Альбусу Дамблдору был нужен хороший декан для Слизерина. Северусу Снейпу пришлось потрудиться, чтобы сыграть эту роль. Впрочем, большинство слизеринцев прикладывали не меньше усилий, чтобы соответствовать своим амплуа...
Комментарии:
Предупреждение 1: Элементы ООС и АU; в частности, утверждается. что Снейп стал деканом Слизерина не 1 сентября 1981 года, а после гибели Поттеров. Точная дата нападения на Лонгботтомов в каноне не упоминается.
Предупреждение 2: в фике есть немного слэша и джена.
Благодарность: Автор выражает искреннюю признательность tiger_black за неоценимую помощь и советы.
Примечание: Фик написан на игру «Снейп vs Мародеры» на «Астрономической башне».
Северус долго думал, идти ли ему на похороны, и никак не мог определиться. Он продолжал надеяться, что случившееся – глупая ошибка или конспиративная инсценировка Ордена, а на самом деле Лили жива, и в гроб положат совсем другого человека или даже предмет, принявший ее облик под Обороткой. Да и видеть мерзкую Петунью с ее не менее мерзким муженьком не очень-то хотелось…
Но существовала и вероятность того, что все недавние события произошли именно так, как о них пишут в газетах. Тогда сходить на кладбище было необходимо. Совершенно необходимо…
После долгих размышлений Северус выбрал компромисс: пришел на кладбище в назначенное время, но к тому месту, где собрались люди в черных одеждах, волшебных и магловских, не подошел, а стоял в стороне.
День выдался по-осеннему холодным, но не по-ноябрьски солнечным. Наверное, поэтому собравшиеся на кладбище люди охотно говорили длинные-предлинные речи. Слов Северус не слышал, он просто стоял и смотрел – смотрел на непривычно хмурого Дамблдора, на растерянного Люпина, на плачущего навзрыд Хагрида, на Макгонагалл с дрожащими губами, на Петунью, то и дело прикладывающую к глазам кружевной носовой платок, на ее мужа, который явно не понимал, куда попал и что происходит.
Люди не расходились очень долго, и это крайне раздражало. Северусу казалось, что собравшиеся чего-то ждут, – возможно, как и он сам, новости о том, что затянувшаяся нелепая шутка наконец-то закончилась, и теперь снова можно улыбаться. Но долгожданного объявления так никто и не сделал, и через некоторое время люди потянулись к выходу.
Когда кладбище опустело, Северус подошел туда, где высилась гора свежесрезанных цветов.
– Как ты могла так глупо попасть впросак, Лили? – задал он давно мучивший его вопрос. – Ты ведь умная… и проницательная, людей насквозь видишь… Меня вот выгнала, потому что я плохой… Ты одной из первых это заметила. Тогда еще ничего не ясно было, но ты ведь догадалась! Как ты могла Блэка проморгать, объясни! Достаточно было рожу его наглую хоть раз увидеть, чтобы понять: этот гад играет только за себя, а на остальных ему плевать! С Поттером-то все ясно: его Блэк еще при первой встрече обаял. Гаденыш умел быть очаровательным, когда требовалось. Но ты-то, ты-то куда смотрела?! Или тебе, как и другим, застила глаза великая Мародерская дружба?! Так не было же никакой дружбы – только ложь и подлость! И я не понимаю, почему первым об этом догадался Петтигрю, которого все дураком считали. А он догадался – и заплатил жизнью за то, чтобы правду узнали все!.. Но почему ты ничего не замечала? Ты ведь умная и чуткая… И этот твой – он ведь вроде на хорошем счету был в Ордене, а там идиотов не держат… А Люпин вообще оборотень – он должен был нюхом чуять предателя! О чем же вы все думали? Куда смотрели?
Но все вопросы Северуса оставались без ответа. Гранитная плита с выгравированными на ней двумя именами с одной и той же датой смерти молчала, как и полагалось камню. Северус очень хотел как следует врезать уродливому булыжнику за нежелание отвечать, но остановил руку в самый последний момент: почему-то показалось, что удар может причинить боль кому-то живому.
Слева послышался странный шорох. Северус обернулся – и увидел большую крысу, сидевшую среди пожухлой травы. Сначала он хотел ее как минимум отступефаить, а лучше заавадить: мерзким грызунам нечего делать на кладбище. Но быстро передумал: крыса не виновата, что родилась крысой. Люди, в отличие от животных, могут выбирать…
Заметив резкий жест Северуса, крыса спряталась. Но вскоре, видимо, почувствовав, что человек не причинит ей вреда, снова оказалась совсем близко от каменной плиты. Глаза крысы странно сверкали в темноте.
Северус задавал еще какие-то вопросы. Теперь ему, кажется, отвечали, но слова исчезали из памяти в тот самый момент, когда умолкал произносивший их голос. Шорох цветов и сухих листьев в темноте казался непривычно громким. Кажется, пошел дождь, хотя и не сильный; по лицу текли капли воды.
– Я ни на секунду не мог подумать, что речь идет о тебе, – собственный голос звучал незнакомо и хрипло. – Ты и этот твой были так увлечены борьбой – какие уж тут дети! Только идиоты рожают в разгар войны. А вы ведь не идиоты – вы подпольщики! Недоумки чертовы, почему ваши действия совершенно невозможно предсказать? Если люди нерационально поступают, они не должны обижаться на тех, кто не в силах предвидеть эту нерациональность. Поэтому я ни в чем перед вами не виноват, слышите?
Крыса ушла – Северус не понял, когда это произошло, но почувствовал себя как-то неправильно, заметив, что остался один. Потом вокруг посветлело, и стало легче.
Северус гладил бордово-серый камень. На ощупь он оказался не холодным и твердым, а мягким и нежным, словно человеческая кожа, и это было приятно.
Северус чувствовал себя замечательно. Холод исчез, воздух звенел; казалось, что сейчас случится что-то невероятно прекрасное…
Из состояния сладостного предвкушения Северуса вывел звук смутно знакомого голоса:
– Пойдем, Северус. Надо идти! Тебя ждут.
Чужое присутствие неприятно раздражало. А еще было непонятно, почему голос звучит откуда-то сверху.
Северус повернул голову, увидел Дамблдора и только сейчас сообразил, что стоит перед каменной плитой на коленях. Досадуя на то, что был застигнут в такой странной позе, Северус поднялся…
… и обнаружил, что земля утратила устойчивость. Мир качался и плыл; удержаться на ногах в этой странной реальности было сложно.
– Надо идти, Северус. Тебя ждут, – повторил Дамблдор.
Затем как-то так получилось – Северус не понял, когда и почему это произошло, – что он вцепился в плечо Дамблдора, словно утопающий. Это было некрасиво и нелепо, но разжать пальцы не удавалось.
Дальнейшее помнилось урывками. Северус вдруг оказался в роскошной полутемной комнате, в которой ярко горел камин, а затем с изумлением обнаружил себя лежащим под толстым одеялом в большой кровати с балдахином. Это было странно, потому что спать совсем не хотелось. А в следующий миг Северус уже летел по звездному небу, точно зная, что здесь делает. Он искал проклятого предателя, скрывшегося среди звезд…
Увы, найти Блэка никак не удавалось, несмотря на все старания. В небе хватало созвездий и звезд, но Сириуса среди них не было. Зато по темно-синей поверхности, блестящей и твердой, словно каток, почему-то свободно бегала крыса, очень похожая на ту, что Северус видел на кладбище. Это было неправильно, и он всячески пытался прогнать зверька, но тот не уходил, а просто отбегал на безопасное расстояние, поблескивая из тьмы глазами-бусинками.
После очередного неудачного поиска Северус всякий раз оказывался в кровати под балдахином. Без всякого желания пил бульон, чашку с которым протягивала морщинистая, но сильная рука, ненадолго прикрывал глаза, чтобы немного передохнуть, а потом вновь отправлялся на небо. Там было гораздо интереснее, и Северус не сомневался, что рано или поздно разыщет проклятого предателя…
Обстоятельства своей последней экспедиции к звездам Северус не помнил. Просто однажды он вновь обнаружил себя в уже знакомой кровати, точно зная, что больше на небо не вернется. Это было абсолютно неправильно, но не подлежало никаким сомнениям. Досадуя на собственную бестолковость и бесполезность, Северус огляделся, пытаясь понять, где находится.
Комната была роскошной, но незнакомой. В большом камине горел яркий огонь, рядом стояло огромное старинное кресло. Тяжелые темные бархатные портьеры были подняты, впуская в комнату тусклый дневной свет. Подняв голову, Северус пристальнее взглянул в окно и увидел крупные снежинки, кружившиеся на ветру, словно в танце.
– Давно я тут лежу? – собственный голос показался незнакомым и хриплым.
– Не очень, – в знакомом голосе звучала улыбка, но не насмешливая, а мягкая и дружелюбная. – Ты есть хочешь?
– Нет, – ответил Северус, прислушавшись к своим ощущениям, и, подумав, добавил: – Спасибо.
– Я очень рад, что ты вернулся, Северус, – мягко сказал Дамблдор. – Тебя многим не хватает.
– Это кому же? – хотя в комнате было тепло, Северусу стало не по себе. – Аврорату?
– Нет, все твои проблемы с авроратом решены. После показаний нескольких людей, которые пользуются абсолютным доверием министерства, с тебя сняты все обвинения.
– А… – это известие не вызвало у Северуса никаких эмоций. Он не сомневался, что, говоря о нескольких авторитетных в министерстве людях, Дамблдор имел в виду исключительно себя, но поблагодарить своего спасителя отчего-то не мог, хотя и понимал, что это необходимо.
– Данная новость пришлась очень кстати, – продолжал Дамдлдор как ни в чем не бывало. – Видишь ли, Северус, я хочу поручить тебе очень важное дело.
– Интересно, почему я не удивлен? – губы сами раздвинулись в улыбке. – Я так и знал, что все это не случайно! Вы никогда и ничего не делаете просто так!
– Ты абсолютно прав, Северус, – Дамблдор безмятежно улыбнулся. – У меня слишком много дел и слишком мало сил, чтобы тратить их на бессмысленную благотворительность.
– Что ж, я весь внимание, – Северус саркастически улыбнулся. – Что я должен для вас сделать? Прыгнуть в пасть дракону? Стать комендантом Азкабана? Отрезать себе руки и ноги?
– Мне нравится ход твоих мыслей, Северус, и твоя готовность к испытаниям, – очки-половинки странно блеснули. – Но сегодня, увы, твоя способность к прорицанию находится не в лучшем состоянии. Я хочу поручить тебе совсем иную миссию – впрочем, столь же сложную и ответственную.
– Найти… Темного Лорда? – голос предательски дрогнул. Задолго до страшного Хэллоуина Северус узнал от Дамблдора, что известие о гибели человека, едва не захватившего власть в магической Британии, может оказаться ложным, и однажды он непременно вернется.
– Нет, зачем же? – Дамблдор снова улыбнулся. – Не стоит будить спящего таракана. Нет, Северус, я хочу предложить тебе совсем иное. Дело в том, что первого ноября нынешнего года Гораций Слизнорт по состоянию здоровья покинул свой пост. Слизерин остался без декана, а Хогвартс – без преподавателя зельеварения. Мне кажется, ты идеально подходишь для обеих этих должностей, Северус.
– Вы с ума сошли?! – Северус так удивился, что забыл даже о минимальной вежливости. Он попытался сесть в кровати, однако голова сразу же закружилась, и пришлось снова лечь. Но на чувства Северуса внезапная слабость никак не повлияла, и он продолжил орать: – Это совершенно немыслимо! У меня нет педагогического опыта!
– Хогвартс – единственная британская школа магии, так что у всех ее новых профессоров, за исключением иностранцев, нет и не может быть педагогического опыта.
– Я полукровка!
– Распределяющая Шляпа сочла тебя подходящим студентом для Слизерина. В качестве декана ты вполне устраиваешь попечительский совет и меня. Уверен, что студенты даже самых реакционных убеждений преодолеют предрассудки, когда увидят, как хорошо ты справляешься со своими обязанностями.
– Вы… Вы… – новые аргументы находились с трудом. – Вы действительно думаете, что Слизерину сейчас нужен именно такой декан, как я?
– Слизеринцам сейчас очень нелегко приходится. – Дамблдор сразу посерьезнел. – Примерно пятая часть студентов – полукровки, остальные – чистокровные. У четверти учеников отцы служат в аврорате и в других влиятельных департаментах министерства; отцы примерно половины или погибли при попытке их задержать, или задержаны по обвинению в поддержке Волдеморта. – Услышав это имя, Северус вздрогнул, а Дамблдор спокойно продолжил: – У оставшейся четверти родители – нейтралы, но с каждым конкретным случаем такого нейтралитета нужно разбираться отдельно. При этом происхождение почти не влияет на убеждения ни детей, ни их родителей. Вот такое вот рагу по-ирландски! Понятно, что дети растеряны и разобщены. Результат вполне предсказуем: сейчас Слизерин занимает последнее место и в соревновании факультетов, и в состязаниях по квиддичу. Началось это не вчера, а еще пару лет назад, когда война стала по-настоящему кровавой. Как по-твоему, Северус, кому можно доверить руководство факультетом в столь сложной ситуации?
– Великому педагогу. – Ответ нашелся быстро. – С огромным опытом работы и большими знаниями.
