Ещё один маленький сиквел к "Нетрадиционной психиатрии по-ноттингемски". Леди Эрменгарда Вейзи наконец-то подала о себе весть. О себе - и о возлюбенном муже.
Взмыленный гонец влетел в ворота Ноттингемского замка с таким видом, как будто за ним гнались волки. Или львы. Кстати говоря, последнее было вполне возможно — ибо лев Дик в последнее время гулял сам по себе чаще, чем сидел в клетке. Маленький Джон считал, что негоже мучить зверюшку неволей, а сэр Родерик, сдружившийся с оной зверюшкой за два месяца ожидания, всецело поддерживал бывшего лесничего в его любви к животным.
В общем, гонца внесло в ворота как осенний листик штормовым ветром. Стражники бросились к створкам, готовые захлопнуть их в случае особо страшной опасности — буде таковая обнаружится…
Не обнаружилась.
Площадь перед воротами была девственно чиста.
Поэтому стражники выругались и обернулись, собираясь всыпать гонцу как следует за ложную тревогу. Однако то ли гонец по жизни отличался предусмотрительностью, то ли его ангел-хранитель оказался начеку: в замковом дворе никого уже не было — кроме гонцовой лошади, недоумёнными глазами взирающей на разъярённую стражу.
Леди Гизборн и сэр Гай Гизборн как обычно…
— Если ты ещё раз!.. Гай, если ты ещё хоть раз ляпнешь что-нибудь подобное, я...
— Ну-ну, солнышко? Что ты?
— Я тебе не солнышко!
— Не солнышко? В самом деле? Мэриан, как ты можешь… Нет, ну как ты можешь-то, после всего, что я перенёс…
— Гай, прекрати валять дурака! И не смей больше никогда говорить такие вещи!
— Про солнышко? Или про то, что у Изабеллы…
— Я же сказала — не смей! Она твоя сестра, а ты так к ней относишься!
— Я к ней вообще не отношусь — уже почти двадцать лет. Нет… слушай, Мэр, уже даже и не почти… уже двадцать и есть… Как летит время… Солнышко, а когда я стану старым, несчастным и лысым, как Вейзи, ты всё равно будешь меня любить, правда?
— Гай Гизборн, прекрати дурить! Что с тобой происходит, в конце концов? За кого я вышла замуж?
На этой пафосной ноте дверь кабинета, в котором, собственно, и ссорились супруги Гизборн (а делали они это минимум два раза на дню), распахнулась — и на пороге возник тот самый взмыленный гонец. К загнанному виду добавились слегка вытаращенные глаза и одышка: кабинет бывшего шерифа располагался на самом верху донжона, во-первых, а во-вторых, шум скандала свежему человеку мог показаться несколько… В общем, гонец продолжал бояться. Неизвестно чего.
Первой отреагировала Мэриан — она всё-таки умудрялась ругаться менее самозабвенно, чем её любимый супруг, ибо сэру Гаю перепалки с женой доставляли чистое, ничем не замутнённое удовольствие: уверенность в том, что Мэриан никуда не денется… по своей воле никуда не денется, между прочим!.. радовала его необыкновенно.
Однако же знаменитый гизборновский взгляд вкупе с не менее знаменитым оскалом работал по-прежнему, и возмущенный вскрик Мэриан, заставивший гонца подпрыгнуть (и стукнуться головой о притолоку), получил должное зрительное оформление. Так что как только гонец, потирая макушку, сумел рассмотреть супружескую пару Гизборнов — и особенно самого сэра, неторопливо движущегося к двери, — количество перепуга, накапливающееся ещё с Шотландии, перешло в качество. Гонец взвизгнул, в спешке разорвал завязки сумки, выдернул увесистый пакет, усыпанный печатями, и дрожащими руками протянул его этим жутким людям, орущим так, что лично у него уже почти заложило уши.
Мэриан рыкнула ещё раз, забрала пакет и повелительным жестом указала гонцу на дверь. Бедолага с облегчением развернулся и вылетел в коридор. Он пока ещё не знал, что в коридоре его поджидал Алан Э’Дейл (но это уже совсем другая история)…
— И что это такое? — поинтересовался Гай, протягивая руку к свёртку. Мэриан хотела было заставить его попрыгать, но тут же с разочарованием сообразила, что разница в габаритах не позволит... безобразие. Впрочем, изобретательности бывшему Дозорному было не занимать. Мгновение — и леди Гизборн балансировала на подоконнике окна.
— Мэриан. Слезь, — ровным-ровным голосом сказал сэр Гай. — Это не смешно.
— Попробуй, отними!
— Мэриан.
