Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
Привычным движением перечеркнув целый абзац в домашней работе очередного несчастного хаффлпаффца, профессор Снейп бросил взгляд на часы. Половина седьмого. Снейп взял со стопки работ следующую и принялся раздраженно вчитываться в корявые ученические каракули, заставляя себя не смотреть на часы каждую секунду. За окном уже стемнело, класс, в котором горела только лампа на столе профессора, погрузился в мягкие осенние сумерки, а неумолчный гул, царящий в коридорах днем, постепенно стих, и вскоре в тишине раздавался только шорох часовых стрелок. Профессор Снейп поймал себя на мысли, что этот звук, прежде умиротворявший, теперь необычайно его раздражает.
Он снова взглянул на циферблат. Минутная стрелка сдвинулась всего на одно деление. Снейп обмакнул перо в чернильницу, долго стучал им по бортику, стряхивая капли чернил, и наконец бросил перо обратно. Нет, это никуда не годится. Он потянулся к часам, взял их и решительно перевернул. Часы протестующе звякнули. Покосившись на окно, Снейп увидел, что уже совсем стемнело – настолько, что в стекле отражались стол, лампа и он сам. Профессор прикрыл веки, дождался, когда перед глазами перестанут плыть разноцветные пятна, и вернулся к домашним заданиям, стараясь не вслушиваться в тихое тиканье часов.
Когда Снейп покончил с Хаффлпаффом, он все же не выдержал и проверил, сколько времени: оказалось, что уже без четверти восемь. Почти четыре часа. Он опоздал уже почти на четыре часа. Нет, что о себе думает этот… этот… Снейп оборвал свою мысль и взялся за работы гриффиндорцев. Ему хотелось послать к чертям всю эту бессмысленную потерю времени и поставить всем «ниже ожидаемого», не читая, – но тогда пришлось бы встать из-за стола, запереть класс и идти в свои комнаты… и окончательно убедиться в том, что он не придет.
Что за чушь. Это отработка, а не первое свидание. Снейп брезгливо поморщился – то ли из-за своих мыслей, то ли от того, что увидел фамилию «Уизли» на очередной работе – и заставил себя сосредоточиться на проверке. Честно продравшись через невообразимое количество ошибок, профессор старательно вывел внизу листка «плохо», взял следующую работу и споткнулся об фамилию «Поттер». Он прочел ее еще раз, удивленно прислушиваясь к своим ощущениям, – как странно… Снейп ничего не чувствовал. Абсолютно. Он смотрел на кривоватые круглые буквы – и ему не хотелось сжечь этот листок вместе с тем, кто его написал; наоборот, ему было попросту плевать и на это задание, и на Поттера, и на всё его семейство. Снейп откинулся на спинку стула. Нельзя сказать, чтобы это открытие его потрясло, но такое равнодушие к ненавистным Поттерам настораживало… А еще больше настораживало то, что Снейп, сам того не заметив, повернул часы обратно и теперь, не отрываясь, следил за секундной стрелкой, будто хотел силой мысли заставить ее остановиться. Четыре часа и десять минут. Четыре часа и пятнадцать минут…
Профессор резко выпрямился на стуле и с поспешностью, которая подозрительно смахивала на истерику, принялся проверять домашние задания одно за другим. Нужно ли говорить, что на этот раз пострадали даже студенты Рэйвенкло? Снейп так увлекся, что не смотрел на часы очень и очень долго – во всяком случае, так ему казалось; но когда профессор, покончив с работами Рэйвенкло, все же взглянул на часы – украдкой, так, словно кто-то мог застать его за этим постыдным занятием – то понял, что прошло всего десять минут.
Снейп рывком притянул к себе домашние задания слизеринцев. И почему опоздание Малфоя так его волнует? Как будто раньше никто не пытался прогулять отработку… Ах, да, конечно – просто Снейп терпеть не мог, когда опаздывали. Всю свою жизнь он ненавидел непунктуальных людей. Профессор вздохнул с облегчением. Вот в чем причина; и как он раньше не догадался? Он задумчиво провел пальцем по фамилии «Малфой» в верхнем углу листа, с легкомысленной завитушкой буквы «М» и длинным хвостом «Y». Профессора всегда раздражало, когда его студенты писали с завитушками. Можно подумать, они не домашнее задание по зельеварению пишут, а любовное письмо. Правда, судя по всему, на этот раз перед профессором лежало именно любовное письмо.
