Данный материал может содержать сцены насилия, описание однополых связей и других НЕДЕТСКИХ отношений.
Я предупрежден(-а) и осознаю, что делаю, читая нижеизложенный текст/просматривая видео.
"Это вирус, - сказал Шамал, закончив осмотр. - После заражения начинает вырабатываться слабое Пламя Тумана, горящее на подкожном уровне, почти неощутимое... Так что, вы говорите, произошло потом?"
После завершения дипломатических переговоров с кланом Симеоне Ямамото отсосал Гокудере прямо возле дымящихся руин только что взорванной ими лаборатории.
Это показалось совершенно естественным развитием событий, когда они выбрались из-под обломков, и Гокудера одарил его ленивой усталой улыбкой. У Ямамото от остаточного адреналина тряслись руки, пока он расстегивал ему штаны и обхватывал ладонью член. Он опустился на колени, не обращая внимания на хруст разбитых шприцов, и едва ли заметил осколки, потому что чужие пальцы на удивление ласково зарылись в волосы, и любые посторонние звуки перекрывал низкий чувственный голос: "Да, да, блядь… господи, да, вот так…" Ругательства лились сплошным потоком, незнакомый ритм чужой речи завораживал. "Боже", – Гокудера захлебнулся словами и кончил прямо ему в рот.
– У тебя тут… – начал Ямамото, когда смог подняться. Он вытащил маленький шприц из плеча Гокудеры. Тот нахмурился:
– У тебя тоже, придурок, – и извлек две иглы. Одна торчала из предплечья, а вторая попала в грудь. Ладонь Гокудеры блуждала по загорелому животу, затем спустилась ниже, накрывая сквозь джинсы возбужденный член.
– Нравится? – пробормотал он, когда Ямамото начал толкаться в его руку. – Конечно, блядь, тебе нравится, еще как! – Гокудера залез ему в штаны, пальцы скользнули по горячей коже, другой рукой обхватил за шею, прижимая ближе, и дрочил ему до тех пор, пока Ямамото не кончил тоже, без сил опираясь о стену и уткнувшись носом в светлые волосы.
Вытирая руки чужим платком, Гокудера смотрел на остывающий труп врача-исследователя, который лежал всего в нескольких метрах от них:
– Придется рассказать об их экспериментах этому ебанутому Мукуро, – сказал он.
– И доктору Шамалу, – кивнул Ямамото. Гокудера скривился.
По возвращении они так и поступили, умолчав только о спонтанном сексе, потому что тогда это не казалось важным. Глава семьи Симеоне финансировал опыты над людьми. Они вернулись ночью, потому что Гокудера заметил несоответствие между размерами комнат, и нашли клетку, полную детей с остекленелыми глазами, которые не двигались и не реагировали, затерявшись где-то в своем затуманенном сознании. Тсуна погрустнел и выглядел усталым, а Мукуро ни на секунду не изменился в лице, смотря так, будто знал гораздо больше, чем остальные. После доклада Ямамото утащил Гокудеру к себе в комнату и, используя крем для рук в качестве смазки, стал трахать так медленно, что тот не выдержал и сорвался на ругань, умоляя "чертову ленивую бейсбольную задницу" двигаться быстрее.
– Ладно, – и Ямамото укусил его около ключицы. Гокудера подгреб под себя все подушки и в такой позе проспал до самого утра.
***
– Что за хрень! – возмутился Гокудера. Он сидел по-турецки на кровати Ямамото, без штанов, пристроив на коленях ноутбук. Такеши перекатился ближе и взглянул на экран. Сообщение электронной почты.
– Это напоминалка.
– Я знаю, что это напоминалка, дурья башка! Нахера нам семинары по тим-билдингу?
– Наверное, это идея Тсуны, – сказал Ямамото. – "Для укрепления доверия и усиления межличностных отношений между Хранителями. Каждый вторник в 15:00, если нет миссий или других форс-мажорных обстоятельств".
– Мои межличностные отношения неебически безупречны, – хмыкнул Гокудера. Он закрыл ноутбук, положил его на тумбочку рядом с очками, а потом повернулся к Ямамото, ведя рукой по внутренней стороне мускулистого бедра. Гокудера склонился ниже к его груди и несильно прикусил сосок.
– Хаято, – выдохнул Такеши, раздвигая ноги, чтобы дать больший доступ. Тонкие пальцы скользнули по яичкам и дальше, слегка надавливая, чтобы проникнуть внутрь.
Первый семинар обернулся катастрофой: Тсуна попытался провести тест на доверие. Он упал назад, и Гокудера подхватил его, не давая удариться. Когда дошла очередь до Ямамото, Хаято хитро улыбнулся и не сделал ни малейшей попытки поймать, подталкивая ногой распростершегося на полу Такеши и просто светясь от удовлетворения. Потом Хибари не удержал Рехея, отделавшись безразличным: "У меня рука соскользнула". Сасагава сломал нос, а Тсуна закатил глаза, массируя разнывшиеся виски кончиками пальцев.
