, однако, продолжались, хотя не так часто, как ей хотелось. Кристина регулярно ездила в Париж. По Парижу ходили слухи и пересуды о том, что у бывшей графини де Шаньи завёлся любовник. Пара издательств уже выплачивала ей компенсации за клевету. Репутация, усмехалась Кристина. Какое чудесное слово! Но «предъявите доказательства» - эти слова ещё чудеснее. Ни у одного издательства не нашлось весомых для суда аргументов. Видимо, понадеялись на то, что разведённая женщина попытается замять скандал. А уж любовника то скрыть в наши времена так же сложно, как стрелку на чулке. Ошиблись. Каждое на приличную сумму.
Эрика наконец-то перестали искать. Точнее, перестали давно, но дело закрыли за давностью и недостатком улик. Просто не могут меня найти, мрачно отвечал на эти новости Эрик. Вот и сдались. Дилетанты.
Теперь, правда, с Эриком Кристина позволяла себе побыть прежней Кристиной. На публике она всё ещё строила высокомерную графиню. Ну, или не графиню, но женщину высшего света. Журналисты её тихо ненавидели – она была беспощадна в репликах. И нечасто стеснялась в выражениях.
Зато путь на балы ей был заказан. Какое счастье!
Ей хотелось попасть только на сцену!.. Мало кто знал, что де Шаньи продумывает пути возвращению. Перс знал. Даже помогал кое-где. Мадам Жири отказалась снова иметь дело с Эриком, а вот барон Кастелло-Барбезак оказался полезен.
Документы на имя Кристины Нильсон (4) были готовы и ждали своего часа уже несколько дней как, а Эрик всё не был до конца доволен. Хотя Кристина подозревала, что её Ангел Музыки просто не хочет отпускать ученицу в свободное плавание.
Неужели до сих пор любил? После того, как она с ним поступила?
Тем неожиданнее для неё оказалось заявление Эрика, что она готова.
- Вы были великолепной Маргаритой, - сказал Эрик, когда Кристина допела партию.
Она чувствовала,что зарделась от смущения и предвкушения. Видели бы её сейчас её поклонники и поклонницы.
Кристина хотела поблагодарить его, но Эрик махнул рукой, и она снова состроила внимательную рожицу.
- Ангелу больше нечему учить вас, - выдавил он и уставился в окно.
Кристина распахнула глаза и неверяще уставилась в его спину.
А он стал лучше выглядеть, подумала она. Хотя, сколько раз она лично скармливала ему всю стряпню старухи?
Старуха, правда, сменилась. Новая хотя бы готовила лучше. А за скромную премию держала язык за зубами.
И бриться начал регулярно. И одеваться по-человечески.
Кристина помотала головой. О чём она думает? Что значит «Нечему учить»? Но... Разве не этого она ждала? Разве не мечтала столько времени вернуться на сцену? Мечтала. Врать самой себе Кристина никогда не пробовала. Врать другим гораздо лучше выходит.
Эрик не поворачивался. Ждёт её ответа или плачет? Проверять не тянуло. Кристина тихонько хмыкнула. Не один он тут умеет удивлять.
- Тогда собираемся, - сказала она. Эрик повернулся, и Кристина не смогла больше сдерживать самодовольную улыбку. - Говорят, в Королевском Доме Оперы хороший зал. И подземелья сухие, - не удержалась она от укола и всё же засмеялась, увидев, как удивление на его лице сменяет неверие, а потом детская радость.
1878 год. Зима.
Сказать, что путь до Лондона близкий, значит, безбожно соврать. Долгий он. За время пути Эрик и Кристина несколько раз спорили. Эрика не устраивало данное ему Кристиной имя. По документам Призрак Оперы значился, как Ангел Рамонд Мария Валеджо, граф де Каза Мирандо (5). Эрик капризничал и требовал убрать титул графа, на что Кристина справедливо замечала, что если он не перестанет орать, то он не только титул потеряет, но и жизнь тоже. Сюрте не дремлет, многозначительно добавляла она и уходила к себе. Не будет же Эрик ругаться со стенами.
Он и не ругался. Он решительно не понимал, что происходит, и куда девается время. По дороге им не раз встречались гостиницы с роялями, и у них была возможность «порепетировать на публике», как язвительно замечала Кристина. Правда, встречали её на ура. Овациями.
Слухи летят быстро, и уже в каждой новой гостинице их встречали с нетерпением. Кристина сперва шутила, что они просто цыганский табор, но перестала, увидев, что Эрик на эти шутки реагирует болезненно.