Северус вздрогнул, заморгал и ошеломленно воззрился на лист бумаги, испещренный мелким изящным почерком. «Уважаемый проф. Снейп, – начиналось вполне официально, – я не выполнил домашнее задание по весьма важной для меня причине, о которой я могу рассказать Вам только в личном разговоре. Пишу Вам с надеждой, что мое поведение повлечет за собой справедливое наказание, и Вы назначите мне еще одну отработку наедине с Вами, чего я страстно желаю с тех пор, как мне посчастливилось увидеть Вас впервые. Я понимаю, что по просьбе моего отца Вы стремитесь наказывать меня как можно реже и, поверьте, глубоко благодарен Вам за Вашу доброту, но, боюсь, у меня не остается иного выхода. Поэтому я прошу назначить мне справедливое наказание и надеюсь на скорую встречу. Всей душой Ваш, Скорпиус Малфой» – и еще одна завитушка, особенно красивая и особенно длинная.
Некоторое время Северус сидел, уставившись на лист бумаги. От возмущения – во всяком случае, Снейпу хотелось думать, что от возмущения – его бросило в жар; он смотрел на письмо и никак не мог решить, чего ему хочется больше – скомкать его и бросить в корзину для мусора или перечитать его еще раз. Бумага едва ощутимо пахла лавандой. А от приторных запахов у Снейпа всегда начинала болеть голова… Правда, сейчас профессор ощущал скорее биение крови в висках, чем головную боль, но предпочел сделать вид, что это – не что иное, как мигрень, и даже для пущего эффекта потер пальцами виски. И как только Малфою могло прийти в голову надушить любовное… то есть, домашнее задание? Как же он ненавидел Малфоев… В этот момент Снейп обнаружил, что уже в третий раз перечитывает фразу «надеюсь на скорую встречу» и судорожно бросил листок на стол, будто это было какое-то ядовитое насекомое.
Вскочив на ноги, профессор принялся ходить взад-вперед по классу, тщетно пытаясь успокоиться. Мало ему было Люциуса, который вечно втягивал его в свои авантюры, и Драко, которого вечно приходилось спасать. Теперь еще и Скорпиус, из-за которого Снейп уже второй месяц ходил сам не свой!.. Зачем только Драко вздумалось возвращаться из Франции? Зачем только Скорпиус не доучился последний год в Бобатоне? Зачем только эти Малфои постоянно сваливаются на голову бедного профессора зельеварения именно тогда, когда он не готов к… к… в общем, просто не готов?
Снейп вернулся за свой стол, обессилено опустился на стул и уронил голову на руки. Треклятое письмо лежало прямо перед ним, и свет настольной лампы как-то особенно ярко выделял это «надеюсь на скорую встречу»… Профессор усилием воли заставил себя оторвать взгляд от письма, схватил его, скомкал и торопливо, словно боялся, что передумает, выбросил. Вот так-то. Малфои должны, наконец, понять, что он – не их собственность, которой можно распоряжаться, как им вздумается. И нечего на него так смотреть!
Снейп дернул плечом, приходя в себя, и с ужасом подумал, не сказал ли он это вслух. Но Скорпиус Малфой стоял перед его столом, вежливо улыбаясь, и, судя по всему, даже не подозревал, что творилось сейчас в душе сурового декана Слизерина.
- Как… Как вы вошли? – спросил Снейп немного севшим голосом.
- Дверь была открыта, – Скорпиус заулыбался еще теплее. – Вы ждали меня, да?
Снейп едва не ответил «да», но вовремя спохватился и заявил своим фирменным зловещим тоном:
- Мистер Малфой. Вы явились на отработку на четыре с половиной часа позже. Это неслыханная… – произнести «дерзость» профессор не успел, потому что Скорпиус, к возмущению Снейпа, присел на край его стола и сказал как ни в чем не бывало:
- Да, я знаю, профессор. Дело в том, что мне хотелось поговорить с вами наедине, а в четыре часа дня нам могли помешать.
Снейп смотрел на Скорпиуса, сидящего у него на столе, и на всякий случай повторял про себя, что он ненавидит, когда кто-то сидит на столе… на любом, а уж тем более – на его, профессора Снейпа, столе! Это вопиющее нарушение школьных правил и… и неуважение к преподавателю… и просто-напросто невоспитанность, и… и… и… Мерлин, прекрати пялиться на его задницу!