– Ты поступил очень некрасиво, – позже сказал Ямамото, возясь с кранами в душевой кабинке в попытке сделать воду приемлемо горячей, чтобы вымыть голову. Он буквально чувствовал, как над левой почкой наливается огромный синяк, который он заработал, борясь с Рехеем. Гокудера накрыл ладонью формирующийся кровоподтек, пальцы у него были просто ледяные.
– И что ты будешь делать? – спросил он. Ямамото только плечами пожал.
Он быстро привык к европейскому способу мытья и теперь предпочитал его японскому, стоя под упругими струями и позволяя горячей воде омывать все тело. Гокудера проскользнул следом и прижался со спины, уткнувшись лицом между лопатками. Его запасной костюм уже висел в шкафу Ямамото, но у того были более неотложные проблемы, о которых следовало задумываться, например, еженедельные покушения на Тсуну союзников клана Симеоне или изъятие отравленной партии минеральной воды, доставленной для вечеринки. Реборн заставлял Тсуну устраивать празднества, хотя именно тогда преимущественно и происходили попытки убийства. Когда Ямамото вечерами доползал до постели, иногда там уже ждал дремлющий Гокудера. А однажды он застал Хаято уткнувшимся носом в его подушку и яростно дрочащим. Тот насаживался на собственные пальцы, и глаза у него были совершенно безумные.
– Хочу… – выдохнул он, и Ямамото поспешно согласился:
– Да-да, конечно, ох… – в этом не было ничего нового, он никогда не отказывал близким людям, он просто не мог сопротивляться этим умолявшим влажным губам.
***
– Как я могу быть уверен, что ты действительно создал иллюзию, а не наебал нас? – спросил Гокудера у Мукуро, подключив компьютер к системе безопасности "Симеоне Биотех".
Тот поднял брови:
– Ты не можешь ее увидеть, – терпеливо объяснил он, – потому что сам являешься ее частью. И это не я уронил партнера в испытании на доверие.
– Он слишком высокий, – ответил Гокудера, но при этом казался успокоенным, выстукивая стаккато на клавиатуре. На экране быстро мелькали строчки кода, Ямамото даже не успевал их прочесть. Мукуро задумчиво обернулся к нему, было невозможно привыкнуть к этим странным разноцветным глазам.
– С тобой все в порядке?
– Ха-ха, хм… Что?
– Ты не заметил ничего странного? – спросил Мукуро.
– Вроде нет.
– Ладно, я понимаю, что людям с ограниченными умственными способностями, таким как вы, бывает сложно уяснить очевидное, – вмешался Гокудера, – но мои действия требуют большой осторожности и предельной концентрации. Поэтому заткнитесь, мать вашу.
– Что это у тебя на шее? – поинтересовался Мукуро. Ямамото бездумно поднял руку и нащупал болезненное место укуса прямо под бившейся жилкой. Гокудера перевел на него взгляд и сквозь упавшую светлую челку Ямамото увидел, как его зрачки расширяются, рот слегка приоткрывается, и влажный язык очерчивает контур губ.
– Это я сделал, – хрипло сказал он, и Ямамото чуть не потерял равновесие от внезапно нахлынувшего возбуждения.
Мукуро кашлянул.
– Чего? – огрызнулся было Гокудера, но секундой спустя его настигло понимание того, что именно было сказано. Он покраснел, затем побледнел, руки дрогнули. – Какого хрена?!
– Я… – Ямамото осекся, вспомнив это утро. Он проснулся с пальцами Хаято во рту, с чужим членом, плотно прижатым к ложбинке между ягодиц, и подтянул ногу, раскрываясь, чтобы Гокудера мог войти в него. Далее последовал совместный душ, а потом они отправились в офис Тсуны за общей миссией. Накатила необъяснимая болезненная тяжесть с оттенком смущения, хотя тело приятно ныло после хорошего секса.
– Какого хуя?! – заорал Гокудера. – Я тебя трахнул!
"Твою же мать", – подумал Ямамото, а затем решил, что ситуация требует озвучить эту важнейшую мысль:
– Чёрт! – воскликнул он. – Твою же мать!
– Какого хрена?! – Гокудера продолжал кричать. – Почему я… поверить не могу!.. я забыл, что ли?.. да какого хрена?!
– Дамы, – Мукуро внес свою лепту в содержательную беседу: – Ваша дискуссия невероятно увлекательна, но…
В этот момент на экране зеленый свет сменился мигающим красным, и компьютер запищал на высоких частотах, а через две секунды над их головами взвыла сирена.
– Хаято, – позвал Ямамото, когда они выскочили из рушащегося здания. В воздухе висела густая пыль, и дышать было трудно. Он протянул руку, пытаясь дотронуться, но Гокудера отшатнулся:
– Не смей, – процедил он. – Не прикасайся ко мне.
***
– Это вирус, – сказал Шамал, закончив осмотр. – После заражения начинает вырабатываться слабое Пламя Тумана, горящее на подкожном уровне, почти неощутимое... Так что, вы говорите, произошло потом?
