Старый идиот. Нет, не так: старый самонадеянный идиот!
Моя способность наступать на каждые грабли, даже те, что стоят в самом дальнем углу — это, видимо, и есть тот самый горб, который даже могила не исправила. Помнится, Агата, когда изучала в колледже теорию вероятностей, шутила, что если пресловутый типографский шрифт с самолёта уроню я, то он или растворится в воздухе, или сложится-таки в связный текст. А Джордж даже высказывал предположения о его содержании. Впрочем, Джорджа тоже только могила исправит.
Ну вот и сложился, ага.
Мы могли поехать отдыхать в другое место — скажем, на Киферу, которой в прошлом году так восторгалась Лиль. Могли не ходить смотреть на раскопки этого, адский огонь его сожги, подземного храма. Могли не знакомиться с курирующим раскопки местным магом (для рядовых членов экспедиции — «палеомикробиологом»). И уж точно могли не соглашаться на его просьбу «присмотреть тут денёк-другой» — у него, видите ли, жена рожает.
Но это казалось такой пустяковой услугой! И не услугой даже — мне самому было любопытно поближе присмотреться к работе археологов. Кто же знал, что именно в этот день один из них — не иначе, мой дальний родственник, — расчищая невинный на вид барельеф, нажмёт именно в том месте и с тем усилием, чтобы привести в действие древний механизм? Очень хорошо сохранившийся механизм. Часть стены почти бесшумно отъехала в сторону, открывая проход, из которого ощутимо пахнуло магией.
Собственно, я действовал строго по инструкции. Попросил счастливого первооткрывателя, а заодно и Джинни, некоторое время подождать снаружи, «пока я возьму пробы на биологическую активность». Проверил вход на наличие защитных заклинаний. Обнаружил таковое — одно, но весьма неприятное. Дезактивировал его. Произвёл визуальный и магический осмотр помещения. Насколько я мог понять, это была сокровищница, сейчас почти пустая: две вроде бы золотые чаши на низком столике, в углу раскрытый ларец, наполненный монетами, а на небольшом каменном постаменте в центре — второй. Запертый заклинанием.
По уму мне следовало изъять ларец и передать специалистам для дальнейшего изучения. Я так и попытался сделать, но он не сдвинулся с места — видимо, был прикреплён к постаменту, никаких фиксирующих заклинаний я не обнаружил. И тут меня одолело любопытство вкупе с честностью: а вдруг магический там только замок, а внутри просто особо ценные украшения или священные реликвии?
В шкатулке, открывшейся простой Алахоморой, лежала затейливая серебряная конструкция, очень красивая и совершенно непонятного назначения. Магия в ней присутствовала, но, по всем стандартным тестирующим чарам, в неактивном состоянии. Тем не менее, трогать эту штуку я не стал... точнее, не стал этого делать специально.
Но кто же мог знать, что именно в эту минуту случится небольшое, но вполне настоящее землетрясение?
Когда пол под ногами слегка качнулся, я инстинктивно выставил вперёд руки. И левой угодил прямиком в ларец. Лучше бы голову расшиб, честное слово!
По поводу дальнейшего у меня только одно предположение: эта штука активировалась кровью. Неясно только, любой или это моя как раз подошла — с моим «счастьем» это запросто. Так или иначе, после некоторых трудноописуемых, но однозначно неприятных ощущений я обнаружил себя в темноте среди каких-то зарослей. Как ни странно, на ногах, хотя держали они плохо, да и голова пыталась изобразить из себя воздушный шарик — то ли улететь, то ли лопнуть.
Стоило бы переместиться в какое-нибудь знакомое место и потом уже разбираться, но аппарировать в таком состоянии? Кто бы что обо мне ни думал, я не самоубийца. Совсем недалеко слышался шум воды, хотя не исключено, что это кровь шумела в ушах. Я двинулся в ту сторону. Кажется, двинулся и, кажется, в ту. А может, и нет. Потому что очень скоро отключился окончательно.
Очнулся я в больничной палате. Днём — по крайней мере, было светло. Подошедшая на мой зов медсестра плохо говорила по-английски и поэтому — так я тогда подумал — не поняла моей просьбы связаться с миссис Поттер, проживающей в мини-отеле «Жемчужина». С сильной головной болью и без палочки преодоление языковых барьеров было мне явно не по силам. Я смирился было с идеей подождать, пока Джинни сама меня разыщет, но тут мне пришла в голову кошмарная мысль: я же не знаю, что случилось, вдруг других — и её — тоже зацепило? Да и само землетрясение, каким бы лёгким оно не было, могло натворить дел.
Визора в палате не было. Мысленно проклиная эту отсталую больницу, я попросил принести какую-нибудь англоязычную газету. Эту просьбу девушка поняла и газету принесла.
И тут мне стало по-настоящему страшно.
Нет, там не было описания глобальной — или даже локальной — катастрофы, там вообще ничего страшного не было. Кроме даты.
3 февраля 1990 года.
Мысль о сумасшествии я отмёл почти сразу ввиду её полной неконструктивности. Ну, решу я, что сошёл с ума — и что? Ждать просветления? К тому же говорят, что все сумасшедшие убеждены в собственной нормальности. Может быть, верно и обратное?
Следующей я отмёл мысль о дурацкой шутке: ни Джорджа, ни его старшенького здесь не было, а больше из моих знакомых никому тратить время и усилия на изготовление фальшивой газеты в голову не придёт.
В общем, надо было решать, что теперь делать и как жить дальше. Времени у меня хватало: первые дни стоило хотя бы сесть, как голова начинала кружиться просто зверски. Врач диагностировал сотрясение мозга, но головой я вроде бы не стукался, так что, скорее всего, это была реакция на хронопереход. Эти соображения я, естественно, оставил при себе.
Итак, прежде всего следовало что-то придумать для магловской полиции, которая мною уже заинтересовалась. Решить вопрос привычным магам методом без палочки было проблематично, так что пришлось шевелить мозгами. Сказаться ограбленным? Заведут дело и начнут с установления моей личности. Коей здесь и сейчас просто не существует. Но я прекрасно знал — увы, на собственном опыте, — что ни одна полиция мира не станет трудиться сверх необходимого, у всех работы и так хватает. А значит, нужно убедить полицейских, что мой случай вне их компетенции.
Мне повезло: накануне был небольшой шторм, так что история о потонувшей лодке никого не удивила. Назвался я Генрихом Шварцем из США. Генрихом — потому что искал имя поближе к своему, а имя Гарольд мне никогда не нравилось. Шварцем — потому что эта фамилия первой пришла мне в голову. А из США — чисто интуитивно. Это уже потом я сообразил, что в Англии мне лучше будет появиться в качестве иностранца.
Полиция от меня отстала. Я боялся, что вопрос с личностью вновь всплывёт при оплате лечения — денег у меня было мало, а в кредит без документов не поверят, но оказалось, что как жертва стихии я попадаю в какую-то благотворительную программу. Это было очень кстати — в карманах у меня нашлось всего пять сиклей да несколько местных купюр, две из которых оказалась с более поздней датой и в дело не годилась. Сикли я раздал в качестве чаевых, медсёстрам на украшения. Погоды они всё равно не делали. Остального вроде бы хватало, чтобы добраться до ближайшего отделения Гринготтса. В записке Сириуса, которую я так запоздало сообразил прочитать, была не только инструкция по пользованию Сквозным зеркалом, но и пароль к анонимному счёту, остатку наследства Альфарда. К счастью, я сумел его вспомнить. Грабить крёстного было свинством, но я пообещал себе, что верну всё на место. Как только смогу.
Оставалось решить, что, собственно, делать дальше.
Одно время я активно интересовался практическими аспектами хрономагии. Личный опыт, как-никак, имелся. И довольно нестандартный — большинство тех, кому удавалось изменить прошлое, помнили первоначальный вариант. Единственный специалист, которому я рискнул довериться, предложил такое объяснение: в этом самом «первоначальном варианте» я помнить ничего не мог бы в принципе. Неприятно, но похоже на правду.
Из того, что я сам читал на эту тему, выходило следующее: менять прошлое можно, но осторожно. Грубо говоря, оно само решает, меняться или нет. И если решает, что нет — просто убирает наглого манипулятора из реальности. То есть любой неправильный шаг легко может оказаться для меня последним. И чёрт бы с ним, но тогда я уж точно ничего не смогу сделать!
К счастью, время сурово, но милостиво. Чаще всего оно даёт понять, что ты сунулся не в ту сторону: задуманное просто не получается. Сломавшаяся палочка, заглохший без видимых причин автомобиль, приступ аппендицита… ну и так далее.
А значит, стоит взять на вооружение поговорку «Вбивай тот гвоздь, который вбивается» и при малейшем намёке на препятствие вспоминать о наличии обходных путей. Иначе и вовсе не удастся ничего добиться. Некому станет.
А я хотел добиться.
То есть в первый момент я как раз решил не вмешиваться. Чёрт его знает, к чему это приведёт. Рисковать победой — и ради чего? В конце концов, жизнь у меня и так сложилась более чем достойно, всего хватало — любимая жена, дети, внуки, друзья...
Вот то-то и оно. Друзья.
Сириус. Люпин. Тонкс. Фред. Диггори, наконец. Колин Криви, не доживший даже до совершеннолетия. Дамблдор...
Я не могу позволить им всем погибнуть!
Но вот смогу ли спасти?
Смогу или не смогу, но попробовать должен. В конце-то концов, я ведь остался собой — ребёнком Пророчества, Избранным, как там ещё меня называли... Нас здесь теперь двое таких, и это ещё не считая Невилла — неужели не справимся?
Кроме этих соображений имелся ещё один нюанс: даже реши я мирно доживать свой век где-нибудь в той же Америке или Австралии — нет никакой гарантии, что моё здесь появление само по себе не сдвинуло что-то во временных линиях. Лучше я буду потом ругать себя за действия, чем за бездействие. Коли уж не могу гарантировать, что моё бездействие... не скажу «поможет», но хотя бы никому не навредит.
А ещё лучше, чтобы ругать не пришлось.
***
Начать следовало с легенды. И, раз уж я решил вмешаться в ход событий, легенда должна включать родственные отношения по линии Эвансов, иначе Дамблдор и думать не позволит забрать Гарри-маленького. Я вспомнил любимые тётей Петуньей сериалы и всё, что знал из магловской истории двадцатого века, прикинул свой нынешний возраст и решил назваться собственным двоюродным дедом. Пришлось пожертвовать добрым именем прадеда и прабабки, приписав им добрачный роман, а их родителям — пуританские взгляды. В окончательном варианте легенда звучала так: девушку, слишком поздно для срочного замужества признавшуюся в грехе, отправили рожать на материк, в Германию. Ребёнка усыновила медсестра-еврейка, которая чуть ли не перед самой войной сумела бежать в Америку. В лучших традициях тех самых сериалов, приёмная мать на смертном одре призналась, что я ей не родной. Настоящего имени родителей она не знала, так что розыски затянулись, и вот только теперь... ну и так далее.
К сожалению, я был похож на отца, а не на мать, да и «особая примета»... нужно было подумать о маскировке.
Но сначала — деньги.
Их я получил без проблем, анонимный счёт не требовал какой бы то ни было идентификации. К счастью для меня, в магическом мире пока ещё не додумались до идеи постоянного удостоверения личности. В роли такового выступала палочка, точнее, записи мастеров о том, кому эта палочка продана, а мастера верили клиентам на слово. По крайней мере, здешний мне поверил. Вот магловскими документами следовало озаботиться, и здесь мне очень помогла прежняя работа: я хоть представлял себе, где и как искать соответствующих специалистов. Методика во всём мире почти одинаковая.
В здешних краях Статут секретности всегда был практически условен, так что я с чистой совестью расплатился за поддельный паспорт и водительские права абсолютно настоящим волшебством. А до того точно так же расплатился за пластическую операцию, обеспечив быстрое заживление ещё нескольким пациентам. Особо кромсать себя я не стал, ограничился изменением формы носа и, конечно, удалением знаменитого шрама-молнии, благо в отсутствие хоркрукса это был просто странной формы шрам, вполне поддающийся хирургическому вмешательству. Волосы я остриг коротеньким «ёжиком», а от ещё одной бывшей приметы — очков — избавился уже лет десять назад, спасибо Агате, уговорившей меня сделать кератотомию. Славная она девочка, вся в маму. Повезло моему кузену с женой, надо будет постараться, чтобы в новой реальности этот брак сохранился. И мой собственный, кстати, тоже. У меня прекрасная жена, замечательные дети, очаровательные внуки, и других мне не надобно.
Впрочем, это пока что было делом далёкого будущего.
Поразмыслив, я решил начать с поездки в Америку. Появление «американца», явившегося из Индии, могло вызвать лишние подозрения, прежде всего у Дамблдора. Да и узнать хоть что-то о стране, где я якобы жил с детства, было нелишним. Поездка обещала выйти недешёвой, так что экономия на документах и пластике пришлась очень кстати. Да и с курсом валют мне повезло.
Мне вообще пока что везло, и это обнадёживало.
В Штатах пришлось задержаться почти на месяц. Я решил поменять документы, благо повод был вполне в рамках легенды: желание вернуть законную фамилию. Повод поводом, но пришлось лично ходить по инстанциям и «убеждать» чиновников в том, что все необходимые проверки уже проведены. К счастью, я более-менее представлял себе магловскую систему учёта и контроля, спасибо дорогой подружке, чьи «спасательные» косяки после войны разруливали всеми остатками Ордена. Верно говорят, что нет худа без добра.
Одновременно я направил в Англию «последний» — не имитировать же весь процесс поисков — запрос: найти нынешнее место жительства Петуньи Эванс, 1958 года рождения, прежний адрес... короче, указал достаточно сведений, чтобы не доставлять справочным службам лишних хлопот. Так что ответ пришёл довольно быстро.
В Англию я попал только в апреле. Как ни странно, мне не пришлось разыгрывать умиление от встречи с «племянницей», я действительно был почти растроган. Правда, едва не назвал её тётей. Она особой радости вначале не высказала, но услышав, что я намерен взять на воспитание внука-сироту, резко изменила отношение к новоявленному родственнику. А её муж и вовсе меня возлюбил как родного.
Больше всего меня пугала встреча с Гарри-маленьким, но ничего страшного в ней не оказалось. Мальчик отнёсся ко мне слегка настороженно, но без враждебности. А я понял, что совершенно не воспринимаю этого ребёнка как самого себя. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что так было гораздо проще общаться. А плохо — потому что себя намного проще отправлять на смерть, чем другого. А мне, рано или поздно, придётся так поступить. Или хотя бы не помешать. Потому что другого способа избавиться от хоркрукса просто не существует, это, увы, доказано. Я-то почти уверен, что парень выживет (так, в частности, следовало из законов хрономагии), но вот ему этого знать не следует, для него смерть будет — всерьёз. Тут уж ничего не поделаешь.
А вот другие...
Если бы я мог умереть за каждого из них... но теперь я, как и всякий человек, могу умереть только раз, и не факт, что это кого-то спасёт. А ещё я могу просто исчезнуть, и это никого не спасёт точно. Значит, надо быть осторожным. Я довольно ошибок наделал в юности, не стоит повторяться.
Вооружившись этими добрыми намерениями — не всегда же поговорка про них должна оправдываться! — я снял скромную квартиру на окраине Лондона и отправился оформлять опекунство. И у магловских властей, и у магических. Для надёжности.
Действия магловских чиновников удалось существенно ускорить с помощью магии. А обращение к магическим, разумеется, не ускользнуло от внимания Дамблдора, и очень скоро я получил вежливое письмо с просьбой о встрече. На которое, разумеется же, ответил согласием.
Он зашёл на следующий вечер.
Постоянно натыкаясь на портреты, хоть даже на тех же вкладышах от шоколадных лягушек, я не имел возможности забыть, как он выглядит. А вот общаться с ним с позиций взрослого — да что там взрослого, чуть ли не равного! — было странно. Я подсознательно всё время ждал того, прежнего отношения и с трудом удерживался, чтобы самому не разговаривать как прежде.
Впрочем, это быстро прошло.
Для начала он попытался отговорить меня от идеи забрать Гарри у Дурслей, мотивируя это интересами мальчика. Мол, чем позже он попадёт в магический мир, тем меньше у него будет шансов зазнаться от свалившейся на него славы. В чём-то он был прав — я сам нередко удивлялся, что не зазнался, не иначе, пример Локхарта оказался слишком уж впечатляющим. Дамблдору я возразил, что как раз внезапно свалившаяся слава способна вскружить парню голову, а вот если его соответствующим образом подготовить... Он перешёл к следующему аргументу — безопасности, и тут уж был вынужден приоткрыть карты, поскольку мысль, что мальчику безопаснее жить с маглами, полностью бессильными против любого мага, чем с родственником-магом, выглядела бы просто дурацкой. Так что про материнскую защиту я услышал. И совершенно искренне напомнил, что я его матери тоже кровный родственник, причём весьма близкий.
С этим Дамблдор спорить не стал, но осторожно попросил возможности убедиться — так, на всякий случай. Я только плечами пожал: пожалуйста, сколько угодно, хоть магически, хоть генетический анализ... на последнее он недоумённо вскинул брови, но комментировать не стал. Взял у меня несколько капель крови и обещание по возможности оберегать мальчика как от потенциальных врагов, так и от излишне восторженных почитателей. Тут мне пришла в голову замечательная идея, и я поинтересовался: а с кем, собственно, стоит общаться? Будет ведь гораздо лучше, если парень пойдёт в Хогвартс, уже имея хотя бы одного друга, так не подскажет ли мистер Дамблдор какую-нибудь подходящую семью с детьми того же возраста?
Я надеялся услышать фамилию Уизли — мне необходим был повод. Познакомиться с ними. Как-нибудь свести с Люпином. Сделать так, чтобы тот увидел крысу...
Ремус же не сможет не узнать старого приятеля?
Номер не прошёл: после недолгого раздумья Дамблдор назвал фамилию Лонгботтом. Настаивать я не решился, а вместо этого спросил, нельзя ли повидаться с кем-то, кто близко знал семью Поттеров. Мальчик ведь захочет узнать побольше о родителях, не так ли?
Да, я лукавил: мне-то в детстве не пришло в голову расспрашивать про друзей отца, даже на фотографиях я их толком не рассмотрел. И не толком — тоже, иначе узнал бы если не Сириуса, так Люпина. Но сегодняшнему Дамблдору об этом знать было неоткуда, а предположение казалось более чем логичным. Так что он, как мне показалось, не слишком охотно, но назвал адрес Люпина. Что мне и требовалось. Для начала.
С Гарри всё складывалось и проще, и сложнее, чем казалось. Я, оказывается, совершенно забыл, каким был в этом возрасте. А надо было постараться, чтобы таким и остался — я не был так уж уверен в своих воспитательных способностях, чтобы попытаться менять характер мальчика в нужную сторону, так что лучше уж было вовсе не менять. Например, не приучать задавать взрослым лишние вопросы. И не лишние — тоже. Поэтому я изо всех сил старался быть суровым и отстранённым.
Получалось не очень. Но я старался.
Встреча с Люпином произошла в парке. Я хотел сперва сам с ним поговорить, а потом уже знакомить с Гарри, а Ремус, видимо, стеснялся приглашать незнакомца в своё более чем скромное обиталище. Он показался мне гораздо моложе, чем прежде. Тогда я больше замечал седину в волосах да морщины, теперь же видел, что и то, и другое — печать не возраста, а обстоятельств. Тридцать лет. Для меня-нынешнего — почти мальчишка.
Разговаривали мы долго. Я задавал кучу вопросов, которые не успел, не решился или не догадался задать в детстве. Это могло бы вызвать недоумение, но о характере Петуньи Ремус, похоже, был достаточно наслышан и не посчитал странным, что о её сестре расспрашивают не у неё. На прощание мы договорились, что он зайдёт к нам. На днях. Знакомить его с Гарри пришлось бы в любом случае, но допускать их сближения я не хотел. У мальчика до определённого времени не должно было быть близких друзей среди взрослых. По крайней мере, таких, к которым он мог бы обратиться в любое время и по любому поводу.
Как добиться, чтобы таковым не стал Сириус, я пока не знал и не думал. А думал совсем о другом: как вытащить его из Азкабана. Ждать ещё три года? Ну уж нет! Да и не было никакой гарантии, что моё появление здесь не изменит реальность не в его пользу. А значит, надо самому позаботиться, чтобы изменило — в его. Но спешить было ни в коем случае нельзя: то, что Дамблдор не назвал мне фамилию Уизли, могло быть намёком. Могло, конечно, и не быть...
В любом случае, другого плана у меня пока не было.
Августе Лонгботтом я послал письмо, в котором предлагал познакомить «наших внуков», заодно намекнув, что мне, якобы старому холостяку, не помешает её помощь и совет в воспитании ребёнка. О судьбе родителей Невилла мне рассказал Люпин. Секрета в этом, в общем-то, не было никакого, дело в своё время вышло громким. Даже странно, что Драко был не в курсе. То ли у его папаши в душе сохранялись всё же какие-то остаточные представления о порядочности, то ли он просто не хотел поднимать тему, столь близко касающуюся его собственных якобы «подимпериусных» дел.
Встреча с Августой меня поразила. Я помнил старуху в нелепом наряде, а увидел экстравагантную даму, не то чтобы красивую, но, безусловно, неординарную. И только на дне непреклонно прищуренных глаз плескались отголоски чужого безумия.
Зато Невилл был точно таким, как мне помнилось: пухленьким неуклюжим растеряхой, счастливым обладателем вечно сбегающей жабы. Ничего общего с суровым (точнее, притворяющимся таковым) профессором Гербологии, которого в школьные годы почти всерьёз опасался мой неустрашимый Джимми.
Особой близости между мальчиками не возникло, чему я не слишком огорчился. Их дружба была ещё впереди — если всё пойдёт так, как шло.
На Диагон-аллею я отправился с целью вполне прозаической: мне нужна была работа. Скромная, незаметная, не привлекающая излишнего внимания. Сколько, в конце-то концов, можно проедать чужие деньги? Августа упомянула, что хозяин «Флориш и Блоттс» ищет помощника, и я подумал, что могу претендовать на это место. Не в подметальщики же наниматься в моём-то возрасте?
Место оказалось уже занято, но мы очень мило побеседовали с хозяином, оказавшимся моим ровесником, и я получил несколько дельных советов, одним из которых вскоре и воспользовался. Его, кажется, весьма впечатлила моя решительность: бросить налаженную жизнь ради возвращения на незнакомую родину, взять на себя ответственность за чужого, в общем-то, ребёнка…
За разговором мы как-то упустили из виду этого самого ребёнка. Я считал, что в книжном магазине за полчаса не заскучаешь, напрочь забыв, что в этом возрасте вовсе не был увлечённым книгочеем. Как и о способности совершенно незаметно исчезать, выработанной годами жизни в семействе, всегда готовом найти тебе скучную и малоприятную работу по дому.
Всерьёз испугаться я не успел: едва выскочив из магазина и оглядевшись, заметил знакомый лохматый затылок у витрины ярдах в ста дальше по улице. А подойдя — ну ладно, подбежав — поближе, обнаружил рядом не менее знакомый рыжий. С другой стороны к парочке столь же скорым шагом приближалась полная дама, тащившая на буксире крайне недовольную девчушку и сопровождаемая парой хихикающих близнецов.
Кажется, это была судьба…
Это точно судьба, решил я, увидев, что именно обсуждает эта сладкая парочка.
«Нимбус-2000». Моя метла. Моя первая метла!
Только что выпущенная модель, хит сезона, она красовалась в окружении заслуженных «Комет» и «Чистомётов», выделяясь на их фоне, словно офисная леди на вечеринке ткачих, и я впервые за Мерлин знает сколько лет почувствовал себя не почтенным пожилым джентльменом, а восторженным мальчишкой, впервые вкусившим сладостный восторг полёта. Мир на миг обрёл полузабытые краски, волшебство вновь стало волшебством… и я понял, что просто не могу сейчас повернуться и уйти от этой витрины.
Нет, сперва я, конечно, выполнил то, что должен был. Отчитал Гарри. «Познакомился» с Молли. Поболтал с ней о воспитании детей («Ах, эти мальчишки, попробуй за ними уследить...»). Получил приглашение на ближайшие выходные.
А потом зашёл в магазин и купил этот «Нимбус».
Чёрт побери, я ведь тоже человек и имею право на маленькие слабости!
С метлой Гарри освоился просто и легко. Впрочем, в чём-чём, а в этом я и не сомневался. Видимо, это у нас в крови — мои, помнится, тоже полетели так, словно на метле родились. Все трое, и Лиль даже раньше, чем братья: за ними-то я следил, а этот прелестный ангелочек с характером дьяволёнка умудрился добраться до взрослой метлы в пять лет. И не только добраться, но и залететь на ней в сад к соседям-маглам, что стоило мне, между прочим, серьёзного штрафа. Хотя, если вспомнить собственное детство, не мне бы говорить...
Короче, в гости к Уизли мы отправились с метлой в обнимку — Гарри просто не мог от неё оторваться. Я тоже.
Рон, как выяснилось, успел освоиться со взрослой метлой, так что десять минут спустя после нашего появления мальчишки, к недовольству Молли, уже гоняли наперегонки над садом. А чуть позже к ним неожиданно присоединился Перси. Впрочем, я перестал удивляться, заметив в сторонке хихикающих близнецов. Как уж они спровоцировали брата — понятия не имею, но явно же их работа!
Насколько я помнил, Перси в этой семье всегда был «белой вороной», и в отношении полётов тоже. Что теперь и продемонстрировал: пытаясь повторить финты младших, едва не сорвался в штопор, в какой-то момент оказавшись практически вверх ногами. Я выхватил палочку, приготовившись подхватить парня, но он всё же выровнялся — «Чистомёт» всегда отличался устойчивостью. Так что катастрофа ограничилась посыпавшимися из карманов его мантии мелочами, которые младшие с радостным визгом кинулись ловить. Через пару минут Рон гордо продемонстрировал подхваченную на лету записную книжку, а Гарри... Гарри держал за хвост верещащего не то от страха, не то от возмущения крысюка.