– Таков Гораций Слизнорт, но он со своими учениками не справился и ушел в отставку. Что ж, здоровье у старика уже не то… Слизнорт руководил Слизерином многие годы, и его предшественников уже нет в живых. Из слизеринцев в школе сейчас работает только профессор Синистра, а она, как ты, надеюсь, помнишь, так глубоко погружена в дела небесных светил, что земными проблемами абсолютно не интересуется. Прочие выпускники факультета либо занимают очень высокие посты и не променяют их на гораздо более скромную и менее прибыльную учительскую должность, либо подозреваются в сочувствии Волдеморту, либо погибли при попытке их задержать. Так что выбор крайне невелик. А если тебе интересно мое мнение, Северус, то я считаю, что для нынешнего главы Слизерина многолетний опыт абсолютно бесполезен: очень уж странная и необычная сейчас сложилась ситуация и на факультете, и в стране. Мне кажется, легче всего справится с проблемами Слизерина молодой энергичный декан, который сумеет взглянуть на них непредубежденным взглядом и поможет детям понять, что происходит вокруг.
– И вы думаете, что это я?! – Северус очень многое хотел сказать о себе и ненадолго задумался, выбирая с чего начать. – Да я же… Я же…
– Я понимаю, ты боишься, Северус, – дружески улыбнулся Дамблдор, – и этот страх вполне простителен…
– Да ничего подобного! – Северус стиснул кулаки, радуясь, что волшебная палочка сейчас лежит вне его досягаемости. – Просто я не подхожу для этой работы! Понимаете? Не под-хо-жу! Здраво оценивать свои возможности не значит бояться!
– Боюсь, Северус, сейчас толково управлять Слизерином сможет только настоящий супергерой – вроде тех, о которых маглы рисуют комиксы. – Дамблдор вдруг посерьезнел. – Но ни поблизости, ни вдалеке я супергероев не вижу. Зато я вижу тебя – очень сильного, талантливого и незаурядного человека. Уверен, ты сможешь стать супергероем, если постараешься.
– Я не смогу! – Северусу вдруг стало не по себе. – Я не сумею…
– На самом деле все очень просто. – Дамблдор по-прежнему был абсолютно серьезен. – Чтобы быстро стать супергероем, для начала нужно всего лишь притвориться им, а со временем маска станет привычной. Слизеринцам, как и любым растерянным детям, нужен уверенный, сильный, решительный декан, который точно знает, что делать и как жить. Вот и все…
– Это я?!.. Это я-то знаю, как жить?! – Северус решил, что Дамблдор окончательно спятил.
– А ты думаешь, я знаю? – Дамблдор от души расхохотался. – Поверь, Северус, точный ответ на этот вопрос никому не известен. Но я вот уже многие годы успешно притворяюсь, что знаю истину, и, к худу или к добру, но мне верят.
– Но… если от моего притворства все станет только хуже?
– Хуже, чем сейчас, Слизерину все равно уже не будет. Если же все пойдет хорошо, тебе удастся исправить и мои ошибки, Северус… А кроме того, ты наверняка помнишь, как сильно Волдеморт хотел, чтобы его сторонники начали преподавать в Хогвартсе. Насколько мне известно, твоя кандидатура казалась Тому одной из самых перспективных в данном отношении. Рано или поздно он вернется, и готовиться к этому нужно уже сейчас…
– Мне нужен труп, я выбрал вас, – вспомнил Северус один дурацкий стишок. Лили узнала его от француженки-маглы, с которой переписывалась еще до поступления в Хогвартс.
– Да, – кивнул Дамблдор очень серьезно. – Так уж сложилось, Северус, что на эту должность ты идеально подходишь во всех отношениях. Выбор, конечно, остается за тобой…
Северус хотел продолжить: «Но вы за меня все уже решили», – однако в последний миг сдержался. Обвинять в своих проблемах Дамблдора было бы нечестно. А тем, кто виноват, все равно рано или поздно приходится платить по счетам.
– Хорошо, я согласен. Но оставляю за собой право уйти через год, если пойму, что не справляюсь со своими обязанностями.
– Вот и прекрасно! Я принимаю твои условия, Северус. Нужно ли тебе что-нибудь сейчас для подготовки к вступлению в должность?
– Да. Могу я для начала ознакомиться с документами?
– С какими именно?
– Со всеми. Журналы успеваемости по всем предметам, список взысканий Филча, хроника квиддичных матчей – все это за последние три… – нет, пять! – лет.
– Хорошо, я распоряжусь, и тебе все принесут. Разумеется, на время уроков журналы успеваемости нужно будет возвращать преподавателям.
– Разумеется. А… – Северус смутился, потому что только сейчас понял, что этот вопрос нужно было задать первым. – Где я нахожусь?
– Ты в Хогвартсе – здесь сейчас самое безопасное место во всей Британии. А это моя спальня.
– Ох… Я сегодня же уйду… Освобожу… – Северус попробовал встать, но голова снова закружилась.
– Ложись немедленно! – Голос Дамблдора звучал мягко, но непреклонно. – Ради того, чтобы ты как можно скорее приступил к работе, я готов отдать тебе эту комнату навсегда. А сейчас лежи! Через полчаса тебе принесут обед, через полтора – журналы успеваемости. А я должен откланяться: меня ждут неотложные дела. До свидания, профессор Снейп!
– До свидания, сэр… то есть господин директор, – быстро поправился Северус.
Тяжелая дверь закрылась за Дамблдором абсолютно бесшумно. Северус повернул голову, чтобы видеть, как за окном падают снежинки. Голова была странно пустой, словно после сброса мыслей в Омут Памяти.
Северус с огромным уважением относился к сбору всевозможной информации: широкий кругозор был необходим и зельевару, и знатоку боевой магии. Как оказалось, учителю разнообразные сведения о жизни и учебе студентов тоже очень полезны.
Собственная предусмотрительность в данном вопросе радовала, а вот все остальное вызывало чувства, далекие от оптимизма.
Последние два года Слизерин оставался на последнем месте и в соревновании факультетов, и на турнире по квиддичу. Удивляться этому не приходилось: многие студенты с нетерпением ждали победы Темного Лорда, не сомневаясь, что тогда-то все чистокровные будут преуспевать независимо от школьных оценок, а остальные слизеринцы вели неравный бой с УПСятами и переживали за родителей, которым после победы Темного Лорда пришлось бы несладко. В таких обстоятельствах всем было не до учебы.
Но как исправлять эту вполне понятную и логичную ситуацию, Северус не понимал. На всякий случай он выписал имена тех, кто продолжал хорошо учиться, принося Слизерину баллы: семикурсница Мэнди Андерсон, дочь чистокровных волшебников, которые с удивительным упорством держали нейтралитет; шестикурсник Квентин Тримбл – сын фанатично настроенного и невероятно жестокого Упивающегося Смертью, погибшего еще в середине 70-ых; пятикурсник Джон Грегсон – полукровка, сын невыразимца. Также запомнил Северус Мервина Финвика – первокурсника, у которого большая половина оценок была «О» и «Т», а «В» встречались так же редко, как морщерогие кизляки.
Разобравшись с успеваемостью, Северус начал изучать журнал взысканий и чрезвычайных происшествий. Здесь все было логично: жертвами среди слизеринцев чаще всего оказывались полукровки, которые обычно говорили, что не видели лиц тех, кто на них нападал. Чаще других разнообразные неприятности случались с Грегсоном и еще одним полукровкой – четверокурсником Эйданом Линчем, сыном одного из самых знаменитых авроров. Впрочем, дети Упивающихся Смертью тоже время от времени становились жертвами несчастных случаев и тоже молчали в ответ на все расспросы.
Стычки между гриффиндорцами и слизеринцами случались по несколько раз в день, и их результаты были самыми разными – от мелких пакостей до тяжелейших травм. Среди пострадавших студентов МакКошки встречались как чистокровные, так и полукровки, и маглорожденные: видимо, грифферов слизеринцы ненавидели уже за выбранный ими факультет. Все пострадавшие упорно твердили, что не узнали своих обидчиков, – даже в тех случаях, когда было очевидно, что это ложь. Единственным исключением был конфликт между старостами школы: Мэнди Андерсон и гриффиндорец Эндрю Шейман регулярно сцеплялись у всех на глазах. При этом оба нарушителя утверждали, что зачинщиком ссоры был оппонент. Изучив внушительный перечень дуэлей между Андерсон и Шейманом, Северус на всякий случай еще раз просмотрел журнал успеваемости семикурсников, но все было верно: почти круглая отличница Мэнди, готовившаяся сдавать двенадцать ТРИТОНов, действительно регулярно получала взыскания за нарушения школьной дисциплины.
Поудивлявшись странностям женской логики, Северус начал читать репортажи с хогвартских квиддичных матчей за последние пять лет. Здесь все было очень печально. Если в конце семидесятых слизеринцы или завоевывали Кубок школы, или занимали второе место, то и в прошлом учебном году, и в нынешнем команда проигрывала все матчи, в которых участвовала, поскольку соперники очень быстро ловили снитч. Сравнив списки игроков разных лет, Северус отметил, что в счастливом для факультета сезоне 1979-ого – 1980-ого годов, когда Слизерин победил с огромным отрывом, ловцом команды был Эйдан Линч. В следующем году его заменил Гэрет Фортескью, и команда скатилась на четвертое место. Однако, хотя Линч все еще учился в Хогвартсе, в нынешнем сезоне ловцом продолжал играть Фортескью – все так же плохо. Северус прекрасно понимал, почему так происходит: Линч-старший был одним из самых верных друзей Аластора Моуди и принимал участие в наиболее опасных операциях аврората, а родители Фортескью, хотя внешне и держали нейтралитет, однако среди своих не скрывали сочувствия идеям Темного Лорда. Поскольку отец капитана слизеринской команды Джозефа Бэрроу ныне находился в тюрьме Визенгамота, обвиняемый в поддержке Темного Лорда, и ждал суда, то присутствие Фортескью в команде выглядело вполне логично. Но мириться с таким положением вещей Северус не собирался.
Составив приблизительный план действий на первые дни, Северус задумался о том, как должен выглядеть. Внешний вид для слизеринского декана был очень важен: если вменяемые полукровки и дети авроров при прочих равных условиях послушают любого нормального человека, то для чистокровных магов, особенно для фанатиков Темного Лорда, авторитетный учитель должен выглядеть впечатляюще.
Северус подошел к этой проблеме со всем должным тщанием. Он заказал десять тюбиков самого дорогого шампуня для тонких волос и геля для их укладки, а также жидкость для отбеливания зубов; к счастью, Северус, очень хороший зельевар, прекрасно умел отличать качественную продукцию от бесполезной, но хорошо разрекламированной фигни. Когда он смог стоять на ногах дольше пятнадцати минут, то немедленно отправился к мадам Малкин и заказал десять дорогих шелковых и бархатных мантий – бордовых, темно-синих, темно-зеленых. Потратив чуть ли не последние деньги, Северус купил у гоблинов неброские, но очень дорогие и стильные золотые побрякушки: кольцо с аметистом и карманные часы.
Глядя на себя со стороны, Северус поражался тому, что жив и занимается ерундой. Но выбора не было, и винить в этом следовало только себя, так что Северус продолжал готовиться к своему дебюту в качестве декана.
Слава Мерлину, книг по зельеварению покупать не пришлось: все необходимое давно уже хранилось в личной библиотеке. Но несколько брошюр о детской психологии – волшебных и магловских – Северус все же приобрел и внимательно их изучил. Увы, чтение оказалось абсолютно бесполезным: ничего, что могло бы пригодиться в работе, Северус не нашел.
Оставалась главная проблема, и решить ее было нелегко. Все без исключения студенты-старшекурсники помнили – не могли не помнить! – Мародеров и Нюниуса. О прошлом Северус старался думать пореже, но на всех учеников не наложишь Обливиэйт. А будут ли чистокровные студенты слушаться человека, которого так долго и изощренно травили гриффера, не мог предсказать даже самый лучший прорицатель.
Над этой проблемой Северус думал очень долго и никак не мог понять, что должен сделать. Он уже почти отчаялся, когда решение нашлось словно само собой: чистокровные снобы не станут слушаться Нюниуса, но не посмеют возражать суровому и жесткому Упивающемуся Смертью. Студенты, которые придерживаются иных политических взглядов, вряд ли будут уважать сторонника Темного Лорда, но противоречить ему рискнут только в самых крайних случаях.
У такого подхода имелись два достоинства и один недостаток. Во-первых, преподаватель-УПС – очень перспективная фигура в войне, которая непременно начнется после неминуемого возвращения Темного Лорда. Во-вторых, если слизеринцы решат основать в школе тайное общество поддержки УПСов, то вполне возможно, что они обратятся за помощью и советом к декану-единомышленнику, и это поможет спасти идиотов от большой беды.
Но и проблема у такого положения вещей была серьезная: Упивающийся Смертью на посту декана не имел никаких шансов рассказать слизеринцам правду о Темном Лорде, его истинных целях и отношении к людям. Оставалось надеяться, что жизнь все же возьмет свое, и даже самые упертые фанатики рано или поздно поймут, что человека нужно ценить за его личные качества, а не за происхождение.
Так что, взвесив все, Северус решил выбрать именно эту тактику поведения. Теперь оставалась самая малость – понять, как явственно намекнуть на свои УПСовские убеждения, но при этом не сказать ничего такого, что могло бы заинтересовать аврорат. А еще роль фанатика-Упивающегося нужно было сыграть так, чтобы студенты поверили...