– Не твое долбаное дело, – огрызнулся Гокудера.
Шамал вздохнул:
– Ради Семьи я иду на такие жертвы…
– Как от него избавиться?
– Я не лечу мужчин, – Шамал поднял бровь, когда Гокудера стиснул зубы от злости. – Но Пламя Дождя может с этим справиться. Попробовать стоит. Ты, – он указал на Ямамото. – Это ведь твоя специализация.
– Э-э… да, – под выжидающим взглядом Шамала он сосредоточился на ощущении прохлады текущей воды и, затаив дыхание, как будто погрузился в очищающий поток. Чуть позже он открыл глаза, выдыхая, легкие слегка покалывало.
– Теоретически теперь все симптомы должны пройти сами по себе, – Шамал не сводил с него пристального взгляда. – Изначально вирус был не слишком сильным, а с учетом уровня вашего Пламени…
– Ясно, – он через силу улыбнулся. – Я могу вылечить и тебя тоже, Гокудера, если…
– Сам справлюсь, – отрезал тот, нахмурившись, и кольцо на среднем пальце тускло засветилось. Он освобождался от Пламени так, как отряхивается собака, выходя из воды, по всему телу прошла дрожь, а плечи неловко сгорбились. Ямамото молчал, не зная, что сказать, и нервно дергал себя за штанину. – Ладно, – Гокудера упорно отводил взгляд. – Мне пора.
***
– Я пришел за вещами, – Гокудера нерешительно стоял в дверях, скрестив руки на груди в защитном жесте.
– Да, конечно, проходи.
Хаято подозрительно на него покосился, но в конце концов вошел и стал собирать то, что успело перекочевать в чужую квартиру: зубную щетку, учебник прикладной математики, смятую пачку сигарет, зарядку для телефона, последние два выпуска "Международного журнала самораспространяющегося высокотемпературного синтеза", "Гольдберг-вариации" в треснутой СD-упаковке и черней шелковый галстук, все еще повязанный вокруг одного из столбиков у изголовья кровати.
– Дать тебе коробку или еще что-то? – спросил Ямамото. – В шкафу висит твой костюм.
– Нет.
– Мы поговорим об этом?
– Тут не о чем говорить.
– Ну, я не знаю… мне казалось, нам стоит сесть и все обсудить.
– Почему? Потому что последние полтора месяца мы трахались, как бешеные кролики?
– Э-э… да.
Гокудера скривился:
– Ведешь себя, как баба.
Взгляд Ямамото прикипел к галстуку, судорожно зажатому в тонких пальцах, и он вспомнил неглубокие следы, которые оставались на нежной коже запястий и потом тщательно прикрывались манжетами рубашки. Когда после визита к доктору Шамалу он осматривал себя в зеркале в полный рост, то обнаружил несколько засосов на бедре, на груди и еще один под коленом. Выгибаясь на кровати и тяжело дыша, Гокудера выглядел таким счастливым, – вдруг подумалось. Наверное, теперь стоит избегать подобных мыслей.
– Ты и при Бьянки такое говоришь?
– Послушай… – начал Гокудера. – Не то чтобы я… Ты мне даже не нравишься.
– Я знаю.
– Это все из-за тех ебучих шприцев. Просто вирус.
– Я знаю.
– И на самом деле мы не… Иногда случается всякая хуйня, понимаешь?
– Прости, – вырвалось у Ямамото, прежде чем он успел подумать. На лице Гокудеры отразилась мгновенная паника, но через секунду ее сменила привычная гримаса раздражения. Он неуклюже пожал плечами, вертя в руках свои вещи, и отступил назад, спиной открывая входную дверь.
– Это неважно, так? М-м… Пока.
– Увидимся, – сказал он. Гокудера забыл свой костюм.
***
– Привет, – сказал Тсуна в додзе два дня спустя.
– Босс, – кивнул Ямамото. Он вытер пот со лба и улыбнулся, опуская меч. Тсуна робко улыбнулся в ответ и застенчиво почесал щеку:
– Есть минутка?
– Да, конечно.
– Ты выглядишь усталым.
– У меня небольшие проблемы со сном, – сказал Ямамото. Сегодня утром он мельком увидел в зеркале свое отражение: измученный вид, темные круги под глазами и горькая складка у рта. Кровать казалась слишком большой, и ночами он постоянно пытался дотянуться до чего-то, не находя этого и просыпаясь с чувством потери. – Ничего страшного.
Тсуна вздохнул:
– Думаю, от занятий по тим-билдингу мало проку.
– Ну, у нас тут все с характером, – хмыкнул Ямамото.
– Реборн считает, что мне лучше позволить вам самим выяснять отношения, чтобы все шло… э-э… естественным путем.
– Думаю, ты должен поступить так, как считаешь нужным, – дипломатично ответил он.
– Сегодня утром я разговаривал с Гокудерой.
– Понятно. Как там он, в порядке?
