Холодно. Кровь течет из раненой шеи пульсирующими толчками, заливая пол ярко-красной жидкостью. Зажимаю рану пальцами, резко вдыхая воздух в легкие.
Лорд выходит из хижины, а за ним медленно и властно выползает Нагайна. Я смотрю на ее вертикальные зрачки и вижу мрачную темную душу Воландеморта. Я уже давно знаю эту тайну. Несмотря на то, что Дамблдор никогда не раскрывал всех своих планов, я сложил те крохотные частички доступной мне информации в целостную картину. В ней не хватало всего одного элемента. И мне не составило особого труда его отыскать. Тогда я и понял, что мальчика, которого все считали спасителем и надеждой, будут вести, как свинью на убой. И этим парадом будет руководить сам Альбус Дамблдор. А ведь этот глупый гриффиндорец даже не задумается о собственной жизни и беспрекословно пойдет на смерть. Это же все ради великой идеи, ради общего блага. Ради исправления ошибок самого Дамблдора.
Когда Альбус сказал мне, чтобы я показал мальчишке мои воспоминания, я не подумал, что все будет именно так. Я даже не догадывался, что директор, который, казалось, любит и заботится о Поттере, так спокойно пожертвует им. Если бы не непреложный обет, я бы давно открыл все карты, но увы, я согласился на условия, до того, как узнал все нюансы. И вот я лежу на пыльном полу Воющей хижины и понимаю, что несмотря ни на что, я не стал тем, кто обрек мальчишку на верную смерть. Это дает надежду, что в этой жизни у меня были и хорошие поступки.
Закрываю глаза. Отвожу руки от окровавленной шеи и понимаю, что уже поздно. Никто все равно не найдет меня здесь. Никто не знает, да никому это и не нужно. Мое дыхание успокаивается, чувствую, как сердце замедляется. Кровь все медленнее вытекает из двух маленьких, но очень глубоких ран.
Мысли беспорядочно перескакивают с одной на другую. После укуса прошло всего секунд десять, а я уже успел подумать обо всем. Видимо перед смертью время идет очень медленно. Еще вдох-выдох. Закрытые веки слегка подрагивают, и вдруг я слышу крик:
— Гарри!
Стук отодвигаемого от стены ящика и быстрые шаги в мою сторону. Я приоткрываю глаза. Склонившись надо мной, дрожащими руками пытаясь достать что-то из маленькой дамской сумочки, сидит тот, кто занимал большинство моих мыслей вот уже больше года.
Проклиная про себя, все, что могло привести этого невезучего мальчишку сюда, я шепчу то, что от меня требовал тот старый манипулятор.
— Собери...
И из раны на шее начинают течь воспоминания. Они проливаются на пол, когда Гарри пытается остановить кровотечение. К нам подбегает Гермиона и начинает собирать серебристую жидкость в колбочку. А Поттер, видимо, забыв обо всем, шепчет надо мной заклинания, льет бадьян, вливает мне в рот крововостанавливающее. Я пытаюсь сказать, что этого не нужно, что я исполнил в этой жизни все, что должен. Но он упрямо льет зелья и совершенно не слышит моих протестующих стонов. И я с ужасом понимаю, что сердце начинает биться ровнее, дышать становится легче, а от зелья, которое сильно пахнет полынью, перестает жечь вены.
Когда Поттер замирает и смотрит на меня, я понимаю, что этот глупый мальчишка не дал мне умереть. Я даже умереть не могу спокойно. Не зря говорили, что я неудачник. Он сидит передо мной и смотрит, смотрит. Вижу в его глазах облегчение, а на щеках следы от слез. Почему он так? Он же ненавидел меня все эти годы. Все то время, когда я должен был притворяться злобным, ненавидящим его деканом "самого ужасного" факультета. Все те годы, когда я спасал ему жизнь, я должен был делать вид, что мне безразлично, что я вижу в нем только сына своего врага, что в моих глазах он не больше чем надоедливый и глупый гриффиндорец. Это был план Дамблдора, план, который должен был спасти мальчишку. По крайней мере, я так думал. Но у директора были абсолютно другие цели. А понял я это уже катастрофически поздно.
Вглядываюсь в его ярко зеленые глаза. Он осматривает мою шею, пытаясь отыскать незакрывшееся кровотечение. Вижу его сосредоточенный взгляд, он отводит рукой мои слипшиеся от крови волосы и всматривается в ранки. На лице видно явное облегчение, но он продолжает мягко поглаживать мою шею. Не выдерживая, я шепчу:
— Гарри, — от такого обращения он слегка вздрагивает, — посмотри на меня.
И он смотрит, а я чуть-чуть улыбаюсь ему непослушными губами. Он расплывается в улыбке в ответ, а я вижу в его глазах всепоглощающую нежность. Но вдруг он кривится, как от ужасной боли, и я слышу громкий, шипящий голос Лорда, который идет, кажется, отовсюду. Он обращается к Гарри, просит его прийти в лес, давит на его и так преувеличенную ответственность. Я вижу, как грубеют черты лица гриффиндорца. Вижу решимость, которую ему не удается скрыть в первые секунды. Вижу, как с утихающим шипением, на его лице появляется безразличная, ничего не выражающая маска. К нему подбегают Гермиона и Рон и на перебой начинают говорить, чтобы он его не слушал, чтобы не шел в приготовленную западню, чтобы он не верил, что Воландеморт после всего этого остановится. А он послушно кивает, показывая, что отлично понял их слова. Замечаю облегчение на их лицах, будто они сами не знают, что их лучший друг уже все для себя решил. Я хочу кричать, чтобы они закрыли его где-нибудь, приковали цепями и даже не думали выпускать, но губы не слушаются. Поттер смотрит на меня, видимо, понимая, что я пытаюсь сделать. Он почти незаметно качает головой и, наклонившись ко мне, тихо шепчет:
— Я вернусь, Северус. Я тебе обещаю.
Он вскакивает на ноги, накладывает на мое тело, уже неподвижное от лечебных заклинаний, все известные ему защитные чары. И, в последний раз посмотрев на меня, быстрым шагом идет к выходу из Воющей Хижины.
Я лежу и думаю, что если этот мальчишка не сдержит своего слова, я буду страдать всю оставшуюся жизнь. Хотя, скорее всего, я не выдержу еще одной такой потери и сойду с ума, зная, что вновь стал косвенной причиной смерти дорогого мне человека. Смотрю вслед исчезающей в туннеле троице и, проваливаясь в безболезненный сон без сновидений, навеянный одним из зелий, вижу перед собой его зеленые глаза и мягкий шепот на задворках сознания, твердящий брошенное обещание: Северус, я вернусь...