К своему дебюту в качестве педагога Северус готовился так же старательно, как в школьные годы – к экзаменам. Он написал множество вариантов речей для выступлений перед студентами, продумывал свои реакции на проблемы, с которыми непременно столкнется в работе, репетировал перед зеркалом интонации и выражения лица… Это было крайне утомительно, но совершенно необходимо. Дамблдору нужен труп, и он выбрал Северуса. Остальное не имело значения.
Вырабатывая новую манеру поведения, Северус не слишком задумывался о том, что и почему делает; после гибели Лили он вообще почти не тратил время на отвлеченные размышления. Однако, сам того не понимая, Северус очень во многом копировал Волдеморта – его несокрушимую уверенность в себе и собственной правоте, внимание к каждому, порой благожелательное, порой саркастичное, походку и характерные жесты… Вот только радушие и приветливость, с которыми Темный Лорд общался со своими вернейшими сторонниками, Северусу не удавались: даже в самой дружелюбной его интонации всегда был заметен легкий оттенок язвительности.
Дебют состоялся в начале декабря, когда за хогвартскими окнами лил проливной дождь. Северус решил появиться в школе вечером: до начала занятий хотелось серьезно поговорить со слизеринцами.
Надев шикарную темно-зеленую бархатную мантию, приведя свою внешность в невообразимо холеный вид и нацепив на лицо самое надменное выражение, через несколько минут после начала ужина Северус вошел в Большой Зал, старательно уверяя себя, что абсолютно не волнуется.
Дамблдор приветствовал нового слизеринского декана в своей обычной манере, к счастью, на этот раз обойдясь без совсем уж диких стилистических излишеств.
Северус зашагал к преподавательскому возвышению, очень надеясь, что студенты не слышат, как отчаянно (наверное, от быстрой ходьбы) колотится сердце их нового учителя. Уже дойдя до профессорского стола, он сообразил, что присутствующих стоило бы поприветствовать сразу после того, как замолчал Дамблдор. От собственной тупости стало совсем тошно, однако к своим студентам все равно надо было обратиться, поэтому, поднявшись на возвышение, Северус произнес самым суровым и властным из отрепетированных голосов:
– Добрый вечер, дамы и господа! С завтрашнего дня я начинаю преподавать в Хогвартсе. Надеюсь, что вы еще не забыли уроки профессора Слизнорта. Со студентами других факультетов я познакомлюсь на занятиях, а всех слизеринцев прошу через полчаса после окончания ужина собраться в нашей гостиной.
Северус кивнул преподавателям и сел за единственное свободное место за столом, радуясь, что оно оказалось максимально далеко от МакКошки, которую ненавидели все без исключения слизеринцы. Уверенности в том, что вступительная речь удалась, не было, но Дамблдор украдкой показал Северусу большой палец, и это немного успокоило.
Северус положил на тарелку пудинг с почками и попытался есть, но кусок не шел в горло. Студенты, притихшие было при появлении незнакомца, вновь зашумели. Северусу казалось, что все обсуждают только его и смотрят только на него, и чужие взгляды, то любопытные, то злые, скоро прожгут дыру в шикарной бархатной мантии.
В назначенный час Северус переступил порог слизеринской гостиной, очень стараясь держаться уверенно и решительно. Огромная комната сейчас казалась совсем крохотной: так много в ней собралось детей. Гостиная была ярко освещена: похоже, студенты очень хотели внимательно рассмотреть нового декана. Впрочем, Северус был к этому готов.
Свое поведение на первой встрече со слизеринцами Северус обдумывал долго, тщательно и во всех подробностях. Он часто размышлял, как произносить вступительную речь, стоя или сидя, и после мучительных сомнений и колебаний остановился на втором варианте. Да, стоящий учитель выглядел более торжественно, но сидящий лучше демонстрировал свое отношение к ученикам.
Поэтому сейчас Северус быстро прошел в центр гостиной, оставшийся свободным от стульев и кресел, трансфигурировал свой носовой платок в высокое кресло с резной спинкой, сел, дождался, когда гомон студентов стихнет, и произнес, стараясь выговаривать слова как можно правильнее и отчетливее:
– Еще раз приветствую вас, дамы и господа. Вопросов у меня к вам очень много, но начну с самого главного. Дамы и господа, большинство из вас – чистокровные волшебники; остальные получили право учиться в Слизерине за особые таланты к магии. Вы – краса и гордость Британии. Так почему же вы – все вы! – ведете себя, словно стадо тупых баранов?
Как Северус и ожидал, его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все зашумели; многие вскочили с мест. Дождавшись, когда стало немного тише, Северус, даже не подозревая, насколько в этот момент похож на Волдеморта, не слишком громко, но отчетливо произнес, перекрывая гвалт:
– Прошу внимания, дамы и господа! Я еще не закончил. Я хочу понять, почему питомцы славнейшего из факультетов занимают последнее место и в общешкольном соревновании, и в турнире по квиддичу. Как вы могли настолько потерять уважение к себе?
Вновь поднялся страшный гвалт; когда стало немного потише, плотный крепыш-старшекурсник зло выкрикнул:
– Просто все профессора против нас! Они занижают нам оценки и завышают грифферам!
Все снова закричали; молчали только двое – красивая светловолосая старшекурсница с длинной косой и тщедушный очкарик, который рядом с высокой блондинкой казался ребенком.
Дождавшись, когда шум слегка утихнет, Северус сказал:
– Если проблема действительно существует – я этого так не оставлю. Прошу всех, кто считает, что его оценки занижаются, обращаться ко мне – я разберусь с предвзятыми профессорами. Единственное требование – каждая жалоба должна быть конкретной, то есть оспаривать нужно не общую несправедливость учителей, а конкретное занижение оценки за ответ на уроке, за выполнение контрольной работы или домашнего задания.
– Хорошо, сэр, я так и сделаю, – закивал крепыш; выглядел он, однако, несколько растерянным. Тщедушный очкарик улыбнулся уголками рта.
– Но, как бы ни относились к вам учителя, нельзя пренебрегать простыми мерами повышения общей успеваемости. Мисс Андерсон, на факультете по-прежнему действует придуманная Тём… то есть введенная много лет назад система взаимопомощи? Я имею в виду проверку старшими студентами домашних заданий младших?
– Э-э-э… – блондинка с косой покраснела как маков цвет и поднялась со стула. – Сэр…
– Я вас слушаю, мисс, – произнес Северус со всей возможной язвительностью. – Так действует эта система?
– Нет, сэр, – выпалила Андерсон и покраснела еще сильнее.
– Почему же? – Северус нахмурился. – Почему студенты лучшего из факультетов отказались от системы, которая даже в самые неудачные годы позволяла Слизерину занимать как минимум второе место по итогам года?
– Э-э-э…
Пока староста школы смущенно мямлила, тот самый крепыш, что жаловался на предвзятость учителей, выпалил:
– А я не согласен делиться своими знаниями с грязнокровками и предателями крови!
– Было бы чем делиться, – выкрикнул кто-то из дальнего угла. Многие засмеялись, тщедушный очкарик едва заметно улыбнулся.
– А некоторые чистокровные тупее Хагрида – им что-то объяснять бесполезно, – хмыкнул рыжеволосый веснушчатый старшекурсник, по виду – типичный ирландец.
– А Финвику вообще бессмысленно что-то объяснять – у него голова пустая, как у лат, что в коридорах стоят! – хмыкнула хорошенькая темноволосая младшекурсница.
Все снова зашумели.
– Дамы, господа, верно ли я понял, – вновь заговорил Северус, когда гомон смолк, – что вы считаете некоторых студентов своего факультета недостойными знаний?
На мгновение стало очень тихо, а потом крепыш, не собиравшийся делиться знаниями с грязнокровками, азартно выкрикнул:
– Да!
– Другими словами, вы считаете, что некоторых студентов Шляпа отправила в Слизерин по ошибке? – уточнил Северус.
– Да! – энергично кивнул крепыш.
– Увы, ваша гипотеза не подтверждается фактами. Во-первых, за более чем тысячу лет существования Хогвартса верность решений Шляпы была доказана не раз и не два. Во-вторых, как вам наверняка известно, сейчас Слизерин пользуется не лучшей репутацией в министерстве магии. Учиться здесь как минимум не престижно, – а, возможно, и небезопасно для будущей карьеры. Но хотя бы один студент в это непростое время попросил Дамблдора о переводе на другой факультет? Да-да, я именно вас спрашиваю!
– Нет, – крепыш явно смутился, но быстро вновь обрел уверенность, – но это ничего не значит! Они просто хотят выведать наши тайны!
– И эта ваша гипотеза тоже не подтверждается фактами – более того, она ими опровергается. Никто из слизеринцев, пострадавших в разного рода стычках, – в том числе полукровки и дети авроров, – не назвал имен тех, кто их обижал. Так что стукачей на факультете нет.
– Вы не понимаете… – решительно начал крепыш, но Северус жестко его перебил:
– Это вы не понимаете! Совместными усилиями своих студентов Слизерин очень быстро превращается из самого престижного места в Хогвартсе в прибежище бездарей и неудачников. Факультет, на котором испокон веков учились люди, способные с честью выкрутиться из любой ситуации, даже самой сложной, стал приютом для тупоголовых идиотов, твердо решивших угробить свои жизни и карьеры без всякой практической пользы. Остановить это нужно немедленно, потому что бездари и неудачники обречены на поражение всегда и везде – при любом министре магии и любом общественном устройстве. Более того, чем талантливее лидер, тем сильнее он нуждается в образованных и умелых помощниках и тем строже относится к людям, которые не оправдывают возложенной на них ответственности. Вы хотите стать вечными неудачниками и вечными козлами отпущения? Если нет, то путь к спасению для вас существует только один. Слизерин должен забыть о разногласиях и стать единым целым – как минимум, на любой, даже самый пристальный, взгляд со стороны. Поэтому с данной минуты на факультете вводятся следующие правила. Во-первых, возобновляется система взаимопомощи. Ответственными за факультет в целом назначаются Медея Андерсон и Квентин Тримбл. Ответственные за курсы: седьмой – Джоанна Хайсмит и Патрик Крэнк, шестой… – Закончив перечень студентов, Северус продолжил: – За каждые «О» и «Т», полученные слизеринцами, я дополнительно сниму по двадцать пять баллов с того, кто эту оценку получил, с двоих его однокурсников, ответственных за систему взаимопомощи, а также с Андерсон и с Тримбла.
– Профессор… сэр… господин декан… – Мэнди то бледнела, то краснела, не находя слов от возмущения. – Но… тогда мы совершенно точно займем последнее место в соревновании факультетов...
– Значит, так тому и быть, – пожал плечами Северус. – А всех, кому это интересно, прошу запомнить: в реальной жизни любое серьезное начальство ответит на ошибки своих подчиненных не снятием баллов, а, как минимум, денежным штрафом. В более тяжелых случаях провинившихся увольняют. Мне же лично знаком один Ло… то есть руководитель, который карает тех, кто его подвел, самым страшным Круциатусом из всех известных в мировой истории. Так что привыкайте к реальной жизни, дамы и господа! В обозримом будущем выпускников Слизерина в ней не ждет ничего хорошего, и к этому нужно готовиться заранее.
Северус ожидал криков, но в этот раз все молчали, зло глядя на него. Что ж, на любовь своих студентов Северус и не рассчитывал. Гораздо важнее было сплотить их перед лицом общего врага, а если этим врагом окажется новый декан – ничего страшного. Он спокойно продолжил:
– Следующая часть нововведений касается квиддича. С сегодняшнего дня слизеринским ловцом вновь становится Эйдан Линч. Поскольку в последнее время с ним регулярно происходят всякие неприятности, ответственность за благополучие ценного игрока возлагается на капитана команды Джозефа Бэрроу. Если с Линчем случится мелкое происшествие, Бэрроу будет оштрафован на двести баллов. Если Линч пострадает настолько серьезно, что не сможет играть, то Бэрроу до окончания Хогвартса будет смещен с поста капитана слизеринской команды.
А вот сейчас поднялся страшный гвалт. Но крепыш, недовольный предвзятостью учителей, побелев как полотно, перекричал всех:
– Вы не имеете права! У учителей нет права вмешиваться в дела квиддичной команды!
– Поверьте, Бэрроу, у меня есть такое право, – Северус неприятно улыбнулся и погладил левое предплечье. – Но, если хотите, можете пожаловаться на мой произвол Дамблдору.
Бэрроу, сжав кулаки, еле слышно произнес:
– Однажды мой отец вернется, и тогда…
– Если ваш отец узнает, что слизеринская команда вот уже второй год занимает последнее место в школьных соревнованиях, то ему будет очень стыдно за сына, который этой командой руководит, – бросил Северус наугад и понял, что попал в «яблочко».
Бэрроу еще сильнее побледнел и умоляюще произнес:
– Гэрет заиграет, поверьте мне, сэр! Ему просто нужно немного времени…
– У Фортескью было достаточно времени – год с лишним, – но это не помогло. Больше времени на эксперименты у нас нет. А за безопасность Линча отвечаете лично вы.
Бэрроу прикрыл глаза. Убедившись, что отвечать он не собирается, Северус продолжил:
– Следующее нововведение касается конфликтов друг с другом и с гриффиндорцами. Любая стычка, – неважно, кто в ней пострадал, вы или студенты других факультетов, – будет дополнительно караться снятием пятидесяти штрафных баллов со Слизерина.