– Ну… После разговора с Мукуро… – уши Тсуны полыхали от смущения; Ямамото наблюдал за ним с каким-то оттенком отчаяния, подавляя желание потрогать лицо, дабы убедиться, что все еще улыбается. Тсуна зачастил, уставившись куда-то поверх левого плеча Такеши: – Извини, я не знал. Это моя вина. Я должен был заметить, иначе для чего мне эта дурацкая интуиция? А он вообще не хотел ничего говорить.
Ямамото натянуто рассмеялся:
– Немного неловко обсуждать подобные вещи, да?
Тсуна наконец-то посмотрел ему в глаза, нервно дергая полу пиджака:
– Я не знал… То есть вообще-то знал. Я был в курсе, что у вас с Гокудерой… э-э… отношения, и хотя я не очень в этом разбираюсь… в любом случае, мне казалось, что это просто произошло. Что вы стали встречаться. Я знаю, как ведет себя Гокудера со всеми, кроме меня, но ты всегда был ему хорошим другом, так что… Прости.
– А-а, вот ты о чем! Но это не твоя вина, – его голос звучал как-то странно даже для него самого. Тсуна вырос за эти годы, но все еще едва доставал макушкой ему до подбородка. Он все еще выглядел непозволительно юным, и Ямамото иногда думал, как это несправедливо – в одиночку нести на своих плечах такой груз ответственности. – Не волнуйся, правда.
Лицо Тсуны просветлело:
– Уверен, все наладится, – сказал он.
***
"Я был ему хорошим другом", – позже думал Ямамото, когда принимал душ, прислонившись лбом к прохладной плитке. Он хотел бы разозлиться, но не принадлежал к тому типу людей, которые реагируют на проблемы гневом. Он даже не знал точно, на что именно злиться. Целую вечность назад его вырвали из собственного времени и перебросили на десять лет в будущее, и он, отчаянно напуганный, должен был сказать Гокудере: "Ты меня ненавидишь", совершенно в это не веря, а потом смотреть, как тот меняется.
Тогда бы он разозлился. Тогда бы он сказал – ты не можешь так поступить с Тсуной, имея в виду – ты не можешь так поступить с собой. Подразумевая под этим – позволь мне помочь тебе. Потому что даже тогда он думал, что Гокудера красивый, резкий, колючий и бесконечно ранимый, и ему хотелось бы быть его другом несмотря ни на что. Он знал, как яростно и до смешного искренне Гокудера любил тех немногих, кого допускал в свое сердце: Тсуну – самого важного раз и навсегда, Бьянки – склоненные друг к другу головы над формулами в тетрадке, неожиданно доктора Шамала – отчаянные ругательств сыплются с губ, пока он накладывает импровизированный жгут (хрена лысого я дам тебе сдохнуть, старик!). У Ямамото вставал ком в горле каждый раз, когда он наблюдал подобное. Он сказал себе: я сделал все, что мог. Возможно, он злился сам на себя.
***
– Эй, ты там? – он постучался к Гокудере. Дверь распахнулась, и Ямамото заморгал: обложившись учебниками, Хаято сидел на постели с одним полотенцем, обмотанным вокруг головы на манер тюрбана, и вторым, небрежно наброшенным на бедра.
– Мать твою! – воскликнул он, и просвистевшая подушка захлопнула дверь перед самым носом у Ямамото. – Научись себя вести, кретин!
– Дверь была открыта, – заметил он. Послышался какой-то шорох, затем глухой удар и воспоследовавшие проклятья. Через несколько секунд дверь снова распахнулась, являя миру красного от злости Гокудеру в майке и потертых джинсах, его мокрые волосы прилипли к лицу. Ямамото улыбнулся.
– Какого черта тебе нужно? – спросил Гокудера.
– Я принес твою… э-э… одежду, хотел отдать.
– Ясно. – Заколебавшись на мгновение, он все-таки протянул руку и взял костюм. – Спасибо.
– Гокудера… Можешь уделить мне минутку?
Тот отступил назад, разрешая войти. Ямамото ни разу как следует не разглядывал его комнату, просторную и вылизанную до блеска везде, кроме стола, где в беспорядке были свалены динамитные шашки и книги по биохимии. Одно из влажных полотенец лежало на тумбочке.
– Чего тебе? – спросил Гокудера. Теперь, оказавшись с ним лицом к лицу, Ямамото никак не мог собраться с мыслями. Он ощущал запах шампуня, что-то сладкое и волнующе незнакомое; Хаято всегда пользовался шампунем Такеши, если оставался на ночь.
– Я хотел извиниться.
– Ты уже это говорил.
– Я хотел, чтобы это… – он неопределенным жестом взмахнул рукой, – чтобы между нами все наладилось.
– Блядь, о чем ты? Тут нет ничего… – Гокудера сжал челюсти, будто собираясь с силами, и продолжил: – Не о чем говорить и нечего налаживать. Ясно тебе, дурья башка?
