Сириус стучится в дверь. Ему открывает заспанный раздроженный Северус. — Ну что тебе понадобилось от меня в 3 часа ночи?! — Скажи, а у тебя скрепок нет? — отвечает Сириус с виноватым видом. — Нету у меня скрепок! Уходи! — говорит Снейп захлопывая дверь. Сириус уходит. Возвращается через час и снова стучит в дверь. Снейп открывает. — Ну что еще?! Сириус радостно улыбаясь протягивает мешочек. — Вот Северус, я тебе скрепок принес.
Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Через месяц Тихон уже привык ко всему. К выматывающим тренировкам по утрам, скромно именуемым зарядкой. Да и зарядка эта скоро уже стала казаться не такой страшной, а даже вполне обыденной. К тупым и зачастую пошлым шуточкам товарищей по казарме. К обжигающим взглядам Гилата, которые порой ловил на себе. К мокрым снам, и не всегда его партнером в них была женщина… В общем, Тихон втянулся в нудную армейскую жизнь, мерное течение которой было в клочья разорвано одним далеко не прекрасным утром.
Комментарии:
Написано для команды fandom Antiquity 2013 на заявку "Оба заперты в смертных оболочках. Оба несут службу в гарнизоне. Женщин, соответственно нет. И Феб пытается склонить Гермеса к содомским грехам. Тот ломается как барышня, выставляет условия и пр. Концовка на усмотрение автора"
A vacation in the foreign land
Uncle Sam does the best he can
You're in the army now
Oh, oh you're in the army now
Жаркое солнце безжалостно бьет чугунным молотом по голове, высекая из глаз искры, иссушая тело, словно задавшись целью оставить в этом песчаном аду всех, имевших глупость явиться в этот ад.
You be the hero of the neiborhood
Nobody knows that you left for good
You're in the army now
Oh, oh, you're in the army now
В голове под мерный стук шагов бьются пленницы-мысли.
Какого хера он после колледжа сунулся в эту богадельню? Блестящее будущее, карьера, друзья — все псу под хвост из-за какой-то дуры. Отказала эта — нашлась бы другая. Но нет, надо было изображать терзания, надо было подписать контракт.
Smiling faces as you wait to land
But once you get there no one gives a damn
You're in the army now
Oh, oh, you're in the army now
Ты теперь никто, ты теперь здесь, под этим раскаленным солнцем, среди тупых… Ладно, не все из них тупые и не все уроды, есть вполне себе симпатичные крепкие парни… Стоп. Отсутствие женщин на базе и хронический недотрах еще не повод заглядываться на мужские задницы. Или не задницы.
Night is falling and you just can't see
Is this illusion or reality
You're in the army now
Oh, oh, you're in the army now
Щедрое на пинки солнце все же долбануло его по темечку, и он рухнул на песок под назойливо сверлящую мозг мысль, что хуже быть просто не может…
Голос взорвался в мозгу светошумовой гранатой, и Тихон застонал. С трудом разлепил ресницы, словно намазанные медом, облизал сухие губы.
— Ждешь поцелуя?
Неясная тень заслонила свет, в голосе ясно прозвучала насмешка. Лучше «звучала», так как это произошло до заслонения, лучше действие продлить тогда.
— Да пошел ты на хуй, — еле вытолкнул Тихон из пересохшего рта и попытался сесть.
— Эй, сестра милосердия, — крикнул стоящий у кровати, — наша красавица очнулась.
Теперь Тихон узнал балагура. Он прибыл с последним пополнением и сразу заставил обратить на себя внимание. И совсем не из-за необычной внешности, хоть и одного этого было вполне достаточно: широкий разворот плеч, немаленький рост, нахально торчащие рыжеватые вихры и уверенный взгляд серых глаз Гилата заставляли провожать его глазами. Но Тихону он запомнился своим весьма ядовитым языком и не менее ядовитыми шутками.