Эрик и сам понимал, что его претензии глупы. С другой стороны, какая разница, как называться? Не представляться же в Лондоне Призраком Оперы? Сперва надо им стать.
Не хочется.
Публика его раздражала. Люди вообще его раздражали. Если бы не Кристина, он жил бы себе и горя не знал. И уж точно не показывался бы людям лишний раз, даже совершенно незнакомым. Всё ещё боялся - смешков, внимательно-презрительных взглядов. Поэтому большинство «репетиций» проходило в сумерках и при свете редких свечей. Да и начались эти «концерты» лишь когда они оказались очень далеко за пределами Франции. За пределами влияния Сюрте. Кристина настояла — не хотела терять времени в дороге. Он долго сопротивлялся, но уступил.
Кристина...
Кристина ворвалась в его жизнь. Второй раз. Заставила встряхнуться. Писать и писать снова и снова. Писать для неё. Для неё одной.
Толку врать? Он всё ещё любил её. И она всё ещё ни словом, ни жестом не показывала, что его чувства могут найти хоть какой-то отклик. Шантажировать её снова не хотелось - слишком свежи были воспоминания о прошлом разе.
Он готов был каждое утро заваливать цветами, подарками и нотами. Но она не давала знака, что это ей нужно. Она вообще ничего не показывала.
Чёртов граф де Шаньи. Сделал из его любимой Галатеи мраморную статую...
А ему теперь предстояло как-то жить дальше. Положа руку на сердце, Эрик не мог сказать, что жизнь его не устраивала. Ну, было лучше, чем раньше. Сухо, тепло. Правда, ехать далековато, но чего не сделаешь ради любимой женщины. Даже если эта любимая женщина не отвечает взаимностью.
Хотя... Эрика вдруг посетила интересная мысль. Он же сам с момента их второй первой встречи ничего не предпринимал и не демонстрировал.
Дон Жуан из него получился не просто не торжествующий, а отвратительный. Надо что-то менять.
На следующий день Кристина увидела у кровати букет полевых цветов. Что нашёл, то и собрал, оправдывал себя Эрик, пытаясь найти вазу в номере гостиницы. В итоге букет стоял в банке.
- Лучше поздно, чем никогда, - хмыкнула Кристина про себя и пошла умываться.
С того дня цветы появлялись в комнате Кристины регулярно.
***
Королевский Дом Оперы встретил свою будущую приму с прохладцей, ещё не зная, что она прима, и вообще она пришла в хор, им же нужны хористочки? Да какая из неё звезда? Прослушали и взяли в хор Кристину Даэ. То есть, Нильсон, конечно.
Эрик вечером долго смеялся.
Год прошёл с удивительной скоростью. Хор репетировал регулярно, оперы шли одна за другой, а шанса всё не было. Правда, скучать тоже не приходилось - Эрик был очень требовательным и гонял будущую звезду Лондона до изнеможения. Кристина наблюдала и делала выводы. Судя по поведению нынешней примы, ей оставалось ждать совсем недолго. Ну, и помочь немного можно... Например, тихо убрать её любимое платье с нужного места. И туфли тоже.
- Интересно, все примы такие капризные? - поинтересовалась Кристина, глядя на падающую с потолка штукатурку - уходя, звезда хлопнула дверью так, что та чуть не слетела с петель.
- А петь кто будет? У нас тут Фауст есть, а Маргариты кончились, - злобно сообщил режиссёр.
- Вы можете прослушать меня, и я клянусь, что если моя Маргарита окажется хуже, чем только что ушедшая, я верну вам вашу приму. Даже если придётся тащить её зубами за подол? - Кристине было двадцать шесть, и она уже могла не делать вид, что она - сама скромность.
***
Зрители аплодировали стоя и трижды вызывали на бис. Эрик не мог больше смеяться, только похрюкивал в кулак. Кристина пожимала плечами и вспоминала юность. Тогда ещё невозможно было подумать, что хулиганские шутки соседок по комнате однажды могут пригодиться.
А ещё через полгода, когда Кристина уже имела право голоса не только на сцене, но и в руководстве, она заявила, что хочет спеть оперу господина Ангела Рамонда, её покровителя и друга. И в Королевском Доме Оперы появился свой композитор. А в гримёрке примы начали регулярно появляться розы. С чёрной ленточкой и без шипов. Правда, всё это в полной тишине. Кристина на всякий случай проверила зеркало, но ничего за ним не обнаружила. Менять замок не стала - всё равно вскроет, если захочет.