Я и забыл, что в этот момент он ещё принадлежал Перси...
Мальчишек я похвалил, но так рассеянно, что они, кажется, обиделись. Меня же внезапно поразила мысль: а что было бы, упади сейчас Питер на землю? Разбился бы, наверное — высота была приличная. А дальше? Я слишком плохо разбирался в предмете, чтобы понимать, что случится с анимагом, погибшим в анимаформе. Превратится он в человека или нет?
Как бы там ни было, а Долг жизни Питер, кажется, уже нажил.
Устроить приглашение Ремуса к Уизли не составило особого труда — достаточно оказалось упомянуть, что он был хорошо знаком с братьями Прюэттами. Я слегка преувеличил свою осведомлённость — Ремус всего лишь упомянул их имена в разговоре, — но хлебосольная хозяюшка Молли в любом случае была рада возможности лишний раз похвастать своей несравненной выпечкой. Куда труднее оказалось уговорить Люпина принять приглашение.
Однако мои труды пропали зазря: накануне нашего с Ремусом появления крысюк вместе с хозяином отбыл в гости. Как я понял, к какому-то однокурснику Перси, что, впрочем, было совершенно не принципиально. А принципиально было то, что на следующие выходные приходилось полнолуние, потом Ремуса заставили работать сверхурочно, а потом всё семейство Уизли отправилось за границу — Артур выиграл крупную сумму в лотерее и они решили навестить Билла, несколько месяцев назад отправленного работодателями в Египет.
Как ни странно, на сочетание слов «лотерея», «Уизли» и «Египет» я тогда не отреагировал. Зато понял, что для помощи Сириусу надо искать другие пути.
Итак, в чём я ошибаюсь? Судьбе неугодно оправдание Сириуса как таковое? Или то, что он раньше окажется на свободе? Или...
Или то, что на свободе не окажется Питер?
Я понял, что, кажется, набрёл на верное направление.
Волдеморт должен возродиться. Помочь ему в этом должен Питер. Видимо, это те линии судьбы, которые изменить невозможно. Значит, надо вытаскивать Сириуса как-то иначе. И не допускать его встречи с Питером. Встречи Ремуса, кстати, тоже.
Выход один: отловить крыску и держать где-нибудь в таком месте, где до него никто не доберётся, но откуда и он не сумеет удрать раньше времени. И плевать, что он об этом подумает! Уж перед ним-то я отчитываться не собираюсь. Впрочем, будет лучше, если он вообще не узнает, кому обязан и пленом, и последующим освобождением.
Надо будет только как следует продумать, когда и как именно его отпустить. Чтобы Лорда искать побежал, а не в очередную магическую семью домашним любимцем «наниматься».
Следовало дождаться возвращения Уизли из Египта и осторожненько изъять Скабберса. Лучше всего — временно заменив трансфигурированной копией, в которую заложена «программа»: в определённый момент сбежать. Лучше, чтобы исчезновение крысы невозможно было соотнести с моим пребыванием в доме. Отловить дикую крысу не проблема, а Империус применительно к животным даже формально не считается Непростительным, Крауч, помнится, нам такое на уроке демонстрировал.
С этим было понятно, сложнее было решить, куда поместить отловленную крысу. И как всё же добиться освобождения Сириуса. Может, заставить Питера перекинуться и написать признание? Да нет, это не вариант. К такому признанию потребуют «приложить» автора, иначе вопросов не оберёшься. Хотя…
Занятый этими размышлениями, я не сразу обратил внимание на Гарри, подбежавшего ко мне с газетой:
— Дед, смотри, Рона в «Пророке» напечатали!
С фотографии под крупным заголовком «Работник Министерства выиграл главный приз» мне радостно махало всё рыжее семейство на фоне пирамиды Хеопса. На плече у Рона устроилась не менее довольная крыса.
У Рона? Почему у Рона, её хозяин же Перси!
Более ясного намёка судьба дать просто не могла.
Но судьба там или нет, а надеяться на любезность Фаджа, который надумал бы проинспектировать Азкабан с газеткой в кармане, не стоило. То есть он, может, и надумал, но мне об этом знать неоткуда, а значит, надо действовать самому. К счастью, у меня была такая возможность.
Посылку для Сириуса Блэка я с особым цинизмом отправил от имени Нарциссы Малфой — кузина всё-таки, а доставлять лишние проблемы Андромеде мне очень не хотелось. Для конспирации я послал посылочку и миссис Беллатрикс Лестранж. В обеих посылках были тёплые вещи, завёрнутые в газеты. Дешёвые и довольно поношенные, чтобы не разворовали ненароком. В посылке, которая предназначалась Сириусу, все вещи были завёрнуты в один и тот же газетный лист. Я стремился действовать наверняка. Ну, насколько это вообще возможно в таком деле.
Процедуру я знал, так что мог довольно точно прикинуть, когда узник получит послание. Оставалось ждать и надеяться.
Впрочем, нет — оставалось ещё одно и крайне важное дело.
***
Я болтался на метле над морем второй день. Болтался и думал, что делать дальше — ещё несколько часов, и никакие бодрящие зелья мне уже не помогут. Такие вещи и в молодости не особо полезны, а уж в моём-то возрасте... Конечно, можно было бы положиться на сигнальные чары, да так рано или поздно и придётся сделать. Собственно, даже если я его здесь не отловлю, так всё равно знаю, где ждать. Но я боялся. Даже не того, что он попадётся — в конце концов, в прошлый раз не попался. Я боялся... даже не знаю, чего именно. Может, не встретиться?
Я бы молился, наверное, если бы знал — кому.
О том, что я мог не рассчитать время и упустить его, думать не хотелось. Выбора у меня всё равно не было — я и так напросился в гости к Уизли на следующий же день после их возвращения.
Уизли охотно согласились приютить Гарри на несколько дней, даже не спросив, зачем мне это нужно. Рон горел желанием поделиться с другом подробностями поездки, а тому столь же не терпелось эти подробности выслушать. За обедом он невольно подыграл мне, спросив, где Скабберс. Рон отмахнулся — мол, дрыхнет, как всегда, у Перси на подушке. Мне осталось только незаметно проскользнуть наверх и, прикрывшись дезиллюминационными чарами, подменить крыса на заранее подготовленную «обманку». «Оригинал» я сунул в карман, предварительно усыпив и обездвижив. Позже пересадил его в клетку — настоящую, не наколдованную, только обработанную чарами Неразбиваемости — и спрятал в подполе родительского дома. Еды и воды оставил побольше, на неделю, не бегать же туда ежедневно. Не до того.
Это было позавчера.
Усталые глаза слезились, и я чуть не пропустил то, что так долго высматривал. Чёрная точка появилась в волнах, мучительно медленно приближаясь. Я рванулся навстречу, и пятнышко обратилось собачьей головой. Пёс плыл из последних сил, захлёбываясь и отфыркиваясь, и я вцепился в древко метлы, чтобы не достать палочку и не кинуться ему на помощь. Моё присутствие здесь и так было очень плохо залегендировано, надо же соблюдать хоть какую-то конспирацию! Рассказывать ему правду я боялся. И другим — тоже, даже Дамблдору, хотя ему-то, скорее всего, придётся. Но и с ним я собирался тянуть до последнего.
К счастью, до берега оставалось совсем немного, хотя не знаю, для кого из нас эти последние ярды были более мучительны.
Пошатываясь, он добрался до недалёкой хилой рощицы и исчез за деревьями. Я торопливо спустился на землю и двинулся следом, сунув метлу в ветви первой же берёзки.
Обнаружил я его буквально в десяти ярдах от опушки. Он — уже в человеческом облике — стоял, привалившись боком к стволу и обхватив руками голову. И то ли память меня подводила, смягчая прошлое, то ли к нашей встрече в Визжащей хижине он уже успел здорово измениться. К лучшему.
Забывшись, я сделал несколько шагов вперёд. Даже не подумал, действуют ли ещё дезиллюминационные чары, которые следовало «подновлять» каждый час.
Оказывается, не действовали.
Всё же реакция у него была потрясающая. И скорость превращения — тоже. Будь у меня палочка в руке, я бы ещё успел защититься, а так только вскинул руку, прикрывая горло. Что мне не больно-то помогло бы, понял я, уже лёжа на земле. Но он вовсе не планировал убивать, слишком уж аккуратно вцепился в руку — даже кожу не прокусил. Всего лишь дал понять, что я в полной его власти. И я вдруг очень ярко вспомнил сцену из своего детства — когда сам вот так стоял над ним, беспомощным, копя в себе решимость и не зная, что делать дальше.
Я, кажется, собирался учиться на чужих ошибках?
Когтистая лапа как-то слишком целенаправленно принялась драть мне одежду, и минуту спустя я сообразил, в чём дело — он пытался добраться до палочки. Проглотив рвущееся с языка «Сириус, это же я, не узнал?», я сдавленно — он очень грамотно придавил мне горло моей же рукой — проговорил:
— Мистер Блэк, я вам не враг.
Он замер, раздумывая. Потом разжал зубы, взамен прижав мне горло лапой, перекинулся — лапа сменилась рукой, но осталась на горле — и хрипло спросил:
— Кто вы?
— Это неважно, — я старался говорить спокойно. — Я отвечу на все ваши вопросы, но чуть позже. Сейчас нам надо убраться отсюда. Возьмите мою палочку и можете сами выбрать место для аппарации.
Он вытащил из подранного кармана палочку и убрал руку с моего горла. С трудом поднялся. Изобразил что-то, очень отдалённо напоминающее усмешку:
— Собирайся вы меня схватить, не стали бы выходить на открытое место. Так что уж выбирайте сами.
Я едва не забыл забрать метлу, что было бы глупостью воистину феерической.
Мелочиться я не стал и, коли уж он велел мне выбирать самому, аппарировал прямо к себе домой. Мы оба нуждались в еде и отдыхе, а специального убежища я не приготовил. Не из непредусмотрительности даже, а из чистого суеверия.
Пока я грел чай и соображал, чем его лучше накормить, он внимательно меня разглядывал. А потом спросил:
— Я вас знаю?
— Нет. — Я лукавил, но не очень сильно.
— Странно. Я мог бы поклясться, что ваша внешность мне знакома.
Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы сохранить спокойствие. Чёрт, никто другой ведь не заметил! Или просто промолчали?
— Вы знали мою племянницу, Лили Эванс. Видимо, мы похожи.
Он вздрогнул, как от удара.
— Я не знал, что у Лили был дядя.
— Она тоже. Я добрачный сын её деда и бабки. И совсем недавно узнал о своей настоящей семье.
Подробности он уточнять не стал, а вместо этого спросил:
— Что вы делали там, на берегу?
Это был самый скользкий момент во всей истории. Единственное объяснение, которое мне удалось выдумать, выглядело довольно натянуто.
— Я же из Штатов, мне тут всё любопытно. Решил вот взглянуть на самую суровую тюрьму магического мира. Хотя бы издали. И, согласитесь, переплывающая море собака — зрелище достаточно нетривиальное, чтобы им заинтересоваться.
Он криво усмехнулся:
— Да уж. Но вы назвали меня по имени.
С этим было проще, хотя тоже не без сомнительных моментов.
— Я видел вас на свадебных фотографиях Лили.
Это, кстати, была правда — фотографии мне показал Ремус. Другое дело, что узнать в том юном красавце нынешнего Сириуса было практически невозможно. На что он и указал:
— Меня можно узнать? Ну надо же.
— С трудом, — признал я. — Это было скорее наитие. Я бы ничуть не удивился ошибке.
— Вы рисковый человек.
Мне оставалось только пожать плечами. Да, моё поведение выглядело весьма и весьма неосторожным. А что было делать?
— Я не верю в вашу вину, мистер Блэк. Я работал в правоохранительных органах и кое в чём разбираюсь. Ваше дело даже в газетных публикациях выглядит крайне сомнительным, а там ведь обычно скрывают наиболее скользкие моменты. И потом... вы ведь могли убить меня, или, как минимум, обезвредить, повредив руку. В вашем положении это было бы даже логично. Вы же действовали крайне щадящими методами.
Он хмыкнул:
— Ну, без Обливейта я бы вас не отпустил.
— Ещё не поздно.
Он покачал головой:
— Ну нет. Это было бы слишком большим свинством. И я действительно не убивал тех маглов, — он помолчал и через силу добавил: — И ребят предал не я. С доказательствами вот только не очень. Хотя на одно я рассчитываю.
Я едва не ляпнул, что зря рассчитывает, но успел удержать язык за зубами.
— Мистер Блэк, нам обоим необходим отдых. Давайте обсудим подробности завтра.
— Хорошо, — не стал спорить он. — Ещё только один вопрос. Сын Лили и Джеймса... вы не знаете, как он?
— Знаю. Здоров и благополучен, — уточнять, что Гарри вообще-то живёт со мной, я не стал, оставив эту новость на завтра. Он едва стоял на ногах, а разговор о Гарри напомнил мне, что оставаться тут ему не следует. Конечно, никто не станет искать его в моей спальне, но лучше избежать случайностей. Дамблдор наверняка появится с предупреждением, как только услышит о побеге. Свести их надо будет, но лучше не сразу. Во избежание.
С идеей перебраться в какое-нибудь тихое место Сириус согласился и вскоре уже спал в хорошо знакомой мне пещерке возле Хогсмида. Защитные и сторожевые чары я поставил сам, не доверяя его потерянным за десять лет навыкам.
Дамблдор явился в десять утра, я едва-едва глаза продрал. Извинился за ранний визит и сообщил о побеге «опасного преступника». Я «удивился» — мол, мне-то что до этого? Он вздохнул:
— А Ремус вам не рассказывал о том, что Поттеров предал их лучший друг?
Я покачал головой. Ремус действительно ничего подобного не говорил. Дамблдор снова вздохнул и изложил свою версию событий. Я выслушал внимательно и задал несколько «наивных» вопросов. Например, говорил ли ему Джеймс, что сделал Блэка Хранителем или только о том, что хочет сделать? Был ли он сам у Поттеров — ведь только в этом случае он может точно знать, кто Хранитель? Присутствовал ли кто-то при их разговоре — если да, то Джеймс мог лукавить, не будучи уверенным в лояльности свидетеля. А там, на улице — неужели это была простая Бомбарда? Как это «неизвестно»? А проверка палочки что показала? Не проверяли? Странно...
Кажется, мне удалось зародить в нём зёрна сомнения. Тем не менее, пришлось пообещать, что я буду очень внимателен и поскорее заберу Гарри от Уизли.
Через полчаса после ухода Дамблдора заявился следователь из Департамента Охраны магического правопорядка. Незнакомый, видимо, при мне он уже не работал. Показал колдографию Сириуса (интересно, когда и зачем её сделали?), поинтересовался, не болтался ли возле дома какой-нибудь подозрительный тип, и попросил немедленно сообщить, если таковой появится. К счастью, ему не пришло в голову спросить, не был ли этот самый тип в доме, так что врать мне не пришлось.
После его ухода я тщательно проверил дом и себя самого на следящие чары, но ничего не обнаружил, что было в общем-то логично. Ну кто станет подозревать недавно приехавшего иностранца в сговоре с преступником, десять лет как посаженным в тюрьму?
Грюм бы стал, наверное. Хорошо, что он уже не работает в аврорате...
Я аппарировал в давно присмотренный укромный тупичок, откуда отправился в ближайший супермаркет. Магловские деньги у меня были, причём честно заработанные тяжёлым физическим трудом на ниве погрузки. Пришлось, правда, немного изменить внешность — кто же возьмёт в грузчики столь почтенного, в смысле, далеко не молодого джентльмена? — а потом облегчить себе задачу с помощью левитации. Рискованно, конечно, но кто не рискует... в общем, я ни разу не попался.
Сириуса я обнаружил на пороге пещеры в собачьем облике. Спальник был спрятан, а палочка лежала под рукой, то есть под лапой, прикрытая от случайного взгляда длинной шерстью. Палочку я ему оставил «индийскую» — в Штатах, поменяв фамилию, я купил новую, что сейчас оказалось очень кстати.
Накануне он так был вымотан, что даже ел без особого энтузиазма. Зато сейчас набросился на принесённые мною продукты, едва успев перекинуться. Только и пробормотал:
— Извините...
Я дождался, пока он насытится, точнее, пока с заметным усилием не заставит себя остановиться, и сообщил:
— Ко мне приходил Дамблдор.
Он нахмурился:
— Почему к вам?
Пришлось признаваться:
— Я взял на воспитание Гарри. Он же мне двоюродный внук, а родных у меня нет.
Последнее было правдой — до рождения моих внуков оставалось почти полвека.
На эту новость он отреагировал гораздо спокойнее, чем я ожидал. Только заметил:
— Получается, Лили не первая волшебница в семье... И что же сказал вам Дамблдор?
— Предостерёг от вас.
— И вам сразу расхотелось мне помогать?
— Нет. Но я хотел бы выслушать вашу версию.
Версия была мне изложена — нарочито бесстрастным тоном и в несколько урезанном виде. Мотивы, заставившие трёх школьников потратить несколько лет на нелегальное изучение анимагии, остались за кадром. Причины, заставившие Волдеморта открыть личную охоту на Поттеров — тоже. И если первое я проглотил, то ко второму прицепился, и даже не только из-за желания «легально» услышать слово «пророчество». Номер не прошёл — он только покачал головой:
— Я бы просил вас не настаивать на ответе. Возможно, позже.
Пришлось этим и удовлетвориться — давить я не хотел. Он и без того едва заставил себя договорить до конца.
— А почему вы никому не сказали про крысу?
Он горько усмехнулся:
— Я говорил, вообще-то. Пытался. Но после того как я признал себя виновным в гибели ребят, Крауча мои слова уже вообще не интересовали. А дементоров — тем более. Вы ещё спросите, почему я раньше не сбежал.
— Я в курсе, что дементоры в Азкабане не только на кормёжку поставлены, — несколько цинично возразил я. — Меня больше удивляет, что вы вообще сумели сбежать.
Ответ я в общем-то знал, но вот то, что прозвучало имя Гарри, меня удивило. Я тогда был так поражён фотографией, что саму статью даже не прочитал. А там, оказывается, приводились слова всех членов семейства, и Рон — то ли искренне, то ли желая похвастаться знакомством — заявил, что поездка офигенная, вот жаль, нельзя было взять с собой друга, Гарри Поттера.
Я запоздало облился холодным потом, вспомнив, что Сириус говорил в прошлый раз. Идиот, не проверить такой важный момент! Сама по себе крыса — без близости к крестнику — вполне могла оказаться недостаточным стимулом.
Всё-таки судьба мне, кажется, подыгрывает...
Постаравшись скрыть замешательство, я спросил Сириуса, что он собирается делать дальше. План у него был простой: пробраться в дом Уизли и отловить крыса. Прежде он хотел поболтаться вокруг в собачьем облике и подкараулить, пока мальчишка с крысой окажется в одиночестве. Но теперь, когда у него есть палочка, можно просто дождаться ночи и пробраться в дом, скрывшись под дезиллюминационным. Времена нынче вроде спокойные, так что вряд ли там стоит что-то более серьёзное, чем антимагловские чары.
В принципе он был прав. Если не знать, что крысы в доме уже нет.
— Давайте так, — предложил я. — Гарри сейчас как раз гостит у Уизли. Я обещал Дамблдору его забрать. Так что я так и так туда собирался. Пойдёмте вместе. Вы в анимаформе спрячетесь поблизости, а я узнаю, где обычно ночует крыс, и вам скажу. Или сам его отловлю, если представится возможность. Только не убивайте, он нужен нам живым.
Сам не знаю, зачем я это добавил. Может, чтобы придать своей болтовне достоверность, отвести на будущее всякие подозрения?
— Зачем? — буркнул он.
— Ради вашей реабилитации. Вы же не собираетесь вечно пребывать в бегах?
Похоже, эта мысль ему даже не приходила в голову.
Я оставил его в камышах у крохотного озерка, начинающегося сразу за садом Уизли, а сам пошёл в дом. Там царил изрядный переполох: оказывается, о побеге Блэка сообщалось в утреннем «Пророке», который я, за всей этой суматохой, не удосужился прочитать. Молли была в возмущении, близнецы — в восторге, а Гарри — в полнейшей растерянности, которая вряд ли объяснялась известием о побеге некоего неизвестного ему преступника. К моему огромному удивлению, в Норе оказался Люпин и тоже какой-то странно задумчивый, что в его случае, впрочем, было понятно. Очень скоро у меня сложилось впечатление, что он хочет мне что-то сказать, но то ли не решается, то ли сомневается, надо ли. Я решил ему помочь и, выбрав момент, когда все прочие нас не слышали, сам начал разговор:
— Вы хотите мне что-то сказать?
— Да, — решился он. — Только наедине. Пойдёмте в сад?
Зная эту рыжую компанию, я сперва применил Хоменум Ревелио. Люпин понимающе хмыкнул:
— Не помешает. Так вот... раз уж вы теперь опекун Гарри и так всё сложилось...
Я решил ему помочь:
— Если вы о Блэке, то со мной сегодня Дамблдор говорил. Так что я в курсе.
Он благодарно кивнул.
— И что вы об этом думаете? Вы, насколько я помню, упоминали, что работали в следственных органах.
— Что обвинения, мягко говоря, не доказаны, — твёрдо заявил я. — Показания маглов в таком деле — не доказательство, что они могли понять? Да и то, что Блэк был Хранителем, известно только с чужих слов.
— Вы думаете, что Джеймс мог обмануть Дамблдора? — он, кажется, был слегка шокирован.
— Он, если я не ошибаюсь, говорил только о намерении. Мог и передумать. Или решил специально запустить дезинформацию — насколько я понял, про шпиона в вашем окружении было известно.
Ремус ещё немного помялся и внезапно решился:
— А если я скажу, что якобы погибший Петтигрю как минимум неделю назад был жив и здоров?
— Что?! — моё изумление было искренним. Он-то откуда узнал?
— Ну, понимаете... Я, когда прочитал про побег, решил вас... решил с вами поговорить. Дома вас не было, вот я и подумал, что вы можете быть здесь. Ну и... А пока ждал... в общем, ребята показали мне газету. С фотографией их поездки в Египет.
Вот оно что! Да-а-а, любопытно. Кстати, в прошлый-то раз он этого номера, похоже, не видел. Да и в этот раз пропустил — не выписывает «Пророк»?
Вслух же я сказал:
— Фотографию я видел. И что?
— То, что Питер — нелегальный анимаг. Крыса. Это он жил в семье Уизли.
— Жил?
— Сегодня утром он исчез...
Сегодня утром? Странно, должен был не позже, чем вчера...
— ... во всяком случае, когда после завтрака Перси начал его искать, оказалось, что его нигде нет. А за завтраком Артур как раз читал газету. Вслух.
Хм... удачно получилось, на такое совпадение я даже и не рассчитывал.
— Два вопроса: откуда вы знаете, что он анимаг и насколько вы уверены, что Скабберс — это он?
— Мы были близкими друзьями — мы четверо. И да, я уверен. Я его часто видел в анимаформе. А дополнительное доказательство — у него нет пальца на левой передней лапе.
— И что?
— От Питера после взрыва нашли только палец. Так что вы об этом думаете?
Я сделал вид, что размышляю. Точнее, я действительно размышлял — над формулировками.
— Я бы сказал, что очень велика вероятность, что Блэка подставили и это сделал Петтигрю. И есть только одна причина, по которой он мог бы это сделать. Вернее, наиболее вероятная причина, учитывая его поспешный побег при сегодняшнем известии. Даже взрыв он мог бы — дойди до допроса — списать на дуэль, в которой не всегда можно рассчитать ответный удар. Но не предательство.
Люпин надолго замолчал, потом пробормотал: «Спасибо!» и медленно побрёл к дому. Я не стал его останавливать. Конечно, наговорил я многовато для вот-совсем-первый-раз-услышавшего, но, будем надеяться, Ремусу сейчас не до анализа моих дедукций.
Некоторое время я прикидывал, что меняется при таком раскладе. Получалось, что немало.
Впрочем, долго размышлять мне не дали.
— Дед, можно спросить?
— Спрашивай.
— А правда, что Сириус Блэк — мой крёстный? И предал моих родителей?
Оп-па! А откуда он это знает-то?
— Кто тебе это сказал?
— Никто, — он потупился. — Я... ну, я случайно...
— ... подслушал.
— Ну... да. Тётя Молли мыла посуду, и они с дядей Артуром об этом говорили. А я... я не нарочно, правда!
Между прочим, мне и в голову не приходило называть их так. Всё же разница в два года у детей имеет немалое значение.
— Да, он твой крёстный. — Ладно, всё равно рано или поздно придётся ему рассказать, почему не сейчас? — А ещё из того, что мне сейчас рассказал мистер Люпин, совершенно ясно следует, что Блэк не виновен в том, в чём его обвинили. Предатель — не он. Вот только доказать это почти невозможно.
— Правда? — Гарри просиял. Интересно, что его так обрадовало? Да, разница в возрасте очень заметна — я, помнится, поверил далеко не так вот сразу, несмотря даже на авторитет Люпина. Но, с другой стороны, я же и в виновности Сириуса был уверен куда как дольше, чем пару часов... — А как ты думаешь, где он сейчас? Может быть, он захочет со мной увидеться? Ну правда же, если он не виноватый, то захочет, наверное, да?
— И ты готов поверить без доказательств? — усмехнулся я.
— Ну, ты же в этом разбираешься, правда? Только почему тогда судьи не разобрались, они же должны?