— Заткнись, красавчик, — буркнул, входя в комнату, медбрат. — Дождешься, что поймают тебя да объяснят, зачем рот нужен.
Гилат, ехидно ухмыляясь, выставил фак, но медбрат этого уже не видел — занялся Тихоном и после короткого осмотра выдал вердикт:
— Здоров. Одевайся и иди в казарму. Вот тебе предписание.
И вручил бумагу. Тихон быстро пробежал ее глазами, чуть скривился — банальный тепловой удар, в роте засмеют.
— Давай-давай, шевели задницей, — подтолкнул Тихона в спину медбрат и обернулся к Гилату. — А ты скидывай трусы и подставляй зад.
— Что, вот прямо так, сразу? — капризно надул губы тот. — А как же приласкать?
Тихон стал медленно, но неудержимо краснеть, представив возможный вариант продолжения сцены, про себя радуясь, что он не рыжий.
Вообще-то, нельзя сказать, что Тихон был слишком уж стеснительным. Или ханжой. Нет, ханжой он определенно не был. Тем более сейчас, после почти полугода в армии, где напряжение здоровому парню можно было снять либо самому – попросту отдрочив, либо поимев бурный трах с кем-либо из сослуживцев, либо… Либо терпеть.
Гилат между тем препирался с медбратом, готовящим, как увидел краем глаза Тихон, шприц.
— А давай с нами еще мальчик останется, — заметив интерес Тихона, предложил Гилат. — Развлечемся втроем. — И он облизал губы, призывно глядя на Тихона.
Тот молча показал фак, заправил майку в штаны и вышел из палаты, надеясь, что его отступление не похоже на паническое бегство.
* * *
В казарму Гилат вернулся только на следующий день. Не то чтобы Тихон специально это отмечал, просто после сцены в лазарете он стал острее чувствовать наличие Гилата неподалеку.
Когда усталые после очередного изматывающего марш-броска солдаты вернулись в казарму, Гилат был уже «дома» — сидел на кровати и что-то быстро писал, положив толстую тетрадь в темной обложке на колени. Скользнул невидящим взглядом по ввалившимся в казарму сотоварищам и снова уткнулся в писанину.
— Стишки пишешь? — заржал Эниалий и пошел к Гилату, видимо, пытаясь заглянуть в тетрадь.
— Спасибо, мама, что так беспокоишься обо мне, — громко стал зачитывать Гилат. — У меня все хорошо, так что вопросов на эту тему задавать больше не стоит, все равно ничего, кроме этого, не отвечу. — Он поднял глаза на подошедшего почти вплотную Эниалия и тихо спросил: — Еще читать или тебе достаточно?
Здоровяк Эниалий слегка смутился, отрицательно помотал головой и пошел переодеваться. Гилат ехидно ухмыльнулся ему вслед и снова стал писать.
Тихон хмыкнул и отправился в душ — смывать с себя липкий пот после изматывающих тренировок. Ладно бы только пот — эта скупая на ласку земля щедро одаривала еще одним. Песком. Мелким и въедливым.
* * *
Сержант в первую же встречу поразил Тихона. До этого ему не приходилось видеть вживую столь щедро описываемых в авантюрных романах «просоленных» либо «продубленных» людей. И вот, пожалуйста, яркий образчик подобного человека перед глазами: сухой и поджарый, загорелый до такой степени, что, кажется, скоро превратится в головешку, с песочного цвета жесткими волосами, сержант Диппет каждый день нещадно гонял их даже не до седьмого, до сто седьмого пота. Поневоле с умилением и радостью вспомнишь учебку, пусть эта радость щедро разбавлена воспоминаниями о боли в неготовых к таким нагрузкам мышцах, о вбиваемых все с той же болью рефлексах, об отупляющем с непривычки режиме дня.
— Эй, ты там не уснул?
Тихон резко развернулся, отфыркиваясь от попавшей в лицо воды — ну кто бы сомневался, Гилат собственной персоной. Стоит, сложив руки на груди, ухмыляется и рассматривает с интересом.