Поначалу Эрика приходилось утихомиривать на самой работе, когда он там появлялся. Буйный характер мог дать о себе знать, когда руководство что-то высказывало. Особенно остро он реагировал на критику своей подопечной. Обнаружилось это быстро, и с тех пор Кристина просто выгадывала моменты, когда её Ангел был занят музыкой, и решала вопросы без него.
Впрочем, критика сходила на нет по мере роста популярности примы и доходов театра.
Загадочному композитору в полумаске, с буйным характером и непревзойдённым талантом, пару раз пытались строить глаза особо юные и впечатлительные хористки. Кристина только хихикала. Эрик вечерами удивлялся, когда та расшифровывала многозначительные взгляды. В некоторых вещах он так и оставался ребёнком, неизбалованным вниманием и опытом общения. Удивлялся и осторожно пытался узнать больше. Кристина объясняла, спокойно, обходительно, тактично избегая слишком откровенного. С Эриком она всё ещё была той же юной и прекрасной Кристиной.
Видели бы её журналисты французских светских хроник, те самые, что гонялись за бывшей женой Рауля в поисках жареных фактов.
Дальше цветов дело не заходило. Творческий тандем примы и композитора оставался исключительно творческим. Оставался бы. Если бы не одно но.
Когда она успела его полюбить, интересно? Испуга мысль не вызвала, только недоумение, что очевидное не пришло в голову раньше. Потому и не пришло, что эта любовь в корне отличалась от страстной влюблённости в Рауля. В быту Эрик оказался вполне выносим, особенно когда любимой работе можно было посвящать достаточно времени, а любимая женщина находилась в пределах доступности. Кристина следила, чтобы он отвлекался на такие мелочи, как еда и сон. Вспомнилась как-то услышанная фраза, что музыканты - самый циничный народ. Но нет, в их тандеме циником была скорее она.
Циником, да. Но в чём-то Эрик был прав. Он отлично знал, что Кристина католичка, а костёл разводов не признаёт. По документам, конечно, Кристина Нильсон не имела никакого отношения к Кристине Даэ и Кристине де Шаньи. Но только по документам. Она всё ещё оставалась той же Кристиной, которая поклялась перед Богом быть женой Рауля. Рауль мог сколько угодно раз заводить себе новых жён, не обращая внимания на недовольство общества. Перед Богом они так и оставались единой плотью. Кристина, которая с самого детства верила в ангелов и одного даже нашла, не могла разлучить то, что соединил Господь.
И всё же... всё же...
Вопрос популярности и сцены был решён. Ещё бы вопрос творческого союза сдвинуть с мёртвой точки, хмыкнула Кристина, забрала розу и отправилась домой. Спать. В своей спальне. Поставив розу в зале, как демонстрацию того, что приняла его подарок. Как принимала уже много раз.
А ведь он тоже всё понимает и принимает, осознала она и поблагодарила про себя своего Ангела.
1883 год
Кристина шла по коридору Гранд Опера, как когда-то. Давным-давно. Давным-давно она здесь не бывала, приглашение свалилось примадонне Королевского Дома Оперы, как снег на голову. Сперва возникло желание отказаться. Но Эрик справедливо заметил, что рано или поздно прошлое их всё равно бы догнало. Кристина сообщила, что выступит, при условии, что в репертуар включат несколько абсолютно новых вещей. Примадонне ответили согласием.
Позади был тяжёлый вечер, полный как старых, давно уже назубок выученных партий, так и абсолютно новых, принятых на ура, в чём Кристина не сомневалась. Позади был бенефис мадмуазель Кристины Нильсон. Вечер, в течение которого она пела как в далёком 1871-м году и ощущала себя на семнадцать, хотя ей было уже больше тридцати. По документам, по крайней мере (6). Вечер, когда её вызывали на бис бесконечно и хлопали стоя. Могла ли она о таком мечтать, когда училась здесь? Даже когда пела в главной роли?
Совсем честно... Да, тогда мечтала. Потом разучилась. А потом мечты вдруг стали явью с небольшой поправкой - Кристину Нильсон после нескольких выступлений уже не удивлял битком набитый зал и овации, но это было уже в Лондоне, и ей было немного больше, чем семнадцать. За почти четыре года в Королевском Доме Оперы Кристина Нильсон стала известна не только в Англии. Её звали даже в Россию.
