"Я, Тёмный Лорд Волдеморт, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю своё имущество моим Пожирателям, а именно:
Беллатрикс я завещаю свою палочку.
Люциусу я завещаю свои черномагические книги.
Снейпу, который очень хочет быть упомянутым в моём завещании, сообщаю следующее: Сева, привет тебе!"
— К тому же, — говорил дедушка, — когда ты попал в большой город, полезно и поучительно знать, что кроется за толстыми каменными стенами домов. (c)
"О том, как буря перевесила вывески" Г.Х. Андерсен
— Ну, кому весело? Кто хотел к мандачиванам в гости поехать?
— Отче, успокойтесь!
— Дэвид, не лезь мне под руку. Еще немного и того, кто придумал этот идиотский карантин, я собственночакрно прокляну в обратном направлении.
— Ой! А это как это? Не хотите дать по этому поводу интервью? Сенсация гарантирована.
— Руби, отойди от греха подальше! Дэвид, а мы с тобой это изучали два года назад.
— Эээ…
— Я понял, ты опять все забыл. Охо-хо.
Корбен лишь вздохнул:
— Карантин необходим. Это мандачиваны могут безбоязненно прилетать к нам, когда им вздумается, а мы можем принести всякие неожиданные и неприятные, хм, элементы…
— Да мы им просто камни хотим вернуть.
— Карантин прежде всего.
— Тьфу на них.
— А давайте играть!
— Кто-нибудь успокойте Руби, а то он от того, что тут блокируются все радиоволны, совсем без своего шоу на радио извелся.
— Конечно! Целый час без работы, так и поскучнеть можно! Бррр. Я уже чувствую всем телом, как теряю свою квалификацию. Бззз.
— О боже…
— Ты мне льстишь, Корбен, но я все равно безутешен. Так что, кто будет играть?
— Только не на деньги.
— У вас их, святой отец, все равно нет.
— Тем более.
— На желания.
— Еще глупее. Пока суточный карантин пройдет, желания сто раз могут поменяться.
— Давайте поговорим о чем-нибудь.
— Я придумал! А давайте рассказывать сказки.
— Руби, ты перегрелся.
— Ну почему, когда меня посещают гениальные идеи, все начинают говорить одну и ту же фразу? Птсс! Всем молчать. Я придумал. Корбен, ты будешь Красной Шапочкой.
— Кем?! И почему это я «должен быть»? Ты ж сказал, что будем рассказывать сказки.
— Корбен, поставь стул на место. Ты сейчас глубоко вздохнешь и успокоишься! Ну что интересного в просто пересказе? Другое дело, если каждый из нас расскажет в сказке что-нибудь про себя взаправдашнее. Ну, или покажет.
— Да вы, гражданские, совсем все на голову больные.
— Кстати, о головах, святой отец, и ты, Дэвид, будете Белоснежкой.
— Простите, что? — спросили одновременно отец Корнелиус и его ученик.
— Я вижу, вы согласны. Какая прелесть! Ну а я беру на себя самое тяжелое. Я буду рассказчиком.
— Руби, если ты это быстро не закончишь, мы за себя не ручаемся.
— Ну вы же сами хотели скоротать день? Когда еще мы все вместе встретимся? Хорошо, если вы против моего комментирования, я могу и помолчать.
— Уже кое-что.
— Ну? Дорогие сокарантинники, вперед! Мы начинаем!
Фрэнк: Я требую, чтобы все платья этого… этого существа сегодня же сожгли!
Клингер: Сожгли?! Сэр, каждый человек имеет право на приданое.
т/с "M*A*S*H" (с)
«С детства я хотела быть первой, обо мне узнает земля.
Буду, буду я королевой, только дайте мне короля».
— Каждый может обидеть гения. Особенно такого трудолюбивого, старательного, симпатичного и отзывчивого на приключения. Хотя это не надо. Я родился сиротой…
— Эй, сиротами не рождаются, ими становятся. Кстати, при чем тут Золушка, у нее отец был.
— Бзз! Это моя сказка, будете вашу рассказывать, там что хотите делайте. Ну ладно, я был не совсем сиротой, у меня была мама.
— Ну вот!
— Крестная, Дэвид, крестная.
— Эээ.
— В соседнем квартале был крестный отец, а у нас была крестная мать.
— Ух ты, — заинтересовался святой отец.
— Да. Ее даже Зорг боялся.