— Не уснул еще, — прищурился Тихон. — А надо?
— Не надо, — мотнул головой Гилат.
Он подошел и остановился совсем рядом, включил воду в «своем» душе и стал плескаться, бросая на Тихона оценивающие взгляды. От них хотелось то ли спрятаться, то ли нарочито покрасоваться, расправив плечи и гордо поигрывая мышцами. Впрочем, поигрывать Тихону было нечем — ни могучих бицепсов-трицепсов, ни рельефной мускулатуры у него как-то не наблюдалось, скорее этакая интеллигентная хлипкость. А прикрываться было бы глупо — столько времени на базе, ни разу подобного не делал, и вдруг…
— Надо бы освободить, — через некоторое время предложил Тихон, устав от тишины и собственной нервозности. — Странно, что до сих пор не гонят.
— Я сказал, что буду сильно занят, — небрежно бросил Гилат и язвительно ухмыльнулся в ответ на вопросительный взгляд Тихона. — Дрочкой.
Тихон почувствовал, как щеки мгновенно вспыхнули, словно на них плеснули кипятка, да и не только они, насколько он мог судить по ощущениям.
— Я пошутил, — рассматривая его, мило улыбнулся Гилат. — Шутка это.
Тихон закусил губу, отворачиваясь от шутника, и поэтому не видел, как тот в один большой шаг оказался почти вплотную. Горячие руки легли на бедра, тихий шепот полился в уши.
— Но если ты не против… Мы бы могли…
Тихон резко выдохнул и повернулся, уставившись в шалые глаза Гилата.
— Я не… — голос предательски сорвался, Тихон откашлялся. — Я не по этому делу.
— Все мы сейчас по этому делу, — пожал плечами Гилат, но от Тихона отошел. — Либо перебираем то правую, то левую… — Он запрокинул голову, подставляя лицо тугим струям, повел плечами и, скосив глаза на Тихона, предупредил. — Я не отступлюсь.
Тот молча крутанул вентиль, пуская холодную воду — выходить из душа с горящими ушами и щеками? Ну уж нет!
* * *
Через месяц Тихон уже привык ко всему. К выматывающим тренировкам по утрам, скромно именуемым зарядкой. Да и зарядка эта скоро уже стала казаться не такой страшной, а даже вполне обыденной. К тупым и зачастую пошлым шуточкам товарищей по казарме. К обжигающим взглядам Гилата, которые порой ловил на себе. К мокрым снам, и не всегда его партнером в них была женщина… В общем, Тихон втянулся в нудную армейскую жизнь, мерное течение которой было в клочья разорвано одним далеко не прекрасным утром.
— Подъем!
Рык сержанта ворвался в тихую одурь предрассветного сна.
— Подъем, мать вашу!
Одевались на полном автомате, разум в процессе не участвовал совершенно. Тихону вообще показалось, что большинство окончательно проснулось уже на построении.
Над плацем эхо разносило голос лейтенанта:
— Операция по обезвреживанию… Сопровождение груза… Взвод второй и четвертый, шаг вперед…
Оставшиеся на месте провожали глазами уходящих.
— Согласно штатному расписанию… Усиленный режим патрулирования…
В жидком утреннем тумане первый и третий взводы помогали грузить снаряжение второму и четвертому.
— Береги себя, Спящая красавица, — едва слышно шепнул Гилат. — Не суйся вперед, и все будет хорошо.
— Береги себя, — откликнулся Тихон, подавая ему автомат.
— Моя нить оборвется не скоро, — хмыкнул Гилат.
— По машинам!
Тихон смотрел, как Гилат легко запрыгнул в транспорт, махнул рукой. А потом нахмурился и, закрыв глаза, помотал головой, словно хотел отогнать какое-то видение.
Взревели двигатели, и транспорты покатили прочь, поднимая клубы пыли и оставляя после себя неясную тревогу.