— Да ну тебя, Гай. — Мэриан разочарованно вздохнула и помахала пакетом. — Я хотела… Ладно, снимай меня отсюда. Высоко.
— А когда забиралась, не высоко было?
— Зануда. Ну, сними, пожалуйста… — сладким голосом пропела Мэриан. Гай облизнулся.
— Ах, как хорошо звучит это твоё «пожалуйста», солнышко…
— Сними, пожалуйста, а то убью, — таким же сладким тоном продолжила леди Гизборн.
— Вот за это я тебя, солнышко, и люблю.
— Ты знаешь, я тебя почему-то тоже…
Спустя примерно четверть часа — ну, плюс-минус десять минут… или полчаса?... в общем, сами считайте… новоиспечённые супруги мирно сидели рядышком (Гай в кресле, а Мэриан на подлокотнике оного кресла) и читали оказавшееся в пакете послание. Точнее, посланий было целых три, но одно предназначалось именно им.
«Здравствуйте, дорогие мои Мэриан и Гай! Надеюсь, вы ещё не забыли вашу дорогую подругу и почти невесту? Я шучу, не пугайтесь, мои дорогие. Я вообще люблю пошутить, хотя, возможно, это и не заметно сразу. А теперь, когда мой особенно дорогой Вейзинька со мной днём и ночью (вы понимаете, дорогие мои, я просто не способна с ним расстаться ни на минуту), я стала шутить ещё чаще и лучше, чем раньше…»
— Дорогая… Дьявол!.. Солнышко, можно, я пойду?
— Куда это ты пойдёшь?
— Не зна… О, к Робину! Отнесу ему письмо для Родерика. А? Можно?
— А я одна буду ЭТО читать?! Сиди!
— Ты меня не любишь, я всегда знал...
— А будешь нести всякую чепуху, придётся читать самому …
— Понял. Сижу. Не тяни, солнышко: раньше дочитаем, раньше…
— Ну-ну? Что — «раньше»?
— Потом разберёмся. Читай.
«…Сначала, конечно, мы с ним не очень ладили. А почему? А потому, что мой дорогой Вейзинька просто не понял, какое счастье приключилось с нами обоими, и всё время пытался покинуть меня, удалившись в неизвестность. Но уже через неделю он осознал, что со мной лучше, чем без меня: без меня Малькольм, поймав Вейзиньку в очередной раз где-нибудь на конюшне или даже за пределами постоялого двора, приносил его обратно на руках, и это моему любимому мужу почему-то очень не нравилось. Может быть, потому, что на третий раз у него оторвался воротник…»
Гай вздрогнул так, что кресло поехало по полу, а Мэриан пришлось вцепиться ему в плечо, чтобы не рухнуть с подлокотника.
— И я на ней чуть не женился! — прошептал рыцарь, бледнея на глазах. Леди Гизборн нахмурилась и щёлкнула его по растрёпанной макушке.
— Забудь как страшный сон. Не женился же. А если бы женился… Нет, не женился бы! Я бы об этом позаботилась.
— Правда? Мэр, а может…
— Не может. Читаем дальше. И вообще — перестань нервничать, мне вот, к примеру, очень смешно. Попробуй посмотреть на ситуацию с моей точки зрения.
— Я всегда знал, что у тебя не нервы, а корабельные канаты.
— Гай, не хами. А то…
— Я помню, солнышко, помню. Читай.
«…Но если бы мой Вейзинька смирился со своей несомненно счастливой участью сразу — он бы не был моим Вейзинькой, вы же понимаете, дорогие мои! Когда мы наконец-то прибыли в замок папеньки, он предпринял последнюю попытку. В нашу первую брачную ночь… Леди Мэриан, не показывайте этого места своему мужу, пусть будет между нами, девушками…»
— О, я пошёл!
— Сиди! Я просто прочитаю про себя.
— Вот всегда у тебя отговорки.
— У меня отговорки? Когда это я в последний раз отговаривалась?
— Я… Э… Солнышко, не отбращай внимания. Просто я устал.
— Может быть, у тебя ещё и голова болит?
— ?!! Да никогда!..
— Убери руки. И сиди. Когда закончу про тайны, буду читать вслух. Жди.