— Его не судили, — меня внезапно захлестнула давняя горечь, проступив в голосе едва ли не обиженными нотками. Я постарался взять себя в руки. — И тогда не были известны некоторые факты. Хотя без доказательств ему всё равно мало кто поверит. А слова Люпина — не доказательство.
Я чуть не сказал «слова оборотня», но вовремя вспомнил, что об этом факте Гарри не осведомлён. Да и я — официально — тоже. А, была не была!
— И ты действительно готов поверить? И не испугаешься?
— Да! — Ишь, как глаза-то заблестели! Догадался о чём-то? Мне бы, взрослому, такую интуицию!
— Тогда... только учти, это секрет ото всех, понял? Даже от друзей. (он кивнул) Тогда иди сейчас к озеру, вон туда, видишь? И если встретишь там большого такого чёрного пса, скажи ему: «Крыса сбежала». И ничему не удивляйся.
— Это пароль, да? — Вопрос, поймёт ли собака человеческую речь, у него не возник. То ли уже так успел в магию вжиться, то ли ещё в сказки верит...
— Это сообщение. Она ведь и правда сбежала?
— Ага. Ну, я пойду?
— Да. Удачи.
Я дал ему отойти и тихонько двинулся следом. Что моё присутствие спугнёт Бродягу, я не боялся — в пёсьем облике он почует, что это я, и всё поймёт правильно. Во всяком случае, я на это надеялся. А вот решится ли подойти к Гарри? Впрочем, решится. Точнее, вряд ли удержится. Даже если не догадается, что это я его послал. А услышав про крысу, уж всяко догадается. Не дурак.
Треск камышей. Негромкое дружелюбное «гав!». Голос Гарри, громким шёпотом произносящий: «Пароль», и почти сразу звонкое: «Ой!». К счастью, не испуганное, а восторженное. Хрипловатый голос Сириуса:
— Гарри... не бойся... пожалуйста...
— Я не боюсь! Дед сказал, будто есть доказательства, что вы не виноваты. То есть, он сказал, что доказательств нет, но всё равно... А вы правда не виноваты?
Логика-а-а! Ну что возьмёшь, десять лет всё же...
— Я виноват. Но я не предавал. Я просто дал плохой совет. Я расскажу всё, только сперва... что ты сказал — про крысу? Сбежала?
— Это дед велел сказать. Если это про Скабберса, то он правда сбежал. Сегодня утром, наверное. А это важно, да?
— Проклятье! — Сириус почти простонал это. Но через несколько секунд сумел взять себя в руки. — Прости. Да, важно. Присядь, я расскажу. Покороче, да?
Я осторожно двинулся назад, к дому. Моё присутствие тут явно не требовалось.
Я был уже почти у двери, когда услышал испуганное восклицание Гарри и сразу следом крик Сириуса — «беги» и, кажется, что-то ещё. Продолжения я уже не расслышал — выхватил палочку и аппарировал. Идиот, проще было добежать! Промахнулся всего-то на несколько ярдов, но этого хватило, чтобы оказаться по пояс в воде и по щиколотку в иле.
Мысль «они что, совсем охренели?!» возникла раньше, чем я осознал, что вижу и что чувствую.
Колышущиеся фигуры в серых, словно бы рваных плащах. Пронизывающий холод. Наползающая серость.
Отчаянно выдираясь из ила, я вскинул палочку над головой и выкрикнул заклинание. Ничего не произошло. Я что, колдовать разучился?!
Ответ возник тут же, ясный и безжалостный: мой Патронус создан из ещё не существующих радостей! Из того, что здесь ещё не произошло и может вообще не произойти!
Сириус! Он же умеет, у него же есть палочка! Но почему всё ещё...
Словно в ответ на эту мысль, Сириус — почему он стоит на коленях? — прохрипел: «Экспекто Патронум». Результат — едва видимый серебристый дымок, заставивший обступающие их фигуры лишь чуть-чуть отодвинуться.
Почему?
Идиот, он два дня как из Азкабана!
Сириус упал — лицом вниз. И только сейчас я увидел за его спиной щуплую фигурку. Дурак, тебе же говорили — беги!
Как глупо...
— Не смейте его трогать!
Яростный порыв не то ветра, не то чистой силы отбросил дементоров прочь. Стихийная магия, как я мог забыть про неё! Мальчишка выпрямился во весь свой невеликий рост, напряжённый, как струна, готовый до последнего защищать потерявшего сознание мужчину. И, как ни странно, было в этой картине что-то такое... правильное.
Внезапно я уверился, что они все будут жить. И эти двое, и все прочие — все, кого я любил.
Так будет.
Потому что так — правильно.
Тёмные фигуры снова начали надвигаться, но это уже не имело значения. Слова заклинания произнеслись сами собой, из моей палочки будто выметнулся язык серебристого пламени, скользнул вперёд, оборачиваясь странным, невиданным, многоголовым зверем, легко обратившим врагов в паническое бегство.
Я нашёл своего нового Защитника.
И то, что он оказался другим, тоже было правильно. Отцовский олень по праву принадлежал младшему.
Гарри так и замер на месте, ошеломлённо глядя вслед исчезнувшим дементорам, а потом на меня, выпутавшегося, наконец, из ила и камышей. И только когда я спросил: «Ты в порядке?» — быстро закивал и испуганно обернулся:
— Сириус! Дед, помоги!
Кусты за его спиной затрещали. Я вскинул палочку, но тут же опустил, увидев Люпина.
— Что тут случилось?
— Дементоры, — устало ответил я, и тут до меня дошло, что это может быть ещё не конец. — Гарри, Ремус, оставайтесь здесь. Ремус, они напали на вас. Гарри, ты... ну, как было — кинулся защищать. Ремус не сразу нашёл палочку, когда нашёл... вы же умеете, да?
— Да, — Люпин всегда соображал быстро. — Вы вернётесь?
— Вернусь. Как только смогу.
Гарри начал что-то спрашивать, но я не стал задерживаться — Рем ему сам объяснит. Подхватил Сириуса и аппарировал в пещеру.
Сириус был без сознания, но дышал более-менее ровно, так что я для начала занялся собой: высушил и почистил одежду, а то с неё тина капала. А пока решал, применить Эннервейт или Агуаменти, он сам открыл глаза и тут же рывком сел:
— Что с Гарри?
— С ним всё в порядке, он с Люпином. — Я наколдовал пару подушек, устраивая его поудобнее. — А вот вам досталось, я вижу. Полежите спокойно, я сейчас принесу лекарство.
— Гарри тоже досталось... с ним правда порядок?
— Да. Не волнуйтесь, Люпин сообразит, что ему нужно, — заверил я, с трудом подавляя чувство, чертовски напоминающее ревность. — Я сейчас.
К счастью, бегать по магазинам не пришлось — я точно помнил, что дома есть пара плиток шоколада. Правда, молочного, но ничего, для начала сгодится. Пока он насыщал организм эндорфинами, — умному слову научила меня Агата, одно время увлёкшаяся выискиванием среди магических практик тех, что на деле не являются магией, — я пересказал, что произошло за время его обморока. Пришлось, правда, соврать, что я выронил палочку и не сразу отыскал её в воде. При аппарации такое бывает.
Пересказывая, я словно заново пережил всю сцену. Тогда было как-то не до волнений, а теперь меня начало ощутимо трясти — настолько, что Сириус это заметил.
— Вам бы тоже не помешало подлечиться.
Вообще-то он был прав. Я кивнул:
— Непременно. Мне пора возвращаться. Не могу понять, почему они устроили засаду у дома Уизли, но это была именно засада, и мне лучше проконтролировать ситуацию. А вам — отдохнуть. Но на всякий случай постарайтесь не спать, и... хотя... — я задумался. Он угадал мою мысль:
— В анимаформе невозможно колдовать. И аппарировать. Даже если привязать палочку к лапе — мы пробовали.
Я кивнул:
— Ладно, вам виднее.
Я заскочил в магазинчик в каком-то магловском городишке, торопливо сжевал одну из купленных шоколадок и появился в Норе в самый разгар скандала, устроенного Молли группе авроров. Её тоже крайне заинтересовало присутствие дементоров вблизи дома, набитого детьми, в том числе дошкольниками. Я сделал вид, что ничего не понимаю, потребовал объяснений, получил их и с удовольствием присоединился к скандалу. Хотя доблестные защитники правопорядка уже выглядели столь потерянно, что во мне даже шевельнулась корпоративная солидарность. Не они же сюда дементоров послали? Всегда вот так — косячит начальство, а отдуваться подчинённым!
Выяснилось, что накануне побега Блэк несколько раз повторял «он у Уизли». Я так и не понял, от кого это стало известно: от дементоров? От его соседей по коридору? Но, найдя в опустевшей камере разбросанные газетные листы и обнаружив там фамилию «Поттер» рядом с «Уизли», следователи сделали определённые выводы. Дурацкие, кстати: из того, что Гарри друг Рона, никак не следовало, что его надо искать в этом доме. Но Гарри там был, и это послужило для следствия лишним доказательством, что Блэк тоже должен появиться. Мысль, как ни забавно, была правильная, но им я этого сообщать не собирался.
Пока они это всё объясняли, появился Артур и сходу поинтересовался, почему это его, работника министерства, не ставят в известность о дементорском кордоне в двух шагах от его дома. Люпин с несвойственным ему ехидством добавил, что было бы любопытно также узнать, кто так лихо инструктировал дементоров, напавших на того, кого должны защищать. На робкие намёки, что они якобы напали именно на Блэка, который якобы там был, Ремус очень достоверно фыркнул — я и не подозревал в нём таких актёрских талантов. Гарри тоже вёл себя на удивление разумно: коротенько рассказал «как всё было» и послушно улёгся в постель в компании нескольких плиток шоколада, избавившись таким образом от дальнейших расспросов.
В общем, несмотря на то, что мы все прошли по краешку, результатами дня я был доволен. И только позже мне пришла в голову мысль, что история опять повторяется. Точнее — предваряется.
Я не мог понять, хорошо это или плохо.
Гарри пока остался у Уизли — Молли настаивала, что мальчику нужен покой, и я не стал с ней спорить. Когда я зашёл попрощаться, он шёпотом спросил:
— А что это было, серебряное? Я в школе тоже так научусь?
— Нет, — честно ответил я. — В школе это не изучают, к сожалению. Но если ты хорошенько попросишь мистера Люпина, он тебя научит. Через несколько лет, конечно.
— А он тоже умеет?
— Конечно. — Я едва удержался, чтобы не добавить «он-то меня и научил». Гарри ещё понизил голос:
— А с Сириусом всё в порядке?
— Да. — Я поднялся. — Он просил тебя поблагодарить. Ты спас ему жизнь, Гарри.
— Я? — Он был искренне удивлён.
— Ты. Ты дал ему силы продержаться. И ты отогнал этих тварей. Пусть ненадолго, но если бы не ты — я бы не успел.
Это была правда.
Люпин, тоже собравшийся уходить, вышел вслед за мной.
— Вы не против пройтись, мистер Эванс? После всех этих треволнений хочется подышать свежим воздухом.
Я, естественно, согласился. Отойдя от дома достаточно далеко, он спросил:
— Вы позволите мне увидеться с Сириусом?
Я пожал плечами:
— Если он будет не против — почему нет? Подождёте меня где-нибудь здесь… впрочем, лучше подальше. И давайте-ка я вас на «следилки» проверю.
В готовности Сириуса общаться с другом я не сомневался, а вот сперва обсудить с ним кое-что следовало.
Сириус уже более-менее оклемался и не полагался только на мои сигнальные чары, встретил меня с палочкой наготове. Я выдал ему размякший в кармане шоколад и сообщил:
— Люпин хочет с вами встретиться.
Он заметно напрягся.
— Зачем?
— Уж всяко не в Аврорат сдать. — Я торопливо пересказал наш разговор в саду. Он вздохнул:
— Значит, Рем узнал эту тварь, но тоже не успел? Жаль… А вы не знаете, зачем он вообще пришёл к Уизли?
Я уже успел об этом подумать и довольно уверенно предположил:
— Видимо, хотел предостеречь детишек от желания общаться с большими чёрными псами. Но потом предпочёл оставить эту информацию при себе. У меня к вам просьба, мистер Блэк: не рассказывайте даже ему о нашей встрече на берегу. Эта случайность слишком невероятна, чтобы в неё верили. Скажите, например, что подслушали наш с ним разговор и решились мне довериться. А я вас пролегилиментил… кстати, вы «закрываться» умеете?
— В какой-то степени, — не очень уверенно кивнул он. — Во всяком случае, «прикрыть» один эпизод меня хватит. Да, вы правы — не стоит заставлять Рема врать сверх необходимого, а вам, если что, только обвинения в пособничестве моему бегству не хватало. Вот только как быть с палочкой… а, что-нибудь придумаю!
Вот в этом я как раз не сомневался.
Мешать встрече старых друзей своим присутствием я не стал, тем более что примерно представлял, как она будет протекать. Сказал, что вернусь через полчаса, и в очередной раз отправился в магловский магазин. До сих пор меня не догадались спросить, где я был во время истории с дементорами, но иметь ответ на этот вопрос стоило.
Когда я вернулся, Рема в пещере уже не было.
— Мы решили, что ему лучше быть дома на случай, если у кого-то возникнут вопросы насчёт сегодняшнего, — пояснил Сириус. — И с палочкой всё прекрасно решилось. Я тут, оказывается, пока сидел, наследство получил. Рем сам мне и сказал: почему, мол, я не хочу в своём доме скрываться, или там опасно? Ну я и говорю — ага, вот, оказывается, почему Кричер меня послушался! Кричер — это домовик наш, я Рему сказал, что сразу после побега его позвал, а он и появился. Ну и я у него, у Кричера то есть, якобы палочку принести потребовал. Вообще-то мне подобное в голову бы не пришло, но Рем поверил — видать, считает, что после этого «северного курорта» любая дурь сойдёт.
— Почему — дурь? — осторожно спросил я, старательно демонстрируя незнание тонкостей его личной жизни. — Обратиться к родным...
Он глухо ответил, глядя в сторону:
— Блэки соответствуют фамилии не только цветом волос. А я с некоторых пор в своей семье persona non grata. Кстати, — оборвал он сам себя, — надо действительно Кричера позвать, пусть палочку какую-нибудь раздобудет. С вашей ходить опасно. Велю ему, если спросят, говорить, что мы позавчера встретились… ну и про дом спрошу — нет ли засады.
— Хотите, я с вами пойду — проверю, может ли посторонний в дом попасть? — предложил я. Не без задней мысли, если честно. Он кивнул:
— Неплохо бы, да. А если всё в порядке и там действительно можно жить — сделаю вам полный допуск, мало ли. Хорошее укрытие никогда не помешает.
Это было как раз то, на что я надеялся.
Я опасался, что Дамблдор появится прямо вечером, но он всё же подождал до утра.
— Что вы думаете о случившемся, мистер Эванс?
— Что министерство сошло с ума, — честно ответил я. Он усмехнулся:
— Да уж, назвать это решение разумным я не могу. Но Фадж очень напуган. Это первый побег за всю историю Азкабана.
— Это не повод устраивать охоту с дементорами рядом с жилым домом, даже не предупредив хозяев, — резко возразил я. — Да ещё когда не умеешь их по-настоящему контролировать.
Дамблдор взглянул на меня странно:
— Мистер Эванс, а вы уверены, что на самом деле Блэка там не было?
Я заподозрил, что он попытался меня «прочитать». Впрочем, те времена, когда это можно было сделать без моего согласия, остались в далёком прошлом. Даже если это прошлое пока что было будущим.
— Спросите у Люпина. Он там был.
— Я спрашивал.
Ого! Интересно, когда успел.
— Он ответил, что лично он Блэка рядом с дементорами не видел.
Я мысленно восхитился дипломатическими талантами Ремуса. Надо же, раньше я за ним такого не замечал. Или именно «не замечал»?
— Мистер Эванс, я понимаю, вы не обязаны со мной откровенничать. Но, знаете, после нашего разговора я заглянул в дело Сириуса. Вы спрашивали, помнится, про палочку? Так вот, в деле нет ни самой палочки, ни экспертного заключения. Зато есть упоминание о том, что его взяли с палочкой в руках.
Он помолчал и закончил, очень чётко выговаривая слова:
— Я пока — точнее, теперь — ни в чём не уверен. Но если бы я встретил Сириуса — я был бы готов выслушать его. Очень внимательно выслушать.
На том мы и расстались.
Первый раз «родное гнездо» Сириус посетил утром, без меня — видимо, подозревал, что там застанет. После полудня мы, как договаривались, отправились туда вместе. Защита оказалась весьма качественной: точно зная, где он находится, я не смог даже увидеть дом, не то что попасть туда. Сириус, разумно прикрывшийся дезиллюминационными чарами, проворчал что-то насчёт отца, который был «помешан на безопасности», после чего взял меня за руку и провёл внутрь. Портреты в холле уже были прикрыты занавесками, а в остальном дом выглядел ещё мрачнее, чем когда я увидел его впервые. А Кричер — ещё неопрятнее. Или я уже подзабыл его тогдашний вид? Видеть его в этой, прежней, ипостаси было не особо приятно, но общения мне было не избежать. И поэтому слова Сириуса «слушайся этого человека, как будто он тебе хозяин» прозвучали музыкой — это сильно облегчало мою задачу.
Впрочем, рыскать по дому прямо сейчас я не собирался, это выглядело бы крайне странно. А вот снабдить Сириуса едой хотя бы на ближайшее время следовало. Не Кричеру же поручать! Еду я от греха купил в магловском магазине, а то ведь непременно знакомого встретишь с вопросом «зачем вам столько?». Увидев пакеты, Сириус хлопнул себя по лбу:
— Вот идиот, сразу не сообразил! У меня же деньги есть, кой чёрт вы на меня ещё и тратитесь?
— Наследство? — уточнил я.
— Нет. Точнее, оно, наверное, есть, но как до него доберёшься? А ещё точнее — наследство, но не то... тьфу, короче, сейф на пароле, ключ не нужен. Запоминайте.
Я сделал вид, что запоминаю. И мысленно снова пообещал себе вернуть всё, что потратил на себя, как только смогу. Хотя он, если бы знал... ну да не важно.
Вслух я вежливо поблагодарил.
За всеми этими делами я чуть не забыл, что завтра первое сентября — хорошо, что всё необходимое было уже куплено. Школу для Гарри я выбрал ближайшую к дому, не особо интересуясь её репутацией. Во-первых, ему там всего год учиться, а во-вторых, окажется плохой — будет лишняя тренировка. Пригодится.
Скабберса я так и оставил в подвале родительского дома, укрытом заклинанием. Хорошо бы, конечно, чтобы он был под присмотром, и у меня уже появилась идея на этот счёт. Но пока что осуществить её было невозможно.
Слова Дамблдора я передал Сириусу в тот же день. Дословно. Тот хмыкнул, но задумался. Я осторожно спросил:
— Мне показалось, что между вами несколько более тесная связь, чем просто между бывшим учителем и бывшим учеником.
Он скупо кивнул:
— Пожалуй, нас можно назвать соратниками. Пытались бороться с Волдемортом. Не особо успешно, правда.
— Но он ведь мёртв? — я очень постарался, чтобы этот вопрос не прозвучал провокационно. Ответ меня удивил:
— Он исчез. И неизвестно, навсегда ли.
Он помолчал и задумчиво добавил:
— Хотел бы я точно знать, как и что там произошло...
Странно — мне почему-то раньше казалось, что, кроме Дамблдора, никто не сомневался в окончательности исчезновения Волдеморта. Любопытно, что на эту тему думает Люпин?
Сириус как-то резко помрачнел, ушёл в себя — видимо, всё же слишком ярко представил, «что и как». Я поторопился его отвлечь:
— Так вы встретитесь с Дамблдором?
Он вздрогнул, как разбуженный, встряхнул головой:
— Я ему напишу. Вы не откажетесь отправить письмо?
Встретились они на следующий день. Я при этом, естественно, не присутствовал. Сириус потом коротко сообщил: Дамблдор убедился в его невиновности, но сомневается, что в ней можно убедить Визенгамот.
Я и сам сомневался. Точнее, почти не сомневался в обратном.
***
Тем временем я наконец-то начал легально работать — магловские подработки не в счёт. Работа нашлась неожиданная, но вроде бы интересная, в небольшой строительной фирме. По ходу прежней работы мне как-то пришлось всерьёз разбираться в заклятиях расширения пространства и всевозможных скрывающих чарах, начиная от обычных маглоотталкивающих и кончая весьма сложными, вроде тех, что были наложены на Блэк-холл. Теперь эти знания весьма и весьма пригодились, как и навык в строительных чарах — дом Поттеров мы с Джинни восстанавливали сами. Договор я подписал ещё в начале августа, тогда же выполнив пару мелких работ в качестве проверки квалификации. А теперь фирма получила крупный заказ, и мне пришлось взяться за работу всерьёз. Хорошо, что Гарри был вполне самостоятельным и без проблем справлялся с несложной готовкой и прочими домашними мелочами.
Сириус с Люпином занимались приведением Блэк-холла в пригодный для жизни вид, пока что ограничиваясь кухней и несколькими спальнями. Но вполне могли и до гостиной добраться, а там — я проверил — в шкафу лежал некий нераскрываемый медальон с буквой S на крышке. И обнаружить его следовало при мне, никак иначе. Не хватало ещё снова потерять. В принципе, можно было и самому его «найти», но что-то меня останавливало, а в моей ситуации предчувствиям следовало верить.
Сириус дважды заглядывал к нам — в основном пообщаться с Гарри. Они сразу нашли общий язык, в чём я в общем-то и не сомневался. И делал всё, чтобы их общение было не слишком частым и не слишком долгим. Я опасался, что если Сириус станет для Гарри слишком близким другом, то мальчишка начнёт советоваться с ним по всякому поводу. А тогда повторить всё «как было» не удастся никаким образом — насколько я знал Сириуса, во многие ситуации он непременно захочет вмешаться. А если не «как было» — кто знает, к каким результатам это может привести? Я не хотел рисковать.
Хотя, если уж совсем честно — а что с собой-то лукавить, — так я ещё и ревновал Сириуса к младшему. Немножко. Или младшего к Сириусу. Сам не мог понять.
К счастью, десятилетний Гарри воспринял крёстного не как старшего друга, а просто как старшего. Называл «дядя Ри» — Сириус с усмешкой сообщил, что до сих пор его имя никто подобным образом не сокращал, — смотрел снизу верх и жадно слушал рассказы об отце. Я тоже пользовался случаем послушать то, о чём в детстве, идиот такой, расспросить не догадался. Да и Сириус немножко оживал, даже пару раз улыбнулся — я и забыл почти, какая у него была чудесная улыбка.
Однако в целом он выглядел мрачным и, несмотря на вполне полноценное питание — уж об этом-то мы с Ремусом заботились, — оставался таким же худым и бледным. Я догадывался о причинах — точнее, помнил их. Отчий дом действовал на Сириуса немногим лучше компании дементоров, да и само по себе сидение взаперти после десяти лет тюрьмы оптимизма не добавляло.
Со всем этим надо было что-то делать.
Мы обсудили ситуацию с Люпином и решили, что нужно уговорить Сириуса уехать за границу. Сбежавшего крыса всё равно искать бесполезно, к Гарри тот теперь не сунется, так что, пока не станет ясно, как Сириуса реабилитировать, делать ему тут нечего. Сириус предсказуемо начал сопротивляться, но через некоторое время сдался, тем более что и Дамблдор, оказывается, советовал ему то же самое.
Договорились, что путешествовать он будет магловским транспортом и под Оборотным, по крайней мере, пока не выберется из страны — фотография «опасного маньяка и убийцы», несколько раз показанная по телевизору, делала любой другой вариант опасным. Мы не были уверены, что на таможне для Сириуса не приготовлено ловушки. Дабы не колдовать там зазря, я пробрался в дом Дурслей и стащил паспорт дяди Вернона, а заодно несколько его волосков — они вечно торчали в расчёске. Ни малейших угрызений совести по этому поводу я не испытывал. Да и не грозило Вернону ничего более серьёзного, чем необходимость восстанавливать паспорт. Если, разумеется, Сириуса с ним не поймают. Но в этом случае проблемы мистера Дурсля меня волновали бы в последнюю очередь.
За дальнейшее я не переживал. Если Сириус сумел очень неплохо устроиться, не имея ни палочки, ни кната за душой — с палочкой и деньгами тем более не пропадёт.
Так и случилось. Сириус обосновался где-то в горах — где именно, на всякий случай не уточнил, но по некоторым деталям я решил, что в Испании. Он писал оттуда весьма оптимистичные письма, расхваливая местную кухню и местных жителей, в числе достоинств которых было игнорирование газет, особенно иностранных, и отсутствие привычки спрашивать документы. Его письма приносила не сова, а запомнившаяся мне с детства яркая птица, я так и не понял, живая или наколдованная. В каждом письме он просил меня брать деньги для Гарри с его счёта — должен же он хоть так выполнять свои опекунские обязанности! Сам, кстати, за всё это время ни кната не снял, я проверил.
Странно, но я понял вдруг, что, всю жизнь вспоминая Сириуса как одного из самых дорогих для себя людей, человека в нём как раз и не видел. Живого человека со своими чувствами, мыслями, желаниями... он для меня был и навсегда остался только моим крёстным отцом, тем, кто любил меня безусловно — не за что-то, а просто так, «за сам факт существования». Я тоже любил его, я умер бы за него, но мне в голову не приходило, например, написать ему письмо — не по делу, а просто так. Или подумать, чем он занимается один в пустом, мрачном доме, куда был заперт, словно в новую тюрьму. Или хотя бы понять, когда он — не впрямую, конечно — умолял о помощи и поддержке. Да что там, я ведь даже об отце его расспросить не догадывался! А он — он не навязывался, считая, что если я не ищу его общества, значит, оно мне просто не нужно.