* * *
Уже на следующий день установилась традиция — утро начиналось не с зарядки. Просыпались минут за пять до подъема и слушали новости. Сначала вроде все было в порядке, и вновь раздавались слегка поутихшие шутки. Правда, Тихону отчаянно не хватало язвительных комментариев Гилата. А Гилат-из-снов, все чаще навещающий Тихона ночами, не мог заменить того, кто ушел. Временами, когда Тихон вспоминал о нем, сердце сжималось в предчувствии. Но шли дни, в новостях царило спокойствие, и оставшиеся стали ждать возвращения ушедших.
Полусонный мирок проснулся после обеда — с постепенно нарастающим гулом.
— Транспорты? — первым предположил Эниалий. — Так… рано?
Тихон рванул ворот, но воздуха все равно не хватало, на деревянных ногах двинулся вслед за рванувшими к ангару.
Сержант тяжело спрыгнул на раскаленный асфальт, оперся рукой о пыльный транспорт и медленно поднял голову.
— Медиков. Срочно.
К ним уже шел лейтенант, на ходу доставая рацию.
Глухо клацнули задвижки люков.
— Мать твою, — тихо выругался кто-то.
Сначала помогли вылезти тем, кто хоть как-то мог держаться на ногах, потом стали выгружать тех, кто сам ходить не мог. Пропитанные кровью бинты…Часть раненых была перевязана обрывками тряпок… От госпитального корпуса уже несся реанимобиль, гудя сиреной.
— Не все, — выдохнул Эниалий. — Где остальные?
Сержант уже тихо отчитывался лейтенанту.
— Напали на рассвете, не иначе как долго готовились. Подняли тревогу. Когда поняли, что не отбиться, дал команду грузиться. Четверо остались прикрывать отход…
— Где? Где они? — в хриплом голосе Эниалия проскользнули истеричные нотки. — Разрешите, я отправлюсь…
— Нет.
Тихон помогал укладывать тяжелораненых на носилки, погрузить в реанимобиль, а в мозгу погребальным колоколом билось это короткое слово.
Нет. Больше не будет заразительной улыбки Гилата — казалось, что когда он смеется, становится светлее вокруг. Не будет шуточек про погоду и обед, про тяжелое солдатское житье. Не будет жадных прикосновений и горячего шепота. Не будет слегка разочарованного взгляда, дескать, ломаешься, Спящая красавица. И красавицы тоже теперь не будет. Никогда.
— На каком основании? — лейтенант уже кричал, с ненавистью глядя на Эниалия.
— Согласно пункту 5.2 стандартного контракта я имею право отправиться к своему близкому родственнику даже в окружение.
— Кто? — тяжело уронил лейтенант.
— Брат. Гилат мой брат.
— Еще трех на выбор. Берешь вертушку. У тебя три часа. В арсенале будут извещены.
И он уходит, ссутулившись и разом постарев на десяток лет.
— Я иду с тобой.
Эниалий нахмурился, покачал головой и отвернулся.
— Ты не понял, — негромко произнес Тихон. — Это не вопрос. Я умею держать в воздухе вертушку, опыт вождения — почти семь лет. — Он усмехнулся: — И я неплохо стреляю.
* * *
Из-за шума винта невозможно было определить, есть ли кто живой на базе. Впрочем, это вскоре выяснилось — шевелящаяся масса нападающих не оставляла в том сомнений. «Только выживи, — молил про себя Тихон. — Выживи. Все, что угодно для тебя сделаю — только выживи!»
Затарахтели пулеметы с борта вертолета. Тихон сосредоточился, его задача — постараться удержать машину максимально ровно. Полетела граната, за ней другая. Копошащаяся масса внизу отхлынула от бетонного ограждения, оставив лоскуты мертвых тел на колючей проволоке. Снова застрекотал пулемет.