— Ммм, это тот, который…
— Нет, это был батюшка того которого. Добрейшей души человек, изобретал нанотехнологии, а испытывал на соседней планете. То ли на Плутоне, то ли на Марсе. Я точно не помню. Кому это интересно вообще?
— Мне! — хором ответили присутствующие.
— Да ну вас, вы меня разыгрываете. Вы шутите, я по глазам вижу. В общем, я трудился как пчелка в сети. Кто не знает, а вы точно не знаете, я лучший специалист по подслушивающей аппаратуре в нашем секторе Союза Федераций.
Корбен как-то странно посмотрел на Рода, но промолчал.
— Меня даже прозвали Замарашкой по причине моего постоянно чумазого лица…
Теперь святой отец странно посмотрел на Руби. Но тоже тактично промолчал. Дэвид слушал, раскрыв рот.
— Однажды я оцифровал Энигму…
Корбен закатил глаза к потолку.
— Маме понравилось. А вот папе, тому которому, нет.
— Так ты стал сиротой.
— Не дождетесь! Прогресс нельзя остановить, а особенно рекламу. Мама решила, что меня пора вывозить в свет, но так как папа на меня взъелся, то пришлось прибегать к макияжу.
— Ты хотел сказать, к маскировке?
— Тц у меня! Я сказал, к макияжу, значит, к макияжу. Знали бы вы, как трудно было на этой планете 19 лет назад найти красные сапоги на платформе, 46 размера… Корбен, перестань ухмыляться.
— Пошел бы босиком.
— Ну да, по холодному зеркальному полу босиком. Бал был, кстати, в Зале конгрессов.
— Ну да! – восхитился Дэвид.
— Тебе бы понравилось, Дэви. Кругом свет, журналисты, люди в платьях, перьях и прочей мишуре. Шикарно.
— Не думаю, что понравилось бы… я толпы людей не очень люблю.
— Ну, может быть, у каждого свои недостатки. В общем, к полуночи я подустал и, кажется, потянул связки на левой ноге.
— А что ты там в свете делал?
— Вращался, — нахмурился Руби. — Корбен, перестань меня сбивать с мысли. Я налаживал связи для мамы. А так как папа тоже был начеку, приходилось вращаться в темпе вальса, прикрываясь ветошью.
— Это он про сапоги на платформе говорит, — подмигнул святому отцу Корбен.
— Гырм. В полночь мама строго-настрого мне наказала возвращаться домой.
— Строгая она у тебя.
— Да уж, у нее не забалуешь. Просто в полночь у меня работа начиналась. Я тогда подрабатывал на радио диджеем. Больше для души. Ну и именно в тот день мама продала Энигму правительству, поэтому папа рвал и метал. Так что было не очень безопасно.
— Пока ничего не понятно, но мы во всевнимании, Руби. Жги дальше.
— Утром папы не стало, а я получил предложение возглавить отдел масс-медиа нашего Союза Федераций.
— Не понял, а подробней можно?
Руби всплеснул руками и закатил глаза:
— Ну что тут не понятного?!
— Всё!
— Объясняю для особо развитых: про сапоги я говорил?
— Говорил.
— Про определенное время возвращения домой говорил?
— Ага.
— Ну. Сложите дважды два, и вам все станет понятно.
Корнелиус с Дэвидом переглянулись. Корбен Даллас задумчиво потер подбородок:
— Если я правильно догадался, папу взорвали? Но не на балу?
— И?
— Ты не хочешь сказать, что он таскался с твоим сапогом по всему Залу конгрессов?
— Эй, вы о чем это?
— А что тут такого? Я ему понравился!
Корбен заржал.
— Я был в сапогах, мне сильно натерло ногу, я снял сапог. Но стоять в одном сапоге как-то глупо, поэтому я снял оба. Пока искал, где на часы посмотреть, чтобы узнать, а не пора ли мне домой, потерял один сапог. А тут этот рядом вертится. Вообще-то, я и не знал, как папа на самом деле выглядит. Я думал, он гораздо старше.
— А может, это был не папа?
— Может быть, но тогда у них с папой одна фамилия на двоих. Короче, я сбежал, а сапоги он так и остался прижимать к груди.
— Какая романтическая история, — всхлипывал от смеха Корбен, уже не скрываясь хохоча.
— Утром я узнал, что папа подорвался во время второго ужина в своих апартаментах в центре города. А что сапоги были взрывающиеся я не знал, мамой клянусь!