Да, меня таким воспитали. Да, он был старше и, по идее, должен был лучше разбираться... в чём? В психологии совершенно незнакомого ему подростка, так похожего внешне и так не похожего внутренне на своего отца?
Никто не виноват. Но как же обидно!
И ещё я как-то не воспринимал его — молодым. «Друг отца» — это было как некий ярлык, обозначающий человека, безусловно, старшего. И даже теперь до меня не сразу дошло, что он — по сегодняшнему возрасту — годится мне в младшие сыновья и чуть ли не во внуки. Мальчишка, в восемнадцать добровольно шагнувший в огонь войны, а в двадцать один оказавшийся в аду — и не сломавшийся. Интересно, смог бы я так? Да, мне тоже много что пришлось пережить и, чего уж кокетничать, немало совершить, но у меня-то и выбора не было! У него — был. Это была не его война, стоило сделать шаг в сторону — и никто его бы пальцем не тронул, на чьей бы стороне ни оказалась победа.
Не сделал.
А уж десять лет рядом с дементорами... я, помнится, терял сознание от близкого соседства даже с одним. Младший, кстати, не потерял — интересно, почему? Сириус защитил? Или собственная стихийная магия, более активная у ребёнка, ещё не получившего палочки? Или просто в другом возрасте всё воспринимается иначе?
***
Когда ничего особенного не происходит, время летит незаметно. Я внезапно узнал о дне рождения Сириуса — Люпин пришёл посоветоваться, что лучше подарить. Подарок мы в результате послали общий, а младший лично написал поздравление, чем, кажется, очень порадовал крёстного. На Рождество Сириус прислал корзину апельсинов, здорово отличавшихся в лучшую сторону от тех, что обычно продаются в английских магазинах. Праздновали мы у Уизли. Ремуса тоже пригласили, он долго отнекивался, но всё же позволил себя уговорить. А там и мой «новый» день рождения подкрался.
Третье февраля.
Я сразу, ещё когда делал первые, поддельные, документы, решил указать именно это число. Как-никак, именно в этот день на свет появился Генрих Шварц, он же Генри Эванс. А тридцать первое июля пусть остаётся нераздельной собственностью Гарри Поттера — того, которому ещё предстоит сполна хлебнуть всех прелестей Пророчества. О котором, кстати, мне так и не удалось пока «узнать» — а надо бы.
Праздновать день рождения я не стал (Джинни, помнится, ворчала, что в нашем возрасте уже пора не поздравлять, а выражать соболезнование), а вместо этого отправился на могилу родителей, куда до сих пор заглянуть так и не удосужился, хотя в Годриковой Лощине по понятной причине бывал регулярно. Положил к камню букет белых лилий, попробовал представить, как бы они отреагировали на появление меня-взрослого, если бы были живы. Отец, мне кажется, изрядно повеселился бы. Мама... не знаю. Я так и не сумел собрать из кусочков чужой памяти цельный образ.
Наверное, она бы обрадовалась.
Постояв немного у могилы, я оправился в дом — не по делу, а так. Посидел на кухне, прошёлся по комнатам, вспоминая, как мы с Джинни тут всё разбирали.
Странно говорить в прошедшем времени о том, что ещё не случилось.
Одежда в шкафу — я, помнится, забрал отцовские мантии и носил их, хотя и пришлось подгонять по росту. Не из экономии, конечно, просто мне казалось, что так я чувствую прикосновения отцовской руки. Глупо, наверное.
Книги — они стояли на открытых полках и покрылись изрядным слоем пыли. Часть пришлось даже выкинуть — они сильно пострадали от влаги. Старые журналы…
Журналы?! Мерлин великий, как же я раньше не сообразил!
Клочок пергамента, выпавший из старой «Трансфигурации сегодня». Адрес, записанный мелким, убористым, старательным каким-то почерком.
Адрес?
Зачем в доме может быть записка с адресом этого самого дома?!
Чёрт, на какой полке-то... а, вот.
Записка была на месте. Я уложил её вместе с журналом в спешно наколдованную сумку и помчался к Люпину. Тому не пришлось ничего объяснять. Едва увидев записку, он побледнел:
— Откуда это у вас?!
Я объяснил, не особо останавливаясь на мотивах, привёдших меня в полуразрушенный дом. Потом спросил:
— Это то, что я думаю?
Он кивнул:
— Это почерк Питера. Надо немедленно написать Дамблдору!
Что мы, разумеется, тут же и сделали.
Это был лучший подарок на день рождения в моей жизни. В прошлой и, думаю, в будущей.
Дальше всё было более-менее просто. Конечно, если бы Дамблдор не был Верховным Чародеем Визенгамота... но он был, так что единственной неприятностью оказалось то, что на процессе всплыла и анимагия Сириуса. Что необыкновенно обрадовало судей — они теперь могли с чистой совестью сказать, что хотя бы часть срока Блэк сидел за дело. Не уточняя, какую именно часть.
Оправданный, Сириус снова вынужден был скрываться — теперь от журналистов и экзальтированных дамочек. Так что он засел дома, вплотную взявшись за уборку. К счастью, всё, не представляющее опасности — запомнившаяся мне мантия-душилка была далеко не самым неприятным предметом в доме — он на этот раз отправлял не на помойку, а в продажу. На волне поднятой вокруг него шумихи вещи с гербом Блэков разлетались быстрее бестселлеров Локхарта, а вся выручка вручалась мне — для Гарри.
Медальон обнаружил Ремус.
— Бродяга, глянь, это не твоё?
Сириус взглянул, поморщился:
— Нет, конечно. А с чего ты решил? Если бы уж мне такое сделали, так стояло бы SB, а не просто S.
Я забрал у Рема медальон и попробовал открыть — разумеется, безуспешно. Сириус заинтересовался и применил сперва Алахомору, а потом ещё пару заклинаний посерьёзнее. С тем же результатом. Он задумчиво повертел вещицу в руках:
— Не нравится мне эта штука. Чем-то от неё тянет нехорошим.
— Откуда она у вас? — поинтересовался я. Он пожал плечами:
— Мало ли у нас тут гадостей? Но что-то мне эта буква напоминает. Где-то я такую же видел и чуть ли не тоже на медальоне... Кричер! Иди-ка сюда. Откуда тут этот медальон?
Домовик затрясся и пробубнил, уставившись в пол:
— Кричер его сюда положил. Кричер заберёт...
— Ещё чего! — Сириус быстро отодвинул вещицу подальше от загребущих лапок. — Кто тебе его дал?
Эльф завыл, рухнул на пол и начал биться лбом об угол шкафа — наверное, чтобы было больнее. Сириус с Люпином растерянно смотрели на него, ничего не понимая, но я-то ждал такой реакции, поэтому сразу рявкнул:
— Немедленно прекрати! Замри и отвечай: ты не можешь рассказать?
Эльф поднял на меня свои тусклые глазищи:
— Да, да, Кричер не может, Кричеру запретили...
— Кто?
— Хозяин... хозяин запретил... пусть господин не спрашивает...
— Тебе запретили рассказывать всем? — гнул я свою линию. — Или только кому-то конкретному?
Кричер захныкал невнятно, так что мы с трудом разобрали «родичам» и «даже госпоже». Я хмыкнул:
— Загадочная история. Сириус, пойди-ка ты чайку поставь, а мы тут пока поговорим.
Мы с ним и с Ремусом давно называли друг друга по имени. Я как-то даже и не заметил, как это произошло.
Сириус кивнул и вышел. Когда за ним закрылась дверь, я велел:
— Ну-ка, выкладывай всё. И не врать!
Кричер затрясся ещё сильнее, но покорно начал говорить. Собственно, я ничего для себя нового не услышал, а вот Рем был просто ошеломлён. Кричеру я велел отправляться приводить в порядок гостевые спальни, а про медальон забыть: я его заберу и постараюсь уничтожить, это теперь моя забота. Кричер убрался, а я подошёл к двери и ни капли не удивился, обнаружив за ней Сириуса. Но вот вид у него был… Бледный, аж с прозеленью, и какой-то… закаменевший, что ли. Словно изо всех сил сдерживался. Как выяснилось — так оно и было.
— Генри, скажи этой твари… да нет, я сам. Кричер!
Домовик, кажется, почувствовал, что шутки кончились — появился молча.
— Никогда, — это был не человеческий голос, а рычание взбешённого пса, — никогда больше не попадайся мне на глаза! Чтобы я голоса твоего больше не слышал, тварь! Им вон, — он мотнул головой в нашу с Ремом сторону, — подчиняйся! Пшёл вон!
Кричер исчез, кажется, втрое быстрее обыкновенного. Я ошеломлённо хлопал глазами, не понимая, что это было. Рем осторожно спросил:
— Бродяга, ты чего?
Сириус прислонился к притолоке, прикрыл глаза. Проговорил хрипло:
— Эта тварь распинается в любви к моему братцу. А сам стоял там и смотрел, как этого идиота инфери уволакивают. Дрянь, раб, ненавижу!
— Сириус, остынь! — вмешался я. — У него же был приказ…
— Приказ?! — вызверился он уже на меня. — У него не было приказа ничего не делать! Обездвижил этого дурака, пока тот в озеро не полез, сбегал к маман, попросил приказать не выполнять распоряжение Рега — ничему не противоречит! Или попросил приказать привести его к ней…
— Так она бы стала расспрашивать…
— Не стала бы, — фыркнул он. — Маман кем-кем, но дурой никогда не была.
— Послушай, — осторожно начал я, — Регулус же… он сам хотел смерти, разве ты не понял?
— Понял. — Сириус поднял глаза, и от их выражения мне стало нехорошо. — Но если я вот сейчас пойду и в окно прыгну — ты станешь на это спокойно смотреть?
— Ошалел?! — Я автоматически шагнул к нему, загораживая путь, и только тогда сообразил, что он имеет в виду. Видимо, физиономия у меня была выразительная, потому что он усмехнулся и почти спокойно поговорил:
— Ладно, проехали. Сами виноваты — вывели рабов себе на потребу.
— Вывели? — удивился Ремус. Я тоже заинтересовался — никогда на эту тему не задумывался, но априори всегда считал домовиков обычной волшебной расой, вроде кентавров или гоблинов.
— Вывели, вывели. Магически. Не знаю только, из кого — очень надеюсь, что хотя бы не из людей. — Сириус поморщился. — Ладно, чёрт с ними. Интересно, что это за штука такая неуничтожимая и знал ли братец, какой геморрой на свою зверюшку драгоценную вешает?
— Может, Кричер просто выйти из дома не мог? — предположил я. — Адское пламя в помещении разжигать не станешь, даже если он это умеет.
— Адское пламя?
— Хоркруксы уничтожаются Адским пламенем, — пояснил я. Прикусил язык, но поздно. Пришлось выкручиваться. — Читал я про такую пакость трудноуничтожимую. А ты сказал, что от медальона нехорошим тянет. Ну и навеяло…
Люпин явно слышал словечко впервые, а вот Сириус задумчиво нахмурился:
— Хоркруксы, говоришь? А не лишено. Уничтожаться не хочет, открываться тоже, Волдеморт им дорожил — вон какую систему охранную нагородил, злобой от него тянет… Не знаешь, проверить это дело можно?
Этого я не знал и мысленно отругал себя — мог бы поискать информацию, время было. Люпин потребовал объяснений, получил их, поморщился и согласился, что да, похоже. И реакция Регулуса в такую гипотезу ложится — коли он Лорда едва не обожествлял, а тут понял, что это божество человеческих жертв требует, и не «во имя идеи», а во имя себя, любимого. При упоминании брата Сириус опять помрачнел, но развивать тему не стал, а сказал, что надо поговорить с Дамблдором. Я, честно сказать, ждал этого предложения от Люпина, ну да какая разница. Разговора всё равно не избежать.
Договорились, что Сириус напишет Дамблдору, а мы с Ремом поищем упоминаний о медальоне. Сириус внезапно вспомнил, где он такой видел: на груди у Салазара Слизерина на старой гравюре. Так что мне не пришлось снова проявлять чудеса дедукции, а вот упоминания я нашёл быстро, благо знал, где искать. Одна из газет, писавших о смерти Хепзибы Смит, упоминала, что та являлась владелицей уникальных артефактов, в том числе принадлежавших двоим из четырёх Основателей: медальона Слизерина и чаши Хельги Хаффлпафф. Правда, про похищение в статье не говорилось, но...
Впрочем, для Дамблдора эта новость оказалась не нова — я мог бы и раньше сообразить, что воспоминания домовихи он взял достаточно давно. Как и воспоминания Морфина. Такие в Азкабане долго не живут.
А вот про пещеру он, похоже, ещё не знал.
В его присутствии я быть излишне догадливым не рисковал, но нужную мысль внезапно подал Ремус:
— Как вы полагаете, узнал ли Волдеморт о пропаже? И если да — не сделал ли ещё один хоркрукс на всякий случай?
— Из той самой чаши, — усмехнулся Сириус. Вообще-то он шутил, но Дамблдор шутки не принял:
— Вполне возможно. К сожалению, спросить не у кого.
— У моей драгоценной кузиночки, — фыркнул Сириус. — Она, помнится, намекала на особые отношения с «величайшим». Так ведь не скажет!
— Ты имеешь в виду Беллатрикс? — уточнил Дамблдор. — Вообще-то мысль интересная. Лист, как известно, проще всего спрятать в лесу, а в сейфе у Лестрангов, по слухам, скопилось немало старинных артефактов и просто золотых безделушек. Вот только попасть туда вряд ли удастся.
— А обыск по решению суда? — спросил я на всякий случай. Дамблдор покачал головой:
— В домах — пожалуйста, а вот чтобы гоблины допустили кого-то рыться в своём хозяйстве... если бы ещё были точные и подтверждённые сведения, что там хранится нечто опасное или краденое, да и то не уверен. А то, что есть у нас, даже догадками назвать сложновато.
На этом, собственно, обсуждение прекратилось. Конструктивных идей ни у кого не было — не грабить же банк, в самом-то деле! Если это получилось — да и то чудом, не иначе — в обстановке государственного переворота, то в спокойные времена... Медальон Дамблдор забрал с собой (Сириус, похоже, был против, но промолчал). В уборке дома я ещё некоторое время поучаствовал — для конспирации, но потом навалилась работа, и я с чистой совестью переложил это дело на хозяина.
Впрочем, бывать в Блэк-холле я не перестал. И не всегда в присутствии владельца.
Приказ Сириуса Кричеру «не попадаться на глаза» оказался мне очень на руку, исключая возможность случайных нежелательных вопросов. А приказ «слушаться, как хозяина» дал уверенность, что при должной формулировке распоряжения оно не будет нарушено.
Я поручил Кричеру заботу о крысе. Велев прятать её — точнее, его — в Блэк-холле, никому, кроме меня, ни слова об этом не говорить и крысу без моего приказа не показывать. У меня — пока не очень ясно — начал зреть план. Впрочем, до его осуществления оставалось ещё три года.
А вот с чашей хотелось бы что-то решить уже сейчас. Конечно, из сейфа она никуда не денется, но наличие второго хоркрукса послужит поводом поискать ещё. Или придётся ждать до окончания второго курса... если всё пойдёт так, как должно. А если нет?
Путь к решению наметился неожиданно.
Я довольно часто общался с Августой Лонгботтом. Она оказалась интересной собеседницей, несколько резковатой и ироничной, но неожиданно остроумной. К тому же мы с ней практиковали почти одинаковые методы в воспитании внуков, хотя и по разным причинам. Так что я охотно принимал приглашения на чай, а ей, кажется, требовался собеседник, который не станет на каждом слове поминать «бедного Фрэнка» или проходиться по поводу бесталанного Невилла — вот уж что я точно не делал, помня, каким тот вырастет.
В первых числах августа мы с Гарри зашли поздравить Невилла с прошедшим днём рождения. Приглашение на празднование я вежливо отклонил под предлогом работы, что, в общем-то, не было предлогом. Но, если честно, мне просто не особо хотелось общаться с многочисленной роднёй Августы. В отличие от общения с ней самой — но для этого семейный праздник как раз подходил меньше всего.
Пока мальчики хвастались друг другу подарками — мне с трудом удалось уговорить Сириуса ограничиться одним и не слишком шикарным, — мы с Августой обсуждали подготовку к школе. В детстве я не задумывался над материальным положением Лонгботтомов. А теперь знал, что последние два года, после смерти мужа Августы, они живут на крошечную ренту плюс почти условное пособие за Фрэнка и Алису. Плюс нерегулярные подачки от родственников, сопровождаемые теми самыми разговорами про несчастного сироту при живых родителях. Конечно, впрямую Августа не жаловалась, но в доверительной беседе за чашкой чая многие вещи всплывают как-то сами собой.
Мы обсуждали цены на учебники — Августа подозревала, что Невилл будет стесняться подержанных, я приводил в пример Уизли, хотя Рон, помнится, тоже стеснялся. Заваривая новую порцию чая, Августа проворчала — себе под нос, но я услышал — нечто вроде «лучше бы этих тварей не в Азкабан нары протирать отправили, а работать на тех, кто из-за них пострадал». Я задумался. Сначала о том, почему, действительно, пострадавшим не выплатили компенсацию за счёт преступников, которые в большинстве своём были людьми небедными. А когда до меня дошло, с кого именно в данном конкретном случае следовало бы требовать компенсацию — о том, как использовать это в наших целях.
Визенгамот, видимо, мог бы принять постановление о компенсации — но нам это ничего не давало. Нельзя было и настаивать на изъятии чаши в качестве похищенного имущества, даже если бы удалось добиться обыска в сейфе Лестрангов: её бы в этом случае вернули наследникам Хепзибы, а те вряд ли согласились продать. С другой стороны, я точно помнил, хотя и не мог рассказать соратникам, громкую историю двухтысячного, кажется, года. Тогда некий мистер Кортни, покалеченный в результате проводимых соседом экспериментов с зельями, потребовал в качестве компенсации принадлежащий виновному старинный артефакт — и это требование удовлетворили. Так что вполне вероятно, что где-то в старых сводах и имелся подходящий прецедент. Но...
Я понял, что мне остро не хватает Гермионы.
Впрочем, у нас имелась замена — Ремус охотно согласился в свободное от работы время покопаться в библиотеках. Сириус обещал посмотреть, не найдётся ли чего в Блэк-холле, старинных фолиантов там хватало. За это время он успел практически привести дом в жилой вид и уже несколько раз высказывался в том смысле, что нам с Гарри совершенно не обязательно платить за квартиру, когда имеется прекрасный большой особняк. В принципе, я был не против, но хотел подождать, когда младший пойдёт в Хогвартс. Всё же допускать их длительного близкого общения пока не следовало.
Я предполагал — хотя мы это, естественно, не обсуждали — что Дамблдор того же мнения. Поэтому для меня не стало слишком уж неожиданным, когда он предложил Сириусу работу за границей. А вот то, что это оказалось преподавание трансфигурации в испанской школе... На недоумение самого Сириуса он безмятежно пояснил:
— Язык ты теперь знаешь, трансфигурацию в своё время сдал на отлично, а для освоения анимагии вы уж точно что-то сверх курса изучали...
— У них что, своего специалиста не нашлось? — недоумевал Сириус. Но, подумав, всё же согласился — Дамблдор умел сделать предложение так, словно, соглашаясь, ты окажешь ему личное одолжение. А вот наш с Ремусом переезд в Блэк-холл Сириус обставил уже как личное одолжение ему самому, утверждая, что «иначе этот мелкий пакостник тут опять всё в хлев превратит».
Мы, впрочем, не особо и спорили.
Некоторое время меня беспокоил вопрос: как свести младшего с Хагридом? Эта своеобразная дружба играла для меня немалую роль, даже не считая практических сторон. К счастью, вопрос решился сам собой: в день рождения Гарри Хагрид ранним утром постучался в нашу дверь и от волнения ещё более косноязычно, чем обычно, попросил разрешения «поздравить мальца, а то это... в общем... за десять лет он изменился, видать». Я не возражал. Он обрадовано выудил из кармана кособокий тортик собственного изготовления и двинулся в квартиру, едва не снеся дверь. Я коварно поинтересовался, не согласится ли он заодно сходить с Гарри на Диагон-аллею, а то ребёнку было обещано купить палочку именно в день рождения, а у меня срочная работа. О том, что это с радостью сделал бы Сириус, я скромно умолчал. О том, что работа не такая уж и срочная — тоже.
Хагрид восторженно согласился, да и младший не возражал — забавный гигант ему явно понравился.
Вечером Гарри радостно делился впечатлениями, мельком упомянув о встрече с «противным белобрысым мальчишкой, который себя самым крутым считает, а у самого имя дурацкое». Я попенял ему за «дурацкое имя» — каким, мол, назвали, то и носит, а про себя порадовался, вспомнив собственное знакомство с Малфоем-младшим.
И ещё я порадовался тому, что Хагрид подарил Гарри полярную сову. Которой тот не без моего намёка («поищи в Истории магии»), но в остальном самостоятельно дал имя Хедвига.
Я боялся, что слишком круто повернул события. Но если они повторяются даже в мелочах — значит, всё пока в порядке?
Как бы только не начало повторяться лишнее...
***
Провожать Гарри на поезд я не стал. Довёз на такси до вокзала и оставил там — с сундуком и совиной клеткой. Пожелал доброго пути. Пожаловался на дела.
И уехал.
Хотя остаться хотелось нестерпимо. Остаться. Посмотреть. Проконтролировать, что всё пошло так, как должно, или хотя бы просто нормально. Но нельзя — надо привыкать. Надо удерживать себя от вмешательства, когда — намёками, слухами, ещё как-то — до меня будут доходить брызги той каши, что заваривается сейчас в Хогвартсе. А она заваривается, потому что младший обмолвился, что в Гринготтсе Хагрид забрал из ячейки какой-то свёрток.
Впрочем, встреча с Уизли на этот раз была договоренной.
А мне, если честно, не очень хотелось лишний раз с ними встречаться.
Странно: совершенно не воспринимая Гарри как себя, я очень чётко воспринимал Джинни — как Джинни. Сквозь мелкую, вечно краснеющую девчушку проступала другая девочка-девушка-женщина — безалаберная, шумная, ревнивая, то до раздражения скупая, то не к месту расточительная, отчаянная, самоотверженная, любящая, нежная, единственная на свете... моя Джинни. Моя жена. Мать моих детей.
Детей, которые ещё не родились. Детей, которые уже выросли.
Я не хотел этой памяти. Я боялся этих видений. Джинни больше не принадлежала — мне, она принадлежала младшему, который тоже был мной... хотя ему она пока тоже не принадлежала. Или...
Я опять ревновал к самому себе. Смешно.
Или я просто боялся — за неё?
При мысли, сколько раз она может оказаться на краю гибели, у меня холодело внутри. Настолько, что подкрадывалась мысль подсунуть этот проклятый дневник кому-то другому. Да хоть младшему Малфою — пусть отвечает за папашины пакости!
Минуту спустя мне становилось стыдно.
Теперь мне предстояло самое противное: ждать и ничего не предпринимать. Спасибо Ремусу, который сильно скрашивал мне жизнь. Но даже он не мог в полной мере разделить мои чувства — он же не знал того, что знаю я! А я не мог — не решался — посвятить в это даже его. Хотя как раз он бы, я полагаю, сумел среагировать на всё правильно. Но — нет. Слишком рискованно.
С тоски я по уши ушёл в работу: помимо текущих дел взялся модифицировать одно из скрывающих заклинаний, слишком сложное и нестабильное. Я никогда не занимался модификацией или созданием заклинаний — необходимости не было, а желания не возникало. Теперь же увлёкся этим всерьёз, закапываясь в дебри теории, которые прежде казались непроходимыми, а теперь всё больше раскрывали свою прелесть. Верно ведь говорят — нет худа без добра!
И всё же ждать было тяжко.
Место в квиддичной команде Гарри получил, хотя на этот раз обошлось без сломанных рук и похищенных напоминалок. Просто на первом же уроке он продемонстрировал всё, чему успел выучиться на каникулах, и мадам Хуч сама порекомендовала Минерве кандидата на вакантное место в команде. Уступкой школьным правилам стало то, что присланный мною Нимбус Гарри приходилось держать в общем сарае. Как и мне, кстати, хотя иногда я это правило нарушал. Он, подозреваю, тоже.
События повторялись, но с вариациями, и я не знал, насколько эти расхождения могут оказаться критичными.
Я слегка расслабился только после Хеллоуина — история с троллем повторилась практически полностью за исключением мелких деталей схватки. Не то чтобы ждать стало легче — всё же парню предстояло пережить смертельную опасность, — но было приятно сознавать, что пока всё идёт своим чередом. Меня немного беспокоило, как отреагирует Сириус, которому младший, конечно, тоже не преминул похвастаться. Но тот вроде как воспринял всё более-менее спокойно. В способности Дамблдора запудрить ему мозги я не особенно сомневался, но не хотелось лишних скандалов. Ремус же верил в непогрешимость директора, и я вовсе не был склонен эту веру подрывать. На данном этапе она меня полностью устраивала.
Нужно было ещё просчитать собственную реакцию на происходящее. Точнее, на то, что ещё должно было произойти. Будет же странно, если я совсем не выскажу недовольства? Или не будет?
Впрочем, у меня ещё было время об этом подумать.
На Рождество появился Сириус и очень расстроился, узнав, что Гарри проведёт каникулы в Хогвартсе. Младший решил составить компанию Рону. Молли с Артуром собирались в Румынию, к Чарли, и все четверо братьев остались в школе. Забавно — я, пока не услышал про эту поездку, был уверен, что Рон тогда остался из-за меня. Всё же человеческая память несовершенна. Хотелось бы знать, что ещё я успел забыть?
Впрочем, про мантию-невидимку я помнил. Помнил, что Дамблдор мне её подарил — точнее, вернул, она ведь принадлежала мне по праву наследования — как раз на Рождество. Младший ни о чём подобном в письме не обмолвился, так что оставалось только гадать, получил ли он этот — такой необходимый — подарок. Скорее всего, получил, но не захотел рассказывать, чтобы не отняли или не запретили пользоваться.