Тихона ткнули под лопатку, он, не оборачиваясь, кивнул — пора снижаться.
«Руки не дрожат. Не дрожат, я сказал! Медленно… спокойно… еще пару метров… и держусь».
Скорее почувствовал, чем услышал, как открылась аппарель грузового люка, и бросил короткий взгляд на монитор внешней смотровой камеры. От изщербленного пулями здания, прихрамывая, бежали двое, придерживая третьего, за ними, пятясь и поливая нападающих свинцовым дождем, двигался четвертый. Тихон коротко выдохнул и вновь сосредоточился на управлении машиной, дождался еще одного тычка в спину и начал набирать высоту.
— Суки! — голос Эниалия перекрыл шум винтов. — Нашли все же гранатомет!
— Держитесь за что-нибудь! — крикнул Тихон.
«Мертвого тащили бы не так. Он жив. Все они живы. А с вами… я еще поиграю!»
Вполне безобидное хобби — вождение «вертушек». Безобидное, да. До поры до времени. Когда в жизни не хватает адреналина, когда хочется драйва и фана, даже самое мирное занятие превращается в источник экстремального развлечения.
* * *
На базу прибыли ровно через 2 часа 55 минут после вылета. С матами и стонами вывалились из легкого армейского вертолета, в просторечии вертушки, и стали дожидаться машины.
— Ты где этому научился? — поинтересовался Эниалий, потирая ушибленное плечо.
— Дома, — пожал плечами Тихон, глядя на сидящего на асфальте и подставляющего лицо солнечным лучам Гилата. — У меня свой вертолет дома есть. Сам собирал.
— Иди в пилоты, — хлопнул его по спине Эниалий и направился к выскочившему из подъехавшей машины лейтенанту.
Тихон сел рядом с Гилатом. Как начать разговор, он не знал, да и не особо хотел сейчас: едва только схлынула горячка воздушной круговерти — навалились апатия и усталость.
— Зачем ты туда полез? — еле слышно спросил Гилат, не открывая глаз. — Я же просил…
— Потом, — буркнул Тихон, глядя, с каким энтузиазмом подоспевшие врачи набрасываются на вернувшихся. — Давай помогу встать.
Всех, у кого не смогли обнаружить ранений, врачи отпустили довольно быстро — всего-навсего после почти полного осмотра, разве что анализы брать не стали. Тихон уходил последним — просто не видел причин спешить.
В казарме его уже ждал Гилат. Едва увидел — встал со своей кровати, где опять что-то строчил в тетради, мотнул головой в сторону душевых.
— Так зачем ты туда все же полез? — едва Тихон закрыл за собой дверь, довольно неприветливо спросил он. — А если бы тебя убили?
— А если бы убили тебя? — буркнул Тихон, раздеваясь.
— Я знал, что со мной все будет в порядке. А вот насчет тебя уверенности не было.
— Знал?
— Я… иногда могу предчувствовать что-то серьезное, — Гилат пожал плечами и шагнул под душ. — Когда это касается меня или близких мне людей.
— Ну да, брата, например, — кивнул Тихон, блаженствуя под теплыми струйками воды.
— Ты уверен, что он входит в эту категорию? — Гилат неслышно скользнул к нему, жадно глядя на стекающую по торсу Тихона воду. — Родственников, знаешь ли, не выбирают…
— А я, значит, вхожу? — спросил Тихон едва слышно.
По телу пробежали мурашки, сердце неровно стучало, а голос показался слишком хриплым.
— Значит, входишь, — согласился Гилат и провел кончиками пальцев по щеке замершего Тихона. — Как закончится все это, запру тебя и никуда выпускать не буду. Разве что со мной.
— Что значит — запрешь?
— Когда закончится наш контракт, мы вернемся домой…
— А ничего, что мы живем в разных городах? — ехидно полюбопытствовал Тихон, делая вид, что он совсем не замечает поглаживаний Гилата.