– Я знаю, – примирительно сказал Ямамото. – Мне просто… мне плохо. Нужно было сразу понять, что что-то не так.
Он хотел, чтобы Гокудера его понял, но было так трудно подобрать правильные слова…
– Я бы никогда такого не сотворил по своей воле… с тобой.
– Понятно, – тихо сказал Хаято. – Отлично. А теперь проваливай.
– Гокудера…
– Это нихуя не изменило, – сказал тот. – Теперь ты доволен? Все по-прежнему. Мы просто работаем вместе. Усек?
– Усек.
– Ну и ладно.
***
Вирус заставил о многом забыть, перевернув картину мира, но он всегда знал, что у Гокудеры ловкие пальцы, что он переносит вес на правую ногу, когда стоит, что он язвительный, раздражительный и иногда просто невыносимый, но Ямамото никогда особенно не задумывался ни над его личностью, ни над телом, никогда не представлял, какой приятной на ощупь окажется его кожа. Он всегда был очень осторожен в своих мыслях, потому что с Гокудерой по-другому нельзя: тот был словно гремучая смесь химикатов, и любое необдуманное слово могло привести к взрыву. Поддержание установившегося между ними хрупкого баланса была для Ямамото приоритетной задачей, и он отчаянно пытался не облажаться. Но внезапно все изменилось. Ничего нельзя было сравнить с широкой белозубой улыбкой Гокудеры, обращенной к нему, с тем, что теперь можно было целовать эти губы. И Ямамото забыл, что ходит по лезвию ножа.
***
– Ямамото Такеши, – пропела Бьянки, склонившись над кухонным столом, – я слышала, ты трахал моего младшего братишку?
Ямамото подавился. Бьянки ждала, пока он прокашляется.
– Это… это конфиденциальные медицинские сведения, – прохрипел он.
– Отравленная кулинария, Сыворотка правды. Перевернутый ананасовый пирог, – последовало лаконичное объяснение. Ямамото слегка запаниковал, на секунду представив, что дело обернется, как в кино – сейчас Бьянки сузит глаза и сурово скажет что-то типа: "Ты разбил ему сердце, а я разобью тебе лицо". Только в ход пойдут не кулаки, а запеканки с гарантированным летальным исходом. Придется защищаться.
Но она спокойно уселась на табурет, подперев подбородок ладонью. Тишина затянулась.
– Э-э… – содержательно выдал Ямамото.
– Он сейчас в лазарете. Разбил кулаком окно.
– Что? Зачем?
Бьянки отмахнулась от вопроса:
– Кто знает.
– С ним все в порядке?
– Ямамото Такеши, – повторила она, четко выговаривая каждый слог. Несмотря на годы, проведенные в Японии, у Бьянки все еще сохранился итальянский акцент; у Гокудеры он был уже практически незаметным. Краем сознания Ямамото продолжал их сравнивать, находя общее: у Бьянки с братом были одни глаза и та же ленивая грация, но она никогда не бурлила энергией и не показывала эмоций. Выдержав паузу, она сказала: – У Хаято есть дурная привычка сжигать за собой мосты. Он считает, что этим защищает свое сердце.
Как-то утром, когда у них не было срочных дел, Гокудера рассказал ему о старом конфликте с сестрой. Тогда они сонно валялись в постели, и Ямамото удобно прижимался к чужим бедрам, ощущая под ладонями гладкую теплую кожу. "Шесть лет – это долгий срок", – подумал он тогда, зарываясь носом в светлый мягкий пух волос на затылке. Гокудера далеко убежал. Но надеялся, что его найдут.
– Это все, что я хотела сказать, – и Бьянки ушла.
***
– Что произошло? – спросил он у доктора Шамала, закончившего обеззараживать рану антисептиком и разматывавшего длинный бинт.
– В следующий раз, – сказал тот своему хмурому пациенту, – постарайся разбить что-то, что оставит в твоем теле меньше осколков.
– Отъебись.
– Бьянки мне все рассказала, – признался Ямамото. Гокудера раздраженно растрепал свою челку:
– Блядь, вечно она лезет, куда не просят.
– Готово, – сказал Шамал.
– Это был несчастный случай, – пробормотал Гокудера, осматривая повязку. – С бомбой. – Он проскользнул мимо Ямамото и вышел из кабинета.
Шамал медленно повернулся на каблуках:
– А с тобой что не так? – зловеще спросил он.
– М-м… ничего.
***
Через пару недель все более или менее вошло в привычную колею. Гокудера ходил на собрания сначала с повязкой на заживающей ране, а чуть позже, когда глубокие порезы покрылись новой нежно-розовой кожей – с открытой рукой. В генетических экспериментах, как оказалось, участвовали не только Симеоне, но еще и Карбонари, решившие с помощью опытов по контролю за разумом пошатнуть гегемонию Вонголы. Большую часть информации собрал Мукуро, после чего Гокудера заперся в лаборатории вместе с доктором Шамалом.