Интересно, Сириус знал, что мантия у Дамблдора? Должен был знать, ведь в том мамином письме, что я нашёл на Гриммо, было об этом написано. Но он мог думать, что Дамблдор успел вернуть артефакт. Спросил? Или сам искал в Годриковой лощине? А если спросил — что услышал?
На все эти вопросы ответов у меня не было, и как их получить — я не знал. Оставалось надеяться на лучшее. Были моменты, когда я жалел, что поторопился с реабилитацией Сириуса. Но потом смотрел на него — весёлого, загорелого, помолодевшего — и понимал, что даже будь у меня возможность всё переиграть, я поступил бы точно так же. Не зря Кингсли ворчал, что из меня никогда не получится политик.
Оставалось надеяться на благосклонность Судьбы.
Рождество мы встретили втроём. Сколько раз я мечтал об этом — встречать праздники с Сириусом! Сколько раз жалел, что единственное наше совместное Рождество было испорчено моими переживаниями по поводу мнимой «одержимости»! Теперь мечта сбывалась, а я вместо того чтобы радоваться вспоминал, как вот тут, в этом самом доме, мы собирались всей семьёй — дети, зять, невестки, внуки... Верно сказано: человек всегда найдёт, чем быть недовольным. Ну что ж, тем больше оснований постараться, чтобы то, чего мне теперь так не хватает — сбылось.
Сириус почти все каникулы копался в книгах, в перерывах ругаясь на Дамблдора, «не иначе как в приступе старческого маразма» подсунувшего ему эту работёнку. И, по-моему, сильно лукавил. Ремус тоже так считал. Сириус отмахивался, утверждал, что забыл половину школьного курса, но желания бросить столь «нелюбимую» работу не проявлял.
Судьба опять нам ворожила — в поисках какого-то «древнего, но эффективного» приёма, упоминание о котором встретил в «Трансфигурации сегодня», Сириус наткнулся на свод судебных актов четырнадцатого века. Правда, над расшифровкой нам с Ремом пришлось попотеть, но затраченные усилия окупились сторицей. Один из актов был словно для нас писан: «А ежели кто по неосторожности вред другому, детей несовершенных лет имеющему, учинит и здоровье его столь нарушит, что тот детей своих кормить более не сможет, то повинен будет тем детям отдать из имущества своего что они сами выберут, ценностью сколь родитель их за три года заработать бы мог. А ежели то же сотворит намеренно, то вдвое против того».
Я немедленно отправился к Августе.
В первый момент она отнеслась к идее скептически — мол, тот закон наверняка давно уже не действует. Я возразил: насколько я разбираюсь в английском праве (я вовремя вспомнил о том, что жил в Штатах), любое принятое в прошлом решение суда считается основанием, чтобы решить дело таким же образом, и давность прецедента особого значения не имеет. И если она позволит, я был бы готов заняться этим делом и всё выяснить. Она с интересом посмотрела на меня и проницательно заметила, что я слишком настойчив для простого проявления любезности. Я признался: любезность любезностью, но свой интерес у меня имеется. Точнее, не у меня, а у Блэка. У него есть основания предполагать, что его кузина Беллатрикс хранит в своём сейфе некий артефакт, который он бы очень хотел получить. На предмет уничтожения. И если бы его удалось заполучить — охотно бы выкупил за любую разумную цену, он человек небедный.
Это объяснение мы обговорили заранее. В Августе я был уверен, и всё же распространять информацию о хоркруксах за пределы нашей компании не стоило. Так оно спокойнее.
Августа подумала немного и согласилась подать иск, если мы обещаем ей поддержку. Мы обещали. Если бы я знал, во что ввязываюсь — право слово, предпочёл бы вторично ограбить банк. Залягай меня фестрал, неужели я в своём департаменте тоже так со стороны смотрюсь? То есть смотрелся... то есть буду смотреться... в общем, к концу третьего месяца мне хотелось лично возродить Волдеморта и позволить ему захватить министерство. Тем более что первым я, по сути, как раз собирался заняться. Вот второе...
Впрочем, тогда пришлось бы захватывать ещё и Гринготтс.
Как и в любой бочке дегтя, тут была своя ложка меда: занятый борьбой с человеческой и гоблинской бюрократией, я почти перестал изводить себя беспокойством о том, что происходило с младшим. Судя по некоторым намёкам, проскальзывающим в его не то чтобы редких, но довольно лаконичных письмах, всё шло должным образом — с незначительными вариациями. Ну и отлично.
В прошлый раз мне не пришло в голову выяснить, что из нашей первой — или второй, считая роковой Хеллоуин — схватки с Волдемортом попало в газеты. Так что, прочитав о «трагической смерти молодого, подающего надежды преподавателя Хогвартса, скоропостижно скончавшегося от кровоизлияния в мозг», я не смог сказать, было ли это то, чего я ждал, или события пошли как-то иначе. Дёрнулся было к столу — послать письмо с требованием уточнений, — но остановил себя. С чего бы мне интересоваться смертью практически незнакомого человека?
К счастью, младший написал сам. Сдержанность сдержанностью, но не похвастаться победой одиннадцатилетний мальчишка просто не мог. Правда, мне показалось, что итоговый выигрыш Кубка школы впечатлил его даже больше. В какой-то мере это можно было понять — он не воспринимал произошедшее как только свою победу. И, по большому счёту, правильно не воспринимал. Если бы не мамина кровная защита — всё могло бы кончиться очень и очень плохо. Младший, похоже, это если и не осознал, то почувствовал.
Я пытался вспомнить собственные тогдашние чувства — и не мог. Слишком много было с тех пор пережито.
Два дня спустя, слушая азартный рассказ Гарри, я впервые задумался о финале этого года. О том самом Кубке, фактически отобранном у Слизерина. Вообще-то я мог навскидку предложить несколько причин поступить именно так. Не исключено, что имели место все они сразу. И всё же... нет, мне действительно никогда не стать политиком.
И хорошо, что не стать.
Мантией младший всё же похвастался. Правда, мне показалось, что в основном из опасения, что я узнаю о ней от кого-то другого и отберу. Или обижусь. Или ещё что-нибудь. Отобрать, между прочим, хотелось отчаянно — стоило только к ней прикоснуться, и возникло ощущение чего-то до боли родного. Но я взял себя в руки и не стал даже мерить. Вернул младшему и посоветовал «спрятать и без дела не использовать». Не уточняя, без какого именно «дела».
Он, кажется, счёл сей совет одобрением их эскапады с философским камнем, которую я почти демонстративно избегал обсуждать. Во всяком случае, вопрос с их хогвартскими приключениями на этом был закрыт.
А вот подаренный Хагридом альбом - интересно, кстати, почему тот всё же подарил его именно сейчас, не раньше и не позже? - мы рассматривали вместе. Точнее, втроём: мы с младшим сидели на диване с альбомом на коленях, а Люпин стоял, опершись на спинку, и комментировал. И я в очередной раз понял, каким был идиотом. Ну почему мне не пришло в своё время в голову поговорить с ним — вот так? Чёрт, да я им про альбом вообще не сказал — ни ему, ни Сириусу. А ведь для них эти фотографии были бы не менее дороги, чем для меня!
Как же много из меня когда-то выбили…
Потом я случайно подслушал, как младший спрашивал у Рема, нельзя ли так переснять фотографии, чтобы там не было Питера. С очень любопытным обоснованием: «Вам же, наверное, противно рядом с предателем там стоять». Рем не стал объяснять, что в фотографиях, в отличие от портретов, жизни не больше, чем в магловской киноплёнке. И правильно не стал. Пусть мальчишка считает, что общается с почти живыми родителями. Ему приятно, а им…
В завещании Сириуса была приписка: «Пожалуйста, никогда не делайте моих портретов».
Сириус появился буквально на несколько дней и снова уехал — на этот раз в Албанию. А я уверился, что Дамблдор не меньше моего стремится ограничить их с Гарри контакты. Оно и к лучшему: до определённого момента мы с ним были в этом союзниками, а возможностей у него имелось куда как больше. Сейчас он попросил Сириуса проехаться по тем местам, где Квиррелл встретился с призрачным Волдемортом, и проконтролировать по возможности, не осталось ли там следов их совместной деятельности. Волдеморт вполне мог кого-то там завербовать — так, на всякий случай.
Я знал, что никаких следов там нет — пока нет, — но, естественно, не возражал. Хотя и обрадовался, когда Рем, месяц назад снова потерявший работу, вызвался составить другу компанию. Вдвоём им там будет и веселее, и безопаснее, а заодно и очередное полнолуние проведут с удовольствием. В горной глухомани риск наткнуться на человека был минимален.
Для Гарри, боюсь, начало каникул получилось скучнейшим. Я был занят по самые уши: в строительстве лето — всегда горячая пора, магический мир тут ничем не отличается от магловского. А у меня и кроме работы было чем заняться. Наши с Августой дела сдвинулись с мёртвой точки: точную сумму компенсации наконец-то утвердили, и гоблины, ещё немного покочевряжившись для порядка, согласились предоставить полный список находящихся в сейфах Лестрангов вещей с указанием оценочной стоимости. Правда, допустили к списку только саму Августу и на жёстких условиях: однократно, в помещении банка, в присутствии служащего, любое копирование запрещено, избранные позиции немедленно вносятся в протокол и коррекции не подлежат. Так что мне пришлось описать ей чашу как можно подробнее, кто его знает, как она обозначена в гоблинском каталоге. Услышав про изображение барсука, Августа недоумённо подняла брови. Разумеется, она была достаточно умна, чтобы сложить два и два и понять, что речь уж никак не о фамильном артефакте семейства Блэков. Но требовать разъяснений не стала. А я не стал спрашивать, почему.
К счастью, историческая значимость доверенных на сохранение предметов гоблинов не интересовала. В своих оценках они исходили только из материала, веса и художественной ценности. Уж не знаю, каким методом определялась последняя и почему в большинстве случаев не учитывались магические свойства предмета, но нам это было исключительно на руку. Итоговая сумма компенсации, рассчитанная из аврорского оклада с учётом стандартных надбавок, была не так уж велика, и истинная цена вещи, принадлежавшей кому-то из Основателей, вполне могла эту сумму превысить. А так Августа даже смогла добавить к интересующей нас Чаше ещё несколько, замаскировав таким образом свой интерес к этой конкретной вещи. Впрочем, гоблины если и заинтересовались её выбором, то ничем это не выдали, а журналисты до конкретного списка не добрались, здесь секретность оказалась очень кстати. Само же стремление взять именно вещи, а не деньги, Августа почти честно объяснила надеждой выставить «добычу» на аукцион и получить в результате больше изначально назначенной суммы. Надежда, кстати, не только оправданная, но и оправдавшаяся.
Чашу Хельги Августа отдала нам сразу же, как получила, категорически отказавшись взять хоть кнат сверх гоблинской оценки. Было очень любопытно, что она думает о нашем интересе к этому предмету, но спрашивать я, естественно, не стал. Дабы не нарваться на встречные вопросы.
К этому времени мы уже раздобыли дополнительную информацию о хоркруксах и имели возможность убедиться, что не ошиблись в предположениях. То есть я-то и так был уверен, но одно дело «уверен», а другое — «знаю». Теперь вот знал точно.
Чашу, как и медальон, забрал Дамблдор. Я ждал, что Сириус станет настаивать на немедленном её уничтожении, но он не стал. И даже объяснил, почему: коли уж теперь ясно, что хоркруксов больше одного, стоит сперва поискать остальные. Пока остаётся хоть один, уничтожение всех прочих не имеет особого смысла, зато есть ненулевой риск, что Волдеморт способен это почувствовать.
Думаю, что Дамблдор исходил из тех же соображений. Плюс ещё одно, о котором Сириус знать не мог. Пока, во всяком случае, не мог. Или всё же...
Что-то ведь заставляло его в прошлой реальности вести себя так... так послушно? Это ведь только тогда, да и то с подачи Молли, его поведение казалось мне чуть ли не бунтарским. Много позже, вспоминая события того рокового года, я постепенно осознал, что Сириус вёл себя совсем не так, как вроде бы должен был. Сейчас, гораздо лучше узнав крёстного, я уверился в этом окончательно. И находил только одно объяснение.
Сириус знал.
Может быть, не всё, может быть, без подробностей и деталей, но главное — знал. И узнал, скорее всего, как раз перед моим появлением на Гриммо.
И ко мне всё чаще закрадывалась мысль: а может, сказать ему? Он умён и если ещё не понял, что я веду какую-то свою игру, то очень скоро поймёт. А подыгрывать «втёмную»... не тот он человек.
В конце концов я решил: если сам спросит — скажу. И будь что будет. В конце концов, нарваться на его недоверие и, как следствие, противодействие, будет много хуже.
Но пока что он молчал.
Дамблдор тоже молчал, хотя не мог чего-то не почувствовать. Скорее всего, мои действия, как и бездействия, его пока устраивали, так что затевать выяснения просто не было надобности. Ну и хорошо.
Тем временем приближался день рождения младшего, и передо мной в полный рост встал вопрос «повторения». Устраивать праздник или нет? А если попытаться сымитировать то, что происходило со мной — то под каким предлогом? Я не знал, что там происходит в Малфой-мэноре и будет ли Добби на это раз «спасать Великого Гарри Поттера», но ясно было, что в Блэк-холл он точно не сунется. А вот письма, похоже, как-то перехватывал, судя по тому, что младший мрачнел с каждым днём и никаких новостей о приятелях не рассказывал. Если бы он пожаловался — я бы решил проблему за пять минут, хотя вообще-то он и сам мог догадаться воспользоваться каминной связью. Но, кажется, мои методы воспитания возымели нужное действие, потому что парень молчал. А я не спрашивал. Да и виделись мы мало: я нередко оставался ночевать на месте строительства, а если и возвращался домой, то поздно.
Вопрос решился сам собой. В Блэк-холл Добби действительно не сунулся, он подкараулил Гарри на улице. Счастье ещё, что в тот день я вернулся домой раньше обычного — и как раз вовремя, чтобы, выглянув в окно, увидеть растерянного младшего, которого тащил за руку полицейский. Я поторопился выскользнуть из дома, прикрывшись отводящим глаза заклинанием, перебрался к соседнему подъезду и «вышел» из него, громко хлопнув дверью. Гарри, чуть не со слезами что-то втолковывающий полицейскому, обернулся на звук и радостно кинулся ко мне. Точнее, попытался — страж порядка держал крепко. Узнав, что я прихожусь мальчику дедом и опекуном, он разразился гневной тирадой в адрес моего бессовестного внука, который не только разбил витрину и усугубил свой проступок враньём, а ещё и назвал несуществующий номер дома. Пришлось выкручиваться — мы, мол, недавно сюда переехали, и мальчик просто назвал не ту цифру... Далее я был отведён к владельцу пострадавшего магазина, который, к счастью, удовлетворился чеком - несколько месяцев назад я очень кстати решил, что неплохо бы на всякий случай и в магловском банке счёт завести. Так что удалось обойтись без формальностей.
А дома, естественно, ждало письмо из Комитета по незаконному применению магии.
Младший хлюпал носом и клялся, что не бил эту проклятую витрину — ни магией, ни по-другому. И что это всё проделки какого-то незнакомого домовика, который отловил его на пустынной аллее парка и потребовал клятвы, что он не вернётся в Хогвартс. Я сурово сказал, что, как бы то ни было, а неприятности приключились по его вине, отправил беднягу на три дня «под арест» в его комнату и стал ждать результата.
Долго ждать не пришлось. Поставленная мною «сигналка» сработала на вторую ночь. В комнате младшего я появился как раз вовремя, чтобы избавить его от сложного морального выбора: сбежать из несправедливого заточения или гордо нести свой крест? Я полюбовался висящим за окном автомобилем, выслушал историю про пропавшие письма и с умным видом заявил, что это всё неспроста. А потом неожиданно для всей компании разрешил младшему прямо сейчас отправиться с братцами, «только побыстрее, а то к утру не успеете — будет нам всем по первое число, а также по второе и третье». Повторять дважды мне не потребовалось.
Так что свой двенадцатый день рождения младший встретил в полёте.
Молли они всё-таки попались. О том, что я присутствовал при их отлёте, компания — не иначе как в благодарность — умолчала, иначе ещё и мне бы досталось. А так в полученном на следующий день письме была только просьба разрешить Гарри пожить у них остаток каникул. Я, естественно, согласился. Послал с Кричером необходимые вещи, а заодно и не вручённые по причине отсутствия новорожденного подарки — от меня и от Сириуса с Ремом. Они собирались вернуться ещё тридцатого, но задержались на две недели, до полнолуния. И отнюдь не из-за Рема.
Жившая в одной из горных деревень волшебница попросила их о помощи: в округе уже около полугода разбойничал оборотень, убивший за это время четверых человек. Женщина призналась, что сама просто боится что-то предпринимать, а местные магические власти отмахиваются, списывая жертвы на обычных волков, которые в тех диких местах ещё водились. В местных деревнях в живности разбирались и оборотней «просто сказкой» не считали, но вычислить и отловить тварь тоже пока не смогли.
Блэк и Люпин смогли, хотя вести расследование пришлось очень осторожно - оборотнем мог оказаться любой из сельчан. И оказался-таки. С помощью аккуратных расспросов они примерно прикинули, где его искать, а в полнолуние просто выследили — в анимаформе. Сириус потом признался, что некий риск в этом мероприятии был, хотя и сведённый к минимуму приёмом аконитового зелья. Но оборотень в полнолуние воспринимает «сородича» в основном как соперника, так что Рем охотно слушался друга. Вдвоём они загнали противника в какой-то сарай на отшибе и не давали ему выбраться до утра, пока не произошла обратная трансформация. Потом связали и побыстрее сдали властям — магическим, разумеется. Пока местные самосуд не учинили.
История, кстати, оказалась трагическая. Оборотнем мужик стал лет десять назад и успешно это скрывал, уходя в полнолуние подальше в горы. Первой его жертвой стала ревнивая подружка, которая заподозрила дружка в неверности и решила его выследить. Ну и выследила. После чего у того просто снесло крышу, и следующие жертвы — двух молодых девушек и беременную женщину — он подкараулил уже намеренно. И, по собственному признанию, вовсе не собирался останавливаться на достигнутом.
В общем, хотя мужика и можно было пожалеть, но никаких угрызений совести ни Рем, ни, тем более, Сириус не испытывали. Хотя Рем временами становился мрачен и предпочитал эту историю лишний раз не вспоминать. И я его понимал.
К их возвращению «эпическая битва в хранилище знаний», как высокопарно выразился кто-то из близнецов, а проще — драка в книжном магазине, уже произошла (Сириус вслух пожалел, что не присутствовал и, паче того — что не поучаствовал), а для меня наступил самый, наверное, паршивый год в моей жизни. Если в прошлом году настоящая опасность ребятам грозила, пожалуй, только во время отработки в Запретном лесу, то на этот раз всё было гораздо серьёзнее. Да, до сих пор все события, которые я имел основания считать «осевой линией», происходили как по писаному и в свой срок. И всё же расхождения имели место — мелкие, незначительные, но теперь самая мелкая случайность, пустяшный сдвиг относительно «прошлой реальности», мог закончиться детскими трупами.
Я не знал, имею ли право не вмешиваться. Я не знал, что случится, если вмешаюсь.
До сих пор я рисковал, фактически, только собой. Или?
Прежде я не задумывался, что моё появление здесь и мои действия могут отражаться на событиях, со мной вроде бы не связанных. Зациклился на «осевой линии» и не думал о других. Вот, скажем, Дурсли — изменилась ли их жизнь от того, что в ней больше не было «ненормального» племянника? Например, заключил ли дядя Вернон тот контракт — на перфораторы, кажется, - который в прошлый раз сорвался по милости Добби? Или и на этот раз ему что-то помешало?
Что-то мешало мне просто пойти и спросить. Хотя, может быть, стоило бы. Просто чтобы понять... что? Не знаю. Но спросить я так и не решился.
Может, зря?
Мне остро не хватало кого-то, с кем можно... не посоветоваться даже, а просто поговорить обо всём этом. Но рассказать кому-то из друзей правду? Заставить любого из них вот так же терзаться? Этого я не хотел. Вопреки поговорке, беспокоиться вдвоём далеко не всегда проще. Скорее наоборот.
Была и ещё одна — сугубо личная — причина, по которой я не хотел без крайней необходимости рассказывать Блэку и Люпину правду о себе. Я боялся потерять... нет, не их доброе отношение, конечно, оно бы никуда не делось, я думаю. Просто стало бы... другим.
А мне этого не хотелось.
Вначале они для меня были, если можно так выразиться, памятью о прошлом. Воскресшим воспоминанием о тепле, которого мне так не хватало когда-то. Но за эти два года я увидел и узнал их совсем по-другому, и теперь они были моими друзьями — друзьями меня-сегодняшнего, не Гарри Поттера, а Генри Эванса. И именно друзьями. Хотя по возрасту они и годились мне в сыновья, но вовсе их не заменяли — точно так же, как в детстве не заменяли отца. Они были — они. Точнее, каждый из них был — он. Единственный и неповторимый. И это меня более чем устраивало.
Хотя иногда ужасно хотелось рассказать им что-то — из будущего. Или хотя бы сварить Рему усовершенствованного аконитового зелья, на которое его сын — в память об отце — потратил несколько лет и добился-таки устранения большей части побочных эффектов, сокращения числа приёмов и стабильности состава, позволяющей заготавливать зелье впрок и продавать в аптеках.
Но вот уж этого делать точно не стоило.
***
Провожать детей я снова не пошёл. На этот раз мне не понадобилось даже отговариваться делами. Гарри весь месяц провёл у Уизли, так что было вполне логично, что на вокзал он тоже поедет с ними. Мы с Сириусом и Ремом навестили их в последние выходные августа, потом Сириус отправился, по его собственному выражению, «к месту отбывания каторги», Рем снова принялся за поиски работы, а я стал ждать развития событий. Которые, к счастью или нет, начали развиваться по памятному мне сценарию — с той разницей, что половину штрафа за выходку мальчишек я взял на себя. И даже не стал сообщать младшему, что я думаю о разумности их действий. В конце концов, он только повторил мою же глупость. Интересно, чем я тогда думал? Уж точно не головой!
Впрочем, насколько я помнил, насчёт глупости им и без меня всё объяснили: Минерва логично, а Молли — эмоционально. И если в первом я ещё мог сомневаться, то второе узнал точно, Августа рассказала. Со слов Невилла, разумеется.
За время эпопеи с компенсацией мы с Августой привыкли видеться каждую неделю, а то и не по разу. В августе, правда, встречались только однажды, зато с начала учебного года взяли за правило вместе пить чай по субботам. Я уверял себя, что таким образом получаю возможность дополнительно контролировать ситуацию в Хогвартсе, но это была только часть правды. Вторая часть, в чём я далеко не сразу себе признался, заключалась в том, что мне просто нравилось общество Августы Лонгботтом.
Ну и ладно.
Ещё летом я решил совместить приятное с полезным, то есть заняться нужным делом и несколько скрасить себе ожидание вестей из школы. Теперь у нас в руках было два хоркрукса, и это позволяло «предположить» наличие других. Причём местоположение одного из них — кольца — я и на самом деле не знал. А найти его было необходимо, и как можно скорее. Найти — и нейтрализовать. Во всяком случае, если я хотел включить Дамблдора в список выживших.
В принципе я мог бы поискать перстень и сам, исходные данные у меня были, но мне хотелось эти поиски с самого начала «легализовать». Случай представился перед самым отъездом Сириуса: Дамблдор заглянул к нам на Гриммо, якобы «спокойно выпить чаю и поговорить о чём-то кроме расписаний уроков и закупки овсянки для завтраков». Я решил, что тема хоркруксов предельно далека от уроков и овсянки, и с чистой совестью завёл разговор о продолжении поисков.
Для начала я изложил свои «якобы-выводы»: хоркруксов может быть больше двух, и если оба найденных созданы из реликвий Основателей, то и третий-четвёртый могут оказаться из того же ряда. Спорить никто не стал. Дамблдор только уточнил, что от Годрика, насколько известно, остались всего два артефакта: меч и Распределительная шляпа - и ни один из них хоркруксом не является. А единственный известный артефакт Ровены Равенкло, диадема, давно считается утерянным. Я провокационно предложил поискать. Дамблдор пообещал поднять всю доступную информацию, но на успех просил особо не рассчитывать: искали Диадему много и безрезультатно. Так что стоит подумать, что ещё в принципе мог бы использовать Волдеморт. Если считать, что хоркруксов больше двух и что он действительно выбирает для них не первые попавшиеся вещи — последнее, впрочем, можно считать доказанным.
Пока я искал способ потактичнее навести разговор на родовые реликвии, Сириус задумчиво проговорил:
- Мой дядя Альфард учился вместе с Риддлом. И сильно того не любил. Презрительно так не любил.
- Это как? - удивился Рем.
- Ну как... Как аристократ — того, кто пытается косить под аристократа.
- Альфард не верил в то, что Том - наследник Слизерина? — приподнял брови Дамблдор.
- Не очень. Но дело сейчас вот в чём: дядя как-то помянул, что Риддл носил фальшивый перстень, якобы доставшийся от предков по материнской линии. То есть это дядя был уверен, что фальшивый, а на деле, может, и настоящий. На пятом курсе носил, а потом перестал.
Дамблдор нахмурился, вспоминая.
- А ведь прав твой дядя, я тоже припоминаю, что был у Тома такой перстень. Я не думаю, что это была копия, хотя... Перстень был у его деда, а потом у Морфина, его дяди. С Морфином Том встречался только один раз и при таких обстоятельствах, что носить после этого фамильный перстень было бы... хм... неосторожно.
- И почему? — счёл нужным удивиться я.