— Ну, мама-то точно знала.
— Эээ, а почему ты стал шефом масс-медиа? — робко поинтересовался совершенно сбитый с толку Дэвид.
— Хотелось бы сказать, что мой талант шоумена наконец-то был оценен, но нет, все было прагматичней. Это меня так отметили за Энигму. Я потом пять лет не знал, как от этого кресла в масс-медиа избавиться. Это ж ужас, ходить на работу в протокольном костюме. Между прочим, каждый день!
— Бедняга.
— Еще какой! Перестаньте смеяться!
Разумеется, с философской точки зрения, совершенно безразлично жив ты или нет…
«Муми-тролль и комета», Туве Янссон (с)
Отец Корнелиус потер руки.
— Просто не знаю, с чего начать…
— Представьтесь, святой отец, — подбодрил его Корбен.
— Меня зовут Вито Фридрих Иероним Корнелиус. Мое обычное детство пропустим в рассказе, обучался же я в колледже святого Игнация в Берне.
— А почему вас прозвали Белоснежкой?
— Меня так никто не называл, это Руби изволил пошутить и навязал мне для рассказа именно эту сказку.
— Отче, вы говорили, что очень любили ходить на лыжах, — подсказал Дэвид.
— Да? Не помню.
— Да, после этого вы, конечно, ничего не помните!
— Ну надо же. Может быть, ты, Дэвид, сам все расскажешь? А то я ничего не помню.
— Хорошо. Святой отец тогда, конечно же, не был еще святым отцом, а был простым студентом философского факультета. В отличие от своих сокурсников, он очень любил заниматься спортом…
Корбен потер себя по затылку, вспомнив, как этот милый старик стукнул его по голове кубком, когда оказалось, что необходимо как-то заполучить билеты на лайнер во Флостонский рай. Рука была тверда и ни разу не дрогнула.
— Это его и сгубило.
— Да что ты говоришь, Дэвид, — отец Корнелиус начал лучиться от любопытства.
— Он родился там, где никогда не было снега. Поэтому, когда во время учебы он впервые увидел снег, то влюбился в него с первого взгляда…
Отец Корнелиус покраснел.
— Он его даже украдкой ел.
Послышалось деликатное покашливание. Но Дэвид не внимал.
— И даже замораживал в морозильной камере!
Руби присвистнул.
— Мои поздравления, отче, вы та еще штучка.
— И вот однажды, катаясь у подножия вулкана…
— А что, в Берне есть вулканы? — оживился Корбен.
Отец Корнелиус приложил указательный палец к губам:
— Тсс. Мне уже самому страшно интересно, что Дэвид расскажет. Если ты не в курсе, у него с фантазией всегда было плохо. Но тут появилось что-то новое. Это очень любопытно.
— …святой отец, тогда еще не святой отец, попал под снежную лавину.
— А почему? Я просто уточняю, вдруг это будет интересно моим будущим потенциальным радиослушателям.
— Он пел песню.
Вито Корнелиус коротко кивнул:
— Ну, я так и думал. Дэвид, у тебя любой рассказ заканчивается песнями.
— Не песнями, а песнопениями. Вы же сами меня им обучали.
— Ну не мог я еще в молодые годы уж совсем в маразм впасть, чтобы в горах песни распевать. Как я предполагаю, лавина накрыла меня в один момент?
— Да, святой отец.
— И я чуть не умер?
— Ага.
— Дэвид, эту историю нужно рассказывать совершенно по-другому. Когда я пошел в научную экспедицию в одиночку в горы, я совсем не предполагал, что вернусь оттуда совершенно другим человеком. Предметом моего пристального изучения был снег. Он еще с детства поражал меня своими чудесными свойствами, которые вы все, конечно же, знаете.
— А вы точно замораживали снег в морозилке? — не выдержал Руби.
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Так и запишем, клиент уклоняется от ответа…
— Внезапно свет померк перед моими глазами, а уши перестали слышать что-либо. Я и отключился. Как мне потом рассказали, я провел в коме три дня и три ночи. А также получил, как ни странно, легкое сотрясение головного мозга. Меня спасла поисковая собака. Тут-то я и очнулся, просто у меня аллергия на собак. Страшная. На кроликов, кстати, тоже.
— После этого случая, святой отец понял свое призвание и отправился в Египет. А снег он больше видеть не мог.