– Я тебе не гребаный биолог! – периодически доносились оттуда вопли. – Это полная херня! – все как обычно. Но привычная экспрессивность была хорошим знаком, и то, что он лишь слегка отводил взгляд, встречаясь глазами с Ямамото, тоже.
Хотелось надеяться, что их отношения рано или поздно станут почти такими же, какими были до заражения.
– Мне нужно, чтоб ты кое-что для меня сделал, – сказал Гокудера, останавливая его у входа в додзе.
– Конечно, – быстро согласился он. Гокудера поджал губы, но Ямамото был рад: после того разговора с Тсуной у него почти не было работы, так что было приятно наконец-то заняться чем-нибудь полезным.
И вот теперь он стоял в лаборатории с облепленной электродами грудью, погрузив руки в какую-то бледно-голубую слизь и медитируя на Пламя Дождя, пока Гокудера наворачивал вокруг него круги, что-то бормоча и поминутно проверяя датчики.
– Извини, – сказал он, – сам бы я не справился.
– Да без проблем, – ответил Ямамото. – Я с радостью сделаю все, что тебе понадобится. – Но когда они закончили, и Гокудера срывал с него присоски, было довольно-таки больно.
Снова появился Сквало, притащив с собой чуть ли не всю Варию; в ожидании дальнейших распоряжений они расположились в тренировочных залах, периодически устраивая кровавые спарринги. В данный момент Тсуна с Занзасом обсуждали стратегию боя, а Сквало вытянулся на одном из матов, раздраженно дергая себя за длинные пряди, обвившиеся вокруг шеи.
– Что, блин, такое у тебя с лицом? – фыркнул он.
– То есть? – переспросил Ямамото. Он сидел рядом на корточках, опираясь на свой меч.
– То и есть, – Сквало скривился и растянул губы в неестественной улыбке: – Вот это выглядит жутко. У тебя всегда морда жутковатая, но сегодня она жутковатая как-то не так, как нужно.
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Блин, да лыбу твою! Что-то явно ебет тебе мозг, малой.
– Эй! – Гокудера пинком распахнул дверь. – Мне нужен подопытный для эксперимента с лечением после атак с воздуха. – Ищущий взгляд остановился на Бельфегоре, и Хаято ухмыльнулся: – Ты подойдешь.
Чуть позже, когда Гокудера, попутно делая заметки в блокноте, осыпал дымовыми шашками пребывавшего под влиянием иллюзии Бельфегора, свято уверенного, что он – Лучано Паваротти, Сквало нахмурился и позвал:
– Послушай, малой.
– М-м? – откликнулся Ямамото.
Тщательно выводимая под сводами тренировочного зала ария вдруг оборвалась, и дым рассеялся, являя миру побагровевшего Бельфегора.
– Ну наконец-то! – возопил Гокудера, победно вскидывая вверх кулаки, и разъяренный принц немедленно бросился на публично унизившего его простолюдина. У него отобрали любимые ножи, но это никак не повлияло на намерение задушить обидчика. Пришлось их растаскивать.
Бельфегор извивался в руках у Сквало, державшего его за шкирку, как нашкодившего котенка, а Ямамото прижимал к себе Гокудеру, с замиранием сердца ощущая тепло чужого тела. Хаято обернулся к нему и торжествующе улыбнулся, но потом опомнился и резко высвободился из объятий.
– Разберись с этим, – голос Сквало эхом напомнил о том, что никогда не станет правдой. – И перестань засорять себе голову всякой херней.
– Хорошо, – коротко ответил он, не желая обсуждать эту тему.
***
– Семь подразделений, а штаб-квартиры разбросаны по всей стране, – сказал Тсуна. – Вряд ли возникнут какие-то трудности, но я прошу вас сотрудничать хотя бы для моего душевного равновесия. Детали в досье.
Для выполнения миссии Ямамото с Гокудерой отправили в Италию.
– С тобой он работает лучше всех, – будто извиняясь, заметил Тсуна. – Иногда Гокудера бывает несколько…
– Я понял.
Улочки Генуи пахли солнцем, морем и свежей выпечкой. Гокудера завернул в ближайшую пекарню, купил там что-то маленькое, круглое и доверху наполненное желе и чуть ли не целиком запихнул в рот, осыпая крошками все вокруг.
Они уже подошли к нужному зданию, – огромному заброшенному комплексу, в который предстояло проникнуть, – когда Ямамото, наконец, сказал:
– У тебя здесь… э-э… желе. Ты испачкался.
– Где? – спросил Гокудера, и Ямамото потянулся к чужому лицу, прежде чем понял, что делает. Он так и не дотронулся, кончики пальцев замерли в паре дюймов от губ застывшего с распахнутыми глазами Хаято.
– Вот тут, – он отдернул руку и провел по собственной щеке, показывая. Сердце учащенно забилось.
– Ясно. – Стерев желе, Гокудера опустился на корточки и по необъяснимой причине протяжно выдохнул, закрыв лицо ладонями. Волосы свесились вперед, обнажая шею. – Спасибо, – глухо сказал он и поднялся, отбрасывая с глаз длинную челку.