- Морфина посадили в Азкабан за убийство трёх маглов, - медленно проговорил Дамблдор. — Но он их не убивал. Их убил Том — и внушил Морфину ложные воспоминания. Это было не так уж сложно, Морфин ведь давно точил зубы на этих людей, вот только не решался сам действовать. Ну и потом, это был необученный и спившийся тип, Тому, даже шестнадцатилетнему, и близко не противник.
- Убил троих маглов, говорите? — Сириус переглянулся с Ремом. — И кого, если не секрет? Вряд ли первых попавшихся.
- Своего отца, деда и бабку.
Сириус присвистнул, Рем нахмурился, а я поинтересовался, что такого ужасного сделал Риддлу собственный отец. Кроме того, что был маглом, разумеется.
В ответ мы получили историю «любви» Мерпы Гонт — несколько урезанную по сравнению с изложенной мне в прошлой реальности и без «картинок». Дамблдор не стал скрывать, что большую часть информации получил от Морфина, которого сумел «расколоть», вытащив из-под наведённой «липы» подлинные воспоминания.
- Надо ещё раз посмотреть в Думосборе, в таких делах не стоит полагаться на память, - закончил он. — Но, по-моему, во время встречи с Томом перстень у Морфина был. А вот потом уже не было, Морфин сам об этом постоянно твердил — украли, мол. И был, видимо, прав, вряд ли даже такой пьяница сумел потерять фамильную реликвию - и именно в этот день.
- А значит, - подхватил Сириус, - Риддл колечко и прибрал. И либо побоялся долго носить ворованное, либо использовал это убийство для создания хоркрукса и припрятал. Второе — вероятнее.
В общем, мы решили, что поискать стоит, а начать надо с дома Риддлов и хижины Гонтов, если она, конечно, сохранилась. Рем заикнулся было, что у него как раз времени в избытке, но Сириус, видимо, вспомнив о брате, заставил его поклясться, что в одиночку он этим заниматься не станет. Меня это очень устраивало, так что я поклялся добровольно. Дамблдор же сказал, что у него пока нет времени этим заниматься, так что если мы хотим…
Мы хотели.
Поиски мы начали в конце сентября с хижины Гонтов, от которой остались полуобвалившиеся развалины. Ясно было, что если Риддл и спрятал кольцо здесь, то укрыл его от случайного взгляда, так что мы внимательно проверяли каждую мелочь всеми доступными нам магическими методами, хотя и было ясно, что прятать хоркрукс в предмет, который можно унести, Риддл не стал бы. Но, как говорится, лучше перебдеть.
У меня было время поразмыслить, и я пришёл к выводу, что Дамблдор не случайно нарвался на проклятие кольца. Не в Воскрешающем камне тут дело, тот не требовал надевания на палец. Скорее всего, этого требовали чары, наложенные на само кольцо - ничего в принципе эксклюзивного, такие встречаются, хотя нечасто и не особо мощные. Но кто сказал, что эти - мощные? Обычно такие чары действуют как бы исподтишка, если не знать — непременно попадёшься. А вот если знать… в общем, я с самого начала изложил Рему все эти соображения под видом примера «как может быть защищён ценный артефакт», для камуфляжа добавив ещё кое-какие случаи из собственной практики. Впрочем, про «чару-приманку» он и сам слышал и согласился, что нечто подобное в сочетании с наложенным на предмет проклятием может иметь место. Так что мы действовали осторожно и страховали друг друга.
О событиях Хеллоуина Гарри мне написал. А вот о голосе в стенах умолчал и вообще был краток, чем меня только порадовал: я надеялся, что в письмах Сириусу он будет не более откровенен. Сириус слишком умён и начитан, чтобы не сложить два и два гораздо раньше, чем это удалось сделать Гермионе. Правда, он пока не в курсе, что его крестник — змееуст, но если события и дальше пойдут по прежнему сценарию, об этом вскоре должна узнать вся школа.
Интересно, сообщит мне Гарри эту новость или нет?
Гарри не сообщил, и я его понимал — как о таком писать? Зато Невилл описал всю историю подробно, за что я был ему крайне благодарен. Августа вслух возмущалась «глупыми суевериями» и говорила, что всё наверняка скоро выяснится, но я видел, что события в школе её сильно тревожат. И, к сожалению, ничем не мог её успокоить. Не говорить же, что её внуку ничего не грозит! Во-первых, откуда я мог бы это знать? А во-вторых — я ведь и правда ни в чём не был уверен! Так что себя бы успокоить...
Вот о заговоренном бланджере младший написал — и выигрышем похвастался, и на Добби пожаловался, зря, мол, вы мне не верили. Впрочем, имени домовика он в письме не называл, что меня только порадовало. Сириус мог это имя случайно знать, и не стоило давать ему лишний материал для дедукций.
С победой я младшего вполне искренне поздравил, за мужество — похвалил, а насчёт домовика сурово ответил, что наказал его не из-за недоверия, а за то, что не сумел справиться с ситуацией. Вот не выгляни я тогда в окно...
Кто бы знал, чего мне стоила вся эта суровость!
Но пока что деваться было некуда. Я не мог позволить близости — ни ему, ни себе. Мне и так было чертовски сложно удержаться от желания хоть как-то вмешаться. Чёрт возьми, да хоть посоветовать держаться подальше от Локхарта! И подарить Рону нормальную палочку.
Или хотя бы спросить, сломал ли тот свою.
На Рождество Гарри опять остался в школе — якобы из-за Рона. Гермиона осталась тоже, что было явственным намёком: «хитрый план» под кодовым названием «Оборотное зелье» имеет место быть. Ну и отлично. К тому же данная конкретная глупость им ничем не грозит, хотя бы за это не надо волноваться.
А я и так не находил себе места.
О несчастье с Джастином младший упомянул буквально одной строчкой, как о чём-то не очень значительном — видимо, боялся, что мы будем настаивать на его возвращении. Но на каникулах я расспросил Невилла и узнал, что Ник в этом происшествии не участвовал. Вот они — сдвиги, которых я так боялся! Утешало только то, что Джастин всё же остался жив, хотя я и не понимал — как.
Узнав, что Гарри на каникулы не приедет, Сириус тоже не захотел возвращаться. Вместо этого он пригласил нас к себе, в Испанию. Мне хотелось поехать — в этой стране я не был, не довелось как-то. Но я боялся, что своим мрачным видом испорчу ребятам праздник, да и на лишние расспросы нарываться не хотелось. Так что я сделал загадочное лицо и сообщил, что у меня уже есть планы на Рождество. Уж не знаю, что они там подумали, но переглянулись очень понимающе.
На самом деле я встречал Рождество в ресторане. Магловском. В компании совершенно незнакомых людей. Мне хотелось хоть ненадолго расслабиться и отвлечься от проблем магического мира. И, надо признать, это вполне удалось.
Хотя голова наутро болела просто зверски.
После рождественских праздников в делах наступило затишье, и мы с Ремом вплотную занялись поисками кольца. Развалины хижины Гонтов мы уже перебрали практически по досочке и теперь перебрались в особняк Риддлов. Дом стоял пустой, так что нам никто не мешал. Приходилось только опасаться сторожа Брайса, но эту проблему мы легко решили с помощью заглушающих и маскирующих чар. Правда, все труды были напрасны. Мы с обыскали все укромные и не очень уголки, визуально и с помощью заклинаний, но не нашли ровно ничего. То есть нашли довольно много всякого, но ничто из этого не было кольцом Гонтов.
Становилось ясно, что либо кольцо спрятано где-то в другом месте, либо мы не умеем искать. Ремус предложил сделать перерыв и хорошо всё обдумать. Я согласился: с приближением весны у меня снова появилась работа, так что наши поиски в любом случае пришлось сократить. Эти несколько месяцев я прожил почти спокойно, поскольку помнил, что в Хогвартсе за это время не должно произойти ничего экстраординарного. О том, что «не должно» и « не произойдёт» - вещи разные, я старался не думать.
В самом начале мая я практически одновременно получил два письма.
Первое — сумбурное и почти паническое — было от Гарри. Младший писал, что произошло новое нападение, жертвой стала Гермиона, Хагрида арестовали, а Дамблдора выгнали, но Хагрид точно не виноват, мало ли что там Малфой врёт. Причём тут Малфой, я искренне не понял. Рем тоже. А вот насчёт Хагрида он меня просветил. Оказывается, Мародёры ещё в школе умудрились разговорить лесника и его историю знали не хуже меня. И именно поэтому Рем был убеждён, что Хагрид невиновен, о чём мы и написали младшему. И просили их с Роном быть осторожными. На послушание мы не особо надеялись, но надо же что-то сказать?
Второе письмо было от Дамблдора. Директор сообщал о своём отстранении и обещал, что постарается с этим вопросом разобраться. «Я понимаю, - писал он, - что моё отсутствие в школе в такое время крайне несвоевременно. Но я оставил там Фоукса, он, если что-то понадобится, сообщит мне и окажет необходимую помощь. Он много умнее, чем принято думать, и весьма могущественен».
Рема это письмо успокоило. Меня тоже, хотя и не до конца. Я-то ведь знал, что должно произойти. Ну, хотя бы Фоукс точно будет на месте.
Сириусу было хуже всех: о событиях в Хогвартсе он узнал из газеты. Младший ему тоже написал, но пока сова добиралась до Испании... в общем, в тот же вечер Сириус появился дома. Мы обсудили ситуацию - я старался больше слушать, чем говорить, чтобы, чего доброго, не проболтаться, - но ни к каким конкретным выводам не пришли. Кроме двух одинаково неутешительных: это ещё не конец, и мы ничего тут не можем предпринять. Даже если проберёмся тайно в Хогвартс. Впрочем, сошлись мы ещё в одном: что бы там ни происходило, это так или иначе касается Гарри.
Так что остаток мая мы сходили с ума уже втроём.
О том, что всё закончилось благополучно, мы узнали из газеты. Винить в этом Гарри я не мог — прекрасно помнил, как до вечера отсыпался после победного пира. Так что письмо от него пришло только на следующий день и начиналось словами «вы уже, наверное, знаете...». А заканчивалось: «... Малфой сволочь и мало ему дядя Артур надавал тогда!». О том, что чуть не погиб, младший умолчал, это я вытянул из него уже потом, после возвращения. С просьбой «никому-никому не говорить, потому что зачем?». Я охотно обещал, поскольку тоже считал, что остальным этого знать вовсе не обязательно.
Кстати, Джастина, оказывается, спасли хорошо отполированные доспехи. Или подвели, тут уж как посмотреть — может, он и не обернулся бы?
Я опасался, что ребята младшего захвалят, но Сириус, выслушав рассказ о бое с василиском, только хлопнул его по плечу со словами: «Молодец, наш человек!», а Рем добавил тихо: «Отец гордился бы тобой». Но Гарри эта сдержанная похвала была, кажется, куда важнее и приятнее, чем бурные восторги миссис Уизли.
Сам я попытался отмолчаться, но Гарри так откровенно ждал моей реакции... Я назвал его «отважным рыцарем из легенды — с мечом и спасённой принцессой». Младший решил было, что я насмешничаю, и приготовился обижаться, но понял, что всё всерьёз, и возгордился. А потом смутился и забормотал что-то на тему «какая ещё принцесса, она мне как сестрёнка просто». Сириус тут же высчитал степень родства. Получилась никакая не сестра, а четвероюродная племянница. Младший смутился ещё больше. Я — внезапно — тоже. И, чтобы скрыть это, принялся выговаривать за скрытность ему — зачем, мол, не рассказал о таинственном голосе? На вопрос он не ответил, зато пообещал «в другой раз» так не делать.
И, кажется, отлично понял, что ответ мне и не требовался.
Он вообще, как мне кажется, понимал меня даже лучше, чем я его. Я ждал совпадений, и любое различие вызывало у меня растерянность. А он видел общее. Хотя и не догадывался — насколько.
Сириус, как я и опасался, всё же устроил Дамблдору скандал. Правда, на удивление вежливый скандал. Я счёл правильным присоединиться, правда, ещё более сдержанно. Директор признал свои ошибки, каялся, а под конец повернулся к молча вздыхающему в уголке Люпину:
- Ремус, а ты не хотел бы тоже попробовать себя в роли преподавателя? У Сириуса вот неплохо получается. Заодно и приглядишь за мальчиком. И опекунам будет спокойнее.
- Ну... — ошеломлённо протянул Ремус. А у меня само вырвалось:
- Только при условии годичного контракта!
Все трое уставились на меня с равным удивлением. Пришлось выкручиваться:
- Считайте меня суеверным идиотом, но я слышал, что эта должность проклята.
- Какая? — невинно поинтересовался Дамблдор. Я не дал себя сбить:
- В Хогвартсе сейчас только одна вакантная должность. И на ней только на моей памяти сменилось трое преподавателей.
- Генри прав, - заметил Сириус. — У нас тоже преподаватели ЗОТИ едва ли не ежегодно менялись, помнишь, Луни? И шутка про проклятие ходила.
Дамблдор с сомнением покачал головой. Но спорить не стал.
Потом мы обсудили проблему хоркруксов. Дамблдор сказал, что у него есть основания предполагать наличие ещё трёх или четырёх - я не смог решить, удалось ли ему разговорить Слагхорна или это были всё же интуитивные догадки. Мы с Ремом отчитались в своих поисках. Сириус хмыкнул:
- Хоть ищи под этой дурацкой хижиной ещё одну Тайную комнату.
- А почему бы и нет? — неожиданно поддержал мысль Дамблдор. — Что-то столь же масштабное там вряд ли отыщется, а вот какой-нибудь погреб или хотя бы подпол должен быть. Их дом хотя и был достаточной развалиной уже во времена Марволо, но не сарай всё-таки.
- И, скорее, всё же отдельно стоящий погреб, - подхватил Сириус. - В доме вы всё проверили на скрывающие чары, так?
Дамблдор кивнул:
- Да, тем более что в старину именно так и предпочитали строить. Можно предположить, что Том использовал такой погреб как тайник и укрыл его магией.
Мы с Ремом переглянулись и смущённо опустили глаза. Такая простая мысль почему-то не пришла нам в головы.
Следующие несколько дней мы обшаривали с помощью магии участок вокруг останков хижины. Мне пришлось договариваться на работе — отпускать ребят туда одних я не хотел, а просить их отложить поиски оснований не было. Младший обиженно намекнул, что он, мол, доказал своё право участвовать во «взрослых» делах. Я был настроен решительно, но Сириус внезапно заявил: «А почему бы и нет?» Мы немножко поспорили, потом расписали ему ужасы парной аппарации, но в конце концов стали брать мальчишку с собой с условием «делать, что велят, и никуда не лезть без спроса».
Как показал опыт, мы были правы.
Гарри честно никуда не лез. Он всего лишь уронил подаренный Сириусом ножик и начал его искать. Вручную, поскольку Акцио ещё не выучил.
Всё же в детстве я был чертовски удачлив. Хотя порою и весьма своеобразно. Но на этот раз удача получилась без всяких «хотя»: разыскивая ножик, младший обнаружил небольшой камень с выбитой на нём змейкой. Точно такой, как на том кране в туалете Миртл.
Не обнаруженная нами даже с помощью магии крышка послушно откинулась на первое же «откройся», произнесённое на серпентарго.
В подвал спустились мы с Ремом. Сириус с младшим остались наверху с наказом держать дверь открытой. Я посветил фонариком (когда палочка в любой момент может понадобиться для другого, это куда удобнее Люмоса) и обнаружил довольно просторный и совершенно пустой погреб. Но разочароваться мы не успели: на этот раз первое же магическое сканирование показало нишу в стене. Да и прикрыта она была всего лишь одной из ветхих полок, когда-то, видимо, служивших для хранения продуктов.
В нише обнаружилась небольшая шкатулка.
Не подходя близко, Ремус попробовал магией приподнять шкатулку. Та не шелохнулась. В моём сознании возникли смутные ассоциации, переросшие в острый приступ дежа вю, когда попытка открыть шкатулку Алохоморой легко удалась. И именно поэтому я успел перехватить Рема, потянувшегося к шкатулке. Он рванулся, я оттолкнул его подальше и поторопился захлопнуть крышку. Это обезопасило меня, но не сняло помрачения с Рема, вновь попытавшегося добраться до вещицы. К счастью, он так рвался к «добыче», что не сообразил использовать против меня чары. А вот я — сообразил. Драка в тесном погребе могла закончиться плохо, да и сил у тридцатилетнего всё же побольше. Так что я посчитал Ступефай меньшим злом. Потом перекрыл нишу стандартным аврорским «пологом» и вытащил Рема наружу.
Для начала я успокоил Сириуса и Гарри. Потом рассказал им, что произошло. Потом — не без опаски — снял оглушающие чары.
Убедившись, что помрачение прошло и Рем ведёт себя совершенно нормально, мы приступили к расспросам.
- Там действительно кольцо, - рассказал Рем. — Такое, как Дамблдор описывал. И я... мне показалось, да нет, я уверился, что с его помощью можно излечиться от ликантропии. Стоит только надеть на руку.
Я невольно присвистнул. Оказывается, то, что камень в кольце действительно Воскрешающий — просто совпадение? Будь там совсем другой камень — Дамблдору всё равно показалось бы, что с его помощью можно вернуть сестру?
- Это что же, вроде боггарта наоборот? — предположил Сириус. — Так, может быть, и не трогать эту дрянь, а спалить Адским пламенем, где лежит?
- Не надо! — Я не был уверен, что даже такой артефакт, как Воскрешающий камень, устоит против Адского пламени. Равно как и в том, что статус «Повелителя Смерти» не есть обязательное условие для выживания младшего после уничтожения сидящего в нём хоркрукса. — Это кольцо может быть само по себе далеко не простым, не стоит губить его совсем. У нас есть меч, впитавший яд василиска, его должно хватить. Можно попробовать разрубить кольцо вместе со шкатулкой. Один рубит, второй страхует.
- По мне, так лучше бы сжечь — и проще, и безопаснее, - проворчал Сириус, но настаивать не стал.
С мечом ничего не вышло. То есть меч-то нам Дамблдор дал, хотя и с некоторым сомнением, но дальше возникли сложности.
Во-первых, шкатулка стояла в нише и для меча не было размаха. Но с этим мы справились — просто срезали кусок стены сверху, раз уж саму шкатулку вытащить не удавалось. Земляным работам заклятие почему-то не препятствовало.
А во-вторых, шкатулку-то я разрубил. Точнее, искрошил в щепки, она оказалась деревянной. А вот само кольцо как лежало, так и продолжало лежать. Невредимое.
Надо сказать, что «манок» действовал действительно мощно, удержаться было трудно даже мне, хорошо помнящему настоящий эффект от надевания колечка. Спасибо Рему: он раскопал где-то в библиотеке рецепт старинного зелья для увеличения сопротивляемости ментальным воздействиям. По количеству побочных эффектов оно примерно соответствовало ликантропному зелью вкупе с тремя бутылками огденского — что исключало возможность частого или длительного применения — но своё дело делало.
Мы выбрались из погреба и устроили совещание. Сириус снова заговорил об Адском огне. Спорить, не открывая природу камня в кольце, было проблематично, и я уже начал придумывать, откуда бы мне, особенно учитывая «иностранное происхождение», могло быть известно про этот самый камень. Но тут мне в голову пришла вроде бы здравая мысль:
- Перстень «требует», чтобы его надели. Возможно, тут сможет помочь органика?
Выражение лиц ребят меня позабавило.
- Нечто живое, - пояснил я. — Или нечто, что недавно было живым. Меч-то металлический. Это как с тем зельем в чаше — вылить нельзя, зато выпить можно.
- Клык василиска? — первым сообразил Сириус.
В общем, мы временно запечатали кольцо парой заклинаний (скорее для собственного успокоения, поскольку вход в погреб и так был вполне надёжно укрыт) и решили, что торопиться особо некуда - Рем с помощью Гарри вполне сможет добраться до клыков и после начала учебного года. Собственно, можно было бы и вовсе не торопиться с уничтожением хоркрукса, коль скоро другие мы сохранили, но... не знаю, какими были мотивы остальных, а я всё время держал в голове, что если «осевая линия» не изменится, то чуть больше года спустя здесь обоснуется Питер с полувоплощённым Волдемортом и его милой змейкой. В присутствии которой копаться в захоронке будет крайне проблематично.
С другой стороны, в том состоянии Волдеморт малоподвижен, а посвящать Питера в тайну своего тайника вряд ли станет, так что до конца года проверить сохранность кольца не сможет. А потом... насчёт «потом» у меня были далеко идущие, но пока что довольно смутные планы. Но в любом случае риск, что Волдеморт узнает об уничтожении кольца, я считал меньшим злом, чем риск упустить его из рук. Разве что можно было опасаться создания ещё одного, неизвестного мне хоркрукса, но я надеялся, что Волдеморт на это не решится. А если всё же решится... ну что ж, придётся повторять квест «пойди туда — не знаю куда». В конце концов, мысленную связь с ним младшего никто не отменял. А без риска в любом случае не обойтись.
И мой внутренний голос вроде бы не возражал...
Младший был доволен и горд: он не только поучаствовал в серьёзном деле, но и доказал свою полезность и даже незаменимость. Мне очень хотелось провести с ним хотя бы недельку где-нибудь в тихом и спокойном месте, без всяких хоркруксов и прочих смертельно опасных тайн, но не получалось. Дальше откладывать работу было нельзя, если я не хотел вовсе её лишиться. Так что Гарри с Сириусом отправились на побережье, купаться и загорать, Люпин — в библиотеку, готовить учебные планы, а я — в Эдинбург, успокаивать почти потерявшего терпение заказчика.
Если Дамблдор и имел что-то против такого расклада, то промолчал.
***
Грядущий учебный год, как мне казалось, обещал быть тихим и спокойным. Вряд ли из Азкабана именно сейчас сбежит ещё один заключённый, не так ли?
Заключённый не сбежал, но кое-какие события пошли на удивление похоже.
Для начала, я получил письмо от младшего с описанием первого урока Люпина и немало повеселился, читая описание достопамятной истории с боггартом Невилла. Как бы я сейчас не относился к Снейпу — а относился я сложно, — ту шутку, надо признать, он честно заслужил. Я долго думал, рассказать ли историю Августе — Невилл, естественно, этого делать не стал. Решил всё же рассказать. Она посмеялась, а потом неожиданно спросила:
— А что, моя шляпка действительно так по-дурацки выглядит?
— На Снейпе — да, — искренне ответил я, тут же отругав себя за длинный язык: ну откуда мне знать-то? Августа моей оговорки вроде бы не заметила. При следующей нашей встрече на ней была новая шляпка. На мой взгляд, не менее дурацкая, но этого я ей, естественно, не сказал.
Кроме истории с Невиллом младший писал, что Люпин всем очень понравился и другим классам тоже. А дальше шло самое интересное:
«Профессор Люпин (я буду его так всегда называть, чтобы не сбиваться, ладно?) не хотел пускать меня к боггарту, потому что думал, что я боюсь Волдеморта. Но на самом деле оказалось, что я боюсь дементоров, представляешь, боггарт в него на самом деле превратился, как по-настоящему, не только снаружи! Профессор Люпин сказал, что я боюсь страха, я не понял, как это. Но это неважно. Потому что он обещал учить меня защищаться от дементоров, как ты тогда, помнишь, обещал? И Рона с Гермионой он тоже обещал учить. Только их не по-настоящему, у них же боггарт в дементора не превратится, а без этого нельзя понять, сумеешь ты вызвать Защитника, когда надо будет, или нет. Но лучше всё-таки уметь хотя бы так, правда? А меня он будет учить по-настоящему. И я теперь знаю, почему Сириус сам не смог защититься, хотя он взрослый и умеет, это из-за Азкабана, а я боялся спросить, чтобы он не обиделся».
Странно... мне казалось, что у младшего не должно быть такого боггарта, ведь та история кончилась вполне благополучно. А с другой стороны — я ведь не проверял, изменился ли мой боггарт после той ночи у озера. Может, и не изменился, как знать. Уметь защищаться — ещё не значит изжить страх.
Ещё младший писал, что Гермиона завела себе рыжего кота и ссорится из-за него с Роном — тот назвал кота «дурацким», а кот обиделся и цапнул Рона за палец.
Оставалось только надеяться, что в отсутствии крысы ссора не приобретёт такого накала. Но этой надежде не суждено было оправдаться — поссориться парочка умудрилась всерьёз и именно из-за кота. Причём в данном случае Живоглот именно пакостил и именно как кот: пробирался в мальчишескую спальню и писал в ботинки Рона. Разумность он проявлял в способах проникновения и в том, что выбирал для своих диверсий то правый ботинок, то левый — поочерёдно. Впрочем, во всём этом был и положительный момент: Рон в совершенстве овладел очищающим заклинанием. Но бесился, и я его понимал. А вот Гермиона — нет. Так что ссориться им, похоже, предстояло долго.
Несколько неожиданно для меня в точности повторилась история с Драко и Клювокрылом. Впрочем, как раз в этом не было ничего странного: ни характер Малфоя-младшего, ни характер гиппогрифа, от моего присутствия или отсутствия не зависели. Мне было любопытно, чем всё закончится. Не станет же Дамблдор провоцировать Гермиону использовать хроноворот только ради зверя? Я попытался узнать, нельзя ли что-то сделать официально, но выяснилось, что нет: я никоим образом не был причастен к тяжбе, а Хагрид, выступавший как хозяин зверя, числился совершеннолетним и дееспособным, так что должен был отвечать за своего питомца сам. Я не стал настаивать — в конце концов, «осевая линия» была на стороне Клювокрыла.