— Нет в жизни счастья…
«…Вот так и обстояли у нас дела в этот счастливый день! И получилось, что теперь мы с Вейзинькой живём душа в душу — если не считать отдельных моментов, когда он просится на прогулку или вообще встаёт ночью и ходит по коридорам с закрытыми глазами. Но я начеку, и дальше соседней двери ему обычно уйти не удаётся. Очень волнует меня эта лунная болезнь: а вдруг однажды Джеки залезет на окно? Правда, отец Тук, который, увы, скоро нас покинет, неоднократно уже варил для моего дорогого супруга особые отвары, и, если бы тот их не выливал, думая, что мы не видим, наверняка бы уже был здоров. Но я не теряю надежды на Вейзинькино благоразумие. Или хотя бы на крепкие руки моего брата — последнюю неделю Малькольм держит Джеки за плечи, а я, со всей почтительностью, коя подобает любящей супруге, лью ему отвары прямо в ротик…»
— Мэриан, пообещай мне одну вещь, — твёрдо сказал сэр Гай, твёрдой же рукой пересаживая свою любящую супругу с подлокотника на колени и отбирая у неё письмо. — Немедленно пообещай — а то лунная болезнь будет у меня!
Мэриан проводила письмо тоскливым взглядом и, многообещающе шурясь, уставилась на мужа. Впрочем, к таким взглядам у Гизборна давно уже выработался иммунитет — спасибо милорду Вейзи, чтоб ему от отваров икалось…
— Ну? — спросила Мэриан, когда через пару минут игры в гляделки победа осталась за Гаем. — Что тебе пообещать, шантажист? Ты помнишь, что я очень злопамятная?
— Помню. И всё равно: пообещай мне, что никогда — никогда! — не будешь лить мне отвары прямо в ротик… ох ты ж, дья-а-авол…
— Даже если ты помирать станешь — не буду! — серьёзно заверила Мэриан мужа. — Ты будешь их пить сам. И горе тебе, если начнёшь отказываться!
— А впрочем… — задумчиво сказал Гай, проводя пальцем по вздёрнутому носику супруги. — А впрочем — лей. Можешь меня даже отравить. Если захочешь.
— Какие-то у тебя нездоровые настроения, милый… Давай-ка дочитаем? А потом…
— Ну, давай дочитаем. — Гай потряс в воздухе смятым пергаментом и вернул его жене. — Чует моё сердце, самое страшное — впереди.
«…Полагаю, дорогие мои, Вейзиньке нужен отдых. Разве ж это правильно: то он бродил по лесу (отец Тук рассказал), то ездил куда-то на юг — а при его хрупком здоровье это ужасно вредно, а то вот получил две раны почти одновременно. Сэр Гай, я ни в коем случае не виню Вас — и Вас не виню, леди Мэриан, у вас обоих не было другого выхода. Но теперь мне придётся взяться за здоровье моего любимого мужа всерьёз. И я думаю, что ему обязательно надо немного развеяться. Скоро наступит зима, а зима в наших краях не располагает к путешествиям, поэтому придётся отложить это до весны. Но весной, дорогие мои, мы обязательно отправимся в путь. Хочу вас обрадовать…»
— Нет, только не это!
— Гай, держи себя в руках... Я же держу!
— Не могу. Я уже умер.
— По моим ощущениям — ещё нет.
— Тебе кажется, солнышко…
«…мы обязательно начнём с вас! Я пока не говорила ничего Вейзиньке, но уверена, что он будет рад вновь увидеть и вас, мои дорогие, и графа Хантингтона, и леди Торнтон. Опасаюсь я только одного: что папенька, вернувшись, может не одобрить моих планов…»
— Я пошёл искать Родерика!
— А дочитать?.. Гай, ты меня чуть не уронил!
— Извини, Мэр, пойдём вместе!
— Дорогой… может быть… Гай! Может быть, я всё-таки пойду сама?!
— Не вижу разницы. Сиди. Вот теперь — сама сиди!
…Ветерок из распахнутого настежь окна подхватил лист пергамента и закружил его по опустевшей комнате. Письмо леди Эрменгарды взлетело к потолку, упало на пол, снова взлетело… Мелькнули строчки, выведенные ровным почерком, и жирно отчёркнутая концовка:
«…Почти уже отправила письмо — то есть запечатала и объяснила гонцу, как и куда ехать. Бедный мальчик, он так боялся, так боялся — наверное, из-за редкостной ответственности, кою внушает своим подчинённым мой брат Малькольм. Однако не могу не поделиться с вами счастьем, обнаружившимся только сегодняшним утром. Нас с Джеки ожидает прибавление в семействе! Так что, наверное, поездку к вам придётся отложить, как бы печально это ни было. Не расстраивайтесь, мои дорогие. Мы обязательно приедем к вам попозже — и не вдвоём, а втроём или вчетвером, как получится. Женщины нашей семьи всегда отличались здоровьем и плодовитостью. Это замечательно, не правда ли?
Остаюсь ваша любящая подруга
Эрменгарда Вейзи».