Вот сейчас студенты взвыли. Даже сдержанная Мэнди заорала:
– Это невозможно! Среди грифферов совершенно дикие люди встречаются – Шейман, например! С ним невозможно договориться! И я не понимаю, как нам себя вести, если нас будут штрафовать, даже когда мы окажемся жертвами, ведь если мы начнем защищаться, то станем нападавшими! Это безумие!
– На самом деле все очень просто, – Северус скривил губы. – Чтобы не становиться ни зачинщиком, ни жертвой, нужно просто уклоняться от столкновений с гриффиндорцами, вот и все.
– А если они нас подкараулят в темном углу? – зло спросил кто-то из младшекурсников.
– Не ходите в одиночку по темным углам. Понятно, что в Хогвартсе невозможно этого избежать полностью, но старшие вполне могут сопровождать младших в особенно опасные с точки зрения внезапных атак места. На превосходящие силы противника не рискнут нападать даже самые агрессивные гриффиндорцы. График дежурств старшеклассников, конечно, мог бы составить и я, но, мне кажется, с этим лучше справятся старосты.
Воцарилось долгое молчание, потом Бэрроу обиженно произнес:
– Знаете, сэр, когда мы узнали, что нашим деканом назначен такой человек, как вы, то очень обрадовались. Нам казалось, уж вы-то будете стоять за нас. А на самом деле… – он закусил губу.
– Вы совершенно правы, – ответил Северус спокойно. – Я не за вас; скажу больше, на любого из вас мне плевать. Но я готов отдать жизнь ради того, чтобы факультет Слизерин по-прежнему оставался самым престижным в Хогвартсе. Ради этого я ни перед чем не остановлюсь.
– Но в-в-возможен ли ф-ф-факультет б-б-без с-с-студентов? – впервые за весь вечер заговорил тщедушный очкарик.
– Представьте себе, да. Студенты приходят и уходят, факультет остается. А хорошие оценки по всем предметам выгодны каждому из учеников, хотя способы достижения этой цели по вкусу очень и очень немногим…
Очкарик скептически скривил губы, но промолчал.
– Что ж, дамы и господа, я сказал вам все, что намеревался. Есть ли у вас какие-нибудь вопросы?
Все молчали.
– Тогда разговор можно считать законченным. Все новые правила уже действуют, а первые результаты, не сомневаюсь, появятся завтра. Спокойной ночи!
Северус поднялся, превратил кресло, в котором сидел, в носовой платок и вышел из гостиной. На душе было тошно, поскольку Северус не сомневался, что сделал в свой первый вечер на посту декана уйму ошибок. Но отступать было некуда…
Он долго стоял в душе, смывая с себя напряжение этого безумного вечера. Не было никаких сомнений, что слизеринцы сейчас обсуждают нового декана и наверняка делают это не слишком лестно. Северус старательно уверял себя, что их мнение его никоим образом не волнует.
Когда Северус пришел в свою новую спальню, то сразу же увидел большой конверт, лежащий на подушке. Отправителями значились Медея Андерсон и Квентин Тримбл. Записка была короткой, но очень вежливой: лучшие студенты факультета спрашивали, не найдет ли господин декан в своем плотном рабочем графике полчаса для делового разговора.
Северус быстро нацарапал положительный ответ и предложил встретиться в его кабинете за сорок минут до начала завтрака, затем вызвал домовика и попросил его отнести ответ Андерсон и Тримблу. Эльф, не слишком почтительно поклонившись новому декану, взял конверт и исчез.
– Сэр, – при личной встрече Мэнди не стала тратить время на долгие предисловия, а сразу взяла быка за рога, – Квентин и я понимаем, почему вы назначили ответственными за факультет именно нас. Мы – лучшие студенты Слизерина. Но такая должность подразумевает не только проверку домашних работ, но и объяснение всего непонятного. Я с этим справлюсь…
– А я – н-н-не оч-ч-чень, – подхватил Тримбл, поблескивая очками.
Северус смутился оттого, что не догадался собрать о студентах всю информацию до распределения обязанностей, молча обругал себя за смущение и отрывисто сказал:
– Я не знал. Что ж, причина для освобождения от должности у вас уважительная. Кого вы порекомендуете на место Тримбла, мисс Андерсон?
– Мы с Квентином очень хорошо понимаем друг друга, и я готова взять все объяснения на себя.
– Что ж, если вы – сложившаяся команда, то вам и в самом деле лучше работать вместе, – ответил Северус, с трудом скрывая облегчение. – Как же вам удается так хорошо учиться при ваших… особенностях, Тримбл?
– Ого! – Северус удивился. – Вы читали труды Бьёрна Расмуссена о происхождении заклинаний?
– Ч-ч-читал и д-д-даже д-д-ля эт-т-того под-д-дучил ис-с-сландский, ч-ч-чтобы оз-з-знакомиться с к-к-книгой в ор-р-р-игинале, н-н-но с ав-в-втором н-н-не с-с-согласен. П-п-по-м-м-моему, у з-з-звучания з-з-заклятий н-н-нет н-н-ничего об-б-б-щего с-с-с р-р-ревом д-д-дракона. У м-м-меня д-д-друг-г-гая г-г-гип-п-пот-теза…
– Может быть, вы напишете о ней реферат? Не уверен, что вам его засчитают как теоретическую часть ТРИТОНа по чарам, но, уверен, вы получите за свою работу немало баллов.
– А п-п-противоречия м-м-моей т-т-теории с т-т-тем, ч-ч-что н-н-написано в у-ч-ч-чебниках, в-в-вас н-н-не п-п-пугают? С-с-слиз-з-знорт эт-т-того б-б-боялся до д-д-дрожжи…
– Не пугают. Наука не двигалась бы вперед, если бы ученые никогда не пытались оспорить школьные учебники. Да и Дамблдор, при всех его недостатках, вроде бы не из ретроградов… И, кстати, насчет новых методов, – Северус вдруг вспомнил прочитанное в одной из книг по детской психологии. – Может быть, не стоит ограничиваться только проверкой домашних работ? Правила лучше запоминаются, если их постоянно видишь. Мне кажется, имеет смысл сделать плакаты с основными формулами зельеварения и трансфигурации, а также с самыми важными историческими датами, и развесить их в гостиной и спальнях.
– Х-х-хорошшая м-м-мысль! – Тримбл улыбнулся. – А ещ-щ-ще ук-к-красить ф-ф-фор-рм-муламми пор-ртрреты г-г-голых д-д-девок-к-к, к-к-котторые в с-с-спальнях с-с-старшеклассников в-в-висят, – ой, из-з-звини, М-м-мэнди. П-п-плакаты я с-с-сделаю л-л-легко…
– Если понадобится моя помощь – зови, Квен! Я помогу, – улыбнулась Андерсон. – А еще о формулах и датах можно стихи сочинить – например, такие:
Хочешь восстания гоблинов помнить всегда?
Запомни три цифры: один, шесть, два.
Эти цифры гоблины уважают
И только в такие годы бунтовать начинают…
Она смутилась, но закончила твердо:
– Коряво, конечно, получилось, но здесь ведь не красота важна, а смысл! А рифмованное запомнить всегда проще.
– Что ж, мне нравятся обе идеи. Плакаты и в гостиной, и в спальнях окажутся очень кстати. Мисс Андерсон, надеюсь, на этом четверостишии ваше вдохновение не иссякнет, и скоро появятся новые. Их тоже можно будет написать на плакатах и повесить на стенах на нашей территории.
– Ой, завтрак через пять минут начнется! – воскликнула Мэнди, взглянув на часы, и вскочила.
– Да-да, вы можете быть свободны, – быстро сказал Северус.
Мэнди выбежала из класса, а Тримбл задержался. На пороге он обернулся и почти внятно произнес:
Тримбл ушел, а Северус еще долго сидел, размышляя, насколько далеко яблоко может укатиться от яблони.
С Дунканом Тримблом он знаком не был, но его колдографии пару раз видел. Этот крупный мужчина походил то ли на быка, то ли на борова, и его характер полностью соответствовал внешности. Тримбла УПСы с грустью вспоминали всякий раз, когда требовался небрезгливый человек для впечатляющей операции устрашения. Вот только прожил Тримбл недолго – он стал одним из первых Упивающихся Смертью, застигнутых аврорами во время издевательств над маглами, и погиб, но не позволил себя арестовать. Некоторые умные люди – например, Руди Лестрейндж, – считали (хотя и говорили об этом лишь намеками), что смерть Тримбла оказалась исключительно своевременной: под арестом он выболтал бы все, что знал, причем не из страха перед пытками, а исключительно из-за собственной глупости и презрения к грязнокровкам и предателям крови.
Спутница жизни Дункана то ли случайно, то ли закономерно оказалась такой же непроходимой идиоткой. Квентин остался заикой по ее вине: когда в дом Тримблов впервые явились с обыском, женщина так испугалась, что, схватив в охапку шестилетнего сына, аппарировала, не представив заранее цель перемещения. В итоге миссис Тримбл и Квентин расщепились: ноги матери и ребенка остались в родном доме, а остальные части тела оказались в Ирландии. Возвращать несчастных в нормальный вид пришлось колдомедикам, и если на миссис Тримбл происшествие не слишком повлияло, то Квентин с тех пор стал страшно заикаться. Целители так и не смогли ему помочь, хотя и пытались. Но интеллектом мальчик явно пошел не в родителей, и как он на самом деле относится к УПСам и аврорам, сказать было трудно. Квентин мог оказаться очень опасным противником, но пасовать перед трудностями Северус не собирался и был готов к любым неприятностям.
Первого урока Северус ждал с тревогой и нетерпением. Он, конечно, помнил, что в его школьные годы зельеварение любили очень немногие студенты, но вопреки логике надеялся, что с тех пор ситуация изменилась к лучшему.
Увы, реальность оказалась еще хуже, чем можно было предположить. Даже ученики, получавшие у Слизнорта хорошие оценки, помнили лишь рецепты приготовления многочисленных зелий. А принципы зельеварения и взаимозаменяемости ингредиентов были понятны очень немногим: Тримблу, троим старшекурсникам-рэйвенкловцам, Шейману и еще одному гриффиндорцу. Даже Мэнди Андерсон в своих успехах в зельеварении больше опиралась на память, чем на понимание теории.
После первых уроков Северус еще продолжал надеяться, что ему просто не повезло с классом, а остальные студенты не только заучивают рецепты, словно попугаи, но и понимают теорию. Увы, ближайшие несколько дней не оставили от иллюзий камня на камне. Северус не жалел ни времени, ни сил, объясняя студентам теоретические закономерности зельеварения, но все усилия пропадали втуне. Иногда Северусу казалось, что он учит не детей, а баранов.
Однако решать проблему было как-то нужно, и Северус решил пойти в обход. В первую же неделю работы он создал и развесил на стенах кабинета множество плакатов, на которых были написаны основные законы зельеварения и принципы взаимозаменяемости компонентов. Это не слишком помогло, но давало надежду на то, что рано или поздно хоть кто-то из студентов что-нибудь запомнит и поймет.
Впрочем, Северус понимал, что в создавшейся ситуации виноваты не только ученики. Он и сам знал, что Слизнорт не слишком охотно преподавал и не слишком строго спрашивал теоретическую часть, а учебник был написан очень сухим и казенным языком. Поэтому свободное от работы время Северус тратил на создание нового учебника, более простого и понятного, и на упорядочивание всех взаимозаменяемых компонентов зельеварения. Северус получал огромное удовольствие, отыскивая физические, химические и метафизические системные связи между травами, минералами и прочими составными частями зелий, это было сложная, но невероятно интересная работа. Северус очень надеялся, что сумеет и студентам показать невероятную красоту и системную сложность элементов, открывшиеся ему во время изысканий.
Со временем Северус понял, что его работа, поначалу имевшая чисто утилитарную ценность, может стать основой для магистерской диссертации, которую охотно примут для защиты в Сорбонне или в Пражском университете. Вот только времени на теоретические изыскания оставалось очень мало: руководство факультетом оказалось очень сложным и хлопотным делом.
Тримбл сдержал слово, и очень скоро плакаты с законами магических наук и историческими датами появились и в гостиной, и в спальнях Слизерина. К удивлению Северуса, студенты категорически не одобрили это нововведение и тайком срывали и портили полезные для учебы плакаты. Помучавшись пару недель, Северус прикрепил плакаты к стенам заклятьем Вечного приклеивания и окружил их прозрачным Непроницаемым Щитом. Теперь оставалось ждать, когда необычная методика приведет к повышению успеваемости…
А с этим в Слизерине по-прежнему было плохо, да и драки с гриффиндорцами случались едва ли не каждый день. В какой-то момент Северусу стало казаться, что изумруды в верхней части слизеринских песочных часов закончатся быстрее, чем студенты наконец-то возьмутся за ум. С каждым днем Слизерин отставал от других факультетов все сильнее, но его новый декан не собирался идти на попятный.
В момент совсем уж безнадежного отчаяния Северусу неожиданно пришла на помощь МакКошка. Когда он в очередной раз штрафовал Андерсон за очередную драку с Шейманом, МакКошка вежливо спросила:
– Профессор Снейп, вы всегда снимаете со своих студентов баллы за столкновения с гриффиндорцами дополнительно к штрафу, который накладывают на слизеринцев другие профессора?
– Да, – коротко и грубо ответил он, не имея ни малейшего желания общаться с этой навязчивой особой.
МакКошка ненадолго задумалась, а потом улыбнулась:
– Знаете, профессор, а это очень правильная идея! Драки между студентами нужно пресечь любой ценой. Сколько баллов вы снимаете с каждого провинившегося?