Разрешение на Хогсмид Гарри, естественно, получил. У меня не было повода, да и оснований его не подписать. А найди я таковые, подписал бы Сириус. Но Карта младшему, тем не менее, досталась — от Люпина. А тому — от близнецов. Естественно, не добровольно: он очень удачно оказался рядом, когда Снейп заловил их в будний день с бутылками сливочного пива и принялся выворачивать им карманы, как мне когда-то. Карта даже поизмывалась над взбешённым профессором практически также. Впрочем, Рем, от которого я и узнал о происшествии, цитировать её фразы тактично не стал. Больше всего он недоумевал, как это такие ушлые парни могли попасться Снейпу. Но коли уж попались...
Карту он отдал Гарри в качестве наполовину наследства, наполовину подарка — с согласия Сириуса и с просьбой «не злоупотреблять». Что именно Рем имел в виду под «злоупотреблениями», я бы не взялся сказать. Скорее всего, употребление во зло. Ну что ж, этого, пожалуй, можно было не опасаться.
В ноябре от младшего пришло отчаянное письмо: во время игры бланжер попал в ручку «Нимбуса» и разнёс его в щепки. По мнению Гарри — лучше бы ему руку сломал, благо не впервой. Я ему посочувствовал, пообещал к следующей игре как-нибудь решить проблему и посоветовал пока что тренироваться на школьной «Комете»: для опыта это даже полезно.
Решать мне ничего не пришлось: Сириус, которому младший тоже пожаловался, написал, что подарит ему новую метлу на Рождество. И я даже подозревал, какую именно.
И не ошибся.
На рождественских каникулах Люпин с помощью Гарри добыл клыки василиска — прихватил на всякий случай пять штук и кусок шкуры в придачу. Ради этого младшему снова пришлось остаться на каникулы в Хогвартсе: лезть в Тайную комнату, когда в школе полно народу, они не рискнули. Но Рон и Гермиона не бросили друга одного, и втроём они весело провели время. Мы с Сириусом тоже провели время нескучно — уничтожили-таки кольцо. Я, конечно, уже не был змееустом (о чём, кстати, жалел), но произнести одну-единственную команду сумел, помнится, даже Рон. Идея насчёт «органики» себя вполне оправдала, клык, в отличие от меча, кольцо разбил. Брать его руками мы всё равно не рискнули, а вот подцепить тем же клыком и стряхнуть в приготовленную коробочку теперь вполне удалось. Кольцо я до поры спрятал в Блэк-холле, в тайнике, а Дамблдору коротко доложил о его уничтожении. Тот отлично почувствовал моё нежелание вдаваться в детали, хотя вряд ли понял его причину. Но не настаивал.
В целом учебный год и вправду выдался спокойным — почти до конца. Люпин неожиданно вернулся раньше, чем должен был, сразу после полнолуния. Выглядел он отвратительно, так что я его сперва загнал в постель, а уже потом начал расспрашивать.
— Началось с того, что я — под надуманным предлогом — отобрал у Гарри Карту. Я подозревал, что ребята что-нибудь учудят по поводу Клювокрыла — ты ведь знаешь, что его всё же приговорили? — и хотел за ними проследить. Ну и проследил. Как раз потянулся за бокалом с последней порцией своего зелья, его надо пить перед самым закатом, и тут в очередной раз посмотрел на Карту. А там — две Гермионы, представляешь? Одна стоит за кустами со стороны огорода, а вторая бежит к домику Хагрида с другой стороны. У меня рука дрогнула, бокал со стола полетел... пришлось плюнуть на всё и бежать в Хижину, пока не поздно, превращение могло ведь и на закате начаться, сам знаешь. А оставаться в кабинете...
— А что, ещё порцию попросить нельзя было? — перебил я.
— Нельзя. Снейп при мне всё до капельки из котла выцедил и сказал, что это, слава Мерлину, последняя порция и больше он на меня тратить казённые ингредиенты не намерен.
Я сообразил, что вообще-то следовало сначала задать другой вопрос. И поторопился исправиться, тем более что мне действительно было любопытно:
— Погоди, ты сказал «вторая Гермиона»?
— Да. Я потом Гарри осторожно поспрашивал, только он, похоже, сам этого не понимает. А вот Клювокрыла они всё-таки украли. Гарри говорит — в горах спрятали.
— Их же могли из окон заметить!
— Не могли, они его сперва в Лес отвели, а взлетели, когда почти стемнело. И они были под Мантией, так что если кто и заметил, так только летящего гиппогрифа. Это если верить Гарри, но чего бы он мне стал врать? И он просил позаботиться о звере, они его там привязали, чтобы обратно не вернулся. Дорогу он мне рассказал, место приметное. Надо будет завтра слетать. Сегодня я немножко не в форме, как ты понимаешь.
— Расскажешь дорогу — я сам слетаю, — махнул рукой я. — Ладно, с этим в общем и целом понятно. А что непонятно — у ребят выясним, когда приедут. Мне другое неясно: на кой ты вернулся, да ещё в таком состоянии? Отлёживался бы спокойно.
Он вздохнул:
— Кто-то пустил по школе слух, что я оборотень. И я в принципе догадываюсь, кто именно.
Я тоже догадывался. Интересно, что его на этот раз так разозлило?
— Я, убегая, не запер дверь кабинета. Хорошо хоть Карту успел свернуть, не хватало ещё, чтобы Снейп ребят там увидел. Понятия не имею, зачем он ко мне зашёл, но разлитое зелье заметил. Сам намекнул на прощание. Весьма прозрачно намекнул.
— И ты уехал?
— Да. Зачем дразнить гусей? Год всё равно скоро закончится. Неделей раньше, неделей позже...
В этом он был прав, конечно...
Клювокрыла я отыскал, хотя и не без труда: ребята неплохо описали дорогу, у них хватило ума «привязаться» к реке и двигаться над ней, но в лунном свете пейзаж всё же выглядел несколько иначе, чем днём. Голодный зверь встретил меня неласково, но после нескольких шматов мяса и положенных поклонов подобрел, и расстались мы друзьями. Я подумал, что нужно будет попросить Сириуса, как только тот вернётся, поговорить со зверюгой и объяснить, чтобы оставался там и не вздумал возвращаться к Хагриду. Не держать же беднягу постоянно на привязи!
Гарри мы взяли в оборот, как только он вернулся домой. Он, впрочем, был и не склонен скрывать от нас свои подвиги, резонно считая, что в этом случае мы его поддержим.
— Мы Хагрида утешить пришли, поговорили с ним, посмотрели на Клювокрыла, как он в огороде сидит. Привязанный. Хагрид сказал, что отпустил бы его, но боится в Азкабан загреметь. Он же там был уже. Ну вот, мы разговаривали, а тут Фадж с палачом этим, Макнейром, и Дамблдор, и ещё какой-то тип. Мы под плащом убежали через заднюю дверь и спрятались. Смотрим — Фадж из окошка выглянул, на огород, где Клювик привязан. Ну, думаем, сейчас выйдут и всё! А тут Гермиона говорит, чтобы мы быстро Клюва уводили, к лесу, обязательно вон туда — и рукой показала. И убежала. Мы смотрим — Фадж от окна отошёл. Мы быстренько на огород, Клювокрыла отвязали и повели к лесу, ну, сперва поклонились и всё такое. Только-только спрятаться успели, а тут эти все выходят на огород. Макнейр этот как увидел, что гиппогриф сбежал, так своим топором начал по тыквам колотить со злости. А Дамблдор только усмехается и говорит — отвязался, мол, и улетел, гиппогрифы — они умные! Мы совсем недалеко были, боялись, что Клювик шуметь будет, но он правда умный. А потом эти ушли. А к нам Гермиона прибегает, с метлой, откуда только взять успела. Вы, говорит, с ним летите подальше, а на метле вернётесь. А я, говорит, вам алиби обеспечу, договорюсь с Фредом и Джорджем, будто вы с ними были и ещё с кем-нибудь, вы только на обратном пути не попадитесь. А мы и не попались, по тайному ходу в замок пробрались. Спрашивали Гермиону, как она догадалась, что Фадж и остальные в доме задержатся, и куда бегала, а она говорит — за метлой, а догадалась просто так, предчувствие.
Я-то понимал, что никаким предчувствием там и не пахло, Гермиона использовала хроноворот и, видимо, как-то отвлекла Фаджа и прочих. Но рассказывать друзьям об этом она не захотела, храня обещание. И правильно. Гарри ведь тоже не рассказал им о том, что профессор Люпин — оборотень, хотя давно знал об этом. Ремус считал невозможным не рассказать правду тем, с кем жил в одном доме.
Кстати, Гермиона и в этот раз догадалась. А Рон — нет.
Преждевременное возвращение Люпина слегка усложнило мне задуманное освобождение Петтигрю, но не помешало его осуществлению. Подготовлено всё было давно, а для исполнения хватило получаса, так что выбрать время труда не составило.
Ещё в прошлом году, во время истории с Добби, мне пришла в голову одна идея. Я вызвал Кричера и спросил:
— Ты можешь попасть в Малфой-мэнор?
Я заметил, как он напрягся, и добавил:
— Обещаю, я не потребую ничего, что может навредить хозяевам дома. Скорее наоборот.
Я не лукавил: в глазах Волдеморта задуманное мною лишь прибавляло Малфоям очков, а его планируемое падение ничего, кроме добра, семье принести не могло. Даже если на данный момент они были другого мнения.
Кричер поклонился:
— Могу, господин.
— Принеси мне волос Нарциссы. И так, чтобы тебя никто не видел. И никому не говори. Вообще никому, понял?
— Кричер понял, господин.
Вскоре у меня в руках было несколько белокурых волосков. Кричер заверил, что они принадлежат именно Нарциссе. Ну что ж, теперь мне предстояло в этом убедиться.
Кричер не обманул. Через пару минут после приёма Оборотного зелья моя физиономия в зеркале сменилась куда более молодым и красивым женским личиком. Я натянул загодя трансфигурированную по картинке из модного журнала мантию, руководствуясь его же инструкцией, подобрал волосы и двинулся в свой «секретный» подвал.
Питер с мрачным видом сидел в клетке. На мои шаги он повернулся — и даже по крысиной морде стало видно, как он изумлён.
— Ничего не спрашивай, у меня мало времени, — быстро заговорил я. — Если будешь слушаться, то сегодня же окажешься на свободе.
Дураком Питер никогда не был. Он кивнул и замер, ожидая продолжения.
— Я тебя сейчас выпущу из клетки. Ты превратишься и дашь мне Непреложный обет. В двух пунктах. Потом превратишься обратно, и я тебя вынесу отсюда. И отпущу. Если согласен — кивни.
Он думал целых полминуты. Ну да, Непреложный — это не шуточки, но деваться-то ему было некуда! Так что в ответе я практически не сомневался.
— Ты поклянёшься, что найдёшь Тёмного Лорда и поможешь ему вновь обрести могущество, — сказал я, когда передо мной вместо крысы оказался знакомый низенький толстячок. Выглядел он, кстати, лучше, чем я помнил. Неужто на Кричеровых харчах раздобрел? — И поклянёшься никогда никого не убивать. Я выполняю просьбу, но не хочу быть ответственной за кровь.
Чью именно просьбу, я уточнять не стал. Пусть сам решит, выбор невелик.
— Найти Тёмного Лорда?! — заверещал он. — Никогда не убивать?! Но это же невозможно!
— Возможно. И помни, что я могу убить тебя прямо сейчас. Или сдать дементорам — Сириус оправдан, а твоя вина доказана. Выбирай.
Он поныл ещё некоторое время, но выбирать-то было не из чего. Так что Обет он дал. Я, правда, не знал, сработает ли Обет, принятый под Обороткой, но это в общем-то не имело значения. Об обмане Питер не узнает, а если вдруг и узнает, то проверять не рискнёт.
Потом я загнал его в сумку и отправился за город. Выпуская его, я всё ещё колебался: намекнуть, где искать Лорда, или нет? В последний момент решил, что не стоит. Только напомнил, что Англию ему следует покинуть как можно быстрее. В прошлый раз сам справился, разве нет? Справится и теперь.
Уверенности у меня не было, да и быть не могло, но не зря же Судьба хранила Питера от моих попыток сдать его властям? И я в очередной раз положился на интуицию.
А вот про то, что Крауч-младший не умер в Азкабане, я ему сказал. Прибавив: «Не вздумай выяснять, откуда мне это известно, и вообще не смей никому говорить, что узнал это от меня. Я и так очень рискую, говоря тебе это, так что если ты нас выдашь — сам понимаешь...»
Я не особо рисковал. В хитроумии Питера я не сомневался, придумать источник информации вполне в его силах. А связываться с Малфоями он не захочет — прекрасно знает, что они найдут способ нагадить.
Про Барти я упомянул не зря: информация была из разряда ключевых, а отдавать на растерзание Волдеморту незнакомую мне Берту Джоркинс я не собирался. Хотел было просто поговорить с ней и отговорить от поездки, но так и не придумал, под каким предлогом это устроить. Поэтому предпочёл более сложный путь.
Ещё год назад я решил, что присутствие Добби в Хогвартсе пока что не требуется, а вот мне он может и пригодиться. Так что я его разыскал и пригласил к себе на службу. Для начала велел разобрать вещи в родительском доме и подготовить всё для ремонта — самому мне этим заниматься было всё равно некогда, а что ж за сапожник без сапог? Правда, само восстановление дома я пока отложил, ограничившись консервацией. Но Добби был при деле. За зиму я осторожненько узнал, где живёт Берта, и дал Добби новое поручение: незаметно следить за ней, и если она поедет за границу — охранять. Не позволять удаляться от людных мест. Но так — особо подчеркнул я, — чтобы никому не был нанесён ущерб, ни имущественный, ни тем более физический. И чтобы его никто не видел.
Добби заверил, что всё понял.
Сириус, посвящённый в историю с Клювокрылом, охотно согласился поучаствовать, но внёс свои коррективы. Гиппогрифы, сказал он, животные южные, выживать самостоятельно в шотландских горах бедняге будет нелегко. Лучше помочь ему перебраться куда-нибудь в более благодатные края, в те же Пиренеи. Если я не против, он этим займётся вместе с Гарри, парню такое путешествие не повредит. Я был не против. Младший пришёл в восторг и уговорил взять с собой Рона. Я и сам бы с ними с удовольствием отправился, но не вышло: наша фирма внезапно получила выгодный заказ из Франции, так что ни о каком отпуске не могло быть и речи. Заказ был срочный, шеф планировал впервые использовать модифицированные мною чары, разработку и проверку которых я не так давно закончил. Впрочем, Мерлин с ним, с отпуском, зато я уговорил взять на работу в качестве моего помощника Ремуса, чья помощь в разработке действительно была значительной. Шеф кривился, но в конце концов сдался, проворчав: «Под вашу личную ответственность». Я не возражал.
Ла-Манш мы пересекли все вместе, Сириус на Клювокрыле, а мы на мётлах. Потом разделились: мы с Ремом двинулись в Бретань, а Сириус с мальчишками на юг, в Пиренеи. Хедвигу они взяли с собой, но первое письмо принесла не она, а знакомый мне по «прежней жизни» карликовый сычик. Сириус написал, что познакомился с малышом на одном из привалов и тот охотно согласился пойти к «бессовному» Рону «на службу». Я даже не стал уточнять, в каком именно облике Сириус умудрился познакомиться с птичкой. Он прекрасно ладил с любыми живыми существами в обеих своих ипостасях.
Вернулись мы тоже почти одновременно, в самом конце июля. В Британии в кои-то веки проходил финал Международного чемпионата по квиддичу, и Гарри с Роном ни за что не согласились бы пропустить это событие. Я, если честно, тоже. К тому же мне было любопытно, не изменится ли ход матча в сравнении с тем, что мне запомнился. Да и последующие события имели немалое значение.
Сириус и Рем, к моему удивлению, на чемпионат не собирались. Они, как оказалось, фанатами квиддича вовсе не были, и, по словам Сириуса, «ещё в школе наелись им по уши, спасибо Джею». Так что на Чемпионат младший должен был отправиться с семьёй Уизли, а я в компании шефа и сослуживца. Гермиона должна была вернуться с родителями из-за границы в середине августа. Договорились, что неделю они с Роном погостят у нас — Гермиона в Блэк-холле ещё не была и терзалась любопытством, — потом я доставлю их в Нору и уже оттуда вся компания двинется на Чемпионат. Артуру в придачу к элитным министерским билетам досталась и удобная очередь на порт-ключ. Сам я по случайности бывал в тех местах и считал, что лучше аппарировать самостоятельно и пройти пяток миль, чем пользоваться порт-ключом и потом неделю болтаться вокруг пустого квиддичного поля. Но у детей выбора пока что не было.
День рождения младшего мы решили отмечать скромно, «по-семейному». За завтраком зашла речь о Патронусах. Рем шутливо посетовал, что Блэк-холл так старательно очистили — теперь, мол, боггарта не сыщешь, а Гарри не помешало бы ещё потренироваться. Мы уже знали, что телесный Патронус под воздействием «псевдодементора» у него получился только один раз, и Рем считал, что успех хорошо бы закрепить. Сириус предложил пока потренироваться в комфортных условиях, а чтобы было сложнее — пусть учится создавать говорящего Патронуса. Гарри преисполнился энтузиазма, но потом вдруг как-то поскучнел. Долго ёрзал на стуле и наконец выдал:
— Сириус, я давно хотел спросить, только при Роне не хотел... Почему Волдеморт хотел меня убить? Ну, то есть почему меня раньше, чем маму?
Появись здесь Волдеморт собственной персоной — вряд ли мы удивились бы больше. Даже я не сообразил, откуда он это взял. Хотя должен был бы.
— С чего ты так решил? — настороженно спросил Сириус.
— Я голос мамы слышал... ну, когда дементор, — младший говорил, уставившись в пол. — Как она просит: «Лучше меня, не Гарри». Но если она так просит — значит, Волдеморт хотел меня убить, а не её, правда? А почему? Должно же быть наоборот! Я думал, что он меня так, заодно, а получается — нет.
Сириус и Рем переглянулись. Рем покачал головой, но как-то неуверенно. Сириус нахмурился и глянул в мою сторону.
— Если это секрет, так я могу выйти, — тотчас предложил я. Сириус хмыкнул:
— Ты уже в это дело по уши влез. Какие уж теперь секреты...
— Бродяга... — осторожно начал Ремус. Блэк решительно тряхнул чёлкой:
— Рем, Гарри уже не ребёнок. И он сам догадался, разве не так? Значит, имеет право знать. В конце концов, ему уже четырнадцать.
— Ты считаешь это хорошим подарком на день рождения? — Ремус не то чтобы спорил — скорее сам сомневался.
— Я считаю, что Гарри вправе знать, почему на него ведут охоту. Заслужил.
Рем пожал плечами, но спорить больше не стал.
— Понимаешь. Гарри, — медленно, подбирая слова, заговорил Сириус, — Прорицания как школьный предмет, конечно, чушь. Но настоящие Пророчества всё же бывают. И за Трелони такое числится.
— Правда? — удивился младший. — А я думал, она придуривается.
Мы недоумённо переглянулись. Впрочем, моё недоумение было вызвано иными причинами.
— Что она тебе рассказала? — требовательно спросил Сириус.
— Да не мне, я просто слышал! На экзамене. Она вообще как спала с открытыми глазами, потом ничего вспомнить не могла, и голос такой был странный.
— Что она говорила?
— Про Тёмного Лорда — что он возродится, как прежде. И что его слуга скоро освободится и поможет его возрождению. Который двенадцать лет был в цепях.
Сириус присвистнул. Рем встревоженно спросил:
— Ты кому-нибудь говорил про это?
— Нет, а что? Надо было?
— Вообще-то да. Дамблдору сказать стоило. Или хотя бы нам.
— Ну, я же не знал, что это по-настоящему! — растерялся Гарри. Сириус успокаивающе положил руку ему на плечо:
— Не переживай, этого никто наверняка не знает. Главное — ты не стал трепаться направо и налево. Вспомни, что точно она сказала?
— Ну... «Тёмный Лорд лежит совсем один, покинутый всеми... Тот, кто поможет ему... преданный слуга... двенадцать лет в цепях... освободится скоро... отправится к своему господину... восстанет из пепла...» Вот так, кажется.
Минут десять ребята спорили, кто имеется в виду, не бред ли это вообще и что по этому поводу следует предпринять. Я отмалчивался — под предлогом плохого знакомства с реалиями прошлой войны и личным составом Пожирателей. На самом деле я боялся проговориться про Барти. Странное оно было, это пророчество: вроде и про Питера, а вроде и не подходит к нему... и то ли младший не всё запомнил, то ли прежде оно иначе звучало. Может, изменилось вместе с событиями?
Сошлись в конце концов на том, что надо сообщить Дамблдору и внимательно следить за событиями.
Младший тут же вернулся к прежней теме:
— Сириус, ты про другое пророчество говорить начал, да?
Сириус фыркнул:
— Да уж точно, что про другое, про это мы не знали. Но тоже от Трелони. Она напророчила, что родится тот, кто сможет победить Волдеморта. Родится на исходе седьмого месяца у тех, кто трижды бросал ему вызов. Вас таких двое родилось — ты и Невилл Лонгботтом. Вот только вышло так, что Волдеморт узнал о Пророчестве. Больше года вам удавалось прятаться. Ну а потом... в общем, Волдеморт пришёл действительно за тобой, родители просто стояли на дороге. Не удивлюсь, если эта тварь считала, что они — по крайней мере, Лили — с готовностью отойдут в сторону. Такая вещь, как материнская любовь, не для его мозгов.
— Выходит, их — из-за меня? — растерянно проговорил Гарри. А я вспомнил, что сам когда-то совсем иначе реагировал. Ну да мне и рассказывали — иначе.
Я встал и молча обнял младшего за плечи, прожал к себе. Была бы вторая пара рук — обнял бы и Сириуса. Тому разговор тоже давался нелегко. Но он держался.
— Глупости. Они были бойцами и знали, на что идут. Они трижды уцелели, встретившись с Волдемортом, такое мало кому удавалось. Четвёртый раз не вышло. А если уж искать виноватого, то это точно не ты. Скорее уж Трелони.
— Или тот, кто притащил Волдеморту информацию о Пророчестве, — вставил Люпин.
— Кто? — немедленно потребовал ответа младший. Ремус только плечами пожал. Сириус повторил его жест. Действительно не знают или не хотят говорить? Я не смог понять.
Да если честно — не очень и пытался.
К разговору младший больше не возвращался, и мы решили, что он удовлетворился сказанным. Как оказалось — напрасно решили.
Мы с Ремом выполняли очередной заказ — на этот раз в Девоншире. Я как раз закончил накладывать чары на первый этаж строящегося коттеджа и собирался перейти к мансарде, когда рядом возник серебристый лохматый пёс и голосом Сириуса проговорил: «Дети удрали в Отдел Тайн в Минмагии. Им грозит опасность. Я — туда».
Я аппарировал прямо на улицу перед входом в министерство, даже не задумавшись о возможных санкциях. Рем присоединился ко мне через десять секунд. Процесс проверки на входе показался бесконечным. Я терялся в догадках: зачем дети туда пошли? Откуда вообще узнали об Отделе Тайн? Что за опасность может им грозить, Волдеморт же ещё не возродился? Или...
Рабочий день во многих отделах уже закончился, но в атриуме было полно народу. Не дожидаясь лифта, мы кинулись вниз по лестнице. Здесь, на нижних этажах, царила пустота и тишина, работники то ли успели разойтись, то ли сидели по своим кабинетам. Я влетел в памятную вращающуюся комнату, дёрнул одну дверь — никого, вторую... третью...
Тот самый зал.
Амфитеатр, возвышение в центре, Арка, задёрнутая серой вроде-бы-тканью...
Сириус в шаге от Арки. Сражающийся разом с двумя противниками.
Правда, на этот раз он не смеялся.
Честно сказать, я сам не понял, что сделал. Наверное, аврорские рефлексы сработали, потому что сознание в этом никак не участвовало. Всех троих просто смело с возвышения, ощутимо приложив о первый ряд амфитеатра. Мгновенно сориентировавшийся Рем связал обоих противников, прежде чем те успели понять, что случилось. А я кинулся к Сириусу.
— Ты цел?!
— Относительно. — Он, болезненно морщась, поднялся на ноги и тут же присел на ступеньку. — Кажется, руку сломал. Ничего, не смертельно.
— Вот именно, что не смертельно. — Я присел рядом — ноги не держали. — Ты хоть смотрел бы, куда лезешь! Дети где?
Он мотнул головой в дальний конец зала, где виднелась ещё одна дверь. Дети были там, связанные, но относительно невредимые, только Рон без сознания. Как потом выяснилось, он ударился головой, когда их сбили с ног. Пока мы возились с ними, в зал вбежал Артур, а следом за ним — я едва палочку не выронил от удивления — Джинни. Она-то откуда?!
Оказав первую помощь пострадавшим, мы принялись разбираться, что произошло.
Тревогу подняла Джинни. Она случайно взглянула на часы-указатель и увидела стрелку Рона на отметке «смертельная опасность». Дома никого не было: Артур и Перси на работе, Молли отправилась по магазинам, а близнецы — к кому-то из знакомых. К чести Джинни, надо сказать, что она поступила грамотно: через камин отправилась в Блэк-холл, рассудив, что Рон должен быть там, а если не там, то кто-нибудь знает, где он. Сириус как раз вышел на кухню налить чаю, и ей даже не пришлось его разыскивать. Быстро выяснив, что ребят в доме нет, он подверг допросу Кричера, ради этого отменив свой давний приказ «не показываться на глаза». Тот попробовал юлить, но потом признался, что слышал, как ребята обсуждали наиболее быстрый способ попасть в Министерство и упоминали Отдел Тайн. Сириус послал нам Патронуса и вместе с Джинни через камин Норы двинулся в Министерство. Там он отправил девочку за отцом, а сам побежал в Отдел Тайн, расположение которого, к счастью, знал. И с первой же попытки попал в нужную дверь.
На этом его везение закончилось: один из напавших на детей типов стоял к двери лицом, так что сразу оглушить их не вышло. Боясь задеть ребят, Сириус выманил противников в центр зала. Они оба оказались хорошими бойцами, наше появление было очень кстати.
