Зажмурив глаза, озвучиваю мысли.
Обкусанные губы – болят.
Нос болит от массы запахов вокруг – от унижения до наслаждения чужой болью. А. Черт. Это мое.
Слишком сложно, чтобы понять.
Чтобы осознать после пачки разноцветных таблеток, зачем я есть.
Чтобы учитывать все минусы и плюсы, складывать погрешности.
Чтобы думать, нужно уметь очень много. В частности, манипулировать мозгами и сознанием.
Чтобы сознанием, мир уже придумал таблетки. Чтобы мозгами, люди все еще играют в шахматы, проигрывают деньги и высчитывают синусы-косинусы.
Таблетки можно глотать. Таблетки можно втирать. Таблетки можно выбросить. Последнее сложнее всего.
А еще рядом бутылка огневиски. Полупустая, полу-.. Полуразбитый стакан. Полупьяная я. Наполовину сползшая на пол. Половицы скрипят при полной луне. Полная женщина полуулыбается, получая полимеры...
Уберите... Уберите эти чертовы таблетки.
Нет, фиолетовые оставьте. Голубые возьмите себе. Вкус у них... Горький.
Желтые. Солнечно-желтые, как хлопья в молоке.
От них – тепло и детские фантазии. В них – запах меда и подсолнухов.
В них вечность.
Их тоже оставьте. Только они согревают. И никакие одеяла не помогают.
После пятнадцати лет абсолютного холода, когда зимой замерзали в сосульки грязные волосы, ничего не греет. А они – умудряются. Работают по тому же принципу, что и детские сказки. Только от них и в глазах солнце. Целое, настоящее, свое, собственное солнце.
Вам завидно?
Возьмите красные. От красных сильные галлюцинации, мне такие не по карману.
Бывшие узники, знаете ли, мало зарабатывают. Бывшие убийцы, как ни странно, ничего, кроме убийства, совершать не умеют.
Заберите красные.
Что? Почему я фиолетовые оставила? Они как пудинг. Нет-нет, совсем не смешно! Я улыбаюсь просто. Они как пудинг.
Этого достаточно, чтобы их оставить, я думаю.
Что? Нет, издеваетесь? Я ненавижу пудинг. Ненавижу.
Внутри него мыши. И корочки засохшего сыра.
Нет, это не смех сумасшедшей. Это смех женщины, которая учится радоваться всему.
Да, я уже была в Св.Мунго. Нет, не помогли.
Что вы пристаете? Забирайте свои красные и уходите! У меня дел по горло.
Мышей надо кормить. А потом уложить спать.
Наедине с собой можно вытащить еще одну пачку, заначенную.
В ней – только две таблетки. Идеально-овальные, блестящие, как лошадиные глаза, черные таблетки. Их нужно принимать только в абсолютной темноте, потому что они дают такое многообразие красок, что можно ослепнуть.
Нет, я раньше их не пробовала. А теперь.. Что изменилось? Смелости больше стало.
Конечно, это после радуги таблеток!
Смелости много... Смелость в зельях варят и продают, а мне не надо, мне достаточно.
Вот проглочу эти две черненьких – и буду совсем смелая, смогу даже Поттера убить... Если очень захочу.
И не говорите мне, что он уже мертв. Говорю же, если захочу.
А может и не захочу вовсе.
Здесь, на чердаке, очень пыльно и темно, я едва различаю собственную руку перед глазами. Здесь, на чердаке, стоит только старый письменный стол Рудольфуса и несколько ящиков из каких-то шкафов или тумбочек.
Скучно решаться, да и ноги затекли.
А в ящиках – старые фотографии.
Я, улыбаюсь, счастливая, будто десяток желтых проглотила. Вот Руди, демонстрирует диплом об окончании школы. И совсем не такой мрачный, каким был в последние годы. Улыбается...
Вот Снейп, к дереву прислонился. Наблюдает за чем-то, очень внимательно. Губы едва кривятся в усмешке. Одобрительной усмешке.
Малфой. Гордый и неприступный, сидит на парте и болтает ногами. Третий курс. Он только что победил боггарта.
И еще десятки, сотни, миллионы черно-белых, потрепанных жизнью фотографий.
Я захлебываюсь слезами, соплями и всем, что вообще может течь. Наверное, я захлебываюсь в этот момент даже собственной кровью.
Мне больно и немного страшно оттого, что я не умею, оказывается, жить.
А еще эти дурацкие, безвыходные таблетки, отличающиеся только цветами.
Как же... Как же... Ненавижу...
Не их, не жизнь.. Себя...
Вот только это тоже ничего не решает. В сорок пять, вдовой, одинокой до кончиков ногтей, - пытаться научиться жить.
Это глупо. Это другие умеют, а я не хочу.
Хочу до конца доказать всем, что умею быть другой. Не лучшей. Другой. Черт возьми.
Черные таблетки. Черные таблетки.
В камин, выбросить все – желтые, красные, фиолетовые, голубые.
Черные – себе. Оставить. В руках.
Всю жизнь с черным живу. А умереть... Почему бы и нет?
И потом, всегда есть "ВЫБОР".
Тело нашли утром. Когда приехал Лестранж, объявленный после войны "пропавшим без вести".
Тело холодное, у потухшего камина, на старом, выцветшем ковре. С пачкой черных таблеток в правой руке. Нетронутой.