Нет, это не лучший момент, чтобы думать о возрасте. Кристина хихикнула. Здесь, наедине с собой и коридорами оперы, она могла себе это позволить. На людях мадмуазель Нильсон и месье Ангел Рамонд, весьма известный композитор были хладнокровны и вежливы до зубовного скрежета. Знали бы акулы пера, чего ей стоило воспитать Эрика для редких, редчайших появлений. Для Кристины исключением была сцена - на сцене она раскрывала душу полностью. Но ах, какие о них ходили слухи... Авторы любовных и детективных романов удавились бы от зависти! Мсье Рамонд появлялся на публике крайне редко, Кристина чаще - особенность профессии. Но они оба упорно не отвечали ни на какие вопросы, касающиеся их личной жизни, избегали лишних интервью, и всё, что они не говорили, додумывалось публикой самостоятельно. А уж фотографам дозволено было фотографировать только Кристину и только по крайней необходимости. Журналисты любили Кристину за её острый язык и ненавидели за умение удивительно тактично находить сотни предлогов, чтобы не встречаться с ними. Такое поведение ещё сильнее раззадоривало как авторов статей, так и читателей.
Кристина тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Знали бы они... Но они не знали, и это было прекрасно!
Тяжёлый вечер. Её вечер. И, как бы он это ни отрицал, это и его вечер тоже - вечер, где прозвучало немало его музыки.
А интересно, в курсе ли публика, кому она рукоплещет сегодня? В зале мелькнуло несколько знакомых лиц. Кристина уже знала, что у входа её будут поджидать, и намеревалась скрыться другим путём. В этом театре точно была пожарная лестница.
Хотелось бы, очень бы хотелось, чтобы этот чудесный вечер, вечер, когда удалось отпустить прошлое, был ничем не омрачён, но, увы. Сегодня Кристина узнала, что граф Рауль де Шаньи не так давно умер от чахотки (7). Несмотря на не слишком радужное прошлое, Рауля было жаль. Четыре года из жизни не выбросишь, как ни старайся.
Рауля было жаль, но.
Мелькнула мысль, что стоит сходить на его могилу, и тут же пропала, когда Кристина зашла в свою уборную и увидела у зеркала алую розу без шипов, повязанную чёрной лентой.
Кристина бросила рассеянный взгляд на окружающий её творческий беспорядок. В гримёрную примы ход работницам театра был заказан. В Лондоне причуды звезды воспринимали философски - дверью не хлопает, на репетициях терпелива и внимательна, ни на кого голос не повышает, за это можно простить ей закрытые наглухо двери и нелюбовь к работникам прессы. В Париже Кристина просто заказала новый замок на дверь.
- Brava, brava, bravissima…
Вот, значит, как...
Здание было новым, хотя и повторяло старое до мелочей. Кажется, она даже видела входы в подвал. Зря Рауль отдал планы на откуп архитекторам, ох зря.
Кристина опустила голову, а потом и вовсе отвернулась к маленькому зеркалу, висевшему над столиком. Губы против воли растягивались в улыбку, но улыбка померкла, когда Кристина заметила лежащую рядом с розой драгоценность. Сапфир в окружении бриллиантов.
Столько лет спустя. Она ведь отпустила прошлое?
Кристина подняла голову и посмотрела в зеркало, где отражалось зеркало, стоящее за спиной. Большое, в полный рост, зеркало. Отражения не было, из чёрного прохода веяло сыростью, страхом и романтикой, в глубине была заметна тёмная фигура в плаще. На секунду блеснуло отражение - свет наткнулся на фарфоровую белую полумаску.
Кристина обернулась и подошла ближе, заметив тень улыбки на его лице.
Эрик тоже уже знает.
Прошлое отпустило их обоих и дарило щедрый дар - жить дальше.
Кристина подошла вплотную, не отводя глаз от тёмной фигуры внутри, и подала ей левую руку, на которой уже красовалось кольцо.
Fin
Сноски.
(1) Имеется в виду Эжен Видок, чьи «Записки» оказали немалое влияние на формирование детектива как жанра. Были выпущены в 1828-м году
(2) Чушь (фр.)
(3) Да, автор не удержался и спиздил часть сцены из Театра Соммерсета Моэма! Начиная со слов "Идиот! Я никогда не пела лучше!"
(4) Одна из вариантов, с кого Леру мог бы списать Кристину Даэ
(5) Angel Ramon Maria Vallejo y Miranda, Count de Casa Miranda. Так забористо звали второго мужа Кристины Нильсон.
(6) Год рождения настоящей Кристины Нильсон - 1843
(7) Таки да, первый муж Кристины Нильсон действительно умер, действительно от чахотки, действительно в 1882-м году, правда, звали его по-другому.