– Пятьдесят, – ответил Северус, молча проклиная не в меру любопытных старух.
– Это серьезно! – МакКошка на минуту застыла, а потом кивнула: – Но вы абсолютно правы: вражду между Слизерином и Гриффиндором необходимо пресечь! Профессор, я собираюсь использовать ваш опыт и на своем факультете. Мистер Шейман, снимаю с вас пятьдесят баллов за драку!
Северус хотел сказать, что штрафует студентов не за вражду факультетов, а за нарушение правил, но, к счастью, в последнюю минуту решил промолчать. Если МакКошка хочет ухудшить положение Гриффиндора – безусловного лидера в школьном соревновании, то зачем ей мешать?
Немало времени отнимали и квиддичные тренировки. Северус присутствовал на каждой из них, опасаясь, что Бэрроу все же забудет о себе, стремясь отомстить Линчу. Поэтому, когда бы ни собирались игроки на стадионе, Северус под Разиллюзионными чарами устраивался в последнем ряду, держа палочку наготове.
Но пока все было спокойно. Линч великолепно летал и ловил снитч даже в самых неудобных для себя положениях. Видя это, Бэрроу бледнел и кривился, но молчал и строил команду, словно не замечая своего ловца.
В общем, все было бы не так уж плохо, если бы не один нюанс. На каждую тренировку под Разиллюзионными заклятьями непременно приходил Квентин Тримбл. Он устраивался на втором ряду и внимательно наблюдал за происходящим на стадионе. Чары он на себя накладывал великолепно, и даже Северусу требовались некоторые усилия, чтобы разглядеть студента, а уж игроки его и подавно не замечали. Что было нужно Тримблу, Северус категорически не понимал, и это тревожило.
Но больше всего времени у Северуса отнимал Мервин Финвик, и это было совершенно невообразимо.
Северус понимал, что некрасиво подслушивать мысли людей, которые об этом не подозревают, но в первые дни работы немного легилиментил студентов на уроках и в коридорах. Очень уж трудной была ситуация в волшебной Британии, а дети, как бы ни старались учителя их уберечь, не любят оставаться в стороне от взрослых проблем. Лишнего Северус себе не позволял и, столкнувшись с обыкновенными мыслями, в их глубину не лез: студенты имеют право на личные тайны.
Поначалу все было спокойно, порой слишком: например, Тримбл, встречаясь с Северусом глазами, всегда так старательно думал об учебе, что это выглядело подозрительно.
Настоящее веселье началось, как ни странно, на одном из первых уроков у первокурсников. Вслушиваясь в детские мысли, наполненные тревогой о плохо выполненных домашних заданиях и забытых формулах, Северус вдруг наткнулся на совершенно отчаянное и безнадежное:
– Только бы не узнал! Господи, только бы не узнал! Ишь, как глазами зыркает… Вдруг он мысли читать может?! Хотя это вряд ли – наверное, просто пугает.
Северус внимательнее пригляделся к испуганному мальчишке. Это был студент его факультета, первокурсник Мервин Финвик – тощий до прозрачности парнишка с соломенными волосами, одетый в сильно поношенную мантию. Учился он отвратительно.
Северус подумал, что если Финвик так боится на каждом уроке, то в его оценках нет ничего удивительного. Вот и в этот раз мальчишка, погруженный в собственные страхи, лишних три раза помешал готовящееся зелье – и взорвал котел.
Сняв с Финвика положенное число баллов, Северус негромко попросил его остаться после урока. Мальчишка вздрогнул как ужаленный, закусил губу и молча кивнул.
– Вы ничего не хотите мне сказать, Финвик? – спросил Северус, когда урок закончился и остальные ученики покинули класс.
– О чем, сэр? – удивился Финвик вполне натурально. – Я ничего плохого не делал! И котел взорвал не нарочно… Но если мне за это положена отработка – я сделаю все, что нужно, честное слово!
Страх внутри крошечного мальчишки рос и ширился, словно боггарт. Северусу это показалось подозрительным. Он проник в мысли Финвика…
… и оказался в странном и непонятном мире. Точнее, мир был удобным и понятным, когда был привычным. Например, на родной улице все удобно и знакомо: и продуктовая лавка, и аптека, и кафе, и кинотеатр. На других улицах приходилось сложнее, но во многих витринах стояли товары, которые продавали внутри, и это сильно облегчало жизнь.
Гораздо хуже было в школе: учителя долго-долго говорили что-то невероятно скучное и непонятное. Кое-что запомнить удавалось, но далеко не все. Чтобы выкрутиться, приходилось идти на хитрость. Мервин очень старался, и у него получалось, тем более что обычно учителя больше беспокоились о себе, чем обо всем остальном. Иногда они даже забывали о том, что хотели поставить Мервину плохую оценку. Сначала он объяснял это своей ирландской удачей, но потом, уже в Хогвартсе, узнал о стихийной магии.
А главной проблемой мира, окружающего Мервина Финвика, были похожие на мерзких червяков хитрые крючки, палочки и закорючки. Они попадались на глаза всюду и невероятно раздражали. А еще эта пакость была невероятно подлой. Стоило, например, запомнить, что кружок и две палки над ним обычно висят над булочной, как выяснялось, что точно такой же кружок и палки висят и над бакалеей, и над бильярдной, и даже над больницей. Мервин ненавидел крючки и палки лютой ненавистью, и иногда, повинуясь его воле, они исчезали со своих мест всем на радость. Но этой мерзости было слишком много, и сил на нее не всегда хватало.
Когда Мервину пришло приглашение в Хогвартс, он очень обрадовался: наверняка магам не нужны дурацкие кружки и палки! Ведь все необходимые заклинания можно и запомнить… Увы, мечта не сбылась: для поступления на первый курс пришлось покупать много книг. Хорошо, хоть в Косом переулке у всех магазинов были витрины, так что плутать совсем не пришлось.
В Хогвартсе оказалось сложнее: там стихийная магия уже не работала. Но Мервин и раньше без нее прекрасно обходился, если иначе было нельзя, и сейчас сдаваться не собирался. Как и в магловской школе, он старательно, со всем возможным вниманием копируя палки и кружки, списывал домашние задания у тех, кто хорошо учился. Разумеется, такие услуги ему оказывали не бесплатно, но Мервин не жаловался. Он охотно таскал за своими благодетелями сумки с книгами, кормил чужих сов, по много раз за вечер бегал к домовикам за едой, выполняя приказы однокурсников… Игра стоила свеч: ради того, чтобы стать настоящим чародеем, имело смысл потрудиться. Мама говорила, что отец Мервина был настоящим суперменом, словно герой комиксов, и погиб, защищая своих. Мервин не сомневался, что, когда вырастет, станет таким же крутым, как папа, и выучит так же много заклинаний, как он…
Выбравшись из чужих мыслей, Северус некоторое время сидел, закрыв глаза: чужое детство в нищем квартале до боли напоминало его собственное. Справившись с эмоциями, Северус спросил:
– Вы откуда родом, Финвик?
– Из Ольстера, сэр, – ответил мальчишка хрипло.
– Отца своего помните?
– Нет, сэр. Мама говорит, он часто тайком приходил к нам и качал меня на руках. Еще приносил деньги, подарки и живые фотографии – они до сих пор у нас хранятся. Мама там такая красивая – как принцесса из сказки! Лучше, чем в диснеевских мультиках! А отец очень круто выглядит – совсем как Джеймс Бонд! Но он погиб, когда мне было два года, и я его совсем не помню… Мама говорит, он очень нас любил, но жениться на ней не мог, потому что магам нельзя жениться на… – Мервин немного помедлил и закончил: – На маглах. Но отец очень в меня верил! Он точно знал, что я стану настоящим волшебником!
– Вы поступили на Слизерин, потому что там учился ваш отец?
– Да, сэр. Сначала Шляпа хотела меня отправить в Гриффиндор, но я сказал, что мне нужно в Слизерин. Там мой отец учился, а он самый крутой.
Все было понятно. Несмотря на громкие проклятья в адрес всех без исключения маглов, Темный Лорд очень плотно сотрудничал с ИРА, и УПСы активно помогали ирландским маглам-боевикам. Разумеется, преданные сторонники Темного Лорда не имели права завязывать серьезные отношения с магловскими женщинами, но случайные и необязательные связи никто не отслеживал. Однако если мальчишка говорит, что отец навещал его и мать много раз, дарил подарки и колдографии, – значит, похоже, речь шла о серьезных чувствах. Вот только финал этой истории оказался печальным: судя по всему, отец Финвика погиб во время одной из стычек ИРА с британскими войсками… Нельзя было, конечно, исключать и того, что мать врала мальчишке полностью или частично, но Северусу почему-то казалось, что он угадал верно. Магле неоткуда взять колдографии, а среди орденцев, насколько он знал, слизеринцев не было даже в первые годы существования этой организации…
Северус строго взглянул на Финвика и спросил:
– Почему при поступлении в Хогвартс вы не сказали никому, что неграмотны?
– Я грамотный! – заорал мальчишка благим матом.
– Тогда читайте! – Северус протянул Финвику учебник зельеварения за шестой курс.
Помучавшись немного, Финвик признал свое поражение, однако не стал оправдываться, а перешел в наступление:
– А кому было говорить? Меня никто не спрашивал! Пришло письмо из Хогвартса – его мама прочитала; она у меня грамотная, хотя и официанткой работает! Да я бы это письмо и сам узнал! Мама много раз говорила, как оно выглядит, – ей отец рассказывал. И деньги в письме были – мне на мантии и на книги, а еще – на билеты на поезд маме и мне до Лондона и обратно. Магический квартал и у нас есть, но волшебные палочки там не продают… Ну вот, мы с мамкой съездили и все купили, и никто нас ни о чем не спрашивал! И на платформе девять и три четверти никто не спрашивал, и Хагрид не спрашивал, и Дамблдор… А Слизня… то есть профессору Слизнорту до меня дела не было, как и до всех полукровок. Вот!
– И что мне с вами делать? – спросил Северус, донельзя утомленный этой длинной и эмоциональной речью. – Неграмотным нельзя учиться в Хогвартсе. Домой мне вас отправить, что ли?
– Нет, сэр! – Финвик испугался до полусмерти. – Нельзя мне домой! Пожалуйста, позвольте мне остаться! Я ведь в травологии лучший из слизеринцев, и летаю здорово, и Юпитер на уроке астрономии первым нашел! И ЗОТИ у меня хорошо идет, и чары… То есть письменные задания, конечно, не очень, но в этих предметах главное – практика! Пожалуйста, сэр, позвольте мне остаться! Я отработаю! Из кожи вон вылезу…
– Нужны мне ваши отработки, как единорогу волынка! – Северусу хотелось биться головой об стену от безнадежности. – Мне хроноворот нужен, а все они хранятся в министерстве магии, и вас туда не пустят... Ну ладно. Не хотите уходить из Хогвартса – оставайтесь. И сегодня в пять часов вечера жду вас в этом кабинете.
– А… что мне делать нужно будет? – Финвик в первую минуту приободрился, но потом вдруг испугался. – Вы не думайте, я все сделаю, но, может, подготовиться нужно будет…
– Грамоте будете учиться! – рявкнул Северус, окончательно потеряв терпение. – Читать и писать! Вы думаете, я допущу, чтобы на моем факультете учился неграмотный студент?!
– Идите на трансфигурацию, – вздохнул Северус. – И скажите профессору Макгонагалл, что это я вас задержал.
– Да-да, сэр! – мальчишка так обрадовался, что хлопнул дверью в кабинет с совершенно невероятной для его возраста силой.
В обед Северус аппарировал в Лондон и купил там магловские тетради и книги для обучения чтению и письму. Впрочем, как вскоре выяснилось, эти пособия оказались практически бесполезными. За прошедшие годы Финвик так уверился в своей неспособности научиться грамоте, что на каждом уроке застывал, словно истукан, и совершенно не слушал объяснений Северуса, которому хотелось выть от бесполезности этой ежедневной каторги.
За всеми хлопотами время летело незаметно, и, обнаружив в один прекрасный день Хогвартс украшенным к Рождеству, Северус искренне удивился. Наступающие каникулы его не порадовали: конечно, они давали возможность отдохнуть от регулярного посещения квиддичных тренировок, но студенты, только-только приучившиеся сопровождать младших на все уроки, за время отдыха наверняка эту полезную привычку забудут. А отвертеться от Финвика не удалось: мальчишка решил остаться в Хогвартсе, видимо, боясь, что обратно его уже не пустят.
Так что каникулы у Северуса оказались до отказа наполнены работой. А когда студенты вновь вернулись в школу, все стало еще хуже, потому что на пятнадцатое января был назначен матч Слизерина с Рэйвенкло.
Бэрроу, похудевший и побледневший, устраивал тренировки практически ежедневно, умудряясь на каждой абсолютно не замечать Линча. Северус знал это точно, потому что присутствовал на всех. Тримбл был столь же обязателен и почти так же осторожен, как и его декан.
В день игры Северус старательно пытался убедить себя, что не испытывает никакого волнения. То, что за завтраком он разлил стакан с соком и чуть не опрокинул тарелку с овсянкой, разумеется, не имело никакого отношения к грядущему квиддичному матчу.
Стадион заполнился задолго до начала игры, причем среди зрителей были не только слизеринцы и рэйвенкловцы, но и студенты других факультетов. О возвращении в команду Линча слышали все, и всем было интересно узнать, как он играет после полуторагодичного перерыва.
