Перси отчитывает Фреда и Джорджа:
- Зачем вы дернули Дамблдора за бороду?
- Хотели проверить, настоящая она или нет.
- И КАК?!?!
- Настоящая оказалась. Теперь не знаем, что с ней делать…
Погода весь месяц стояла премерзкая. Тепло, мокро... Совсем не похоже на холодный, снежный декабрь. А ведь уже через неделю Рождество.
Женщина лет сорока с коротко и неровно подстриженными волосами выглянула в окно, едва прикрытое старыми серыми занавесками.
Было еще темно, солнце не поднялось, но и так было видно, что сегодняшний день ничем не отличается от предыдущих тридцати – та же слякоть и тот же южный ветер.
Какая мерзость.
Женщина с досадой взглянула на поношенное пальто. Когда уже можно будет снять его и одеть хоть не самую новую, но хотя бы теплую шубку...
Хотя, какая разница – пальто, шуба, платье...
Все такое старое, что нет сил даже вспоминать. А ведь просто нет денег.
Кто же будет брать бывших узников Азкабана на работу?
Нет, конечно, нашлись такие. С зарплатой галлеон в месяц.
Родители, не оставившие никаких денег, Рудольфус, каждую неделю влезающий в долги и продолжающий играть в карты... Им ведь все равно, они почти этого не замечают.
Замечает только она, вставая каждый день в шесть утра и возвращаясь домой за полночь. В одежде, покрытой заплатами. Уставшая, постоянно с серым лицом от регулярного недосыпа.
А ведь когда-то она считалась красавицей.
И куда все делось...
Годы? Дело не в них. Дело в характере.
Да, у нее сильный характер, почти железный, но – почти.
А еще она очень жалела, что не может завести детей.
Первый прогноз. Утро.
"... Переменная облачность, +2, возможны осадки. Не оставляйте дома свои зонтики! Спонсор выпуска прогноза погоды – магазин золотых украшений..."
Спускаясь по лестнице, она натягивала на руки потертые кожаные перчатки. С правой рукой она возилась чуть дольше, чем с левой – нужно было спрятать обручальное кольцо. Иначе она рисковала остаться с ожогом – или вообще без пальца.
Дурацкая магия. Кольцо по непонятной причине было зачаровано на погоду – когда вокруг было холодно, оно тоже понижало свою температуру, довольно сильно при этом сжималось, - палец онемевал...
Ах, да. И еще оно не снималось. В принципе.
Чертов Рудольфус со своими выдумками.
Неожиданный мороз щипал уши. Она подняла воротник с обдерганным мехом, чтобы закрыть хотя бы шею. Сделала несколько шагов, сопротивляясь сильному ветру – откуда появился?.. – пошел снег. Даже не снег – снегопад.
Уже через пару минут плечи и голову ее покрывал толстый слой снега.
Белла забежала в темный подъезд, где, собственно, и находился магазинчик, где она подрабатывала.
Снег растаял, пропитав пальто и свитер под ним.
Белла чихнула, и столб пыли взвился в воздух.
Вернувшись домой, она в первую очередь налила себе горячего чаю. Было абсолютно ясно – это простуда. Но ведь так не вовремя!..
Нужно работать, нужно платить за квартиру, нужно что-то есть...
Нужно идти искать Рудольфуса, который сидит сейчас, наверное, в каком-нибудь баре и безжалостно растрачивает все то, что она с таким трудом добывает...
Еще полчаса и еще три чашки чаю. Пара ложек прошлогоднего варенья – кажется, это принес кто-то из Министерства под Новый Год. В качестве гуманитарной помощи. Лицемеры.
Белла бросила взгляд на часы. Старые, фамильные, одно из того немногого, что удалось сохранить.
Всего две стрелки. Она и Дольф.
Рудольфус – в баре.
Она, Беллатрикс – дома.
Время забирать Дольфа из бара.
Вот так и написано, прямым текстом.
Белла только встала из-за стола, как поняла, что безнадежно больна.
В глазах все плыло, и она схватилась за стол, чтобы не упасть. Практически на ощупь она добралась до комнаты и бессильно упала на кровать. Пружины скрипнули.
Белла потеряла сознание.
Когда она открыла глаза, вокруг было темно. Она едва пошевелилась, но почувствовала, что старательно укутана в два одеяла и сверху накрыта старым пледом.
Белла повернула голову вправо, и, вглядевшись, различила темную фигуру, смутно вырисовывающуюся на фоне окна.
- Руди, - хотела окликнуть его она, но смогла выдавить только тихий хрип. Поморщилась.
Мужчина у окна мгновенно повернулся и подошел к ней.
- Как ты, Белл? – Спросил он шепотом – и правильно, потому что у нее сильно болела голова.
Она зажмурилась.