— Ох, Дэвид, ты как всегда все перепутал…
Все помолчали, переосмысляя полученную туманную информацию. Руби покусал нижнюю губу, но все же спросил:
— Святой отец, а вы снег красили когда-нибудь?
Вито Корнелиус в ответ предпочел закрыть лицо рукой.
— Руби, чудо нельзя заморозить или покрасить. Его можно только увидеть.
Ну и зараза же ты, родной!
х/ф "Кин-дза-дза" (с)
— Корбен, твоя очередь.
— Ребята, я, пожалуй, не буду.
— Что значит, не буду? Вон святой отец про целый сугроб мифологический рассказал! Я тоже. Так не честно!
Корбен встал со стула и, глядя прямо в стену перед собой, начал рассказ:
— Я, эээ, Красная Шапочка. Так меня прозвали за рыжие волосы…
— Секундочку! У тебя светлые волосы!
— Да, Корбен, придерживайся истинного положения дел.
Корбен усмехнулся.
— Так меня прозвал папа, который страдал дальтонизмом.
— Чем он страдал? Дельтанизмом? Корбен, говори помедленней, я запишу. Постой, ты что, издеваешься?
Даллас только ухмыльнулся еще шире.
— Эй, кто на связи?
— Это я, Фингер. Как дела?
— Да ничего, везу пирожки бабушке.
— Понял. Привет бабуле. Отбой.
— Тебя понял. Отбой.
— Один двадцать пять. На связи.
— Тринадцать восемь восемь. До бабули не долетел, помешали по дороге волки.
— Отбился?
— Пятью пирогами. Бабуля голодает! Пошел на второй заход.
— Удачи.
— Тринадцать восемь восемь, ответьте.
— На связи.
— Я тебя не слышу. Тринадцать восемь восемь. Судя по координатам, ты сейчас провалишься в яму, там нет связи. Бери правее.
— Один двадцать пять, я тебя не слышу. Радар не работает, ничего не вижу, сдается мне, что бабуля останется скоро сиротой.
— Правее!
— Тринадцать восемь восемь. Тринадцать восемь восемь.
— Ноль один двадцать пять. Бабулю не обнаружил, нашел одного волка. Возможно, бабуля пошла в магазин. Пошел кормить пирогами чудовище.
— Черт, тринадцать восемь восемь! Отмена команды. Возвращайтесь на базу.
— Я тебя не слышу, ноль один двадцать пять. Уже на месте.
— Отмена команды!
— На месте, накормил. Сейчас домой вернулась бабуля, кормим вместе.
— Вы там совсем с ума спятили!
Раздался зумер.
— Курсанты Фингер и Даллас пройдите к майору Манро для разбора ошибок.
— Эй, Даллас, а ты куда пропадал-то из эфира?
— Ты не поверишь, кормил волков.
— Ну да ладно, ври больше. Вот когда выйдем в отставку, стану я твоим начальником, только потом попробуй мне соврать. Я ж просто нюхом чую, когда ты мне заливаешь.
— Когда это еще будет…
— Оглянуться не успеешь!
— К твоему сведению, я никогда не оглядываюсь.
— Ну да, я совсем забыл, что у тебя на затылке глаза есть.
— Курсанты Фингер и Даллас! Отставить разговоры. Почему засоряете служебный эфир? Обоим три дня на тоннажнике в качестве наказания.
— Но сэр…
— Отставить!
— Кому в голову пришло возить на этой махине кондитерские изделия?
— И не говори. Зато как сладко начинается наша служба.
— Даллас, я тебя прибью.
— Сначала поймай, Фингер.
— Корбен, это ты сейчас к чему рассказал? Что это сейчас такое было?
— А мы сладкое мандачиванам везли. Очень они это дело любят. Доставили, кстати, без всякого карантина.
— Что?! И ты молчал?
— Ну это мы тогда без карантина летали, а сейчас, может быть, карантин как раз необходим. Святой отец, только без этих ваших штук. У меня до сих пор черепушка от вашего удара болит. Сдается мне, что в горах вас не только снегом шарахнуло, но еще и…
— Корбен! То есть, сын мой, это уже слишком!
— Свободу!
В комнате стало гораздо оживленней.
И только Дэвид сидел на стуле, пытаясь представить какое именно пирожное любили мандачиваны. Кажется, отче ему когда-то рассказывал об этом, но Дэвид, как обычно все забыл.
— Кажется, названо в честь какого-то то ли императора, то ли диктатора… Фридриха что ли?..