Поначалу матч складывался очень удачно для Слизерина, и этого не могла не признать даже бойкая комментаторша, сочувствовавшая родному Рэйвенкло. Слизеринские охотники почти сразу же забили три гола, а загонщики успешно блокировали игроков соперника. Линч и ловец Рэйвенкло Доротея Парсонс летали высоко над стадионом, высматривая снитч, но он пока не появлялся.
Однако вдруг совершенно неожиданно рэйвенкловцы перехватили инициативу, и охотник Джон Грейвз забил слизеринцам два гола. Счет почти выровнялся.
Через несколько мгновений Грейвз снова полетел к воротам противника, а остальные рэйвенкловцы удачно блокировали слизеринских охотников и загонщиков. Из ловушки сумел вырваться только Бэрроу и бросился за Грейвзом. Расстояние между игроками было приличным, и стало ясно, что догнать рэйвенкловца его преследователю не удастся.
В этой суматохе никто, кроме ловцов, не заметил, что внизу, почти у самой земли, появился снитч. Линч и Парсонс бросились за ним, и слизеринец опередил свою соперницу.
Бэрроу тоже не смотрел вниз. Он видел только Грейвза и в полном отчаянии, понимая, что не успевает, бросил в соперника бладжер.
Удар оказался очень метким – возможно, более метким, чем рассчитывал слизеринский капитан. Бладжер ударил Грейвза по затылку, да так сильно, что рэйвенкловец упал с метлы и полетел к земле.
Дальнейшие события произошли в считанные секунды.
На помощь товарищу бросаются сразу трое рэйвенкловцев во главе с капитаном Бертрамом Шенди. Но они слишком высоко и не успевают догнать Грейвза…
Пользуясь замешательством соперников, слизеринцы забивают им еще один гол…
Преподаватели вскакивают с мест, направляют палочки на Грейвза, но переглядываются – и на миг застывают, словно под Ступефаем. Слишком много тормозящих заклятий, брошенных одновременно, способны создать на поле страшный хаос, в котором может пострадать не только Грейвз, но и многие другие. После короткого обмена взглядами Дамблдор вновь поднимает палочку, готовясь произнести заклинание…
В это мгновение Линч, который уже почти догнал снитч, вдруг делает крутой вираж, оказывается на пути летящего Грейвза и успевает схватить его за ворот мантии. Под весом двух тел метла опасно кренится. Линч с огромным трудом удерживает равновесие…
Но почти сразу же рядом с Линчем и Грейвзом оказываются трое равенкловцев с Шенди во главе. Они тоже подхватывают Грейвза. Четыре метлы, несущие пять человек, медленно спускаются к земле…
И в этот миг Доротея Парсонс, летевшая по совершенно иной траектории, чем Линч, и потому не заметившая несчастья с Грейвзом, поймала снитч.
Зрители громко завопили. Игра была закончена. Рэйвенкло победил.
Четыре метлы и пять человек опустились на землю. Рэйвенкловцы наколдовали для так и не пришедшего в сознание Грейвза летучие носилки и направились вместе с ними к замку.
Линч проводил глазами уходящих рэйвенкловцев и только потом взглянул на табло. Увидев счет, он ссутулился, поднял с земли метлу и пошел к раздевалке.
Игроки, остававшиеся в воздухе, тем временем тоже приземлились. Увидев лицо Бэрроу, Северус быстро направился к лестнице, отчаянно боясь опоздать: с преподавательской трибуны идти до раздевалки было гораздо дольше, чем со стадиона.
Северус кипел от бешенства, проклиная аврорскую взаимовыручку, запрет на аппарацию на территории школы и идиотизм Линча, который мог упасть с метлы и сломать себе шею, играя в героя. Северус прекрасно понимал причины поступка этого недоумка: отец Линча служил в одном отделении с отцом Грейвза, и мальчишки наверняка были знакомы. Если бы Северус отвечал только за себя, то собственноручно откруциатил бы кретина за наплевательское отношение к интересам команды и собственной жизни. Увы, долг декана требовал совсем иных действий, и Северус был к ним готов.
На полпути Северус услышал позади шаги. За ним бежали сын невыразимца Грегсон и еще несколько полукровок, а также Мэнди Андерсон, раскрасневшаяся от волнения. Что ж, моральная и физическая поддержка была сейчас Северусу жизненно необходима…
Он намного обогнал своих студентов, первым добрался до приоткрытой двери в слизеринскую раздевалку и прислушался к доносящимся оттуда голосам.
– Ах ты, мразь… – голос Бэрроу дрожал от безумной и безнадежной ярости. – Ах ты, тварь грязнокровная, предатель, подлец... Ты пожалеешь, что на свет родился…
Но голос, ответивший Бэрроу, стал для Северуса полной неожиданностью, тем более что не узнать говорившего было невозможно:
– Ты с ума сошел, Тримбл? – Бэрроу явно был рад выместить злобу на еще одной жертве. – А если ничего не видишь – очки протри! Линч всех нас предал! Если бы он поймал снитч – мы бы выиграли!
– Да, – уронил Бэрроу со страшной неохотой, – может, ты и прав.
– Я п-п-прав, Д-д-джо. А с-с-свое м-м-мы ещ-щ-ще в-в-возьмем.
Северус перевел дух и только сейчас заметил, что за его спиной стоят слизеринцы-полукровки и дети авроров с совершенно ошалелыми лицами.
Дверь раздевалки распахнулась, выпуская Квентина Тримбла. В руках он держал метлу, украшенную синими и серебряными узорами. Не обращая внимания на собравшихся у раздевалки людей, Тримбл неторопливо зашагал к замку.
Северусу стало не по себе. Значит, пока некоторые играли в спринтеров, один УПСенок додумался подобрать на стадионе метлу упавшего Грейвза и на ней полететь к раздевалке! Чувствовать себя глупее своего студента было очень неприятно. Напрасно Северус убеждал себя, что от преподавательской ложи добираться до стадиона почти так же далеко, как до раздевалки, а очкарик Тримбл сидел на втором ряду, – никакие утешения не помогали. Особенно худо стало, когда Северус сообразил, что мог и не бежать на стадион, а призвать метлу простейшим Акцио. Если бы это было в его силах, Северус отправил бы себя на отработки до конца учебного года за непроходимую тупость…
Безумный день и завершился абсолютно безумно. Разумеется, за обедом Северус заметил, что чуть не плачущего от обиды Бэрроу принялась утешать семикурсница Ада Харгроув – дочь арестованного УПСа, девица столь же чистокровная, сколь глупая и красивая. Общались эти двое весьма увлеченно и недвусмысленно, так что не было никаких сомнений: их вечер завершится или в Выручай-комнате, или в ванной для старост, которой пользовались и капитаны квиддичных команд.
Поскольку и Джозеф, и Ада были совершеннолетними, Северус решил в их дела не вмешиваться. Вечер он посвятил работе над новым учебником зельеварения. Закончив ближе к полуночи, Северус почувствовал себя абсолютно вымотанным. Он понял, что сразу не уснет, и решил пройтись до Запретного леса: прогулки всегда помогали расслабиться и успокоиться.
Путь к небольшой дверке, которой профессора могли пользоваться, когда главные школьные ворота запирали на ночь, вел извилистыми коридорами и проходил мимо ванной старост. Поравнявшись с ней, Северус с изумлением обнаружил, что дверь приоткрыта.
В другой день он, возможно, не стал бы заходить, но сейчас смутная тревога заставила Северуса наложить на себя Разиллюзионные чары и проскользнуть внутрь.
Увиденное повергло его в состояние шока. Виной тому были отнюдь не Бэрроу и Харгроув, занимавшиеся именно тем, что Северус от них и ожидал. Потряс его Квентин Тримбл, который, наложив на себя исключительно сильные Разиллюзионные чары, самозабвенно дрочил, глядя на милующуюся парочку.
Северусу стало очень неловко. Такие тайны УПСенка он узнавать не хотел, поэтому быстро вышел из ванной, ругая себя за подозрительность.
Почему-то этот эпизод, довольно обычный по школьным меркам, подействовал на Северуса, словно заноза. Стоило ему закрыть глаза, как в памяти возникало одно и то же: красивый парень обнимает очень красивую девушку, а тщедушный очкарик исступленно за ними подглядывает. Северус старался выкинуть из памяти досадное происшествие, но это не удавалось очень долго.
Впрочем, времени на размышления и воспоминания в ближайшие дни у Северуса почти не осталось. Сначала его очень тревожило поведение Бэрроу. Казалось бы, после свидания с первой факультетской красавицей он должен был хоть немного успокоиться, однако этого не произошло. Наоборот, Бэрроу выглядел еще более нервным и раздраженным, чем раньше.
Но вскоре неприятности Бэрроу отошли на второй план. Позже Северус не уставал благодарить всех богов за то, что с нового года стал выписывать «Ежедневный пророк» и просматривал газету еще до завтрака.
Двадцатого января, едва взглянув на передовицу, Северус воспользовался правом, которое хогвартские деканы позволяли себе очень редко. Он наложил Сонорус на рупор, лежавший в его спальне, и попросил всех своих студентов собраться в факультетской гостиной за полчаса до завтрака.
Одевался Северус особенно тщательно: сейчас малейшая небрежность была недопустима. Он представлял, как слизеринцы просыпаются, разбуженные голосом декана, и проклинают его за дурацкую утреннюю побудку. Если бы это зависело от Северуса, он остановил бы время, но такое, увы, не в человеческих силах…
К счастью, в гостиной собрались все – или почти все, что тоже было неплохо. В этот раз Северус не стал тратить время на наколдовывание стула и заговорил со студентами стоя.
– Доброе утро, дамы и господа! – Никогда это приветствие не казалось Северусу столь фальшивым. – Вы хотите знать, зачем я вас разбудил спозаранку? Извольте.
Северус достал из кармана «Ежедневный пророк» и громко, тщательно выговаривая слова, от первой до последней строки прочитал статью с нескладным названием «Упивающиеся Смертью, запытавшие авроров до безумия, арестованы на месте преступления».
Когда Северус закончил, на мгновение в гостиной воцарилась гробовая тишина, а потом кто-то хмыкнул:
– Да, хорошего сынка вырастил Крауч, ничего не скажешь!
– Сейчас это уже не имеет значения, – веско произнес Северус. – Даже если старший Крауч потеряет свою должность, его преемник все равно начнет сажать всех мало-мальски подозрительных. Дамы и господа, прошу вас учесть этот факт и не лезть на рожон. Также прошу всех удвоить осторожность и не ходить по Хогвартсу поодиночке. Даже если вы станете невинной жертвой нападения, виновником все равно объявят вас. Прошу старшекурсников внимательно следить за младшими и сопровождать их повсюду. Отдельно обращаюсь к тем, у кого есть друзья на других факультетах: пожалуйста, объясните им, что дети одиннадцати, двенадцати, тринадцати и четырнадцати лет физически не способны творить Непростительные заклятья... Доброго вам дня, господа!
Северус резко развернулся и вышел из гостиной.
Большой зал за завтраком шумел, словно стадион во время финала Чемпионата мира по квиддичу. За всеми столами обсуждали страшные новости. Студенты остальных факультетов то и дело поглядывали на слизеринцев то со страхом, то с ненавистью. Слизеринцы делали вид, что ничего не происходит.
Несколько дней Северус жил в постоянном ожидании беды, но ничего особенно страшного не происходило. Конечно, студенты дрались несколько чаще, чем прежде, и он старательно снимал с провинившихся слизеринцев баллы, но совсем уж жутких расправ не случалось.
А двадцать пятого января в самом начале завтрака со своего места поднялся Дамблдор. Он произнес длинную, прочувствованную и пафосную речь о том, что защищать друзей жизненно необходимо, но гораздо благороднее и достойнее помогать своим соперникам – именно соперникам, потому что ни у кого из студентов Хогвартса еще нет врагов, ведь настоящая и страшная вражда не имеет никакого отношения к соревнованию факультетов…
Гриффера, хаффы и многие рэйвенкловцы слушали декана с восторгом, слизеринцы не скрывали скепсиса. Но это Северуса уже не тревожило: он успел предупредить своих. Умным будет достаточно, а дуракам помочь вообще невозможно.
От общих слов Дамблдор перешел к частным примерам – а именно, к недавнему матчу по квиддичу. Хотя Северус этого и ожидал, он все равно удивился. А Дамблдор разливался соловьем, восхваляя мужество и самоотверженность Линча, рисковавшего жизнью и результатом матча, чтобы помочь сопернику.
Закончилась речь вполне предсказуемо: Дамблдор начислил Слизерину пятьсот баллов и вручил Линчу почетный кубок за честную игру и проявленную самоотверженность.
Награда была вручена немедленно, и эту церемонию множеством колдоаппаратов засняли невесть откуда взявшиеся журналисты. На следующий день репортаж из Хогвартса появился в «Ежедневном пророке», а также в нескольких иностранных газетах.
На отношение фанатиков чистокровности к Линчу это событие никак не повлияло, но делать гадости человеку, который вывел Слизерин на второе место в общем зачете, они не рисковали. Студенты остальных факультетов тоже приутихли, и Северус вздохнул свободнее.
Но недолго длилось его счастье: со скоростью Хогвартс-экспресса приближалось четырнадцатое февраля. Поначалу Северус не придавал этому празднику особого значения, отмечая лишь, что Бэрроу и Харгроув по-прежнему дуются друг на друга, и дурное расположение духа капитан команды вполне может выместить на Линче.