- Ничего, ничего, все пройдет. – Он обнял ее и начал успокаивающе гладить по голове. Его рука дрогнула, когда он коснулся коротких волос.
Лестранж немного отдалился, чтобы посмотреть на женщину.
А потом снова обнял.
- Белл, прости меня. – Она с трудом разобрала его шепот.
Невыносимо хотелось сказать "нет" – но у нее не было на это сил.
Белла уснула в его объятьях, уже на грани сна подумав о том, что это впервые за два года...
Второй прогноз. Полдень.
"... Синоптики говорят, что так резко погода меняться больше не будет. А остаток дня обещает быть по-настоящему зимним. Этот выпуск обеспечило лекарство от кашля..."
Она проснулась днем. Первым порывом было – встать и побежать на работу, она же опоздала! А вторым – остаться лежать. Все равно уже уволили. Так хоть выспаться...
Она улыбнулась, лежа с закрытыми глазами и ощущая на лице лучики солнца, такого привычного в этом декабре.
Мысль о Дольфе возникла только когда кто-то начал вертеть ключом в замке.
В общем-то, Белле было уже все равно.
Но это был именно Дольф. С улыбкой до ушей.
Когда он только произнес ее имя, Белла поняла, что что-то случилось. Что-то очень страшное.
- Я выиграл в карты! – Воскликнул он, вываливая перед ней кучу каких-то лекарств вперемешку с зельями.
- Сколько? – Подозрительно осведомилась она.
- Несколько тысяч. – Он был счастлив, как никогда.
- И что? – Тоскливо спросила она, подсчитывая, сколько счетов можно будет погасить.
- Ты еще спрашиваешь? – Он смотрел на нее со смесью удивления и радости. – Мы же можем выкупить мое имение! Или, в крайнем случае, твой дом на Гриммо...
- Руди, - Белла начала тихо и проникновенно. – Ты что, ничего не понимаешь? Кто нам позволит туда вселиться?
- Министр Магии, - на губах Лестранжа заиграла нахальная усмешка.
- Я никогда не буду его ни о чем просить, - отрезала Белла.
- Дура, - засмеялся Дольф. – Тебе и просить-то не придется! Только замаячишь на их пороге – он тебе не то, что дом, он тебе свой мэнор отдаст...
Резкая пощечина остановила Рудольфуса.
- Я никогда, слышишь, никогда, - она просто шипела. – Не буду никого ни о чем просить! Пусть это будет грозить мне смертью или вечным пребыванием в Аду – хотя это уж точно наверняка – я не буду унижаться!
- А это что, не унижение? – Тихо спросил Лестранж, глядя в ее глаза со странным оттенком боли. – Ты живешь в маленькой квартире на окраине Лондона, постоянно борешься с крысами и тараканами, ночью уходишь на работу и ночью же возвращаешься... Когда ты в последний раз смотрела на себя в зеркало, Белла? – Голоса он не повышал, но говорил так, что эти слова резали женщину изнутри.
Они откинулась на подушке, закрыла глаза.
- Оставь меня. – И добавила зачем-то, совсем тихо, хриплым шепотом: - Пожалуйста.
За что они боролись? За что боролась она в частности? Вот, в этом новом мире нет уже никого, кто мог бы с уверенностью сказать: Я ненавижу грязнокровок.
Все боятся продолжения. И расплаты - Министерство сумело хорошо запугать своих подопечных.
Они, бывшие узники Азкабана, бывшие – теперь уже – убийцы – изгнаны из общества. Причем так, что возвратиться почти невозможно.
Можно было извернуться, как Люциус, и теперь сидеть в Министерстве, решать судьбу тех, кто так упорно решал ее у Упивающихся... Но она ведь не была способна на это. Просто выворачивало при мысли о том, что придется работать с Поттером. Или кем-нибудь еще из той компании.
Ее это даже пугало.
Может, дело было в ней? В ее нетерпимости? В том, что она не могла жить в этом новом мире... Здесь просто не было для нее места.
Может быть.
Но вот загвоздка – что же делать тогда?
Умереть ей не позволяла совесть, принять это – гордость. Казалось, что жить в таком унижении лучше, чем купаться в деньгах, презрев прошлое.
Она ведь уважала прошлое, Беллатрикс Блэк-Лестранж.
А то, что она не умела жить в настоящем... Это ведь уже ее собственные проблемы. И уже никого она не может ими обременить.
Рудольфус пошел за ней, наверное, потому что любил ее. А сейчас? Сейчас слишком поздно возвращаться.
Из этой "старой гвардии" он больше всех пострадал – потому что боролся за чужие идеи.
Но это все жизнь, такая странная, непонятная, несправедливая.
Изменить... Уже поздно что-либо менять. Да и зачем...