Снейп с сожалением отвел взгляд, натолкнулся на блестящие в свете настольной лампы глаза Скорпиуса и принялся внимательно изучать трещины на лакированной столешнице.
- Мистер Малфой, – начал профессор, стараясь не обращать внимания на Скорпиуса, который сидел так близко, что Снейп чувствовал запах его одеколона, и, кажется, придвигался еще ближе… – Из расположения к вашему отцу я не стану лишать вас баллов за опоздание. Но я должен предупредить, что я не намерен и впредь терпеть ваши… эм… ваши… Что вы делаете, мистер Малфой?! – Снейп вжался в спинку стула, вдруг обнаружив, что за время его гневной тирады Скорпиус успел переместиться по столу так, что оказался прямо напротив профессора, и теперь склонялся к самому его лицу.
- Простите, профессор Снейп, – сказал Скорпиус, приблизив свои губы к губам опешившего декана, – но вы такой красивый, когда сердитесь. Я просто не смог сдержаться…
Снейп почувствовал, что еще немного – и он тоже не сдержится, и… вышвырнет несносного мальчишку из класса! Именно! Да как он вообще посмел сидеть на его, Снейпа, столе, говорить ему совершенно бесстыдные вещи и соблазнять… вернее, раздражать одним своим видом?!
- Что вы себе позволяете, мистер Малфой?! – воскликнул профессор, в праведном гневе поднимаясь на ноги, – и в следующее мгновение понял, что попал прямиком в объятия Скорпиуса.
- Разве ты не догадываешься, что? – Скорпиус тоже поднялся со стола, по-прежнему удерживая Снейпа. – Северус… Я ведь могу называть тебя по имени?.. Неужели ты не знаешь, что я к тебе испытываю…
- Не знаю и знать не хочу! – фыркнул Снейп. Ему наконец удалось скинуть с себя руки Скорпиуса; рванувшись прочь, Снейп уже схватился за дверную ручку, когда сообразил, что собирается сбежать из собственного кабинета. И от кого – от мальчишки! С усилием справившись с собой, профессор остановился, повернулся к Скорпиусу лицом и, скрестив руки на груди, приготовился произнести великолепную суровую отповедь в своем стиле… Но неугомонный Малфой не дал ему произнести даже первой фразы.
- Я понимаю вас, профессор, – сказал Скорпиус с таким видом, будто заранее рассчитывал на такой поворот событий, – и совсем на вас не обижаюсь, поверьте. Ведь вы мой преподаватель и должны скрывать свои чувства… Поэтому я и решил сам сделать первый шаг, – словно в подтверждение своих слов, Скорпиус действительно сделал шаг вперед, и Снейп обнаружил, что оказался прижатым к стене, в то время как Малфой, продолжая говорить, удивительно ловко расстегивал пуговицы на его одежде. Это настолько не вязалось с учтивым тоном «благовоспитанного юноши из благородной семьи», что какое-то время Снейп даже не мог поверить собственным глазам; но когда горячие пальцы Скорпиуса пробрались под его рубашку и дразнящим и одновременно властным движением скользнули по соску, Снейп вздрогнул – будто очнулся – и решительно оттолкнул от себя наглеца.
- Месяц отработки! – заявил он, дрожащими руками застегивая пуговицы. – Сегодня же я напишу вашему отцу! – Снейп представил, как будет писать Драко о том, как семнадцатилетний мальчишка едва его не изнасиловал – его, профессора Снейпа, декана Слизерина и грозу всего Хогвартса! – и понял, что сморозил глупость. Скорпиус, должно быть, почувствовал его замешательство – потому что вновь оказался в опасной близости от Снейпа.
- Как скажете, профессор, – Снейп отступил и понял, что дальше идти некуда – он уперся в стол. – Месяц так месяц. Можете писать моему отцу все, что сочтете нужным, – Скорпиус сделал еще полшага и оказался настолько близко, что Снейп невольно откинул голову – он не любил, когда к нему подходили так, что он оказывался лицом к лицу с собеседником. А еще он не любил, когда прикасались к его волосам, но когда Скорпиус запустил пальцы в его волосы, Снейп не то, что не возражал, а даже чуть подался навстречу…
- Мистер Малфой! – вскрикнул Снейп с истерическими нотками в голосе. – Прекратите сейчас же! Иначе… – в этот момент Северус подавился словами, потому что Скорпиус, дернув профессора за волосы, заставил его откинуть голову и поцеловал, не обращая никакого внимания на его невнятные протесты.