— Ничего. Потому что будем жить не только в одном городе, но и в одной комнате.
Тихон собрался было возразить, что еще неизвестно, как оно повернется, что они пока все еще служат и конец контракта не скоро, но Гилат впился в его губы поцелуем, и говорить почти сразу же расхотелось. Как и думать о чем-либо, кроме горячего тела, прижимающегося к нему, и не менее горячих поцелуев, сводящих с ума и будоражащих кровь.
Тихону казалось, что Гилат касается его везде и одновременно: только что ладони Гилата оглаживали плечи, и вот они уже почти невесомо скользят по бедрам, только что дразнили грудь, чтобы тут же, будто невзначай, провести по возбужденному члену.
— Я мечтал услышать, как ты стонешь в моих объятиях, — горячий шепот Гилата, казалось, обволакивал пылающее тело Тихона.
Гилат покрывал его поцелуями, то жадными и болезненно-ощутимыми, то нежными, на грани касания. Тихон заводился все больше, и вскоре уже сам не мог сказать, что же его возбуждает сильнее — возможность разрядки после вынужденного воздержания или то, что его ласкает мужчина.
— Я тебя никуда не отпущу, — хрипло произнес Гилат, снова целуя его. — Никогда.
Тихон застонал, почувствовав, как член Гилата прижимается к его собственному.
— Никогда…
Гилат обхватил оба члена, двинул рукой вверх-вниз. Шум в ушах заглушил плеск воды, по телу пробежала дрожь, кожа стала настолько чувствительной, что дыхание Гилата обжигало. Движения его руки стали все резче, казалось, что еще немного, и...
* * *
Гермес лениво потянулся, не открывая глаз. Брат тихо спал рядом, и его не будил ни нахальный луч, нашедший лазейку между занавесями, ни громкий голос… Гермес прислушался. Ну да, это точно Эрато поет.
— Эй, Спящая красавица, проснись! — он слегка подул на волосы Феба.
— Это ты Красавица, — буркнул тот, открывая один глаз и жалобно вздыхая. — Тихон, дай поспать!
Гермес рассмеялся.
— Как скажешь, Гилат, как скажешь.
Он со вкусом потянулся, не торопясь прошел к окну и с интересом выглянул наружу. Музы бодро сновали по двору, занимаясь какими-то одним им ведомыми делами, тихий ветерок игриво колыхал ветки деревьев, а в небе гордо светило солнце.
Солнце… Гермес разом вспомнил то ли сон, то ли явь, развернулся и глянул на раскинувшегося на кровати брата. Ноющая боль в непривыкших к нагрузкам мышцах, жалящие лучи, отражающиеся от выбеленного солнцем песка, казарма…
— Гилат?
— Ну? — Феб открыл глаза, укоризненно взглянул. — Что?! Ты всю ночь вертелся и сейчас спать не даешь!
— Интересно, Эниалию тоже снилась казарма? — Гермес ни капли не сомневался, что Феб во сне пребывал в том же самом песчаном аду. — И признайся, ты же не только письма Лето в тетрадку писал?
Феб сел, потер виски.
— Может и снилась, но спрашивать настроения нет, сам понимаешь, — он криво усмехнулся. — А что писал — это мое личное дело!
— Это ты… делал? — Гермес не знал, сердиться ему или нет.
С одной стороны, если в эти сны брат забирал его и Ареса специально, то, пожалуй, стоит обидеться. Если же все это получалось неосознанно…
— Я не знаю, Гермес. Я только помнил утром, что был там — заперт в смертной оболочке, смутно чувствующий, что я могу намного больше — и не в состоянии вырваться из этого омута.
Гермес обнял брата, усаживаясь рядом.
— А я только сейчас все вспомнил, — признался он.
— Все? — Феб слабо улыбнулся. — И то, как ты собирался сбежать от меня?
— Никогда! — шумно выдохнул Гермес. — Никогда бы не сбежал. В любом облике. В любом мире.