Однако беда пришла, откуда не ждали: выйдя из спальни утром рокового дня, Северус увидел порхающую у его дверей валентинку. Сначала он подумал, что адресат просто неправильно зачаровал письмо, но на конверте значилось: «Проф. Северусу Снейпу».
Донельзя удивленный, он вскрыл конверт и начал читать:
Дорогой профессор!
Если уж я осмелилась Вам написать, то не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо: я Вас люблю.
Честно говоря, когда Вы были назначены нашим деканом и впервые пришли в нашу гостиную, я и подумать не могла, что почувствую к Вам вскоре. В первую нашу встречу Вы показались мне холодным и жестоким.
Но теперь я знаю, что ошиблась! На самом деле Вы замечательный человек, умный, добрый и чуткий, и великолепный педагог. Вы даже к Финвику нашли подход, и я не представляю, как Вам это удалось.
Я восхищаюсь Вами, уважаю и люблю Вас. Я знаю: профессорам запрещены личные отношения со студентами, но не за горами ТРИТОНы, и мы оба станем свободны.
Пожалуйста, простите меня за смелость, но я отважилась написать Вам только потому, что знаю: такой порядочный человек, как Вы, никогда не признается в своих чувствах студентке.
Я понимаю: у настолько незаурядной личности наверняка есть множество поклонниц. Но помните: что бы ни случилось, мое сердце навеки отдано Вам.
Искренне Ваша М.
Дочитав дурацкое письмо, Северус не знал, плакать или смеяться. Ему и в голову не могло прийти, что даже самая непроходимая идиотка способна счесть его добрым и чутким человеком.
Похвалы педагогическому дару и вовсе ввергли Северуса в ступор: несмотря на все усилия своего преподавателя, студенты с ослиным упорством не желали понимать теоретические основы зельеварения, а идиот Финвик только-только научился писать собственное имя, причем явно не осознавал, почему оно состоит именно из таких букв.
Северус еще понял бы, если бы дурацкое восторженное письмо написала пустоголовая Харгроув, но от отличницы Андерсон он подобного кретинизма не ждал и был жестоко разочарован.
За завтраком Северус присмотрелся к Мэнди, пытаясь понять, не опоили ли ее Амортенцией, но никаких симптомов отравления любовным зельем не нашел. Правда, выглядела Андерсон не лучшим образом: встречаясь глазами со своим деканом, она сладко улыбалась и думала глупости.
Эту проблему надо было как-то решать. К сожалению, несмотря на многовековые старания ученых, зелья, излечивающего от дурацкой влюбленности, им изобрести так и не удалось. Приходилось выкручиваться своими силами.
На помощь пришел случай. Студентка-рэйвенкловка, до ужаса рассеянная особа, покидая класс после урока, уронила сумку и рассыпала вещи. Времени на сборы оставалось мало: следующий урок проходил на одном из самых верхних этажей. Поэтому раззява очень торопилась и не увидела, что одна из ее книг – сборник комедий Шекспира – улетела в дальний угол класса.
Северус заметил непорядок только после того, как рэйвенкловка уже ушла. Подобрав томик, от скуки раскрыл его – и вдруг понял, что знает, как нейтрализовать Андерсон хотя бы на время.
Возвращая студентке ее книгу, Северус чувствовал себя абсолютно счастливым.
Впрочем, к МакКошке он шел не без волнения: она могла догадаться об истинных намерениях своего коллеги и отказать. К счастью, все прошло наилучшим образом: старуху очень обрадовала возможность покончить со столкновениями Андерсон и Шеймана. Ради мира в Хогвартсе МакКошка была готова на все, и это Северуса абсолютно устраивало.
Активные действия они договорились начать через неделю, когда Валентинов день забудется.
Вечер этого идиотского дня Северус, к счастью, провел наилучшим из возможных способов – работая над новым учебником зельеварения. Когда последняя запланированная на сегодня строка была дописана, привычно захотелось прогуляться.
Дорога к дверце для преподавателей, как и прежде, вела мимо ванной старост. Как и вечером после матча Слизерина с Рэйвенкло, ее дверь была приоткрыта. Сам удивившись своему порыву, Северус наложил на себя Разиллюзионные чары, зашел внутрь…
И замер в растерянности. Усталый и злой, Бэрроу стоял под душем, ожесточенно растирая себя мочалкой. Тримбл, очень умело наложивший на себя Разиллюзионные чары, спрятался в дальнем углу и занимался тем же, чем и в прошлый раз, когда Северус его здесь видел.
Теперь тайна слизеринского отличника стала очевидна. Парнишку было безумно жалко, но помочь ему Северус ничем не мог. Сам он никогда не интересовался мужчинами, но считал, что взрослые адекватные люди по обоюдному согласию имеют право заниматься чем угодно. Вот только это мнение разделяли далеко не все, а Бэрроу явно не выглядел человеком, терпимым к чужим слабостям. Оставалось надеяться, что рано или поздно Тримбл найдет более подходящий объект для увлечения.
Наконец настал день осуществления хитроумного плана по нейтрализации Андерсон. За завтраком Северус взглянул на МакКошку, и она еле заметно кивнула. Началось!
Уроки, как назло, тянулись совершенно нескончаемо, и Северус с огромным трудом дождался последней пары, которую читал у семикурсников. Когда прозвенел звонок и счастливые студенты потянулись к выходу, Северус подошел к Эндрю Шейману и попросил его задержаться. Тот удивился, но кивнул.
– Что случилось, профессор? – спросил Шейман изумленно, но без тревоги, когда они остались одни.
– Послушайте, – сказал Северус со всеми приличествующими случаю смущением и пафосом, – у меня к вам мужской разговор.
– Что случилось, сэр? – Шейман мгновенно стал серьезен.
– Как преподаватель студента и как мужчина мужчину я очень прошу вас – оставьте Мэнди Андерсон в покое! Не задирайте ее, пожалуйста. Бедняжке и так нелегко приходится.
– Я не виноват! – заорал Шейман с явным облегчением. – Это все она! Она всегда первая начинает! И не надо мне говорить, что она девчонка! Это у маглов девчонки слабее, а у нас и мужчины, и женщины обладают равными способностями к магии! Вы уж мне поверьте, сэр: эта Андерсон может так Ступефаем приложить, как не всякий парень!
– Я бы мог с вами поспорить, – картинно вздохнул Северус, – ведь магическая энергия есть следствие энергии физической, и, значит, волшебницы, как минимум, в дуэлях слабее мужчин. Но главное не это, Шейман. Неужели вы не видите?! Вы же умный парень… Ведь на самом-то деле Мэнди в вас влюблена и нелепыми выходками просто пытается скрыть свои истинные чувства.
– Быть того не может! – сдержанный, ироничный Шейман некрасиво и вульгарно заржал. – Да что вы гор… Что вы такое говорите, профессор! Да Андерсон меня ненавидит! Она от ярости трясется каждый раз, когда мы встречаемся.
– Она не от ярости трясется, а от любви к вам и от отчаяния. Вы-то к ней ничего подобного не чувствуете… Потому я и прошу вас как мужчина мужчину: пожалуйста, оставьте Мэнди в покое! Не мучайте ее, ей и так нелегко приходится.
– Э-э-э… Да, конечно, – Шейман даже не пытался скрыть потрясение. – Вот уж никогда бы не подумал! Такая надменная девица – и втюрилась в меня! С ума сойти можно! Э-э-э… А вы точно уверены, профессор?
– Да, – кивнул Северус печально. – Однажды я слышал, как Мэнди признавалась Квентину Тримблу в своих чувствах к вам и плакала от отчаяния. Поверьте, она ужасно страдает!
– А я думал, она с этим очкариком гуляет. Хотя он, конечно, ей не пара! Тримбл на суслика похож, а у Мэнди все как надо: и лицо, и волосы, и фигура… Почти как у Урсулы Андресс!
– А еще Андерсон прекрасно учится и собирается сдавать двенадцать ТРИТОНов, – радостно подхватил Северус. – Не девушка, а сокровище! И родители у нее – люди терпимые, без этих ужасных предрассудков.
– Да-да-да, – закивал Шейман, явно не понимая, что говорит.
– Ох, – Северус взглянул на часы, – боюсь, я вынужден закончить наш разговор: меня ждут неотложные дела. До свидания! И очень прошу вас держать в секрете то, что вы от меня узнали!
– Да-да-да, конечно! – Шейман снова закивал. – Я буду нем, как могила!
Когда за гриффиндорцем закрылась дверь, Северус с трудом сдержал улыбку. Все получилось превосходно; теперь оставалось ждать результатов второй половины интриги.
За ужином МакКошка едва заметно кивнула Северусу, с трудом сдерживая улыбку. Похоже, и у старухи с Андерсон все прошло наилучшим образом. Северусу показалось, что, как ни странно, МакКошка получает от этой интриги не меньшее удовольствие, чем он. Северус не ожидал от гриффиндорки подобного коварства и сделал себе зарубку в памяти на будущее.
Окончательно он понял, что игра удалась, когда увидел, как Андерсон и Шейман смотрят друг на друга. Наблюдая за своей студенткой, Северус испытывал неподдельное злорадство: а вот не надо было писать любовные письма декану, милочка! Так будет с каждой, кто покусится…
Увы, радость от законной победы длилась недолго: буквально через пару недель Северус получил еще два любовных письма. И если от идиотки Харгроув он иного и не ждал, то послание от раззявы-рэйввенкловки, поклонницы Шекспира, стало неприятным сюрпризом. Северус всерьез задумался, все ли девицы так непроходимо глупы или это на них весна действует.
С рэйвенкловкой все было просто: на уроках Северус держался с ней подчеркнуто официально и старался пореже бывать около башни, где жили сине-серебряные. Увы, с Харгроув эта тактика не работала. Безмозглая девица так и норовила во внеурочное время оказаться у Северуса на пути, и с этим надо было что-то делать.
Самым простым решением казалось провернуть с Харгроув и Бэрроу ту же штуку, что и с Андерсон и Шейманом, которые теперь при встречах совершенно перестали драться и преувеличенно вежливо раскланивались. Северус как раз размышлял, может ли все устроить сам, без помощи МакКошки, когда новые обстоятельства заставили его изменить планы.
Случилось это в конце марта, когда погода вдруг сошла с ума и вообразила, что на дворе апрель. Солнце сияло, птицы пели, все зеленело, цветы цвели как ненормальные, а студенты бегали на свидания вместо того, чтобы готовиться к экзаменам.
Одним погожим вечером Северус, стоя у окна, с нескрываемым удовольствием наблюдал, как Андерсон и Шейман прогуливаются по двору. Они явно и ожесточенно спорили, но, слава Мерлину, уже не хватались за волшебные палочки.
– Вот ведь изменщица! – раздался за спиной сочувственный голос. – Андерсон всему факультету уши прожужжала, как вас любит, а теперь с гриффером гуляет…
– Да я не в обиде, Бэрроу, – Северус удивился, поскольку не ожидал от этого здоровяка такой чуткости. – К Андерсон я не испытываю ни малейших чувств, а Шейман, кажется, всерьез ею увлечен.
– Правда?! – Бэрроу обрадовался так, словно его только что освободили от экзаменов. – Вам какая-то другая девушка нравится, да?
– Нет, – Северус с трудом скрыл удивление. – Не думаю, что я когда-нибудь испытаю нежные чувства хоть к одной девушке…
– Да?! – Бэрроу просиял и явно хотел о чем-то спросить, но вдруг заговорил о другом: – Я думаю, вы правы, сэр. Все девчонки скучные и глупые, с ними не о чем разговаривать.
– Не могу с вами согласиться: среди девушек есть немало умных и добрых. Беда в том, что нелегко найти ту, которая нужна именно тебе.
– Да ну, еще на поиски время тратить… По-моему, в жизни есть дела гораздо важнее. – Бэрроу огляделся, набрал полную грудь воздуха и спросил, понизив голос: – А правду говорят, что Темный Лорд вообще не интересовался девушками?
– Э-э-э… – Северус даже растерялся. – Темный Лорд был слишком увлечен политикой. На личную жизнь ему просто не хватало времени.
– А я слышал другое, – лихорадочно зашептал Бэрроу. – Говорят, Темный Лорд считал, что боевое братство между мужчинами гораздо важнее отношений с женщинами. Так и древние греки думали! У них истории о дружбе намного интереснее, чем о любви; например, Ахилл и Патрокл – какие мужчины, а всегда друг за друга стояли… Так что, сэр, если вы вообще не интересуетесь девушками, я вас не осужу. И никто из наших не осудит!
В первый момент Северус не нашелся, что ответить, – настолько был потрясен тем, что Бэрроу, не вылезавший из «У» и увлеченный только квиддичем, знает об Ахилле и Патрокле. Потом Северус пристально взглянул на раскрасневшегося, увлеченного беседой парня, то и дело облизывавшего губы, и начал кое-что понимать.
– К любви между мужчинами я отношусь абсолютно спокойно, – ответил он, тщательно подбирая слова, – но мужчинами в этом отношении интересуюсь еще меньше, чем женщинами. О личной жизни Темного Лорда не знаю абсолютно ничего, так что здесь вам помочь ничем не могу.
– Понятно. – Бэрроу потух так внезапно, словно внутри него выключили электрическую лампочку. Некоторое время он молчал, а потом спросил совсем уж неслышным шепотом: – А правду говорят, что маглы к таким вещам относятся абсолютно терпимо?