– Похоже, проблем не будет, – нервно улыбаясь, сказал Ямамото. – Ну, с миссией.
– Супер, – отозвался тот.
***
Там были собаки. И охранники тоже, но в отличие от слюнявых ротвейлеров, этих они хотя бы ждали. Быстро распылив лекарство через вентиляционную систему, они помчались по узким улочкам Генуи и каким-то неведомым образом очутились на кухне у древней старушки, чуть не выпрыгнувшей из ночнушки с перепугу.
Обои в ванной поражали воображение буйством розовых и желтых цветов, от чересчур ярких красок у Ямамото зарябило в глазах. Он опустился на закрытый унитаз и зажмурился, стараясь восстановить дыхание.
– Не могу поверить, что ты дал треснуть себя сковородкой, – сказал Гокудера. – Эй, посмотри-ка сюда.
Ямамото открыл глаза от удивления, почувствовав, как его подбородок мягко, но настойчиво приподнимают чужие пальцы. Гокудера оказался так близко… Между светлых бровей залегла озабоченная морщинка, и он посветил крошечным фонариком Такеши сначала в один глаз, потом в другой, а затем, поцокав языком, снова зашуршал аптечкой.
– Я не мог с ней драться, – сказал Ямамото, и Гокудера закатил глаза.
– Ну, надо радоваться, что у тебя нет сотрясения. Держи, – он протянул упаковку с обезболивающим и бутылку воды. – Но твой костюм безнадежно испорчен.
Со спины одежда промокла от крови и противно липла к коже. Он смог стащить пиджак, но никак не получалось совладать с мелкими пуговицами на рубашке, и в конце концов Гокудера, раздраженно фыркнув, отвел его руки и сделал все сам. Когда рубашка тоже оказалась на полу, он открыл кран и, подтащив Ямамото к раковине, засунул его голову под струю воды, чтобы промыть рану.
Потом, немного подсушив ему волосы, Гокудера свернул марлю в несколько слоев, приложил к кровоточащему затылку и сноровисто наложил сверху фиксирующую повязку. Ямамото прикрыл глаза. Лекарство оказалось сильным, и боль уже отступила, сменившись легким головокружением от аккуратных прикосновений чутких пальцев. Через некоторое время он понял, что Гокудера закончил перевязку, но все еще не отнял рук, нежно проводя по смуглым скулам.
– Черт! – это прозвучало так ломко и отчаянно, что Ямамото открыл глаза.
– Что?
– Да шел бы ты! Я не могу… я не могу выкинуть тебя из головы, ублюдок.
– Что? – тупо переспросил он, и Гокудера сразу попытался отстраниться, но он обнял его за бедра, привлекая ближе.
– Мне это нравилось, – резко сказал Хаято. – Мне нравилось трахаться с тобой. Но тебе, очевидно, нет.
Он почувствовал, что мир уходит из-под ног:
– С чего ты решил, что мне не нравилось?
Гокудера в ответ посмотрел на него, как на идиота:
– С того, что ты сам так сказал. Что по своей воле никогда бы такого не сделал.
– Я совсем не это имел в виду.
– Да? А что же тогда, потому что в тот момент прозвучало весьма однозначно…
– Но ты же сказал, что я тебе совсем не нравлюсь! – перебил Ямамото.
– Ладно, оставим это.
– Но…
– Похуй, забудь. Сейчас три часа ночи, – Гокудера протиснулся мимо него к двери и вышел из ванной комнаты.
***
Когда Ямамото закончил уборку в ванной и вошел в спальню, Гокудера притворился спящим, хоть его и выдавала чересчур напряженная поза. Ямамото тоже лег и закрыл глаза. В голове крутились неуместные мысли о том, каким потрясающим у них тогда вышел секс в душе, как восхитительно извивался Хаято под его руками, как горячо целовал, как вода текла по их лицам, смывая с чужих губ вкус соли и пепла, и как он чуть с ума не сошел, когда Гокудера развернулся в его объятиях, подставляясь, и прижался грудью к плитке.
– Ну, давай! – и он захлебнулся воздухом, когда Ямамото с усилием толкнулся вперед, пряча улыбку в изящном изгибе чужой шеи.
– Что смешного? – позже спросил раскрасневшийся от жары и их близости Гокудера.
– Ничего, – Ямамото прижал большой палец к его лбу, разглаживая морщинку между светлыми бровями. Тогда он понял с убийственной ясностью: чем бы это ни было, я хочу этого больше всего на свете.
– Придурок, – сказал Гокудера. И теперь Ямамото вдруг осознал, что действительно ведет себя, как придурок.
***
– Прости, что я поступил, как трус, – он склонился над Гокудерой: – Хаято.