Нападавшие оказались мне знакомы, о чём я, конечно же, умолчал. Опознал их Артур: Макнейр и Яксли. Оба работники Министерства и оба бывшие Пожиратели, якобы действовавшие под Империусом. Их мы оставили напоследок, а пока взялись за деток.
Для начала я спросил, осознают ли они, что натворили. А чтобы осознали лучше, рассказал, что такое Арка Смерти, точнее, чем она грозит, потому что её сущность так и не была раскрыта — ни в это время, ни полвека спустя. Пока говорил, самого затрясло. Сделай Сириус ещё шаг или два назад...
В общем, дети впечатлились и начали каяться.
Про пророчество Гарри, разумеется, рассказал друзьям в первый же день. И они дружно заподозрили, что ему сказали не всё. А вчера Артур по просьбе Гермионы устроил им экскурсию по Министерству, в том числе и в Отдел Тайн. И без всякой задней мысли показал Зал Пророчеств, поскольку про связанное с Гарри Пророчество слыхом не слыхивал.
Троица решила проверить, есть ли там Пророчество про Гарри. И — если удастся — узнать его целиком. Или же убедиться, что там не было ничего сверх рассказанного Сириусом.
Не представляю, как они отыскали «своё» Пророчество. Я-то, помнится, номер ряда знал. Отыскали все же — может, там какое-то притяжение действует? Дотошная Гермиона, к счастью, нашла в какой-то книжке сведения о Зале Пророчеств, и дети знали, что взять шар с полки сможет только Гарри. Но как только он это сделал, из-за стеллажа появился Макнейр и потребовал отдать Пророчество ему. Гарри поступил самым разумным образом: сунул шарик обратно на полку. Макнейр, не размениваясь на мелочи, попытался применить Империо. Сути этого заклинания Гарри не знал, но правильно сообразил, что ничего хорошего оно не сулит, и успел нырнуть за угол стеллажа. И даже чем-то пальнул в ответ. Тут появился Яксли, сходу едва не попавший в Гермиону Ступефаем, и ребята кинулись наутёк. Под прикрытием полок они сумели выскочить в прихожую, но ошиблись дверью и попали вместо коридора в зал с Аркой. Гермиона заметила вторую дверь, они кинулись туда, но были сбиты с ног и связаны.
Именно в этот момент и появился Сириус. Очень, надо сказать, вовремя. Вряд ли парочку экс-Пожирателей устроила бы перспектива отвечать за нападение на детей. Конечно, не исключено, что они ограничились бы Обливейтом, но зная Макнейра...
Яксли и Макнейр, допрошенные по отдельности, особо не запирались, но лихо смещали акценты. По их словам выходило, что ничего плохого они не хотели. Наоборот, хотели хорошего: вернуть на место похищенный детьми артефакт. А в процессе этого законопослушного деяния на них напал злобный Блэк, который, наверное, всё же маньяк.
Об этой версии они, кажется, договорились заранее на случай появления кого-то из работников Отдела. А вот о том, как там вообще оказались, не договорились: Яксли утверждал, что случайно, а Макнейр проговорился, что заметил в Атриуме Гермиону и «решил выяснить, что ещё эта мерзавка задумала». Судя по подобной характеристике, он совершенно правильно связал появление девочки в хижине Хагрида с исчезновением гиппогрифа.
Образ борцов за сохранение министерской собственности сильно портил тот факт, что шарик с пророчеством лежал на своём месте, но в принципе шансы отбрехаться у них были. Само по себе применение Непростительного доказать было возможно — если проверить палочку — но Макнейр легко мог сказать, что применял его к паукам или вовсе ни в кого не целился. Будет его слово против слова детей. Да и верёвки всегда можно объяснить. Например тем, что дети пытались на них напасть — глупость, но если постараться...
Обсудив всё это, мы пришли к выводу, что сдавать парочку аврорату особого смысла нет, а нам самим придётся отвечать на очень неудобные вопросы. Поэтому мы вывели их на лестницу — естественно, по одному — и отпустили, тщательно почистив память. У меня, к счастью, был опыт, в аврорате чему только не научишься. Так что я не просто стёр им воспоминание о сегодняшнем происшествии, но и наложил ложные — о том, как они провели это время в министерском кафе. Пусть лучше недоумевают, с чего их внезапно потянуло на пустую болтовню со старым соратничком, чем выясняют, куда из памяти исчезло почти два часа.
Заодно я вообще стёр Макнейру память о Гермионе. На всякий случай.
Ещё раньше мы отправили Джинни домой с настоятельной просьбой молчать о случившемся, а маме, если она уже вернулась, честно сказать, что была у папы на работе. Сами же переместились в Блэк-холл, собираясь спокойно всё обсудить, и тут мне стало плохо — физически. Сердце у меня побаливало и раньше, возраст всё же, но на этот раз прихватило всерьёз.
Как я потом подумал, это оказалось даже к месту, избавив меня от неудобных вопросов — например, откуда я знаю расположение Отдела Тайн. Но в тот момент мне было не до раздумий.
Пока я отлёживался, ребята по настоянию Люпина связались с Дамблдором. Наши действия директор одобрил и после некоторых раздумий пообещал рассказать всё. Впрочем, зная себя — в смысле, себя-школьника, — я бы поступил так же. А раз уж все посвящённые собрались в одном доме...
В общем, столь памятное мне «кино» с Трелони в главной роли мы смотрели вшестером. Не считая Дамблдора, который показывал.
Последующий разговор не содержал для меня ничего неожиданного. Младший задавал практически те же вопросы и получал — с поправкой на ситуацию — практически те же ответы. Остальные по большей части хранили молчание, признавая за Гарри право первого голоса. Держался он, пожалуй, лучше меня, хоть и был на два года младше. Зато у него было то, что я как раз перед таким же разговором потерял: опора. Друзей, при всей к ним любви, я таким образом не воспринимал никогда. Младший, кажется, тоже.
За всеми этими событиями я совсем позабыл про убитого Волдемортом сторожа. А когда вспомнил и осторожно расспросил младшего, предпринимать что-то по этому поводу было уже поздно. Это событие тоже сдвинулось, хотя и всего на несколько дней. Сон, очень похожий на мой, приснился младшему как раз после разговора с Дамблдором о Пророчестве. Он довольно логично посчитал этот сон обычным кошмаром, после такой беседы совершенно не удивительным, и не стал никому о нём говорить. Я тоже не стал. Не хватало ещё, чтобы парни расспросили о подробностях, опознали дом и что-то начали предпринимать по этому поводу.
Тем временем настала пора отправляться на Чемпионат, и мальчишки временно выбросили из головы все пророчества на свете — кроме попыток предсказать результат финала, разумеется. Я тоже. Было огромное искушение сделать крупную ставку на известный мне расклад, но я его преодолел. Во-первых, это было бы нечестно, а во-вторых, расклад ведь мог и измениться.
Не изменился. Крам снова поймал снитч, а Ирландия — выиграла Кубок. Не изменились и последующие события. Да и с чего бы? Характер Малфоя-старшего так же не зависел от моих действий, как и Малфоя-младшего, а повод надраться у него и его дружков имелся, причём тот же самый. Было бы любопытно узнать, в «прошлой» реальности палатка моего шефа также сгорела или всё же уцелела? Если уцелела, то по справедливости мне следовало бы купить ему новую.
Младшего за потерянную палочку пришлось отругать, хотя чувствовал я себя при этом весьма неловко.
Дальше всё тоже шло как по писаному. Даже происшествие с Грюмом случилось ровно в ту же ночь, на первое сентября.
За Грюма я волновался, но сделать ничего не мог. Это было бы слишком большим изменением, даже если бы я не разоблачил самозванца — разве что обеспечить Аластору более комфортные условия плена и самому подкидывать Барти волосы для Оборотки, но как такое залегендировать? Меня утешало только то, что Грюм Краучу требовался живым и относительно невредимым: использовать для Оборотного зелья волосы мертвеца смертельно опасно. Барти, конечно, нормальным не назовёшь, но с чувством самосохранения у него всё было в порядке.
Некоторое время я размышлял, почему Волдеморт, зная о Барти, не предпринял раньше попыток освободить его. Потом вспомнил, что он и в «прежней» реальности с этим не торопился, и пришёл к очевидному выводу: из-за Винки. Волшебники плохо представляют, на что способны домовики, но способны они на многое. Во всяком случае, при ней конспиративно освободить Барти не удалось бы. А огласка свела бы на нет все положительные стороны этого мероприятия.
Мне снова предстояло ждать и надеяться, что ничего фатального не произойдёт. Впрочем, как я давно убедился, это нормальное состояние родителя (в моём случае — скорее дедушки, но это не принципиально), отправившего своё чадо куда-то, где ему предоставлена хотя бы минимальная свобода. Разница была в том, что я хотя бы представлял, каких именно неприятностей жду.
Но чем больше я раздумывал, тем лучше понимал, что просто ждать уже нельзя. События — то ли из-за моего вмешательства, то ли сами по себе — сдвинулись на два года. Точнее, сдвинулись некоторые события, но как узнать, какие именно?
Пора было брать «генеральную линию» в свои руки, иначе она могла завести неведомо куда. Но я всё же решил подождать до начала Тримудрого Турнира. Вдруг на этот раз противник сделает другой ход?
Не сделал. Я практически одновременно получил экстренный выпуск «Пророка» — ну не могли же они пройти мимо подобной сенсации! — и паническое письмо от младшего. Паника, кстати, была скорее по поводу ссоры с Роном и вообще всеобщего недоверия, нежели самого по себе участия в Турнире. Чем это участие ему грозит младший, похоже, пока осознал не до конца. Впрочем, до конца он этого и не знал. Никто не знал.
Кроме меня.
Начал я с Диадемы. Можно было, конечно, просто явиться под каким-нибудь предлогом в Хогвартс и «случайно» найти Выручай-комнату, но я до последнего не хотел раскрывать никому правду. Хотя Дамблдор, кажется, и так начал что-то подозревать. Но всё же пока я предпочитал действовать легально.
Удобный случай представился довольно скоро: Сириусу исполнялось тридцать пять, и он решил отметить круглую дату дома, в кругу друзей, тем более что она пришлась на воскресенье. А я подал идею добавить к «кругу друзей» Дамблдора и совместить приятное с полезным, то есть с очередным совещанием. Виновник торжества охотно согласился. Дамблдор, может и не столь охотно, но тоже не отказался.
После первых тостов за здоровье именинника и за успех всех начинаний мы перешли к делу.
— Давайте предположим, что Риддл всё же нашёл Диадему, — предложил я, после того как Дамблдор признал полный провал попыток раздобыть хоть какую-то дополнительную информацию, — и подумаем, куда он мог её спрятать. Он же явно не просто так выбирает места тайников. Кольцо укрыл в доме предков, дневник и чашу отдал ближайшим соратникам. Пещера, я полагаю, тоже с чем-нибудь связана.
— С детством, — согласился Дамблдор. — У меня есть основания предполагать, что эту пещеру он нашёл ещё ребёнком, до того как узнал о своей принадлежности к миру магии. А когда решил создать там тайник — запечатал вход и наполнил озеро инферналами.
— Тем более, — кивнул я. — Значит, и Диадему, если предположить, что он её нашёл и сделал хоркруксом, он спрятал в некоем значимом месте. Вы его неплохо знаете — предполагайте.
Дамблдор слегка пожал плечами:
— Для него очень значимым местом был Хогвартс, но, право же, я не представляю, как и когда он мог там что-то спрятать. Конечно, в его распоряжении была Тайная комната Слизерина, но лишь до окончания школы. После этого он был в Хогвартсе лишь раз, когда приходил проситься на должность преподавателя ЗОТИ.
— Он просился на должность учителя? — счёл нужным удивиться я. Сириус и Рем смолчали — то ли слышали уже об этом, то ли я их просто опередил.
— Да. Он всегда хотел влиять на чужие души, владеть ими. А под видом ЗОТИ легко соблазнить желающих приобщиться к Темной магии. Но как бы там ни было, а пробыл он тогда в Хогвартсе совсем недолго. Я мог бы показать вам наш разговор, только вряд ли он что-то может дать. Но если желаете…
Мы желали.
Оказывается, для демонстрации собственных воспоминаний Дамблдору даже не требовался Омут памяти. Я этого метода не знал, а жаль. Впрочем, мне куда чаще приходилось работать с чужой, а не со своей памятью.
Беседу Дамблдора с Риддлом я помнил неплохо, поэтому только изображал заинтересованность. А вот Сириус смотрел внимательно и высмотрел-таки то, чего мы с Дамблдором дружно не заметили. Точнее, заметили, но не придали значения. А ещё точнее — придали не то значение, что следовало.
— Скажите, сэр, этот снег у него на плечах — вы хорошо это помните?
Дамблдор усмехнулся:
— Заклинание показывает происходившее таким, каким оно было в действительности, даже если тебе кажется, что ты что-то позабыл. Но я и без магии помню, что у него на плечах, когда он вошёл в мой кабинет, таяли снежинки.
— Вот именно — таяли, — многозначительно произнёс Сириус. Дамблдор взглянул на него слегка недоумённо, но в следующий момент в его глазах вспыхнуло понимание:
— А ведь ты прав, мальчик мой. От входа в замок до моего кабинета путь неблизкий и в коридорах, не смотря на вечные сквозняки, не так уж холодно. Эти лёгкие снежинки давно должны были бы растаять. Скорее всего, Том наколдовал их, чтобы заставить меня поверить: он торопился на встречу и никуда не сворачивал по пути. А я, старый дурак, купился.
— Даже если и так, — возразил Рем, тактично пропуская мимо ушей «старого дурака», — добраться до Тайной комнаты и выбраться обратно — это минимум полчаса. Тратить столько времени он не мог, а если бы просто сбросил что-то в проход — мы бы это обнаружили.
Некоторое время мы обсуждали варианты. Потом я предложил спросить хогвартских домовиков. Мне когда-то про Выручай-комнату рассказал Добби, но уж коли он про неё знал, то старожилы и подавно должны были. Они и знали. Вызванный Дамблдором эльф на вопрос «где можно в Хогвартсе быстро и надёжно что-то спрятать» тут же рассказал — где. И как туда попасть. Кажется, это был очередной пример «просто открывающегося ларчика» — требовалось всего-то задать любому доброжелательно настроенному эльфу соответствующий вопрос. Не зря же комната в своей «складской» ипостаси была просто забита всевозможными вещами! А я ещё удивлялся…
Дамблдор смущённо признался, что когда-то даже случайно наткнулся на эту комнату — правда, требовалась ему в тот момент отнюдь не надёжная кладовка, а всего лишь отхожее место. Потом он хотел выяснить секрет появления и последующего исчезновения комнаты с ночными горшками, но за делами как-то позабыл, а странных помещений в Хогвартсе хватало.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы всей компанией отправились в Хогвартс. Дамблдор, правда, предлагал нам не беспокоиться — он, мол, сам поищет на досуге — но ребята едва ли не хором напомнили про кольцо, поиски которого в одиночку закончились бы весьма плохо для нашедшего. И закончились вообще-то, хотя этого они не знали.
Диадема вроде бы никаких подобных «сюрпризов» не содержала, но знать об этом мне было неоткуда — да я и на самом деле не мог быть уверен, слишком быстро всё произошло. Так что я поддержал ребят, и директор сдался на волю большинства.
Про кольцо они напомнили зря: прежде Дамблдор не требовал его предъявить, а теперь, раз уж зашла речь… Я шутливо пообещал: «Кольцо в обмен на Диадему». Мне с самого начала не хотелось показывать ему Камень. Теперь этого было не избежать, но я хотел сперва сам взять его в руки. Мало ли что.
Как всегда, когда точно знаешь, где искать, поиски заняли совсем немного времени. Мне даже не пришлось самому «находить» Диадему, на неё наткнулся Рем.
Теперь в наших руках находились все хоркруксы, кроме Нагайны. Про неё знал только я и не мог придумать, как, не раскрываясь, донести эту информацию до остальных. Разве что рассказать про сон Гарри, вставив туда подходящий намёк?
Ну так ведь Дамблдор перепроверит.
Кольцо я ему отдал, не без трепета душевного проверив, что оно безопасно. То есть я был почти уверен, что безопасно — но всё же было слегка боязно. Обошлось, однако. При виде Камня глаза Дамблдора вспыхнули таким жадным блеском, что я даже засомневался: сможет ли он заставить себя расстаться с этой вещицей? Отдать в чужие руки то, о чём мечтал всю жизнь, и не в наследство, как в «моём прошлом», а едва ли не сразу, как получил...
А расстаться было необходимо.
Чем больше я об этом думал, тем больше утверждался в мысли, что владение всеми тремя Дарами стало одним из факторов, позволивших мне вернуться с Порога. Точнее, не просто вернуться, а сразу, в собственное тело и не потеряв память о том, что было «по ту сторону». Сама по себе подвязка на «неубиваемого» Волдеморта вполне могла сработать совершенно другим и весьма неприятным образом.
Конечно, я не мог быть уверен в верности своих выкладок. Но есть случаи, когда лучше не экспериментировать, и этот, с моей точки зрения, был из таких.
***
Жизнь тем временем шла своим чередом. Младший выиграл первый этап Турнира — подсказывать ему я не стал, будучи уверен, что Сириус, на пару с Лже-Грюмом, сделают это без меня. Потом был Рождественский бал. Мне младший написал о нём буквально несколько строчек, в основном о том, что Хагрид, оказывается, наполовину великан. Я и забыл, что узнал об этом как раз тогда. А вот Сириус по секрету рассказал, что с ним Гарри пытался советоваться на тему «что такое девочки и как с ними обращаться». Видимо, посчитал, что красавчик Блэк должен быть докой в этом вопросе. В принципе, правильно решил, хотя в таких делах чужой опыт редко бывает полезен. Сириус ответил в том смысле, что женщины любят решительных, но скромных. Уж не знаю, помогло ли это младшему, но в результате им с Роном снова достались сестрёнки Патил. Отличный, кстати, вариант для бала, жаль, что мальчики по молодости не сумели его оценить.
Подсказывать, что делать с золотым яйцом, я тоже не стал. Сам справится.
Меня в это время волновало другое.
Я не знал — и не мог знать, — что задумал Дамблдор. Было ясно, что какой-то план у него был, но какой? В то, что он не раскусил Барти, я не верил совершенно. Да он и сам говорил, помнится, что моя «завязка» на кровь с возрождённым Волдемортом была им просчитана. Но только ли на кровь? Возможно, он предполагал, что с хоркруксом во мне будет покончено уже тогда? Ведь то, что случилось — дуэль, «сцепление» палочек, двусторонний порт-ключ, — просчитать было невозможно. Точнее, невозможно было просчитать сочетание абсолютно всех факторов. Например, то, что никто из Пожирателей в меня не попал, пока я бежал к Кубку-порталу, было чистой воды везением.
Но Дамблдор не знал про эффект Даров. Я уверен, что не знал. Ведь хозяином Старшей палочки я оказался чисто случайно!
Или это всё же не имеет значения? Или Дамблдор считал, что не имеет?
На что вообще он надеялся?
Я понял, что откровенного — или близкого к откровенному — разговора не избежать. И приурочил его ко второму испытанию, на котором присутствовал в качестве ближайшего родственника. К слову, на этот раз Гарри не пришлось спасать Габриэль. Флёр справилась самостоятельно, хоть и была последней в четвёрке.
Перед началом испытания я улучил момент и попросил Дамблдора об «аудиенции» наедине. Он слегка удивился — до сих пор все совещания мы проводили вместе с Ремом и Сириусом, — но пригласил меня зайти через полчаса после окончания соревнований. Я как раз успел поздравить младшего с успехом.
Продумывать заранее ход разговора я не стал. Всё равно все подобные планы рано или поздно летят в тартарары.
И даже не отказался от традиционной чашки чая.
За чаем мы болтали о пустяках. Дамблдор не торопился начать разговор, предоставляя инициативу мне, а я никак не мог решить, с чего начать. И начал с того, что первым пришло в голову:
— Мне известен седьмой хоркрукс Волдеморта.
— Седьмой? — с невинным видом удивился Дамблдор.
— Шестой известен нам обоим.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Потом он медленно проговорил:
— Похоже, вы знаете много больше, чем полный список хоркруксов, мистер Эванс.
Обращение он едва заметно подчеркнул.
— Да, — не стал спорить я. — Но источник своих знаний я предпочёл бы… скажем так, не обсуждать. Мне кажется, так нам обоим будет спокойнее.
Он медленно кивнул:
— Ну что ж, предположим. Но почему вы решили начать этот разговор именно сейчас?
— Потому что я не знаю до конца ваших планов, — искренне ответил я. — Зато знаю, что очень скоро часть их должна осуществиться. И есть шанс осуществить все сразу. Шанс, способный уберечь множество жизней.
— Вы полагаете, что такой шанс существует? — задумчиво проговорил он.
Я кивнул.
— Полагаю, что да. И поверьте, я больше, чем кто бы то ни было другой, заинтересован в том, чтобы всё произошло так, как должно.
— Ну что ж, тогда предлагаю отбросить экивоки и называть вещи своими именами. Есть моменты, когда любое непонимание может стать гибельным, не так ли? — я кивнул. - Итак, вам известно, что Гарри — один из хоркруксов. И известно, что это известно мне. Полагаю, вы знаете также, каким образом уничтожить этот хоркрукс, сохранив жизнь мальчику?
— Я знаю, какой способ планируете использовать вы, — не стал скрывать я. — И другого, насколько мне известно, не существует. Но подозреваю, что кое-какие моменты вы не учли.
Он внимательно выслушал мои соображения насчёт Даров. Кивнул.
— Возможно, вы правы. По крайней мере, мы не можем упускать этот шанс подстраховаться, раз уж Камень теперь в наших руках.
Он не стал спрашивать, откуда мне известно, что Старшая палочка тоже в «наших руках». И вообще ничего не стал спрашивать.
А я не спросил, когда и как он сумеет передать Гарри владение Старшей палочкой. И не стал уточнять, что именно он обо мне понял. Какая разница?
Главное — он мне поверил.
Дальше разговор шёл уже в основном о деталях.
Мы обсудили, кого следует и кого не следует посвящать в подробности плана, и с сожалением пришли к выводу, что Сириусу придётся рассказать всё. Как бы мне не хотелось избавить его от необходимости посылать крестника на смерть, но было ясно, что действовать «втёмную» он не станет. Бездействовать — тем более. И может из самых лучших побуждений поломать весь план.
А вот Ремусу вполне можно было просто дать конкретное задание. Например, с помощью Оборотного зелья заменить Дамблдора на трибуне Турнира. При всём уважении к талантам Люпина такая рокировка была более чем оправданной.
Заодно и за Лже-Грюмом проследит.
Было очевидно, что оставлять Нагайну в качестве последнего, «контрольного» хоркрукса крайне рискованно. Но и убить её заранее рискованно не менее — это могло сильно изменить планы нашего противника и тем самым поломать наши. Следовательно, уничтожить змею требовалось как раз во время обряда, но так, чтобы этого никто не заметил. Эту задачу мы решили отдать Сириусу — дело как раз для него. Моей задачей было уничтожить в нужный момент последний хоркрукс — на эту роль мы выбрали медальон. Проткнуть его клыком василиска было наверняка возможно и не открывая, а если не получится — слово «откройся» на серпентарго я произнести мог, проверено. На крайний случай Сириус с мечом должен был находиться поблизости. Два оставшихся хоркрукса — чашу и диадему — следовало уничтожить не позже, чем накануне. События могли пойти не совсем так, как мы планировали, и рисковать не стоило.
Что произойдёт после уничтожения последнего хоркрукса, мы планировать не стали. Дамблдор заверил, что сбежать он Волдеморту не даст, группу захвата для нейтрализации собравшихся на зов Метки Пожирателей так или иначе обеспечит, а прочее… прочее решится прямо там. Пусть сама Судьба выбирает, кому нанести последний удар.
Убийство раскалывает душу, но есть случаи, когда ей много больше вредит бездействие.
Оставалось решить самое сложное: как сказать обо всём младшему. А ведь «по условиям задачи» именно «обо всём» он знать был не должен! Самопожертвование не предполагает уверенности в выживании. И сопротивления не предполагает тоже.
А предложить такое четырнадцатилетнему мальчишке...
Впрочем, предложили же это мне — семнадцатилетнему. А новый вариант вообще исключал вторую войну. Со всеми её жертвами, как знакомыми мне, так и теми, о которых я вообще не имел понятия. И значит — не смог бы даже попытаться спасти.
Но говорить об этом с Гарри было невозможно всё по той же причине — он ведь не должен был знать, что выживет! И, значит, не должен был знать, что я — это он.
Решение пришло внезапно.
— А почему бы Трелони не сделать третье пророчество, коли на её счету уже два?
Дамблдор с сомнением взглянул на меня:
— Пророчество о второй войне? Победа Волдеморта, жертвы?
— Да. Гарри своими ушами слышал о том, что Лорд возродится. Он легко поверит и в то, что Трелони прозрит в грядущем последствия этого возрождения.
— И вы предлагаете попросить её сыграть такое? Или внушить ей это? Потому что подделанное воспоминание показывать опасно, всякий, кто видел настоящее, легко опознает подделку.
— Нет, — возразил я. — Я предлагаю подделать — точнее, сыграть — наш разговор об этом Пророчестве. И сделать так, чтобы Омут памяти с этой сценой оставался наедине с Гарри хотя бы десять минут. Если он не устоит перед искушением — можно считать, что нам дан карт-бланш.
Дамблдор с интересом взглянул на меня:
— А он не устоит?
В этом я был практически уверен.
— Если ему ничего не помешает — нет.
— А если помешает?
— Значит, Время и Судьба противятся нашему плану. И тогда нам придётся думать, где мы ошиблись.