– Не совсем. Еще двадцать пять лет назад подобное считали психическим отклонением и лечили в психиатрических больницах. Но в последнее время ситуация изменилась к лучшему.
– А… – Бэрроу совсем погрустнел.
Некоторое время Северус размышлял, имеет ли право выдавать чужие тайны, но все же решил рискнуть:
– Мне кажется, эти проблемы вам лучше обсуждать не со мной, а с Квентином Тримблом. Насколько я могу судить, его тоже интересуют разнообразные аспекты мужской дружбы.
– Да быть того не может! – возмутился Бэрроу. – Тримбл так важничает, что противно смотреть! Гордится своими оценками и тем, что его отец погиб как герой…
– У меня сложилось иное впечатление. По-моему, Тримбл очень стесняется своего физического недостатка, потому и держится отстраненно.
– Ничего себе недостаточек! Да благодаря ему Тримбл освоил невербальные заклятья уже на первом курсе! Если бы мне это помогло так же лихо невербалить, я бы тоже хотел заикаться!
– Все же попробуйте поговорить с Тримблом об интересующих вас вопросах. А мне пора идти.
– Ага, – буркнул Бэрроу, явно не слишком убежденный.
Ужинать в тот день не пришел ни он, ни Тримбл. Северус на всякий случай заглянул в ванную старост, но она была пуста. Что ж, Выручай-комната в таких делах надежнее, а весенний Запретный Лес – гораздо приятнее.
Но Северус все же немного волновался за пропавших студентов, тем более что завтракать они тоже не пришли. Он вздохнул с облегчением только на уроке, который проводил у шестикурсников. На него Бэрроу и Тримбл явились.
Увидев их лица, Северус задумался, не отпустить ли этих идиотов, чтобы они хоть немного поспали и дотрахались, но, подумав, решил проявить принципиальность.
В следующие две недели Бэрроу отменил все тренировки по квиддичу, а Тримбл съехал с «П» на «О». Ходили эти двое только на уроки и выглядели на них так, словно только что свалились с Луны и не понимают, где находятся.
Перед экзаменами и решающим матчем с хаффами это было очень некстати, но, поразмыслив, Северус решил не тревожить парней. Игроки слизеринской команды потрудились достаточно и заслужили право на небольшую передышку, а Тримбл все равно успеет нагнать пропущенное, тем более что в последние дни стал заметно меньше заикаться.
А потом произошла катастрофа. Гриффера, чье превосходство над рэйвенкловцами было минимальным, неожиданно для всех с разгромным счетом обыграли сине-серебряных в своем последнем матче этого сезона. Теперь красно-золотые опережали воронов, занимавших второе место, на пятьсот баллов. Это означало, что у Слизерина, шедшего четвертым, нет никаких шансов на Кубок школы.
Мрачную новость слизеринцы начали обсуждать, едва вышли со стадиона, на котором гриффера праздновали свой триумф. Этот разговор Северус просто не мог не подслушать.
– Все очень просто, – со вздохом объяснял Грегсон, у которого было много друзей на других факультетах. – Парсонс и Шенди сильно переживают из-за того, что Грейвза спасли не они, а Эйдан. Ребята мучаются угрызениями совести, вот и потеряли кураж…
– Если они и вправду мучаются – должны были помогать нам, а не грифферам! – зло сказал Бэрроу. – А так кажется, что они нарочно не оставили нам никаких шансов!
– Н-на самом д-деле шансы у н-нас есть, но т-только теоретически, – улыбнулся Тримбл. – Если м-мы об-быграем хаффов с р-разницей в пятьсот баллов, т-то выиграем Кубок школы. Но п-практически эт-то невозможно, увы.
– Ничего! – мрачно заявила Харгроув, трясясь, словно в лихорадке. – Помяните мое слово: Слизерин год за годом будет выигрывать и Кубок по квиддичу, и соревнования факультетов! И гриффера нам будут завидовать лютой завистью!
– Н-надеюсь, эт-то произойдет еще при н-нашей жизни, – Тримбл снова улыбнулся. – А вот ш-шансы з-занять второе место у нас в эт-том году есть. Нужно т-только об-быграть хаффов с разницей, как минимум, в двести баллов.
– Ты сможешь поймать снитч только после того, как мы забьем хаффам пять голов, Линч? – спросил Бэрроу, старательно глядя на летевшие по небу облака.
– Постараюсь, – бросил Эйдан, – но не гарантирую. Снитч появляется и исчезает, не спрашивая моего разрешения.
– Я уверена, у тебя получится! – радостно воскликнула Мэнди. Бэрроу скривился, но промолчал.
Теперь слизеринская команда по квиддичу тренировалась по девять раз в неделю: в выходные капитан проводил по две тренировки. Северус считал, что это мешает подготовке игроков к экзаменам, но не вмешивался: победа над хаффами стала заветной мечтой всех его студентов, на время забывших о собственных разногласиях. Андерсон, Тримбл и Грегсон помогали участникам команды делать уроки, а остальные студенты готовили знамена и плакаты к грядущему матчу.
Впрочем, даже в самые напряженные дни Бэрроу и Тримбл нередко куда-то исчезали на несколько часов. Остальные старательно делали вид, что не замечают их отсутствия.
Подготовка к решающему матчу была настолько масштабной и нервной, что по сравнению с ней игра оказалась на удивление скучной. Слизеринцы легко, словно на тренировке, забили пять голов; хаффы смогли отыграть лишь два. Слизеринские загонщики блокировали соперников очень надежно, а охотники атаковали так, словно именно этот матч решит их судьбу. Еще один квоффл зелено-серебряные отправили в ворота противника без проблем. За следующий пришлось побороться, но после долгой позиционной борьбы слизеринские болельщики вновь закричали и замахали знаменами.
Как только счет на табло стал «7:2», над стадионом появился снитч. Ловец хаффов Майкл Уэлли бросился за ним, но Линч обыграл соперника легко и невероятно изящно. Вираж, в который вогнал свою метлу Эйдан в погоне за снитчем, был очень рискованным, но слизеринский ловец при этом явно чувствовал себя абсолютно уверенно. В следующее мгновение золотой шарик был уже в руке Линча.
Слизеринцы на трибунах заорали так, словно их команда выиграла Чемпионат мира, а не заняла второе место в школьном соревновании. Приземлившись, Бэрроу закружился со своими игроками в каком-то диком танце.
Только один человек не принимал участия в общем веселье. Это был Линч, которого Бэрроу и остальные игроки подчеркнуто не замечали. Вскинув на плечо метлу, Эйдан зашагал к раздевалке, но его остановили. На стадион выбежал Грегсон, за ним спешила Мэнди Андерсон, за ней вихрем летел Мервин Финвик, вопя:
– Я знал, что так и будет!
Остальные слизеринцы тоже выбежали на поле, и через мгновение на стадионе закружились два хоровода, не обращавшие друг на друга ни малейшего внимания. Так слизеринцы и праздновали свой успех – порознь, и одна веселая компания полностью игнорировала другую…
В общем зачете Слизерину не удалось повторить спортивный успех. В соревновании факультетов зелено-серебряные заняли лишь третье место, причем опережали хаффов с минимальным отрывом.
Но горевали об этом студенты недолго: вскоре началась подготовка к экзаменам, и остальное отступило на второй план. Впрочем, даже в такое напряженное время многие находили возможности для неформальных контактов. Мэнди Андерсон готовилась к ТРИТОНам исключительно с Шейманом; Тримбл натаскивал Бэрроу по всем предметам; Ада Харгроув повторяла пройденное за год в компании очень чистокровного рэйвенкловца. Однако все это никоим образом не вредило системе взаимопомощи, которая работала как часы.
А Северус тратил все свободное время на Финвика: очень уж не хотелось выставлять на экзамены неграмотного студента. К несчастью, безголовый мальчишка с каким-то маниакальным упорством не желал понимать самых простых вещей, и Северусу иногда казалось, что даже тролля научить было бы легче.
Немного успокоился Северус лишь после того, как в самом конце мая Финвик медленно, но уверенно прочитал по десять страниц из «Алисы в Зазеркалье» и «Истории Хогвартса», хотя раньше этих книг никогда не видел.
Закончив чтение, Финвик смущенно сказал:
– Спасибо вам, сэр! Вы знаете, я две недели назад маме написал. Раньше я никогда ей не писал, а теперь вот… – он покраснел и продолжил: – Рассказал маме о вас, какой вы крутой, и попросил ее прислать свою фотографию. У меня мама очень красивая, правда! И смелая очень! Когда ее родители узнали, что она беременна, то потребовали отдать ребенка в приют. А мама отказалась. Она из школы ушла, хотя очень хорошо училась, и на работу устроилась, чтобы меня воспитывать. Вы не думайте, это не она жаловалась, это мне соседи рассказали! А мои бабушка с дедушкой на соседней улице живут, но к нам никогда не ходят и, когда нас на улице видят, – отворачиваются… Но мама все равно не сдается и себя не роняет! Она ни с кем не встречается, потому что моего отца любит и помнит. Раньше я думал, что это правильно, а сейчас сомневаюсь. Мама ведь заслужила счастье! Если ей встретится хороший человек и они полюбят друг друга – я возражать не стану. Она самая лучшая и очень красивая, вот! – Мервин протянул Северусу магловскую фотографию все еще красивой, но очень усталой женщины и решительно продолжил: – Приезжайте к нам в гости и сами все увидите! Это же просто! Вы ведь взрослый и умеете трансгрессировать… Пожалуйста, приезжайте и посмотрите на мою маму!
– Боюсь, это вряд ли получится, – осторожно ответил Северус. – Летом у меня много дел.
– Но попробуйте, пожалуйста, а? Хоть на часок…
Северус покачал головой. Мервин внимательно посмотрел на него, потом опустил глаза и со вздохом вышел из класса. Фотография молодой усталой женщины так и осталась лежать на столе. Северус спрятал ее в один из ящиков.
Экзамены оказались тяжелым испытанием не только для студентов, но и для преподавателей. События тех заполошных дней Северус почти не запомнил: в памяти осталась лишь страшная усталость. Более-менее он пришел в себя лишь в тот миг, когда обнаружил, что вычеркивает последнюю строку в своем экзаменационном расписании.
Окончание экзаменов студенты отметили бурно, и мешать им Северус не стал. Но, судя по всему, праздничная эйфория плохо повлияла на неокрепшие юные умы, поскольку на следующее утро Северус получил сразу шесть писем с признаниями в любви. Авторами пяти были девушки с трех факультетов (эпидемия безумия не коснулась лишь Гриффиндора). Шестое написал семикурсник-рэйвенкловец.
– С ума они все сошли, что ли?! – заорал Северус зеркалу. Обычно красноречивое, в этот раз оно упорно молчало.
К счастью, нейтрализовывать ополоумевших любителей любовной переписки не было необходимости: на следующий день они покидали Хогвартс, как и остальные студенты. Проводив глазами кареты, запряженные фестралами, Северус отправился в кабинет Дамблдора и положил ему на стол написанное накануне заявление об увольнении.
– Могу я узнать причины этого решения, Северус? – спокойно спросил директор.
– А что вам непонятно?! Свои обязанности я полностью провалил – факультет не сплотил, ничему хорошему и полезному студентов не научил и даже не узнал, действует ли на Слизерине тайная организация УПСов. Я абсолютно бесполезен и как декан, и как учитель, и как шпион.
– А по-моему, все не так страшно, Северус, – мягко сказал Дамблдор. – Деятельная доброта и искренняя забота влияют на детей – и на взрослых, кстати – гораздо сильнее, чем нравоучения и философствования. А убеждения, даже самые крайние, сами по себе не так плохи; гораздо страшнее готовность убивать тех, кто с этими убеждениями не согласен. Поверь моему опыту: воспитать в студентах терпимость к чужому мнению можно только с помощью собственной терпимости.
Северус задумался, что директор хочет сказать. Понять это удалось не сразу, а, сообразив наконец, Северус опустил глаза, с трудом скрывая разочарование: неприятно оказалось узнать, что директор Хогвартса настолько тщеславен. Северус не сомневался, что слизеринцы давно уже забыли эффектный жест Дамблдора, подарившего факультету пятьсот баллов.
Но, разумеется, говорить об этом Северус не стал, а Дамблдор тем временем продолжал:
– Так что на своем посту ты абсолютно устраиваешь и попечительский совет, и меня, Северус. И я очень хочу, чтобы ты продолжил работу. Думаю, того же мнения придерживаются и твои студенты.
«Ага, особенно малограмотный Финвик!» – зло подумал Северус, но промолчал.
– Что ж, насколько я понимаю, выбора у меня по-прежнему нет?
– У тебя есть право выбора, но на своей нынешней должности ты важен, нужен и труднозаменим.
– Хорошо, я согласен, – ответил Северус, удивляясь тому, что не испытывает никаких эмоций, определяя свою судьбу на долгие годы вперед.
– Спасибо, – Дамблдор, кажется, хотел еще что-то добавить, но всего лишь повторил: – Спасибо.
Северус вышел из директорского кабинета и направился к себе. По дороге его нагнали три совы. Распечатав принесенные ими письма, Северус выругался: это снова оказались признания в любви, и одно из них написала гриффиндорка.
– Ну, погодите! – зло сказал он. – Дождетесь вы у меня! В следующем учебном году я буду мазать лицо гуталином, а зубы – зеленкой. Одеваться стану в наволочки, как домовик! Пропадет у вас тогда охота писать мне всякие глупости!