– Ты можешь просто… перестать? Прекрати извиняться, – обернулся тот. На тонком одеяле, которым укрывался Гокудера, тоже были цветы, в лунном свете выглядевшие несколько сюрреалистично. Ямамото осторожно опустил руку ему на плечо, и Гокудера сразу же резко сел, упершись плечами в спинку кровати. Его глаза смотрели с тревогой. – И имя… не называй меня по имени! Слушай, я знаю, что иногда веду себя…
– Мне тоже с тобой нравилось, – мягко сказал Ямамото. – И я хочу этого и дальше. Того, что у нас было.
Дыхание Гокудеры участилось, Ямамото нагнулся и поцеловал его, осторожно раздвигая языком губы. Как же ему не хватало этого влажного тепла с привкусом дыма, такого знакомого и в то же время необычного. Он отстранился, тяжело дыша и бессознательно сжимая в кулаке подол чужой майки.
– Хочешь… хочешь потрахаться? – пальцы Гокудеры впились в его запястье.
– Ты мне нравишься, – сказал Ямамото.
– Это глупо. Просто идиотизм! Я не… – Хаято поперхнулся и сделал судорожный вдох. – У нас не получится так, как раньше.
– И не страшно.
– Не страшно? – недоверчиво переспросил Гокудера.
– Да. Все в порядке. Все, что хочешь. Мы можем делать все, чего тебе только захочется.
Гокудера пристально на него посмотрел, ища любой признак лжи, но Ямамото спокойно выдержал испытующий взгляд. На бледном лице Хаято ясно читались неуверенность и гнев, а в глазах подспудно тлело желание.
– Я хочу тебя трахнуть, – с вызовом бросил он.
– Ладно, – согласился Ямамото, – хорошо, давай, – после короткого поцелуя он побежал в ванную в попытке найти какое-то подобие смазки. Вернувшись с бутылочкой кондиционера, он поставил ее на тумбочку рядом с кроватью. Гокудера поджал губы.
– Я не рассчитывал, что мы… У меня ничего с собой нет. В смысле, презервативов.
– Что-то поздновато ты об этом забеспокоился, тебе не кажется? – пробормотал Гокудера. Он слегка расслабился после поцелуев, начавшихся с ямочки между ключиц и дошедших до рта. Они ласкали друг друга, не прекращая жадно целоваться, и он с трудом смог отодвинуться, когда Ямамото потянул вверх его рубашку.
– Ты лижешься, как какой-то дурацкий пес.
– Ха-ха, – откликнулся Ямамото. Член Гокудеры упирался ему в пах. Серые глаза были закрыты, щеки порозовели. – Ты хочешь…
– Хочу посмотреть, как ты будешь это делать.
– Ладно. – Он стянул штаны, опрокинул Гокудеру на спину и уселся верхом. Тонкие пальцы судорожно сжимались на его бедрах, пока он себя подготавливал. От откровенно оценивающего взгляда сердце колотилось, как ненормальное. – Ладно, – зачем-то повторил он и медленно опустился на член.
Пальцы Гокудеры впились еще сильнее.
– Блядь! – вскрикнул он, закусив губу, когда Ямамото начал двигаться.
Такеши думал о природе иллюзий, когда ты видишь то, что хочешь, только голую неприукрашенную реальность.
Гокудера громко гортанно застонал и сильнее насадил его на себя. Ямамото было тяжело и неудобно, мышцы бедер тянуло от непрерывных толчков, а в голове эхом отзывалась тупая боль.
– Ты мне нравишься, – сказал он. Гокудера всхлипнул. – Да, нравишься, и я не дам тебе об этом забыть. Просто не позволю.
И в этом была вся разница, в этом заключалось отличие той гаммы путаных эмоций, которые Гокудера так усложнял в силу своего характера. Между ними никогда не было ничего простого.
– Хаято, – выдохнул он, и Гокудера кончил, крепко сжимая загорелые бедра и откинув голову назад, обнажая уязвимое белое горло.
– Блядь, – повторил он, когда смог отдышаться и перекатил их по постели так, чтобы быть сверху. Спустившись ниже, он расположился между колен Ямамото и поймал его взгляд, прежде чем наклониться и провести языком по всей длине члена. Гокудера вобрал его в рот и стал уверенно сосать. Он ввел в Ямамото два пальца, начиная двигать ими синхронно с тем, как ласкал его член, мысли Такеши окончательно перепутались, и он растворился в этом тягучем ритме.
***
– Что?! – рявкнул Гокудера в трубку, сражаясь с галстуком. – Блядь! Да, я понял. – Он замер, когда Ямамото убрал его руки и сам завязал строптивый галстук, затянув узел. – Нам придется ехать в Рим. Черт, как же меня заебали эти вечные осложнения!
– Я уверен, что все будет в порядке, – спокойно сказал он.
Гокудера облизал губы:
– Я… Со мной иногда бывает нелегко…
– Это еще мягко сказано, – хмыкнул Ямамото и кончиками пальцев поднял уголки рта Гокудеры в намеке на улыбку, пока тот не успел взбеситься. – Эй, я все понимаю. Ведь в том, что случилось, есть и моя вина.