В голове Северуса пронесся вихрь мыслей, среди которых преобладало «Да как он посмел?!» и «О Мерлин, только не останавливайся!». Он уперся руками в грудь Скорпиуса, силясь оттолкнуть, но вскоре обнаружил, что уже не отталкивает, а, наоборот, совершенно бесстыдно ласкает мальчишку, приоткрывая губы, чтобы Скорпиус мог глубже целовать его. И когда тот чуть надавил ему на плечи, принуждая лечь на стол, Северус не только не попытался вырваться, но даже обвил руками шею Скорпиуса, утягивая его за собой.
Чернильница опрокинулась, красные чернила потекли по столу, заливая столешницу и ученические работы, разложенные на ней аккуратными стопками. Снейп запоздало ужаснулся, но в это мгновение Скорпиус начал покрывать поцелуями его шею, покусывая и засасывая кожу почти до боли, и Северус осознал, что ему все равно, что станет с домашними заданиями – да пусть хоть весь Хогвартс взлетит на воздух со всеми контрольными, самостоятельными и домашками, лишь бы Скорпиус не останавливался, лишь бы он продолжал целовать его так… так… словом, именно так, как надо!
Снейп стиснул зубы, сдерживая стон, когда Скорпиус коснулся губами его соска и начал медленно, дразня, покусывать его и слегка тянуть. Северус выгнулся, комкая в руках ворох домашних работ. Только бы не застонать, только бы не застонать, только бы не застонать… Он и так уже пал ниже некуда, позволяя мальчишке вытворять с ним такое… да еще и в его собственном кабинете… да еще и на столе, а если он выдаст себя и Скорпиус поймет, насколько Снейпу нравится то, что с ним делают… А действительно, что тогда случится? Должно быть, уже поздно думать о своей репутации, если лежишь на столе в расстегнутой мантии, целуешься так, что дыхание перехватывает, а твой ученик, который проделывает с тобой всё это, раздвигает тебе ноги с явным намерением… Да. О да. Мерлин, какой стыд, какой… Снейп задохнулся, откинул голову, угодив прямиком в лужу чернил, и понял, что уже не способен связно думать. Да и зачем думать, когда вместо этого хочется стонать, и вскрикивать, и подставлять губы для жарких, влажных поцелуев, чувствуя горячее юное тело, которое вздрагивает и трепещет от желания…
- Северус! – выдохнул Скорпиус ему в губы. – О Мерлин, Северус, как хорошо…
Скорпиус содрогнулся, замер, напрягшись всем телом, и, шепотом выругавшись, обмяк, тяжело повалившись на Снейпа. Тот вздохнул. Ему не нравилось, когда любовники начинали болтать во время секса – это казалось Снейпу неуместным и до ужаса пошлым. Кроме того, Скорпиус достиг разрядки чуть ли не за две минуты, от чего Снейп, ясное дело, тоже не пришел в восторг. И вот лежит он теперь на столе среди скомканных домашних работ, головой в чернилах и с членом в заднице, а его ученик, который только что его отымел, устроился у него на груди и еще, чего доброго, собирается заснуть прямо вот так, на нем, хотя Снейп терпеть не мог засыпать в обнимку с любовниками… Снейп вздохнул еще раз, взглянул на потолок и подумал, что уже никогда не сможет спокойно смотреть на все эти пятна и трещины на побелке.
- Северус, – сонно пробормотал Скорпиус. – Ты меня любишь, да?
Снейп поморщился: он понял, что сейчас ему придется признаться в любви. Он много чего не любил, многое его раздражало, но вот что он действительно ненавидел больше всего на свете – это признавать свое поражение. Но сейчас, глядя в чуть раскрасневшееся лицо Скорпиуса, чувствуя его запах и прикосновения, Северус вдруг понял, что даже самые ненавистные вещи могут приносить удовольствие… в определенных обстоятельствах.
- Да, Скорпиус, – сказал он, благодушно глядя в потолок. – Конечно я люблю тебя, – и, подумав, добавил, сладко потянувшись: – Год отработки в моем кабинете, мистер Малфой.
